Самое трудное было сделано. Теперь речь шла лишь о том, чтобы на всех парах преследовать фрегат, который имел преимущество почти в пятнадцать часов. Его нужно было догнать в устье реки или в море, чтобы осуществить второй план, не менее дерзкий и опасный, предложенный охотником на змей.

Очистив палубу от трупов и перевязав раненых, которых, к счастью, было немного, Тремаль-Найк вместе с Хидаром поднялся на капитанский мостик, в то время как марсовый по их приказу взобрался на свой наблюдательный пункт, вооружившись сильной подзорной трубой.

Вскоре Удайпур, который заметил механика в машинном отделении, появился на мостике.

– Нужно выжать из машины все, – сказал ему Тремаль-Найк. – Мы должны догнать фрегат любой ценой.

– Топки полны угля, – отвечал тот. – Давление максимальное.

– Этого недостаточно. Нужно догнать «Корнуэлл».

– Нагрузка на клапаны – пять атмосфер, – сказал Хидар. – Если мы еще поднимем давление, мы просто взорвем котел.

– Ладно, – скрепя сердце, согласился с ним Тремаль-Найк. – Но не снижайте скорости ни на минуту.

Канонерка летела, как птица. Клубы черного дыма, смешанного с искрами, яростно вырывались из ее высокой трубы; пар свистел и ревел внутри железного котла, а колеса крутились так бешено, что весь корпус скрипел от носа до кормы, и вода, пенясь, вздымалась по бортам.

– Бросай лаг! – закричал Хидар матросам.

– Пятнадцать с половиной узлов, – минуту спустя, закричал один из них.

– Мы несемся, как самые быстрые морские охотники, -сказал боцман.

– Догоним фрегат? – спросил Тремаль-Найк.

– Я надеюсь.

– На реке?

– Нет, уже в море. Между Калькуттой и заливом не более ста двадцати километров.

– Какая скорость у фрегата?

– Шесть узлов при спокойном море. Он слишком стар и к тому же перегружен.

– Я не дам ему добраться до Раймангала.

– Но что бы ты сделал, догони мы его?

– Я бы пошел на абордаж.

– Ты решительный человек, – сказал боцман, покачивая головой.

– Мне нельзя быть нерешительным. Мне нужна голова капитана.

– Но ты страшно рискуешь своей собственной.

– Я знаю, Хидар.

– Капитан может заметить тебя.

– Я убью его раньше.

– А если ты промахнешься?

– Я не промахнусь, – сказал Тремаль-Найк с несокрушимым спокойствием.

– Этот человек силен.

– Но я сильнее его. Здесь, в моем сердце, высечено имя – Ада!.. Это имя уничтожает в нем всякий страх, это имя делает меня тигром, великаном. Я чувствую себя способным своими руками остановить «Корнуэлл» и разломать его на куски вместе с капитаном и всей командой.

– Значит, ты все еще любишь Деву пагоды?

– Люблю. И так, что, если она разлюбит меня, я убью себя.

– Мне жаль тебя, – сказал Хидар дрогнувшим голосом.

Тремаль-Найк посмотрел на него с тревогой.

– Жаль меня? Почему?..

– Не могу сказать.

– Ты знаешь что-нибудь?..

– Нет, – сказал туг, отворачиваясь. – Так просто, что-то нашло.

– Мне показалось?

– Да, друг.

Тремаль-Найк пристально посмотрел на Хидара, но тот уже прекратил разговор и быстро спустился на палубу.

Канонерка продолжала стремительно пожирать расстояние, разрезая воды реки с несокрушимой мощью кита. Берега быстро бежали мимо, раскрывая то панораму лесов и болот, поросших тростником и желтеющими травами, то илистые рисовые поля, то нищие деревушки, которые ниже по реке появлялись все реже и реже.

В четыре часа канонерка прошла перед Даймонд-Харбором – воротами в устье Хугли, где пароходы получают последние телеграммы с берега. Это был просто белый домик, окруженный шестью кокосовыми пальмами; на площадке перед ним возвышалась сигнальная мачта, на верхушке которой развевался английский флаг.

Почти сразу же оба берега реки резко расширились и начали понижаться почти до уровня воды. Вдалеке показался большой остров Сангор, расположенный на границе между водами реки и водами моря.

– Море! – закричал матрос с верхушки грот-мачты.

Тремаль-Найк, оторванный этим криком от своих грустных размышлений, кинулся на бак, а матросы полезли на ванты и реи, чтобы заглянуть как можно дальше вперед. Все взгляды устремились на так называемые Песчаные Головы – обширные и очень опасные отмели, отделяющие Ганг от Бенгальского залива.

Ни одно судно не виднелось на линии горизонта, ни по ту, ни по эту сторону Сангора, ни один огонек не светился в полутьме.

Крик ярости сорвался с губ Тремаль-Найка.

– Марсовый! – закричал он матросу, который находился на мачте с подзорной трубой.

– Да, – откликнулся тот.

– Ты видишь его?

– Еще нет.

– Удайпур, прибавь пару!

– Давление на пределе, – заметил механик.

– До шести атмосфер! – закричал Хидар, кусая себе губы. – Четыре человека на подмогу в машинное отделение.

– Мы взлетим на воздух, – пробормотал Удайпур. Но четверо матросов уже спустились вниз, и топки до отказа были наполнены углем.

Канонерка больше не бежала: она неслась по голубым волнам залива, подпрыгивая и дрожа. Горячий пар поднимался из трюма, черный дым яростно рвался из трубы.

– Курс на остров Райматла! – закричал Хидар рулевому.

Расстояние, которое отделяло их от острова, быстро сокращалось. Глубокое молчание царило на палубе, прерываемое только лихорадочной дрожью машины да свистом пара, который вырывался из котлов. Весь экипаж взобрался на реи и жадно всматривался в горизонт.

– Прямо по курсу корабль! – неожиданно закричал марсовый.

Тремаль-Найк вздрогнул, как от электрического разряда.

– Ты видишь его?.. – вскричал он.

– Да, – ответил марсовый.

– Где?..

– На юге.

– Какой?..

Марсовый не ответил. Он встал на ноги, чтобы лучше обхватить взглядом горизонт, и прямо-таки впился в подзорную трубу.

– Это паровое судно!.. – закричал он наконец.

– Фрегат!.. Фрегат!.. – завопили матросы.

– Тихо!.. – загремел боцман. – Эй, марсовый, куда направляется корабль?

– На восток, вдоль острова Райматла.

– Посмотри на его нос.

– Вижу.

– Какой он?

– Срезан под прямым углом.

Боцман кинулся к Тремаль-Найку.

– Это фрегат, – сказал он. – В Индии только один «Корнуэлл» имеет форштевень с прямым углом.

В несказанном волнении Тремаль-Найк издал торжествующий крик.

– Куда он идет? – спросил он звенящим голосом. – Посмотри хорошо.

– Все на восток. Он огибает остров, боясь, вероятно, что в канале не хватит глубины.

– Ты уверен?

– Совершенно.

– Таким образом, мы его встретим…

– По ту сторону острова, если войдем в канал.

– Ну что ж, так и сделаем, – сказал Тремаль-Найк.

– Но… – начал было Хидар.

– Молчи, здесь командую я.

Сказав это, он покинул мостик и спустился в кормовую каюту. Хидар же, выполняя приказ, встал за штурвал.

Канонерке, более быстроходной, чем фрегат, не понадобилось много времени, чтобы обогнуть остров. В десять утра она уже вышла из канала, образованного островом Райматла и берегом материка, и спряталась за оконечностью пустынного мыса, далеко выдававшегося в море. Хидар с первого взгляда убедился, что фрегат еще далеко.

– Тремаль-Найк! – закричал он.

Охотник на змей появился на палубе, но это был совершенно другой человек. Его бронзовая кожа потемнела и стала оливковой, как у малайцев; глаза казались больше благодаря нарисованным на веках беловатым кругам; зубы, прежде белые, как слоновая кость, стали черными, как у всех, кто жует бетель. С копной растрепанных волос на голове, в коротенькой красной юбочке и с двумя длинными малайскими кинжалами-криссами, свисающими на поясе, он стал совершенно не узнаваемым.

– Ну как? – спросил он боцмана, глядевшего на него с изумлением.

– До сих пор на борту у нас не было малайцев.

– А капитан? Как ты думаешь, он узнает меня?

– Нет, это невозможно.

– Скажи, как зовут наших людей на борту «Корнуэлла»?

– Палаван и Биндур.

– Запомню эти имена. Прикажи спустить на море лодку.

По знаку боцмана был спущен ялик.

– Что ты собираешься делать? – спросил он потом.

– Подождать здесь фрегат и подняться на борт его.

– А я?

– Ты спрячешься в канале Райматла. При первом же выстреле, который услышишь, выйдешь в море и подберешь меня.

Тремаль-Найк схватился за канат и быстро спустился в ялик, который живо плясал на волнах.

Как только ялик отвалил от борта, канонерка развернулась и поплыла на запад. Час спустя, она превратилась в простую черную точку на горизонте. Почти в тот же миг на юге появилась другая точка, увенчанная султаном черного дыма. Тремаль-Найк сразу увидел ее.

– Фрегат!.. – воскликнул он. – Ада, божество мое, дай мне силу совершить мое последнее дело! Вымоли для меня удачу в последний раз, и, наконец-то, мы будем счастливы…

Он схватился за весла и принялся яростно грести, с каждым взмахом удаляясь от острова, чьи низкие берега начинали уже сливаться с поверхностью моря.

Фрегат шел полным ходом, увеличиваясь на глазах. Тремаль-Найк продолжал грести, стремясь перерезать ему путь.

Через час всего метров сто отделяло ялик от «Корнуэлла». Наступил решающий момент в том предприятии, которое он задумал.

Подождав, когда волна наклонила ялик, он резко повалился на левый борт и опрокинул его, вцепившись в киль.

– Помогите!.. Помогите!.. – завопил он истошным голосом.

Несколько матросов бросились на нос фрегата; его заметили на корабле поднялась суета, и вскоре шлюпка с четырьмя гребцами была спущена на воду и направилась к тонущему.

– Помогите!.. Помогите!.. – не прекращал своих воплей Тремаль-Найк.

Шлюпка летела по волнам, в то время как фрегат замедлил ход. В пять минут она была у ялика.

Потерпевший крушение схватился за руку, поданную одним из матросов и влез на борт ее, радостно бормоча:

– Спасибо… спасибо вам, ребята!

Моряки взялись за весла и вернулись на «Корнуэлл». С борта был сброшен трап, и мнимый малаец, весь мокрый, с взъерошенными волосами и выпученными от пережитого страха глазами, предстал перед вахтенным офицером.

– Кто ты? – спросит офицер.

– Паранга из Сингапура, – отвечал Тремаль-Найк, поеживаясь и с любопытством оглядываясь вокруг.

– Ты с какого-нибудь судна?

– Да, с «Ханнати» из Бомбея. Он затонул четыре дня назад в ста милях от берега.

– При спокойном море?

– Да, у нас была пробоина в трюме.

– А экипаж?

– Утонул. Шлюпки были переполнены и, едва их спустили на воду, как они пошли на дно.

– Ты голоден?

– Уже двенадцать часов, как я съел последний сухарь.

– Эй, боцман Браун, отведите этого беднягу на камбуз.

Боцман, старый морской волк с седой бородой и серьгой в ухе, вытащил изо рта окурок сигары, осторожно засунул его за фуражку и отвел мнимого малайца на камбуз.

Перед Тремаль-Найком поставили полную кастрюлю дымящегося супа, на который он жадно набросился.

– У тебя хороший аппетит, дружок, – сказал боцман, с улыбкой наблюдая за ним.

– У меня пустой желудок. А, кстати, как называется ваш корабль?

– «Корнуэлл».

Тремаль-Найк с удивлением воззрился на морского волка.

– «Корнуэлл»! – вскричал он.

– Тебе не нравится это название?

– Совсем напротив.

– В чем же тогда дело?

– Я помню, что на фрегате, носящем такое имя, служили два индийца, моих приятеля.

– Ну и совпадение! И как их зовут?

– Одного Палаван, а другого Биндур.

– Они здесь, дружок.

– Здесь, на борту?

– Да, на борту.

– Я бы хотел увидеть их. Какая удача! Поверить не могу.

– Сейчас я их тебе пришлю.

Боцман поднялся по трапу и через несколько минут оба индийца предстали перед Тремаль-Найком.

Один был худой и сутулый, как обезьяна; другой коренастый, жилистый, больше похожий на малайца, чем на индийца.

Тремаль-Найк огляделся кругом, чтобы убедиться, что они одни, и протянул руку, показывая им кольцо. Оба индийца покорно склонили головы, показывая, что готовы служить ему.

– Кто ты? – тихо спросили они.

– Посланник Суйод-хана, Сына священных вод Ганга, – вполголоса отвечал Тремаль-Найк.

– Говори, приказывай, наша жизнь принадлежит тебе.

– Нас никто не слышит?

– Никто, – сказал Палаван.

– Где капитан Макферсон?

– В каюте; он еще спит.

– Вы знаете, куда направляется фрегат?

– Этого не знает никто. Капитан Макферсон сказал, что сообщит это, когда прибудем к месту назначения.

– Значит, даже офицеры ничего не знают?

– Абсолютно ничего.

– Ну что ж, значит, со смертью капитана исчезнет и эта тайна.

– Без сомнения. Но мы опасаемся, что фрегат направляется на Раймангал, чтобы напасть на наших братьев.

– Вы не ошибаетесь. Но фрегат не высадит там своих людей.

– Но как?.. Почему?..

– Он взлетит на воздух, прежде чем достигнет острова.

– Если ты прикажешь, мы подожжем порох.

– Когда мы прибудем на Раймангал, по вашим расчетам?

– Ближе к полуночи.

– Сколько человек на борту?

– Около сотни.

– Ну что ж, ближе к полуночи я убью капитана. Потом мы взорвем корабль и попытаемся добраться до берега. Но нужно, чтобы в одиннадцать капитан крепко спал.

– Я подолью ему снотворного в графин с водой, – сказал Палаван.

– А ты сможешь проникнуть в его каюту незаметно?

– Да, я изготовлю отмычку, и дверь будет открыта.

– Хорошо. В одиннадцать приходите ко мне сюда. И принесите какое-нибудь оружие. Действовать нужно тихо, но наверняка.

И Тремаль-Найк снова принялся за еду. Он съел огромный бифштекс, способный насытить трех человек, опустошил одну за другой несколько чашек превосходного джина, потом взял трубку и растянулся на койке, шепча: «Без крайней надобности выходить на палубу не стоит: капитан все-таки может узнать меня».

Он постарался уснуть, но сон не шел – он был слишком взволнован. Множество мыслей беспорядочно теснилось в его голове. Он думал о своей прошлой жизни, о своей обожаемой Аде, о том моменте, когда наконец после стольких мучений, стольких опасностей, он снова увидит ее, он думал о том последнем ударе, который готовился нанести. И снова, как и всякий раз, когда он думал об этом убийстве, какое-то странное, ужасное чувство овладевало его душой. Он и стремился убить капитана, и в то же время боялся это совершить. Макферсон не только не казался ему врагом, в нем даже ощущалось что-то родное. Что это было, Тремаль-Найк не мог сказать, но словно какой-то внутренний голос предостерегал и внушал ему это, сомнениями мучил его.

Он знал, что все равно убьет Макферсона, и в нужный момент рука его не дрогнет, но чем дальше, чем больше казалось, что счастья ему это не принесет.

Так в бессоннице и сомнениях проходил час за часом. Никто не спускался в кубрик к нему, да и он сам не горел желанием появиться на палубе. Оба его сообщника больше не показывались.

Тремаль-Найк начал уже бояться, не случилось ли с ними какого-нибудь несчастья, не раскрыты ли их тайные замыслы.

В восемь часов, когда солнце зашло за горизонт и тьма быстро спустилась на голубые волны залива, Тремаль-Найк, снедаемый тревогой, поднялся по трапу и выглянул на палубу.

Солдаты и матросы столпились на баке, устремив глаза на восток; некоторые вскарабкались на ванты, пристально вглядываясь в горизонт. На корме несколько человек хлопотали возле шлюпок.

Он взглянул на мостик: четверо офицеров прогуливались там, куря и болтая. Капитана Макферсона среди них не было.

Тремаль-Найк вернулся на койку и стал ждать. В кубрике постепенно темнело. Склянки на борту пробили девять; потом десять; и, наконец, одиннадцать. Еще не замолк последний звук, как две тени спустились по трапу.

– Поторопись, – сказал один из них быстрым шепотом. – Нельзя терять ни минуты: уже показался Раймангал.

Тремаль-Найк узнал обоих своих сообщников.

– А капитан? – еле слышно спросил он.

– Спит, – ответил Биндур. – Он выпил наркотик.

– Пошли, – сказал Тремаль-Найк, и голос его задрожал. Во рту у него пересохло, его всего трясло.

Палаван открыл дверь в узкий темный коридор и, пройдя несколько трюмных помещений, остановился перед трапом, ведущим в каюту капитана.

– У вас хватит решимости? – спросил Тремаль-Найк.

– Мы предаем нашу жизнь в руки богини Кали.

– Вы боитесь?

– Мы не знаем, что такое страх.

– Тогда слушайте меня.

Оба туга приблизились с решительными лицами.

– Я сейчас убью капитана, – сказал он, преодолевая никогда доселе не испытанную им дрожь. – А ты, Биндур, спустишься в пороховой погреб и оставишь там горящий фитиль.

– А я? – спросил Палаван. – Что мне делать?

– Ты должен приготовить три спасательных круга, а потом вернуться ко мне. Идите, и пусть ваша богиня защитит вас.

Тремаль-Найк взял топор, принесенный Биндуром и, переступив порог, вошел в каюту, освещенную лишь слабым светом ночника.

Первое, что он увидел – было его собственное отражение в зеркале. Увидя его, он вздрогнул. Лицо в зеркальном проеме было страшно искажено и все блестело от обильного пота. Глаза, как у безумного, горели лихорадочным огнем.

Он опустил взгляд на постель, закрытую легким кисейным пологом, и до слуха его донеслось дыхание спящего.

«Странно, – подумал он. – Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. У меня руки слабеют, и подошвы точно приклеились к полу».

С усилием он сделал еще шаг вперед и дрожащей рукой поднял полог.

Капитан Макферсон лежал на постели и улыбался во сне. Без сомнения, он видел что-то приятное.

«Этого хотят туги… « – прошептал, шатаясь, Тремаль-Найк.

Он поднял над спящим топор, но тут же опустил, точно силы внезапно оставили его. Он провел рукой по лбу – лоб был весь мокрый, крупный капли пота уже просто катились по его лицу. С глубоким ужасом он оглянулся вокруг.

«Что это? – спросил он себя, потрясенный. – Неужели я боюсь?.. Я, который никого и ничего не боялся… Кто для меня этот человек?.. Никто. Но что за страшное волнение трясет меня?.. «

Он снова поднял топор и вновь бессильно опустил его. Никогда не случалось с ним ничего подобного. Какой-то внутренний голос кричал ему, что этого делать нельзя, что человек этот для него неприкосновенен, что кровь, которую он готовился пролить, не чужая ему…

Это говорила, это внушала ему Ада – он словно воочию видел перед собой ее умоляющие глаза.

– Ада! Ада!.. – почти с яростью воскликнул он.

И вдруг побледнел, отпрянув назад.

Капитан быстро сел на постели и мгновенно раскрыл глаза.

– Ада?.. – воскликнул он с удивлением. – Кто здесь назвал мою дочь?..

Окаменелый, растерянный, Тремаль-Найк оставался недвижим.

– Ада?.. – повторил капитан. – Это имя моей дочери!.. Кто говорил здесь о ней?

И тут он заметил стоящего возле постели человека.

– Что ты здесь делаешь, в моей каюте? – удивленно спросил он. – Кто ты такой?

Ужасная мысль молнией сверкнула в мозгу Тремаль-Найка.

– О боги!.. – воскликнул он прерывающимся голосом. – О какой Аде вы говорите? Неужели о ней, о моей?..

– О твоей?.. – протянул капитан. – Я говорю о своей дочери!..

– Где она?..

– Где?.. В руках тугов.

– Великий Брама!.. Если это правда!.. Одно только слово, капитан. Ее имя. Ее полное имя, умоляю вас!.. Как зовут вашу дочь?

– Ада Корихант.

В ужасе Тремаль-Найк закрыл лицо руками.

– Моя невеста!.. А я собирался убить ее отца!.. О что я готовился совершить!..

И, как подкошенный, упал у постели капитана.

– О простите!.. Простите!.. – бормотал он.

Удивленный капитан Корихант смотрел на него, ничего не понимая он.

– Кто ты такой? Объясни же наконец! – воскликнул он.

Голосом, прерывающимся от рыданий, Тремаль-Найк в нескольких словах поведал ему адский замысел Суйод-хана.

– И ты знаешь, где моя дочь?.. – вскочив на ноги, спросил капитан, бледный от волнения.

– Да, и отведу вас туда, – сказал Тремаль-Найк.

– Верни, о только верни мне ее, и, клянусь, если она любит тебя, она будет твоей!

– О!.. – только и мог произнести Тремаль-Найк. – Моя жизнь принадлежит вам, капитан.

Возбужденный, с горящими глазами, Макферсон быстро оделся и бросился из каюты.

– Не будем терять времени – быстрее на Раймангал. Я как раз направляюсь туда, чтобы напасть на тугов в их логове.

– Одну минуту, капитан, – догнал его на ступеньках трапа охотник на змей. – У меня на борту два сообщника, которые собираются взорвать корабль. Нужно помешать им, как можно быстрее.

– Четырех человек в пороховой погреб! – крикнул матросам капитан. – Хватайте всех, кого увидите там.

Не четыре, а двадцать четыре человека бросились выполнять приказ. Послышались крики, проклятия, потом всплеск за бортом и несколько выстрелов – стреляли в воду.

– Мы не сумели их взять: они бросились в море, – сообщил прибежавший на мостик офицер.

– Пусть тонут, – махнул рукой капитан. – Порох в безопасности?

– Да, они только собирались еще поджечь фитиль.

– Бог защищает нас! – капитан перекрестился. – А теперь – курс на Мангал!