– Обходи справа! Ура!..Тра-та-та-та-та!.. Бабах! Бабах!

– Витька, а я твоих танками, танками! Ура!

Игорь Павлович закрыл уши пухлыми ладонями. Отложил газету с ласкающими душу миролюбивыми публикациями о конгрессе домохозяек за разоружение и тревожным сообщением о конфликте на Мальдивских островах. Сын за стенкой продолжал громить своими солдатиками Витькиных. Заслоняясь от их кровожадных выкриков, Игорь Павлович нажал кнопку телевизора. Первая программа. Немецкие танки по вине Сталина плющат гусеницами нашу землю. Зажмурившись, переключает на вторую. Советские танки, изрыгая огонь и смерть, рвутся от Бердичева к Берлину. Третья… Какая-то годовщина конфликта в Персидском заливе… Четвертая… Мордастый супермен одного за другим расстреливает своих мордастых противников… Когда по пятому каналу зазвенели шпаги Монтекки и Капулетти, Игорю Павловичу становится дурно. Трясущейся рукой он хватается за провод. Из розетки. С корнем. Как злобу из сердца. И тотчас же слышит опять:

– Витька! А я твоих танками, танками! В лепешку!

Это с детства. С маленьких красивых танков и пластмассовых солдатиков, не воняющих потом и кровью. Прививка злобы. Оружия. Попрание права на жизнь.

– Тра-та-та-та-та!..

Дверь в детскую. Куча солдатиков на ковре представляется грудой мертвецов с вытекшими глазницами и разорванными внутренностями.

– Папа! Отдай солдатиков! – орет сын, но Игорь Павлович, намертво вцепившись в коробку, закрывается в уборной.

– Пап-ка! Отда-ай!..

Подлая жалость лезет в сердце. Начиная и сам размазывать слезы, Игорь Павлович хватает ножницы. Пластмассовые винтовки отстригаются легко, чуть похрустывая. Как ногти. Нет смерти. Нет оружия. Танки – в унитаз!

– Пап-ка-а-а!

– Сынок… на! – в пухлых ладонях он тянет сыну демилитаризованных граждан. Тружеников. Созидателей.

– А-а-а! Мам-а, гляди, что он наделал!

– Игорь! Ты пьян? – в дверях кухни раздраженное лицо жены, – Зачем ты обидел ребенка? Это жестоко. Пойди и купи ему новых солдатиков.

Ага. Они заодно. Она отягощена злом с детства. Зло стало ее натурой.

– Ну сходи, Игорь! Он же житья не даст!

– В магазин? – Игорь Павлович ухмыляется. Достает все деньги, сберкнижку, и вон, вон из квартиры! А во дворе детские голоса хлещут перекрестным огнем:

– Тах! Тах! Колька, ты убит!

В глазах темнеет. Как радостно, со смехом, мальчик произносит слово «убит»! Если бы он только представил своего друга синеющего, корчащегося последней судорогой в луже свежей крови!

– Дядя, ты чего?…

Деревянный автомат – об колено! Надвое! И пластмассовый!

– Я маме скажу! А-а-а… Ма-ма-а-а!..

Хлопают окна. Разъяренные физиономии, с которых брызжет зло. Они не поймут. Прочь, прочь отсюда!..

Магазин игрушек. Вот он, рассадник! Все, все, на сколько хватит денег! Танки, пушки, ракеты, батальоны пехоты. Ого-го! Берегись, милитаризм! И в костер, в костер! На пустыре, за стройками… Игорь Павлович скребет в карманах. Ничего, сейчас в сбербанк, а потом – по другим магазинам!

Солнце клонится к закату, когда на пустыре снова взвивается костер, плавя оловянными и пластиковыми лужицами маленьких идолов войны. Кончено. Игорь Павлович дотошно собирает несгоревшие жестянки и таскает в канализационный люк. Домой он идет умиротворенный. Он объяснит. Он должен объяснить, какое сделал сегодня нужное дело. Из лабиринта построек сбоку выныривает фигура полицейского. Придирчиво оглядывает Игоря Павловича, но предлога для задержания не находит. Лишь спрашивает:

– Вы тут никого не видели?

– Нет.

– Ладно. А то развелось хулиганья. Костры палят…

Полицейский обгоняет его и идет впереди. И вдруг Игорь Павлович замечает. Пистолет. Оружие. Оружие на поясе человека!

– Товарищ!

Полицейский останавливается.

– Разоружитесь, товарищ!

– Чего?!

– Освободитесь от оружия! У вас чистые глаза. У вас душа, не признающая насилия! Освободитесь от зла!

– Ах ты, гад! – доходит до полицейского, когда рука Игоря Павловича тянется к кобуре, – Бандюга!

Они катятся по щебенке в битве за очищение души. Душа полицейского очищаться не хочет. Пальцы отыскивают горло Игоря Павловича. В глазах круги. Тошнота. Он автоматически нащупывает кирпич и бьет… С диким воплем победы несет в канализацию пистолет. Потом возвращается. Полицейский лежит все так же, неловко вывернувшись. Под разбитой головой – лужа крови. И сердце екает – кирпич! Тоже оружие, которое он не учел! Вот он – красный, потрескавшийся, с кровью и налипшими волосами. Вспышка отчаяния, смешанного с ненавистью. Удар с визгом по кирпичу. И тот разваливается на две одинаково убийственные половинки… Оружие размножается! Оно почкуется! Оно расползается по миру!.. Игорь Павлович возводит глаза к небу и падает, подавленный открывшимся зрелищем: вокруг него целые стены кирпичей! Тысячи, сотни тысяч, миллионы кирпичей! И он понимает, что мир переполнился оружием. Мир перегружен оружием. И спасения миру больше нет. Игорь Павлович безысходно воет и целует остывающие руки младшего сержанта полиции Горелкина Петра Никифоровича.