15: Мама жестокая
Ее появление сродни холодному душу, но я все равно сажусь на стул – на случай если остатки моего интересного состояния все еще очевидны. Так что все, что видит Биб, – верхняя половина моего тела, торчащая над рабочим столом.
Ее припухшее лицо отмечено бледностью. Из-за этого и веснушки, и даже ее волосы обретают более насыщенный цвет. Когда она упирает руки в бока, я выдаю:
– Простите. Я вас не узнал.
– Я надеюсь.
– Я думал, что говорю с Натали.
– Я надеюсь.
Однако на вид она не кажется такой уверенной, как на словах. Пригвоздив меня взглядом к месту, она опускается на кожаный диван, а я невольно добавляю:
– Это просто такая шутка. Между нами.
Ее лицо расслабляется на секунду, затем его снова заволакивают тучи:
– Что ты здесь делаешь, Саймон?
– Работаю.
– Я надеюсь.
Интересно, она и дальше намерена строить из себя игрушку-повторяшку? Но нет, ее взгляд падает на мой стол, и ее словесный запас наконец-то пополняется:
– Я спрашиваю, почему ты здесь. Почему это всё здесь.
– Ну, я вернул вам одну из ваших инвестиций. Комната в Эгхеме свободна.
– И когда ты собирался поставить нас в известность?
– Я только что съехал. Моя арендная плата погашена до конца месяца, и я не собираюсь просить у вас разницу.
– Надеюсь. Нужно было предупредить нас за месяц.
Меня так и подмывает спросить, относится ли это к членам семьи, но я говорю:
– Вам же лучше, Биб. Вы же сами хотели.
– Прости, но лично я ничего такого не хотела.
– А ваш муж хотел. И четко обозначил свою позицию, когда в последний раз навестил меня. Где же верный Нюхач сейчас? Сидит дома и занюхивает?
Биб подается вперед с жестким скрипом, который я склонен приписать ее спине, а не дивану.
– Это ты о моем муже? Что ты имеешь в виду?
– Он сказал, что вы надумали вымести меня до конца года.
– Я не об этом. Как ты его назвал?
– Я говорил о Нюхаче. Это же ваша блохобаза?
– Если ты о собаке, ее зовут Крошка.
– А, значит, Уоррен так пошутил. Что это за имя-то такое?
– По контрасту с тем, сколько он ест. Просто шутка, – говорит Биб и встает. – Тебя не нужно куда-нибудь подвезти? Машина сейчас у меня.
– Нет, спасибо, – говорю я ей с улыбкой.
– Я просто хотела узнать, может, Натали нужно купить что-нибудь в супермаркете. Я могу подождать, если тебе нужно закончить работу. Можно посмотреть?
Я разворачиваю на весь экран единственную оставшуюся вкладку и еще раз благодарю Бога за то, что закрыл сайт с толстячковой порнушкой. Запах агрессивно-сладких духов Биб теперь витает прямо у меня над головой.
– Это не особо похоже на работу, – заключает она, изучив экран.
– То есть, думаете, мою репутацию защищать не нужно?
– Думаю, на это понадобится немало усилий. Ты ей занимался весь день? – Глаза Биб взбираются дальше по треду. – Смотрю, ты ищешь информацию. Будешь проводить самостоятельное исследование?
– Разумеется. Вот что мне пришло сегодня, – теряя терпение, я щелкаю мышкой.
Живот чуть-чуть сжимается от страха, что я попаду не на ту страницу, и пред светлы очи Биб явятся похотливые толстячки. Но нет, все верно, открывается моя почта. Биб читает письмо от Вилли Харта и мой ответ довольно долго.
– Собираешься съездить туда? – произносит она наконец. – Где будешь жить до отбытия?
– Здесь, – твердо говорю я, стремясь пресечь дальнейшие разногласия. Вышло жестковато, и я добавляю – более примирительно: – Я думал, Натали сказала вам.
Биб отворачивается, идет на кухню и открывает холодильник.
– Кажется, я зря приехала, – говорит она по возвращении, но глаза выдают, что мысли ее где-то далеко отсюда. Она останавливается посреди комнаты, как будто хочет держать меня в поле зрения. – Если она не сказала нам, что селит тебя к себе, – говорит Биб, – может, тебе стоит задаться вопросом: а что она не сказала тебе?
Мне кажется, она говорит мне обо всем, что я хочу знать.
– А много ли ты хотел узнать за последнее время?
– Ничего такого, о чем я еще не слышал, – говорю я со всей убежденностью, на которую только способен.
– Современный же ты человек, Саймон. Такого я даже от Уоррена не ожидала.
Мне хотелось бы проигнорировать эту реплику, но я все же спрашиваю:
– Не ожидали – чего?
– А ты еще не сложил два и два? У тебя же исследовательский склад ума.
– Если бы это было по-настоящему важно, вы бы не ходили вокруг да около.
– Эх, Саймон, не все мы писатели, – Биб поджимает губы, отчего в уголках залегают новые морщины. – Скажи, как по-твоему, что ты даешь моим дочери и внуку?
– Любовь считается?
– Что такое любовь? Мы с Уорреном любим их больше всего на свете, поэтому помогаем всегда, когда требуется. А ты так сможешь?
– Поддерживать можно не только в финансовом плане. Есть разные виды поддержки.
– Конечно, Саймон. И ты не сможешь обвинить нас в том, что мы ей чего-то не даем. А вот что касается тебя – непохоже, чтобы ты много дал ей, когда она потеряла работу из-за текстов, которые даже не писала.
– Это все уже в прошлом. Мы прошли через это вместе. У меня есть аванс от издателя, а у нее – новая работа.
– И это тебя не беспокоит.
– А почему, Бога ради, должно?
– Не уверена, что Уоррену сошло бы с рук такое слабовольное наплевательство. Видимо, мужчины в наше время больше не стремятся быть мужественными.
Против воли мои губы растягивает в стороны жутковатая фальшивая улыбочка.
– Не понимаю, почему ты считаешь, что я должен расстраиваться из-за того, что старый друг помог ей найти работу. Я рад за нее и благодарен ему.
Биб набирает воздуха в грудь, словно перед погружением.
– Что ж, ты не оставляешь мне шансов: придется говорить грубо, чтобы донести до тебя свою мысль. Неужто ты думаешь, что работа – это все, что он дал ей?
– Вы правы, Биб, это чертовски грубо. Не думал, что вы станете подозревать свою дочь в неверности.
Биб сутулится, как будто сожаление, которое читалось в ее глазах, вдруг придавливает ее своей тяжестью.
– Тут дело уже не в подозрениях, Саймон.
– Ни за что не поверю, что она прямо сказала вам.
– Она – нет. А Николас – сказал.
Как бы я ни злился, эмоции не смогут лишить меня дара речи:
– И что она думает по этому поводу?
– Она не знает, что он нам все доложил.
– Что ж, в таком случае, я должен поговорить с ним. Хотя, боюсь, одними словами он не отделается.
– Немного поздно строить из себя самца. Ты просто выставишь себя дураком, и это в лучшем случае.
– Уж простите меня – или не смущайтесь, если что, – но мне кажется, что вы не особо против этого всего.
– Скрывать это бессмысленно, но и чтобы признать, нужно мужество. Мы восхищались им. Если вам доведется хоть раз встретиться, ты сразу поймешь почему.
Я уже подумываю сказать, что встречался с ним и не слишком впечатлился, как она без тени сострадания добивает меня:
– Конечно, некоторые ожидания всегда завышены. Но я верю, что есть вещи, которые матери видны лучше. Даже Уоррен не сразу понял. Но ты бы понял… если бы увидел Марка и Николаса вместе. Они похожи, Саймон. Николас – его отец.
И вот я замолкаю. Какой бы страшной правда ни казалась, я вдруг осознаю, что лицо у Марка куда более вытянутое, чем у Натали. И в этом они с Николасом взаправду похожи.
Заставка компьютера милостиво убаюкивает мои спутанные мысли плеском фальшивых волн. В конце концов вопрос, который я давно хотел озвучить, сам пришел мне на ум:
– Слушайте, не хочу показаться излишне любопытным, но зачем он вам сказал об этом?
– Мы сами спросили его. Мы столкнулись с ним, когда ходили по магазинам в поисках нового компьютера для Марка. Я сразу заметила сходство.
– И где вы его спросили? Прямо в магазине? На улице?
– Не все люди ищут славы, Саймон. Кто-то все еще печется о приватности. – Не успел я парировать, что и сам особо не люблю ворошить грязное белье, как она сообщает: – Мы пригласили его домой и заставили дать честное слово. Еще есть люди, для которых «честь» – не шутка, не пустое слово.
– Послушайте, у вас нет никаких причин…
– По твоему лицу видно, что причины есть, Саймон. Дай мне закончить. Он не был в курсе, как дела у Натали. Он всегда поддерживал Марка – мы это знали от нее – но теперь, когда у него есть возможность, он хочет дать им чуточку больше.
– И вы использовали его как приманку.
– Не самые лучшие слова, Саймон. Я просто пригласила свою дочь на встречу с отцом ее ребенка.
– Я вообще хоть как-то был упомянут?
– Мы сообщили Николасу, что она встречается с коллегой по работе. Сама она ни слова не сказала о тебе.
Если даже еще остались какие-то вопросы, я был не в настроении задавать их. Уж точно – задавать их Биб. Наверное, это видно по моему лицу – раз уж она нашла повод подняться с кресла.
– Надеюсь, я дала тебе достаточно информации для размышления, – говорит она. – Да и потом, тебе нужно работать. Оставляю тебя одного.
Но, пусть я одинок, сейчас я не один – со мной весь огромный Интернет, благодатная среда для столь же опустошенных и сбитых с толку. Я тянусь за мышкой и делаю вид, что весь погружен в работу, и тут рука Биб аккуратно опускается на столешницу.
– Прости меня за то, что я сейчас скажу, – изрекает она, – но из-за тебя это место стало выглядеть дешево.
Она уходит. Сейчас ее поступь ни капельки не похожа на легкие шаги Натали. Дверь закрывается, и все звуки в комнате всецело подчиняются компьютерным волнам. Их пульсация слишком уж напоминает хихиканье – не самое плохое звуковое сопровождение для размытого отражения моего лица, изуродованного лишенной веселья улыбкой.
