– Па-аберегись! Лавина! – крикнул проводник, и Хряков едва успел придержать лошадь. Груды камней и снега просвистели прямо у него перед лицом, оцарапав кончик носа. Это была уже пятая или шестая лавина за сегодня, и все норовили свалиться точно им на головы. Майор мысленно поблагодарил Керимова и пожелал ему успешного избрания на привилегированную гаремную должность – проводника он нашел действительно бесценного. Старенький и скрюченный, как саксаул, он, тем не менее, был полон энергии, не знал усталости, с легкостью находил выход из любой трудной ситуации, а чутье на лавиноопасность оказалось у него прямо таки сверхъестественным. Если б не он, у Василия вряд ли получилось бы каждый раз так удачно уворачиваться.

Уже давно они миновали предупреждающий плакат «Граница на замке! Ключ под ковриком». Окно в границе, которым пользовался майор в прошлые переходы, было теперь разбито, и из-за рубежа на территорию СНГ лезли сквозняки. Отметил про себя, что надо будет доложить об этом начальству, пусть пришлют стекольщика.

Удачно преодолели хребты Тянь-Шаня, полюбовавшись памятником Семенову Тянь-Шаньскому, а сейчас вокруг высились неприступные Гималаи и памятник пану Гималайскому. Дорога неровно прилепилась к отвесному склону, как сопля на стене. Ревели потоками водопады, словно бачки неисправных унитазов. Далеко позади остались яркие и веселые альпийские луга, где порхали по цветам альпийские стрелки дивизии «Эдельвейс». Миновали и высокогорные пастбища, где трудолюбивые пастухи клеймили скот позором. Дальше горы пошли совсем дикие и невоспитанные. Впереди один за другим громоздились перевалы и перевалочные базы. К небу вздымались пики различной величины, от шестерки-пик до туза-пик. Вокруг было пустынно. Только прыгали по камням архары с архаровцами и горные козлы с горными придурками, где-то в глубинах снегов бродили снежные люди со снежными бабами, а высоко в горах бастовали горняки.

– Осторожно! Дальше крутой спуск! – предупредил проводник, – Очень крутой, чуть что – в морду. Никому спуску не дает.

Василий кивнул, и со всеми мерами предосторожности кое-как миновали опасный участок. На небольшой площадке возле перекрестка с указателями дорог на Афганистан, Таджикистан, Пакистан, Индию и Китай, толпилась группа странников со странностями поведения и рюкзаками, набитыми книгами Блаватской. Чрезвычайно обрадовавшись встрече, они принялись наперебой расспрашивать, как тут пройти в Шамбалу.

– Точно не знаю, я сам не здешний, – пожал плечами майор, – Но по-моему, прямо и направо. По крайней мере, предыдущих интересующихся я почему-то направил туда же.

Энтузиасты поблагодарили, восторженно взревели и с бурным топотом ринулись в указанную сторону. Проводник, проследив им вдогонку острым прищуренным взглядом, обратился к Хрякову:

– Тут твоя-моя привал делать надо. Дальше дорога лучше будет.

– Привал так привал, – кивнул Василий и начал приваливать лошадей подручными предметами. А обернулся от злобного и ехидного хихиканья. Из-под халата проводника на него выразительно смотрело дуло обреза. Потянулся за «маузером», однако старичок лишь рассмеялся пуще прежнего, тыча пальцем вверх:

– Стрелять нельзя. Лавины. Тут тихо надо, – и вытащил здоровенный кинжал. – Золот давай, таньга давай! Чуфырий не пойдешь…

– А откуда ты знаешь, куда я иду?

– Я про твоя все знай! – покатывался дедок. – И меня в ваших орган хорошо знай. Майор Пронин служит еще?

– Эк кого вспомнил! Он уже давно на пенсии внучат нянчит. Его только наш начальник, генерал Свистоплясов застал – да и то когда сам в лейтенантах был.

– Свистопляс моя не знай, а Пронин знай. Балшой началник был, шибко умный, всегда Каракурт хвалил. Твоя не слыхал про Каракурт?

– Постой-постой, – в памяти Василия смутно стали всплывать какие-то стенды кагэбэшного музея, выцветшие фотографии людей, браво подкручивающих усы, и лошадей, браво подкручивающих хвосты. – Неужели ты и есть тот самый знаменитый помощник чекистов? Да ведь это когда было-то?

– Давно было! Хороший время было! – расплылся польщенный проводник, – Басмач ходил, анаша носил. А Каракурт хитрый! Басмач ловил – медал получал, сапоги получал. Анаша продавал – таньга получал. Хорошо жил!

– Сколько же тебе лет тогда? – искренне удивился майор.

– Ой, много, не считал. Сталин пятнадцать лет давал. Хрущев пятнадцать давал. Брежнев десять давал. Андроп пять давал. Но Каракурт хитрый, хорошо жить всегда умел.

– Так что же ты не на пенсии, как твой шеф Пронин?

– Э, в наш Туркменистан на пенсий разве проживешь? Опять служить пошел.

– Вишь ты как, – посочувствовал Хряков. – Значит, на туркмен работаешь?

– На туркмен работай – таньга получай, на узбек работай – таньга получай, на таджик работай – таньга получай.

– Выходит, двойной агент? Или тройной?

– Когда двойной – двойной таньга получай, когда тройной – тройной таньга получай.

– Ага, а теперь что, тоже Чуфырию мирить направили?

– Чуфырий мирить – таньга получай. Твоя лошадь продай – таньга получай. Твоя золот бери – в землю закопай. Каракурт хитрый! А твоя молодой, зеленый, куда с Каракурт тягаться? Лошадь мне дал – Каракурт не платил. Припасы брал – Каракурт не платил. Самый трудный дорога помогай мне пройти. Дальше дорога лучше, Каракурт сам дойдет. Таньга, золот давай, ну! – и многозначительно поиграл кинжалищем в высохшей, но твердой, как саксаул, ручонке.

Василий прикинул, что надо бы ему дать «маузером» по сопатке. Но в старинных чекистских легендах часто рассказывалось о поразительной ловкости Каракурта, и оставалось неясным, насколько она утратилась с возрастом. Поэтому Хряков решил понапрасну не рисковать. Сказал:

– Золото? Ладно, бери, – извлек мешочек, подержал на виду, чтобы глазенки старика достаточно заблестели, и кинул в пропасть.

– Эй, зачем твоя золото бросай? – озадаченно ахнул проводник.

– Чтобы ты сдуру меня не прибил.

– А почему моя твоя не прибьет? – удивился тот.

– Потому что один золота не достанешь. Тут же вдвоем нужно. Ты страховать будешь и лошадей караулить, а я за золотом полезу.

– Э-э не-ет! – захихикал старик, – Твоя золот возьмет, назад не придет! Каракурт хитрый, Каракурт не проведешь! Твоя будет страховать, а моя лезть!

– Как знаешь. Я ж из уважения к твоему возрасту хотел, – равнодушно согласился Хряков. Ловкости у проводника и в самом деле сохранилась изрядная толика. По опущенной с обрыва веревке он карабкался вниз похлеще иных заправских альпинистов. А следом Василий сбросил и веревку.

– Эй, а веревка твоя зачем кидай? – недоуменно донеслось из глубины.

– Да она мне больше не нужна. Сам же сказал, что дорога лучше пойдет.

– А как моя выбираться будет? – возмутился тот, обнаруживая со всех сторон вокруг себя вертикальные скалы, отвесно опоясавшие расщелину.

– Ну, вот это уж не мое дело. Каракурт хитрый – Каракурт пусть сам думает.

И когда старикашка заорал в бессильной ярости, размахивая обрезом, Хряков нравоучительно приложил палец к губам и указал вверх:

– Только стрелять тут нельзя. Кстати, и кричать тоже. Лавины.

Впрочем, их переклички оказалось уже достаточно, чтобы с ближайшей вершины на хитрого проводника ухнул изрядный сугроб. Налюбовавшись, как он там барахтается, майор дружелюбно помахал ему рукой, построил отдохнувших лошадей в колонну по одному и двинулся в путь. Вскоре ему встретилась еще одна группа энтузиастов-путешественников, принявшаяся наперебой расспрашивать, как пройти в Шамбалу.

– В Шамбалу – не знаю, – охотно пояснил Василий, – А вот снежного человека только что видел. Как до площадочки с указателем дойдете, там он внизу в расщелине и сидит. Самый натуральный, весь в снегу, совсем дикий и злой, как каракурт. Рычит, беснуется и камни грызет.

Группа восторженно взревела и с бурным топотом ринулась было в указанную сторону, но одна хрупкая одухотворенная девушка – в очках, с фотоаппаратом и рюкзаком, набитым книгами Блаватской, вдруг спохватилась и остановила товарищей. Видимо, в ее восхищенно распахнутых глазах майор представлялся кем-то вроде служителя местного зоопарка. Краснея и сбиваясь от смущения, она начала выяснять, можно ли кидать снежным людям лакомства, и что именно они предпочитают. С высоты своего авторитета и лошадиного седла Хряков объяснил, что бросать лакомства не только допускается, но и рекомендуется всеми специалистами. И насколько он знает, чем существеннее и весомее, тем лучше.

– Можно хлеб – только не кусками, а буханками. Можно банки консервов, молоко в бутылках, картошку тоже хорошо, если крупная. Но учтите важную особенность – кидать надо поточнее, и желательно попасть по башке, иначе снежные люди не понимают, что это предназначено для них.

Девушка детально записала все в блокнот, вежливо поблагодарила и вприпрыжку понеслась по дороге, потрясая банкой с консервированными помидорами, а вслед за ней со счастливыми воплями устремились ее приятели. А Василий продолжил свой путь, углубившись в философские размышления об очевидном и невероятном. Но сверху обрушилась очередная лавина, и снова, казалось, норовила накрыть именно его. Груды камней и снега просвистели прямо под хвостом замыкающей лошади и заставили ее от испуга перепачкать дорогу. Хряков оторвал ей кусок туалетной бумаги из переметной сумы и внимательно оглядел горные склоны – теперь, без колоссального опыта Каракурта, ему приходилось быть вдвойне осторожным.