42: Тэсс
Белый помпон красной Санта-шапки девушки-консультанта бьет ее по бровям, когда она обращает свое круглое личико ко мне и улыбается так, будто я только что отпустил удачную шутку или даже парочку. Заправив помпон за ухо, она спрашивает:
– Чем могу помочь?
Я простоял в очереди десять минут, прежде чем торжественно одетый клерк сообщил, что мне нужно обратиться за персональной консультацией, но окошко открылось далеко не сразу, и поэтому сейчас мне с трудом дается вежливость:
– Хоть чем-нибудь помогите.
Ее щедрая улыбка спряталась в пухлые губы, и те снова приоткрылись – теперь куда как скромнее. Теперь опорная часть ее улыбки напоминает минус. Вроде того, что на моем счету.
– Вы привязаны к этому филиалу?
– Нет, к тому, что в Лондоне. В Эгхеме, если точнее. Мне нужно его сменить.
– Боюсь, что вы не сможете сделать это здесь. Вам понадобится…
– Я не хочу.
– Простите, но вы ведь только что сказали…
– Не сейчас, – возражаю я, чувствуя опасность оказаться в ловушке тягостной комичной рутины. – Не здесь.
– Тогда в чем проблема?
– Проблема есть, и еще какая. Позвольте мне взглянуть на мои счета.
Пока она изучает мою банковскую карту, высвободившийся помпон наносит ее лбу нежные удары. Она снова отпасовывает его в сторону:
– Что-нибудь еще, мистер Ли Шевиц?
– Что у вас там не так? Это же явно какие-то неполадки с банком.
– Сэр… Дело в том, что нам нужны хотя бы два идентифицирующих документа, прежде чем мы сможем сообщить детали вашего счета.
– Послушайте, да в этом же смысла никакого нет. Банкомат выдает мне деньги с этой карты и никаких дополнительных бумажек не спрашивает.
– Понимаю, это может показаться забавным, но…
– Нет, это ни капельки не забавно. Ничего в этом забавного нет! – говорю я так громко, что почти заглушаю пронзительную трель собственного мобильного. На экране я ожидаю увидеть номер либо Колина, либо Кирка, но звонит, как выясняется, Натали. Я пытаюсь придумать, как она может помочь мне убедить клерка, и ору:
– Алло!
– Ой! – Марк хихикает.
– Прости, Марк. Не хотел так кричать. Тебе что-то нужно? Я сейчас немного занят.
– Где ты? Нам тебя не видно.
– Ты о чем вообще? Где вы?
– Мы зашли в библиотеку, но старушка сказала нам, что ты ушел, вот мы и не можем тебя найти.
– Я в отделении банка. Оно сразу за рынком – по дороге к моим предкам. Скажи маме, чтоб поторопилась, хорошо? Мне, возможно, понадобится ее помощь.
Когда я заканчиваю звонок, я понимаю, что помощь на самом деле не понадобится.
– Я покажу вам, – говорю я девушке-консультанту. – Пойдемте к банкомату.
Я придерживаю ей дверь на улицу, и там моя спешка заканчивается: три человека стоят в очереди за наличными, все с мобильными телефонами. Девчонка прямо передо мной делает фото собственной улыбающейся мордашки, и я невольно попадаю в эту композицию. Одаряя консультантшу необязательной нервной улыбкой – ее же губы сейчас суть прямота и непреклонность металла, – я шарю глазами по сторонам в поисках Марка и Натали. Наконец подходит моя очередь. Когда я ввожу свой номер, меня вдруг обуревает страх: что, если система откажет и конфискует мою карточку? Нет ли ограничения на количество запросов на карту в течение определенного периода времени? Но нет – на экран выскакивает недостаток средств на моем текущем счете и, как только я ввожу номер счета, депозит.
– Вот, – говорю я с притворным торжеством. – Довольны теперь?
– Боюсь, вы немного перегибаете палку, мистер, простите, забыла ваше имя…
– Я знаю! В смысле – нет, ничего я не перегибаю. Вы куда-то дели все мои деньги, и я хочу разобраться, с какой стати. И да, мое имя – Саймон Ли Шевиц. Ли Шевиц. Лишевиц, – с трудом получается перестать повторяться, словно патефонная пластинка.
Вход в банк украшен венком падуба, и это раздражает меня еще сильнее – будто кто-то там, внутри, празднует мое затруднительное положение. По крайней мере, мое соло на банкомате убедило девушку-консультанта – если, конечно, дело не в том, чтобы поскорее от меня отделаться, и не в рождественском милосердии.
Она изучает мои данные на мониторе, слегка поворачивает его ко мне.
– Вы сделали крупный взнос, – озвучивает она на случай, если я не умею читать. – В некую организацию с аббревиатурой ИЛУ. Вы знаете, что это означает?
– Да. Но вы ошиблись, – говорю я менее отчетливо, чем мне хотелось бы, так как трудно сдержать рвущийся с языка мат. Дебет – точная сумма аванса за мою книгу, но я все еще убежден, что это какое-то дикое совпадение. – Когда я вам позвонил по этому поводу и объяснил ситуацию, вы пообещали все исправить. Что с вами не так? Разве так сложно – следить за тем, чтобы компьютерная система не лажала?
Девушка, дав мне понять, что терпеливо ждет, пока я выговорюсь, спрашивает:
– Можете вспомнить имя консультанта, с которым общались по телефону?
– Да, я не забываю имена. Ее зовут Тэсс, – может, это и звучит слишком язвительно, но я все-таки добавляю: – Зачем вам номера экстренной техподдержки, раз вы все равно ничего не можете решить одним звонком?
– Именно этим я сейчас и займусь, – и правда, она уже набирает номер. – Привет, это Милли из центрального отделения Престона. Можно поговорить с Тэсс? У меня тут клиент с жалобой, – говорит она и передает мне трубку.
– Не просто с жалобой, Тэсс! – почти кричу я. – Давайте-ка вы сейчас уделите мне побольше времени и, может быть…
– Здравствуйте, меня зовут Том. Могу я узнать ваше имя?
– Вы не Тэсс, – я чувствую себя очень глупо, произнося это. – Ладно, неважно. Меня зовут Саймон Ли Шевиц. Говорю это уже который раз.
– Мне просто нужно уточнить некоторые данные для безопасности…
«Ваша коллега может подтвердить, что я – это я. Мы с ней сейчас друг другу в глаза смотрим!» – хочется крикнуть мне, но вместо этого я бормочу свой номер счета, код банка и девичью фамилию матери. Вскоре мне показывают экран, где видны мои операции – вплоть до оплаты счетов и Интернета из дома в Эгхеме.
– Мне нужно будет отменить это, – озвучиваю я мысль вслух.
– Хорошо. Отозвать вашу квартплату?
– Вы что, думаете, что я заварил всю эту канитель ради жалких нескольких фунтов? Нет, вы, конечно, можете так считать, но это ни фига не соответствует действительности. Видите вон ту кругленькую сумму, что испарилась с моего аккаунта? Ровно столько мне заплатило издательство за мою книгу. А вы им зачем-то все вернули. Вы уже делали это раньше, и даже в первый раз это было, мать вашу, не смешно! – какая-то странная форма паранойи, из-за которой кажется, что все сказанные мной слова превращаются в полнейшую бессмыслицу, овладевает мной. – Вот только не надо говорить, что мне нужно писать заявление. Я уже писал заявление по вашей указке, и что, хоть чем-то оно помогло? Решите все прямо сейчас, пока я стою и говорю с вами по телефону. Мои требования ясны?
Наступает тишина, а потом Том спрашивает:
– К кому вы прошлый раз обращались?
– Она уже сказала вам. Милли, я имею в виду. Я говорил с Тэсс.
– Простите, но здесь никто с таким именем не работает.
Я смотрю на Милли. Та явно избегает моего взгляда.
– Тогда, наверное, я звонил в другой филиал.
– Вас могли направить только сюда, – возражает Том.
– Хорошо. Может, у вас есть какая-то работница с похожим именем? Она, знаете ли, назвалась мне не слишком-то внятно.
– То есть?
– То и есть, я ее плохо расслышал. Уж не знаю, почему, но были какие-то неполадки с мобильной связью. Я мог неверно разобрать ее имя.
– У нас не работает ни Тэсс, ни кто-то с похожим именем.
– Ну и с кем тогда, по-вашему, я разговаривал? – рявкаю я. Резкую смену тона моего голоса не в последнюю очередь провоцирует чей-то смех за спиной. Я хочу развернуться и высказать все в лицо тому, кто находит мое замешательство забавным, и тут понимаю, что есть реальная причина смеяться надо мной.
Что-то сухое и пушистое, словно ком паутины, повисло у меня на голове. Белые тонкие нити лезут в глаза. Судорожными движениями я пытаюсь сбить мерзость с макушки, и вижу свое бледное отражение на дисплее, демонстрирующем мою бедность. На мне шутовской колпак, увенчанный бубенцом. Развернувшись так резко, что стул едва не падает оземь, я бросаю шапку дурака через весь зал – и слишком поздно понимаю, что на меня нахлобучили рождественскую «сантаклауску» с белой опушкой. В точно таких же за моей спиной стоят Марк и Натали.
– Марк! Какого черта?
Хотя его широкая улыбка и слегка блекнет, но не пропадает.
– Их продавали на рынке! Я решил, что тебе тоже понравится.
– Я же сказал, Марк, я занят, у меня нет времени на глупости.
Натали, кажется, пытается его утешить.
Что ж, если он так расстроен моей реакцией на шутку, почему он все еще ухмыляется? Хотя, скорее всего, ее утешающий тон адресован мне – она смотрит на монитор с выписками по моему счету и говорит:
– О, Саймон.
– Не волнуйся. Все сейчас решится. Не сдвинусь с места, пока все не решится.
Марк подхватывает шапочку с прилавка перед окном кассира, за которым, сквозь завесу жалюзи, просматривается силуэт оператора, работающего на компьютере.
– Ну разве она тебе не нравится? – спрашивает он меня.
– Ладно, давай, надень ее на меня. Чего я буду выглядеть умнее других?
Когда Марк с волнением и энтузиазмом нахлобучивает на меня «сантаклауску», телефонная трубка обеспокоенно спрашивает:
– Алло?
– На меня кто-то только что нахлобучил дурацкую шапочку. Ну, не просто «кто-то». Мой сын. Ну, не совсем мой. Сын моей невесты.
Натали, похоже, думает, что ее присутствие – или игривый настрой Марка – отвлекают меня, поэтому спрашивает полушепотом:
– Нам подождать на улице?
– Останься. Я бы не отказался от свидетелей, – говорю я и возвращаюсь к трубке. – Так или иначе, давайте не отвлекаться. Связь была настолько плохая, что я, должно быть, не расслышал имя той девушки, но это не важно. Важно вот что – как вы закроете дыру в моем аккаунте после того, как вернете мне деньги?
Я снова теряю самообладание – не спасает даже то, что я напоминаю себе: клерку на том конце разговора не виден помпончик, качающийся у меня перед носом. При виде своего бледного отражения в мониторе я представляю, что за мной наблюдает шут в дальнем конце экрана – шут, который содрогается от насмешливого хихиканья, когда Том говорит:
– Боюсь, не все так просто.
– Я тоже этого боюсь, приятель, – Зубы не разжать, меня еле слышно, даже огрызаюсь с трудом. – В чем проблема-то?
– Разрешение на перевод пришло от вас.
Разве он не должен обращаться ко мне «мистер Ли Шевиц» хотя бы время от времени? Сейчас меня бы устроило даже безликое «сэр».
– Исключено, – заверяю я нас обоих.
– Но наши компьютеры не могут провести платеж самостоятельно.
У меня возникает соблазн задуматься вслух, является ли вера в высокие технологии новой религией, но тут Том говорит:
– Боюсь, вам придется подробно изложить для нас ситуацию в письменной форме, прежде чем…
– Я уж еде лалето! Прачи тай тепро шло епись мо! – предложение прочесть старую жалобу, несомненно, утратило свою целостность, потому что Том уточняет:
– Как вы связывались с нами?
– Поели к тронной почти, – отвечаю я, щелкая зубами и пытаясь вернуть словам смысл. – По электронной почте.
– Я как раз сейчас проверяю корпоративный ящик. Боюсь, от вас никаких писем не поступало. Недавних жалоб нет.
– Но яппи ссал вам! Ипасы лал! Кто тажи егопалу чилл! – слова превращаются прямо во рту в бессмыслицу. – Ублюдок! – выпаливаю я неожиданно четко, с запозданием осознав, что эту мысль озвучивать вряд ли стоило.
– Прошу прощения?
– Я знаю, кто виноват. Он украл мою работу, задумал очернить меня, а теперь еще и мутит что-то с моими деньгами! Он повсюду в Интернете!
– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы…
– Я не знаю его имени. Только никнейм. Не говорите мне, что его нельзя разыскать. Должен быть какой-то след. Разберитесь, как ему удалось взломать мой аккаунт!
– Извините, но я не могу понять, о чем вы говорите. Если бы вы могли написать…
– Вот еще. У меня есть язык. Речевая форма коммуникации – одна из самых древних, знаете ли, – с каждым словом мой язык все хуже подчиняется мне, и приходится прилагать усилия, формируя слова. – Двусмешник. Вот как он себя зовет, – мне кажется, что если у меня получится выговорить дурацкий ник, словесный затор прорвется. – Двумсешник! – чуть ли не плачу я в голос. – Двушмесник! Двусмешкин! – слово шипит по-змеиному и вьется у меня на языке, а мне только и остается, что таращиться да лыбиться. – Двусмешник!!! – ору я, вспоминая постановку «Табби против телефонисток» в часовне; на ум приходит лицо Чарли Трейси – беспомощно оскаленные зубы, закатившиеся глаза.
– Мистер Ли Шевиц? Все в порядке? – спрашивает Том, но я с силой отрываю трубку от лица и беспомощно бросаю ее на стойку. К ней уже тянется девушка-консультант, Милли, но Натали успевает схватиться за нее первой.
– Алло? Я с Саймоном. Нет, он сейчас не может. Из-за вас он переволновался. Да, понимаю, но что-то ведь можно сделать! Хорошо, как скоро вы сможете заняться этим вплотную? Нет? Ладно. Понимаю. Хорошо, скажу. Счастливого Рождества, – она передает трубку Милли и смотрит на меня. – Саймон, придется написать им. Увы, они не смогут разобраться с проблемой до конца Рождества.
– Да все он мог! Ты отпустила его! – я напрягаю связки, чтобы мои слова дошли до нее, но меня все равно заглушает клерк, во всеуслышание объявляющий:
– Банк закрывается через пять минут! Ждем вас всех снова двадцать девятого числа.
Интересно, займет ли закрытие бухгалтерии хотя бы час времени? Если да, то я еще успею отправить письмо из библиотеки, и Том прочтет его – или библиотека тоже уже закрыта?
Я бросаюсь к выходу. Шапка-«сантаклауска» шлепает меня по загривку, словно огромная пиявка, высосавшая весь мой мозг. Я бегу – небо над головой такое же черное, как и содержимое моей головы, – и меня нагоняет Натали.
– Все будет хорошо, Саймон! – успокаивает она меня. – Все будет…
Я даю настолько краткий и острый ответ, что он таки обходит преграду из крепко-накрепко стиснутых зубов:
– Как?
– Они разберутся со всем, когда прочтут твою жалобу. У меня достаточно денег. Хватит нам всем продержаться до Нового года. А если совсем-совсем прижмет – я займу у родителей.
Озвученная перспектива, кажется, снимает проклятие с моего языка, и мне приходится скрывать весь вызванный ею негатив от нее и Марка – ради их же блага:
– Я уже писал им! Этот Том вел себя просто глупо. Неудивительно, что я сдался, когда он сделал вид, что ни одного моего слова не понимает!
Натали пристально смотрит на меня и вздыхает. Облачко пара, сорвавшееся с ее губ, напоминает мне пузырь из комиксов, в который вписывают слова персонажей.
– Я тоже тебя не совсем понимала, – признается она.
– А я кое-что понял, – сообщает Марк с улыбкой победителя.
Не знаю, кто из них сейчас действует мне на нервы сильнее. Когда я начинаю стучать зубами – от усталости, от ночного холода, от чего-то еще, Натали говорит:
– Постарайся успокоиться, Саймон. Не надо больше сцен.
– Каких сцен? – вяло возмущаюсь я.
– Таких, как в банке. Или в библиотеке. Не стоит вести себя так. Ты же хочешь, чтобы все узнали о тебе как об исследователе, а не как о каком-то неадекватном типе?
Зубы продолжают выбивать дробь, поэтому ответить я не могу – да и хочу ли я отвечать? Она берет меня за одну руку, Марк за другую. Шапка-«сантаклауска» хлопает на ветру, пока они ведут меня прочь от банка.
– Давай успокоимся, расслабимся, – просит меня Натали. – Рождество же.
