Глава 6

Их пропустили на машине американца уже через три блокпоста, только приветственно помахивая и пожимая руки. Сергеев воздерживался от комментариев, только благодушно кивал никарагуанцам. Хейз бегло болтал со всеми встречными по-испански и смотрел вокруг через темные солнечные очки. Он вообще выглядел сейчас очень по-свойски, рубаха-парень. То ли все дело было в цветном платке, которым он по-пиратски повязал свою бритую голову, то ли в умении журналиста всем нравиться. Гарри Хейз действительно знал многих офицеров в Департаменте Чонталес.

Судя по расспросам Хейза, он искал какого-то майора Гарсию. В конце концов им указали на один из каменных двухэтажных домов на окраине поселка. Американец решительно повернул руль своей запыленной машины. Удивительно, но часовой в глубокой американской каске у входа тоже знал Хейза в лицо.

– Здесь майор Гарсия, приятель?

– Здесь, – засмеялся солдат. – С утра он очень ругался на иностранных журналистов. Уж не знаю, по какому поводу, но самыми страшными словами.

– Ничего, мы помиримся с майором быстро! – пообещал Хейз.

Сергеев шел следом за американцем по лестнице, видя, как тот кивает встречным офицерам. На втором этаже, поймав за рукав какого-то сержанта со стопкой бумажных папок, Хейз выяснил, что майор сейчас в канцелярии батальона, в 21-й комнате.

Дверь в комнату с табличкой «21» была распахнута, на столе, свесив одну ногу, сидел смуглый остроносый военный и что-то втолковывал по телефону какому-то лейтенанту. Увидев Хейза с незнакомым мужчиной, он кивнул, сделал знак войти и быстро закончил свой телефонный разговор.

– Гарри, давно тебя не было у нас, – пожал майор руку американцу, с интересом глядя на второго гостя, который вошел вместе с журналистом.

– Знакомься, Луис, это русский. Из Советского Союза. Его зовут Станислав.

– Здравствуйте, – дипломат пожал протянутую ему руку. – Станислав Сергеев. Из советского посольства.

– Из посольства? – удивился майор и жестом предложил гостям рассаживаться на стульях возле его стола. Сам он обошел стол и сел в старое обшарпанное кресло, забросив ногу на ногу. – Я уж думал, что Гарри снова решил написать большой репортаж с самой передовой позиции нашей армии.

– Нет, – вместо Хейза ответил Сергеев. – Гарри привез меня познакомиться с вами. Не лично с вами – майором Лисом Гарсия, а с одним из командиров армии, который не первый год воюет с бандами контрас.

– Даже так? И что же вам от меня нужно?

– Нам с Гарри нужна ваша помощь. Не знаю, может, данные вашей разведки, может быть, перебежчики, может, пленные. Одним словом, нам нужно выйти на генерала Сертано. Нужно вступить с ним в контакт.

– В контакт? – удивился майор. – С командиром контрас, действующим на этой территории? Да вы знаете, что он не щадит ни своих, ни чужих?! Даже американцев. Гарри, вы же помните, что не так давно на перевале вместе с нашими никарагуанцами контрас убили американца.

– Я помню, – кивнул Хейз. – А еще у него в плену находится американская журналистка. И у моего русского друга есть чем поторговаться с Сертано. Он может спасти женщину.

Хейз четко держался в рамках, о которых они с Сергеевым договорились заранее. Излагать все армейскому майору не стоило. И не потому, что могла произойти утечка информации или все, что они могли рассказать ему, было в высшей степени секретным. Как раз нет. Сергеев действовал официально и с этой своей позиции обращался к местным властям за помощью. Майор просто мог не понять до конца политических игр, которые велись вокруг сегодняшней ситуации. Излишние подробности запросто могли навредить делу. Поэтому легенда была максимально краткой, но убедительной.

После того, как майор понял, что его знакомый журналист и его русский друг рискуют самостоятельно и не заставляют рисковать его самого, он успокоился и начал думать конструктивно.

– Ну, хорошо, друзья. А если Сертано не пойдет на эти переговоры? Если вас просто застрелят в лесу и даже не доведут до него?

– Риск есть, но я думаю, что нам все же удастся встретиться с генералом. Самое главное – узнать, где его искать, найти людей, которые могли бы меня к нему проводить.

– Так вы вообще хотите идти в одиночку? – удивился майор еще больше. – Я не знаю, как Сертано относится к русским. К американцам, наверное, лояльно, они ведь помогают ему деньгами и оружием.

Произнеся эту фразу, Гарсия с усмешкой посмотрел в глаза журналисту. Хейз отнесся к этой колкости спокойно. Или у них не первый разговор на эту тему, подумал Сергеев, или Хейз частенько слышит в адрес своей страны подобные упреки. Промолчит? Журналист не промолчал.

– Вашим контрас помогают не американцы, Луис, – спокойно и немного устало возразил Хейз. – Вы часто пытаетесь ассоциировать любого американца с политикой действующего президента. А ведь некоторые силы в США действуют в обход и президента, и сенатских комиссий. Бардак, скажете вы? Нет, просто в любом законе любой страны, в любом государственном устройстве всегда имеются лазейки, которые некоторые политики и чиновники умудряются использовать с выгодой для себя или для своей партии.

– Я понял, Гарри, ты не одобряешь помощь контрас, – махнул рукой майор.

– Я от тебя этого и не скрывал никогда. Попадись мне в руки свидетельства, которые я смог бы обнародовать, я бы, ни минуты не колеблясь, сделал это. И не я один.

– Ладно, – Гарсиа встал из кресла и посмотрел в окно на пыльную улицу. – Мне пришла в голову одна мысль. У нас в подвале сидят несколько крестьян, которые сражались в рядах контрас. У них там много бывших крестьян, кто разочаровался в последней сельскохозяйственной реформе правительства. Так вот один, как мне кажется, из местных отрядов. Он вполне может знать, где находится Сертано.

– А разве вы их не отправляете в вышестоящий штаб? – удивился Сергеев. – Они же бывшие бандиты, ими должно заниматься следствие.

– Да какие они бандиты! – усмехнулся Гарсия. – Тут и боевых действий-то толком не происходит. Так, стычки с группами мародеров. Сертано давно перестал вести активные боевые действия. Только имитирует их. Правда, не все это еще поняли. А что касается крестьян, то мы их просто отпускаем. Проверяем, конечно, не замешаны ли в каких-то зверствах против местного населения, а потом отпускаем.

Майор открыл окно и приказал кому-то внизу привести пленного. Через пять минут. А пока майор угощал гостей настоящими никарагуанскими сигарами. За это время Сергеев узнал, что такое настоящие Moduro, что кубинские сигары делаются всегда только из кубинского табака, а в Никарагуа и Гондурасе часто используют разные листы для внутренней части сигары и покровного листа. Поэтому никарагуанские сигары более душистые и разнообразные по вкусу и аромату.

В комнату вошел худощавый парень в зеленой солдатской куртке и рваных на коленях армейских бриджах. Длинные темные вьющиеся волосы спутались, пряди прилипли к потному лбу, из-под них смотрели настороженные карие глаза. И что больше всего поразило Сергеева: в этих глазах не было страха. Была усталость, обреченность, но не страх.

– Вот, – кивнул майор на пленника, – поговорите с ним сами. Если удастся договориться, он ваш.

– Как тебя зовут? – спросил Сергеев, разглядывая парня.

– Алехандро, – неожиданно высоким голосом ответил пленник. – Алехандро Гомаро. Я из деревни Серена, с побережья.

– Как долго ты воевал?

– Я не воевал, – покачал парень головой. – Я и в бою почти не был. Я механик, меня взяли к себе те, – он кивнул головой на горы за окном, – потому что я в машинах разбираюсь. Ремонтировать могу.

– Значит, ты пошел в ряды контрас не по убеждениям, не потому, что ты противник существующей власти в стране?

– Не знаю, – парень пожал плечами. – Власть многие ругают. И крестьяне, и военные. Я не разбираюсь в этом. Мне хорошо платили, я чинил машины, трактора, даже танк починил один раз.

Хейз повернулся к Сергееву и, чтобы пленник не понял его, заговорил по-английски:

– Мне кажется, в стране, где все друг друга убивают, бесполезно обращаться к совести человека или воздействовать на его мораль. Тут другие принципы. Видите, он про власть ничего толком не знает, но служил в контрас, потому что там хорошо платили. Ничего идейного, простое желание подзаработать.

– Алехандро, – Сергеев снова заговорил с пленником, – ты служил тем, кто борется с законной властью в стране. Это плохо, за это тебя могут наказать. Если бы ты был замешан в преступлениях против мирного населения, тебя бы просто расстреляли. Но ты помогал тем, кто жег деревни и убивал мирных жителей только за то, что они признавали законное правительство Никарагуа.

– Вы иностранец? – неожиданно спросил пленник.

– Да, из Советского Союза.

– Знаю, читал, – кивнул пленник. – А почему вы судите нас? Вы разве понимаете что-то в нашей жизни?

– Я вас не сужу, – отрицательно покачал головой Сергеев. – Не имею на это права. Но в стране должен быть закон, и по закону нужно бороться за власть, а не жечь и убивать. Это мои личные убеждения. Я просто рассказываю тебе, каково твое положение.

– А зачем вы к нам приехали? – упрямо спросил Алехандро.

– Я приехал помочь быстрее закончить войну в твоей стране. А еще посмотреть, как вы живете, и передать это своему правительству. И оно будет оказывать твоему народу помощь. Не военную, не оружием, а продуктами питания, медикаментами, пришлет врачей, инженеров, чтобы помочь вам наладить жизнь, когда кончится война.

– Не понимаю, зачем вашей стране за океаном помогать моей маленькой стране?

– Затем, что мы не хотим, чтобы в мире лилась кровь детей, женщин и стариков. А с вашей страной мы хотим торговать и дружить. И для этого здесь должен быть мир.

– Вы чего-то от меня хотите, – снова поразил Сергеева пленник своей догадливостью.

– Конечно, – пришлось согласиться дипломату. – Иначе бы я сюда не приехал. Майор Гарсия отпустит тебя, если ты поможешь мне. Мы пойдем с тобой к твоим бывшим начальникам, и ты познакомишь меня с генералом Сертано.

– Зачем вам генерал Сертано? Он же для вас враг?

– Мы хотим с ним поговорить. Даже с врагом нужно поддерживать контакт и уметь договариваться. Скажи, ты в детстве дрался у себя в деревне с другими парнями?

– Бывало, – продолжая настороженно смотреть на русского, ответил Алехандро.

– Скажи, всегда все решал кулак или вы все же иногда договаривались о перемирии, решали свой спор без кулаков?

– Всегда кто-то сильнее в драке. Но даже если твой противник слабее, это не означает, что ты избил его и победил. Упавший не всегда побежденный.

– Умный, – хмыкнул Хейз.

– Вот и мы не хотим доводить до того, чтобы кто-то из вас во время вашей драки упал с разбитым лицом в пыль. Пора договариваться, искать общее решение и общий путь к миру.

Что это была за машина и откуда он ее взял, Родионов не сообщил. Это был потрепанный полноприводный «Плимут» с широкой резиной и глубоким протектором. Родионов остановился возле Сергеева, вышел из машины и бросил ему ключи.

– Что я делаю? – проворчал он, глядя задумчиво на Станислава. – Как потом буду отчитываться за свое легкомыслие? Черт бы тебя побрал, «специальный представитель МИДа»!

– Все будет нормально, Олег Иванович, – улыбнулся Сергеев. – Сертано мне ничего не сделает по нескольким причинам. Во-первых, я советский дипломат, а не представитель какой-нибудь Народной Республики Мозамбик. Во-вторых, с собой у меня нет никаких доказательств, которые можно уничтожить, убив меня. И, в-третьих, я ведь ему предложу действительно выгодную сделку.

– Да, знаю, – буркнул Родионов. – Отпустил бы я тебя, не будь у меня надежды на успех. Ладно, поезжай. Помни о главном: если ты будешь держаться уверенно, если он почувствует в тебе силу, почувствует в тебе равного себе по характеру и по статусу, то у тебя все получится. Стоит ему только усомниться в твоем статусе, почувствовать, что ты простая пешка и ничем реально не располагаешь, тебе крышка. Как минимум ты ничего не добьешься, а журналистку убьют.

Алехандро Гомаро сидел на переднем сиденье и покусывал обветренные губы. Ведя машину к перевалу, Сергеев поглядывал не только по сторонам и на дорогу. Он пытался понять по лицу своего спутника, что у того творится в душе, каков его настрой. Ведь согласился он свести русского дипломата с генералом Сертано сразу, без лишних обсуждений. Почему?

«А не пытаюсь ли я усложнить простое мировоззрение этого крестьянина? – подумал Сергеев. – Он не решает в голове сразу несколько сложных задач, не пытается свести в одно уравнение несколько разрозненных неравенств. Ему это не нужно. Он решает одну задачу, насущную, актуальную на данный момент времени. Выжить! Вот и весь смысл. Выжить, а потом вернуться к себе в деревню с заработанными деньгами и поднять свое хозяйство».

– Расскажи мне про Сертано, парень!

– Он генерал, – солидно кивнул Алехандро.

– Это я знаю.

– А что же про него еще можно сказать?

– Скажи, он добрый или злой? Как относится к своим солдатам?

– Он строгий командир. Только я генерала почти не видел. Я видел его помощников, а они все злые.

– Понятно, – вздохнул Сергеев. – Тогда скажи мне, тебя многие солдаты Сертано знают в лицо. Нас пропустят, если остановит патруль или пост по дороге к вашему лагерю?

– Да, меня почти все знают. Я думаю, что пропустят, потому что я везу к генералу дипломата из Советского Союза. Это все равно что американского дипломата, хотя про Советский Союз у нас все говорят плохо. Вас боятся.

– Почему про нас говорят плохо и почему нас боятся?

– Вы поддерживаете правительство, а оно не заботится о народе. Вас боятся, потому что вы не боитесь американцев, а американцев боятся все.

– Как интересно сформулировал, – засмеялся Сергеев и тут же поперхнулся.

На краю горной дороги в зарослях кустарника стоял броневик, его башенка плавно поворачивалась по мере приближения автомашины, наводя ствол пулемета на цель. Сергеев толкнул локтем Алехандро и показал на броневик. Но никарагуанец не успел ничего ответить. Жерло толстого ствола вдруг вспыхнуло ярким огнем, и птичий гомон тропического леса перекрыла пулеметная очередь.

Дум, дум, дум! Несколько пуль прошили тонкий металл автомобильного кузова, рассыпалось лобовое стекло, но Сергеев уже резко повернул руль влево и сильно нажал на педаль акселератора, уходя из-под огня. Заднее колесо громко лопнуло, машина сразу осела на одну сторону, продолжая вгрызаться железным диском в выщербленный камень дороги. В салоне сильно запахло бензином.

Сергеев ударом ноги открыл дверь, рванул за рукав Алехандро, который вдруг поник и ткнулся головой в приборную панель. Машину несло на заросший кустарником склон, от удара она должна будет перевернуться. Тормозить нельзя, потому что второй пулеметной очереди им уже не пережить.

Взвалив на себя обмякшее тело никарагуанца, Станислав вывалился на дорогу. Он ударился плечом, головой, защищая голову своего проводника, вскочил на ноги и, скрипя зубами от боли в ноге, потащил парня подальше от машины. Пулемет все стрелял, кричали люди. А Станислав думал только о запахе бензина и о том, чтобы успеть подальше оттащить Алехандро, пока не взорвался бензобак.

Когда машина ударилась в склон, перевернулась и взорвалась, они были уже метрах в тридцати. Громкий хлопок взрыва ударил по ушам, опалил нестерпимым жаром и бросил их обоих на камни и жесткую траву. Сергеев снова успел уронить тело Алехандро на себя, а не на камни. В горле першило, от вони сгоревшего бензина и копоти горящей резины было нечем дышать. Алехандро не мог идти сам, его нужно было тащить. Тащить потому, что бензин очень текуч. Горящий бензин растекается на десятки метров, и спастись от него сложно, потому что рядом нет воды, в которую можно было бы броситься с головой.

Наверное, он потерял сознание, хотя ему и казалось, что он все еще тащит никарагуанца на себе подальше от горящей машины.

Ноги в высоких ботинках на шнуровке появились возле лица, в голове, отдаваясь резкой болью, зазвучали слова на испанском. Сергеев хотел подняться и сказать, кто он и куда ехал, но удар ботинком в область солнечного сплетения заставил его с хрипом согнуться пополам. Рот наполнился рвотными массами, спазмы с содроганием скрутили живот в тугой узел.

Он видел дорогу, свои ноги. Он пытался двигать ими, но его все равно тащили под руки. Один раз его уронили, и Сергеев сумел увидеть, что Алехандро тащат за ним следом, только почему-то за ноги. Черные как смоль волосы растрепались и напитались кровью. Руки парня безжизненно волочились над его головой. Потом Станислава подняло в воздух, и он потерял сознание.

Была сильная тряска, очень болела голова. Потом стало прохладно и влажно. Это было приятно. Правда, он чуть не захлебнулся от большого количества воды и долго кашлял, лежа вниз лицом. Потом наступил покой. Где-то на грани подсознания у Сергеева проплыла мысль, что он, наверное, умер. Хотя это было бы обидно и немного не вовремя. Родионов очень расстроится. Как он сказал? Как он будет отчитываться за свое легкомыслие? Вот, еще одного человека подвел. Ах, как неправильно все. Надо выка… рабкиваться. Никого подводить нельзя. Вот только отдохну немного и начну выка… рабкиваться. Какое трудное слово. Не сразу и выговоришь.

Сергеев пришел в себя от того, что в глаза ему било солнце. Голова горела, горела грудь, лицо. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. А еще вокруг него воняло. Кажется, рвотными массами. И сразу все вспомнилось. Особенно то, как его самого вчера вырвало, как он надышался гарью, как его пнули в живот ботинком.

Он открыл глаза и увидел клочок неба, ветви палисандра и какие-то палки. Оказалось, что это просто разрушенная крыша какой-то хижины. А он лежит внутри нее на полу. Руки и ноги у него не связаны, но сильно болит колено, спина и голова. А раз болит, значит, он еще жив. И, кажется, даже вполне здоров. Сергеев поднял голову и осмотрелся.

Хижина больше похожа на временное жилище, даже пол в ней – каменный, покрытый вонючими старыми шерстяными коврами. Не хватало еще всяких насекомых на себя собрать, подумал Станислав, поднимаясь на ноги. Все болело, но ноги и руки вполне слушались. Болела голова, а перед глазами снова всплыла картинка, как двое солдат тащат за ноги тело Алехандро. Плохо! И парня жалко, и проводника у меня теперь нет. И документов тоже. Сергеев похлопал себя по карманам. Исчезло все. И удостоверение личности, и справка, выписанная в посольстве.

Мысль была правильная. Тащить с собой в горы оригинал дипломатического паспорта не стоило. Он мог бы пострадать от огня и воды. Потом была бы масса проблем с выездом. Родионов предложил изготовить удостоверение личности и справку из посольства о том, кем является ее предъявитель. Документы смешные, но они должны заставить задуматься любого, в чьи руки попал бы Сергеев. А в чьи руки он попал? Задумались ли те, кто забрал его документы?

Обойдя пустую хижину с остатками изломанной мебели, Сергеев нашел, наконец, в деревянных стенах щели, в которые можно было хоть что-то увидеть. Небольшая поляна в джунглях. Справа поднимается горный склон, слева – накатанная грунтовая дорога. С третьей стороны – небольшой склон, покрытый кустарником. Что ниже по склону – не видно, но кажется, там шоссе. И людей почти нет в этом лагере или поселке.

Теоретически удрать отсюда легко, только надо очень тихо и осторожно выбраться из этого ветхого строения. Вопрос: зачем? Он ведь специально ехал, чтобы найти контрас, найти генерала Сертано. И вот… нашел! Теперь надо двигаться дальше по намеченному пути. Важнее другое. Ждать, когда за ним придут, или барабанить и требовать к себе командира? Черт, не шлепнули бы по житейской наивности и политической недоразвитости прямо у этой стены. А вот и голоса! Кто-то, громко разговаривая, шел к хижине. Судя по голосам, двое. Ну, держись, Сергеев!

У дверей хижины, как понял Станислав из разговоров, был часовой. Те двое, что подошли к нему, отчитали солдата за то, что тот сидел и дремал на посту. Хижина зашаталась, когда отодвигали со скрежетом железный засов. Дверь открылась, впуская в прохладу хижины жар высоко поднявшегося над джунглями солнца.

Двое солдат, показавшиеся в дверном проеме, были одеты в зеленые бриджи, заправленные в высокие ботинки, на теле – черные майки. Свободная одежда, даже для бандитов, подумал Сергеев, или у них тут так принято?

– Выходи! – приказал высокий солдат с кобурой на ремне.

Его напарник с автоматом на плече посторонился и брезгливо осмотрел пленника с ног до головы. Руки связывать не стали. Первый солдат пошел впереди, Сергеев двинулся за ним, чувствуя взгляды второго на своей спине. Теперь он разглядел поселок, в котором располагалась эта группа боевиков. Несколько хижин возле леса, ближе к дороге – дома покрепче, несколько – каменных, сложенных грубо, но основательно. На крыше одного из домов красовалась антенна коротковолнового передатчика. К этому дому и свернули охранники, подталкивая Сергеева в спину.

– Кто ты такой? – сразу спросил крупный седовласый никарагуанец в темных очках, который сидел за столом в комнате, в которую ввели Сергеева.

– Я советский дипломат, – спокойно ответил Станислав, посматривая на стул, на который ему не предложили сесть. – Ваши люди расстреляли мою машину и убили Алехандро Гомаро, который ехал со мной.

– Это ложь! – уверенно заявил седой. – Что делать в нашей глуши дипломату, да еще советскому?

– У вас мои документы, можете с ними ознакомиться, – пожал плечами Сергеев. – А вот кто вы такие? И почему вы сначала стреляете, а потом спрашиваете?

– Здесь я задаю вопросы! – повысил голос никарагуанец.

– А я уже ответил на ваши вопросы. Теперь вы ответьте на мои.

Удар приклада под колени был болезненным и неожиданным. Сергеев не удержался на ногах и упал на четвереньки, закономерно ожидая нового удара, теперь уже носком ботинка по ребрам. Можно было упасть на бок и защититься руками, но кувыркаться перед этими типами как-то не хотелось. Удара все же не последовало, и Сергеев набрался наглости и самовольно поднялся на ноги. Он даже демонстративно отряхнул колени, которые и без того были жутко грязными.

– Вам это доставляет удовольствие? – осведомился Станислав, мельком оглянувшись на солдата, который его ударил. – Если это допрос – спрашивайте. Какой смысл меня избивать?

– Вывести его к дороге и расстрелять, – холодно приказал седовласый. – А труп повесить за ноги, чтобы всем было видно, что тут делают со шпионами.

– Неумно, – покачал головой Сергеев, когда его схватили за воротник куртки и потащили из комнаты.

Он был горд тем, что смог произнести эту короткую фразу спокойно, даже равнодушно. Хотя, когда он услышал такой приказ, внутри, в области желудка, все сжалось в тугой комок, а по спине пробежала противная волна липкого холода. Разговоры кончились, теперь надо думать, как спасаться. Меня, кажется, всерьез не принимают? Значит, надо попытаться удрать. А что потом? Вернуться в Манагуа? Нет, такую идею – коту под хвост!

А если напасть на этих двоих, разоружить их, вернуться к этому типу в очках, снова начать разговор и потребовать отвезти меня к Сертано? А если он только рассвирепеет и снова прикажет меня расстрелять? Тогда второй номер с нападением на свой конвой и освобождением путем применения силы больше не пройдет. Тогда смерть. Пропади вы все пропадом!

– Стойте! – послышался голос седовласого, когда Сергеева довели до конца коридора. – Верните его назад!

Такой поворот дела не укладывался в голове Сергеева. Однако он мог сейчас только подчиниться. Когда его толкнули стволом автомата, он двинулся назад. Седовласый ухмылялся, стоя в дверном проеме и оценивающе глядя на русского.

– А вы хорошо держитесь, – уже другим тоном заговорил седовласый. – Вы что, в самом деле дипломат?

– В самом деле, – решил сдержать эмоции Сергеев и ответил тоже спокойно, хотя хотелось на этого типа заорать. – И вообще, я ехал сюда по делу, а не ради прогулки.

– Ладно, заходите, садитесь. – Седовласый повернулся спиной к русскому и вошел в комнату первым, продолжая говорить: – Вам, может быть, не понять всей ситуации, потому что надо родиться и вырасти в этой стране, чтобы иметь право судить ее граждан и оценивать их поступки.

– Я считаю иначе, – ответил Сергеев, с наслаждением усаживаясь на стул, потому что ноги его уже не держали. – Я считаю, что граждане любой страны должны придерживаться не столько международных норм, сколько основных принципов человеколюбия и гуманизма. Расстреливать или угрожать расстрелом человеку, вины которого ты не видишь, вина которого не доказана, аморально.

– Ну, на вашем месте и я бы считал примерно так, – засмеялся седовласый. – Меня зовут Родригес. Я здесь главный. На этом участке. И обычно с меня никто не спрашивает, сколько человек я здесь убил и почему. Мне доверяют, потому что я стою у истоков движения, я старый солдат и моя мораль – мораль солдата.

– Солдаты воюют с солдатами, а не с мирными жителями и пленными дипломатами. И солдаты не казнят невиновных людей. – Сергеев говорил, понимая, что его уже заносит и развивать эту тему не стоит. Родригес запросто может передумать и шлепнуть его прямо здесь, в комнате. Вот он и верхний ящик своего стола выдвинул. Не за пистолетом ли? Хотя пистолет у него в кобуре на ремне висит.

Седовласый достал из стола удостоверение, в котором Сергеев сразу узнал свой документ. Следом появился листок бумаги, на котором была напечатана справка посольства СССР. Оба документа были изготовлены на двух языках: английском и испанском. Родригес стал перечитывать каждый документ, потом небрежно бросил все на стол и посмотрел Сергееву в глаза.

– Так что вам понадобилось в этих краях? Да еще в сопровождении бывшего нашего солдата? Он попал в плен к сандинистам?

– Да, он попал в плен, и его отпустили. Но по моей просьбе Алехандро вернулся сюда, чтобы помочь мне встретиться с генералом Сертано.

– Даже так? – поднял удивленно брови Родригес. – И я должен в это поверить? Ваш Алехандро мертв, вы делаете голословные заявления, у вас довольно странные документы. Если бы был дипломатический паспорт, я бы, может быть…

– Вы серьезно полагаете, что стоит брать с собой в такое место и в такое время дипломатический паспорт? Испорченный или утраченный, он будет долго восстанавливаться, а мне еще работать в вашей стране. А в том, что погиб Алехандро Гомаро, вина не моя, а ваших вояк. Какого черта они начали стрелять по нашей машине? Давайте заканчивать этот разговор, который никуда нас не ведет. Я прошу сообщить генералу Сертано, что у вас находится специальный представитель МИДа Советского Союза, который хочет встретиться с ним лично.

– А у вас железный характер, – рассмеялся Родригес. – А если у меня нет возможности связаться с генералом Сертано?

– А какого черта у вас на крыше торчит коротковолновая антенна?

– Даже так? Ладно, черт с вами, пусть вами занимаются те, кому это положено.

Усмехнувшись, седовласый поднялся из кресла и вышел из комнаты. Сергеев почувствовал, что в комнату кто-то вошел и стал у двери. Наверное, солдат. Родригес не верил, что русский не попытается сбежать. Или просто действует автоматически. Раз задержан, значит, должен находиться под надзором. Нервы снова напряглись от полной неизвестности.

Шли минуты, но ничего не менялось. Умом Сергеев понимал, что вызвать по рации человека недолго, просто он должен быть на месте, возле другой рации. Сертано мог быть занят, поэтому и не выходил на связь. А может, просто отмахнулся от этого сообщения. Какой еще советский дипломат, что за чушь?

Родригес так и не вернулся, зато двое новых конвоиров вошли в комнату и не очень вежливо предложили встать и идти за ними. Сергеев повиновался. На улице его без всяких объяснений посадили в машину, и она тут же тронулась. Оставалось надеяться, что везут его все же туда, где сейчас находился генерал Сертано или другое более высокопоставленное лицо в иерархии контрас, которое заинтересовалось появлением в этих местах советского дипломата. Не расстреливать же его повезли так далеко? Пулю в затылок можно было пустить и здесь.

Ехали около двух часов. Разбитые дороги, переправы через небольшие речушки по каменистым руслам. Машина то ныряла под кроны тропических деревьев, то снова выезжала на каменистое плато под палящие лучи солнца. В животе было пусто, как в старом бидоне, даже эхо там, казалось, гуляло. Хотелось есть, еще больше хотелось пить, но Сергеев решил не унижаться и сносил муки стоически. А когда впереди показались сложенные из каменных плит стены старинной испанской крепости, Станислав понял, что они приехали на место.

Дорога вилась между большими скалистыми выступами, почва была почти везде голой, лишь отдельные участки покрыты кустарником да редкие деревья виднелись неподалеку.

Два пулеметных гнезда Сергеев разглядел сразу. Караульные солдаты, ничего не спрашивая и не досматривая подъехавшую машину, оттащили в сторону деревянные ежи, обмотанные колючей проволокой. Машина въехала через большой пролом во внутренний двор крепости и остановилась.

Коренастый черноволосый мужчина в армейской камуфляжной куртке с засунутым под погон черным беретом посмотрел на подъехавшую машину через стекла черных очков. Отдав какие-то распоряжения, он махнул рукой одному из офицеров и пошел к ступеням, ведущим в единственную уцелевшую башню. Офицер подошел к машине.

– Выходите!

Сергеев подчинился. Солдаты, сопровождавшие его, остались стоять возле машины. Сергеев двинулся следом за офицером, разглядывая с интересом крепость. Судя по следам на камнях внутреннего двора, сюда заходила даже гусеничная техника. Интересно, это были танки или строительная техника, расчищавшая развалины?

Тяжелая дверь была открыта. Из комнаты с высоким потолком и узкими окнами лилась музыка, судя по всему, работало радио, транслировалась музыкальная программа с англоязычной станции.

Комната была обставлена в старинном испанском стиле. Откуда сюда свезли раритетную мебель, оставалось лишь догадываться. Большие резные кресла, огромный длинный обеденный стол с канделябрами, на котором, кроме тарелок и бокалов, лежали развернутые топографические карты. Видимо, не убрали после последнего совещания. У дальней стены комнаты был выложен большой камин.

– Я генерал Сертано! – четко, по-военному произнес мужчина с короткими черными усами и снял очки.

Помассировав переносицу, он внимательно осмотрел гостя. Настало время назвать себя Станиславу.

– Специальный представитель советского МИДа Сергеев, – объявил он. И добавил: – Я приехал в этот район, генерал, чтобы встретиться с вами. Я искал вас. Меня сопровождал один из солдат, попавший в плен к правительственным войскам. Его звали Алехандро Гомаро, он служил в подчиненных вам подразделениях механиком, насколько я его понял.

– Где сейчас Гомаро? – снова четко, по-военному спросил Сертано.

– Погиб. Машину, на которой мы ехали к вам, расстреляли из пулемета люди командира Родригеса. Я еле успел выбраться из машины, прежде чем она взорвалась. Мои документы были у Родригеса, возможно, он передал их для вас с моими провожатыми.

– Солдаты гибнут, на то она и война, – сухо ответил генерал и повел рукой в сторону кресел, стоявших возле камина. – Прошу вас садиться. Зачем вы меня искали?

– Я хотел предложить вам сделку на взаимовыгодных условиях.

Генерал замер возле кресла, в которое намеревался сесть, и уставился на русского дипломата. А выдержка у него хромает, подумал Сергеев, слишком откровенные реакции. Правда, это может означать лишь то, что он сейчас на своей территории и что я в его руках, поэтому нет смысла скрывать эмоции. Посмотрим!

– Любопытно, – усаживаясь, наконец, в кресло напротив и доставая из нагрудного кармана сигареты, сказал генерал. – И что же вы мне можете предложить? Хотите сигарету?

– Нет, благодарю вас. Я могу предложить вам информацию, которая вас заинтересует.

– Вы уверены? – хмыкнул генерал, выпуская в потолок густой табачный дым.

– Абсолютно. Я настолько уверен в том, что эта информация вам нужна, что изложу вам все без предварительных условий. И только потом, когда закончу свой рассказ, попрошу вас об ответной услуге. А возможно, и о дальнейшем сотрудничестве.

– Вы меня вербуете? – коротко хохотнул генерал, но Сергеев уловил в его голосе нотку напряжения.

– Скорее, я вас перевербовываю. Вербовал вас Георг Коулман. Сначала он просто поставлял вам от имени американских спецслужб оружие и снабжал деньгами. А потом решил на этом политическом деле подзаработать немного денег. Обмануть своих хозяев, сделать вид, что на конвой напали сандинисты, которые забрали оружие и деньги. А охрану убили. И даже во время перестрелки, как он потом написал в отчете, погиб его помощник Джерри Эптон.

– У вас в Министерстве иностранных дел все такие фантазеры? – прищурившись, спросил генерал. – Даже не понимаю, о чем вы говорите.

– Не спешите с оценкой, генерал, – серьезно сказал Сергеев. – Коулман хитрее, чем вы думаете. Он записал вашу с ним встречу на перевале на микровидеокамеру. Я вам об этом говорю, потому что знаю, что Коулман обязательно воспользуется этой записью, чтобы держать вас в руках и действовать в своих корыстных целях. Я бы поверил в то, что он работает от имени американского правительства, что ЦРУ хочет вас держать в своих руках, но убийство американца, бывшего морского пехотинца Эптона, все перечеркивает. Это его личная операция, и он все снял на пленку. И сцену убийства тоже.

– Это голословное заявление, сеньор дипломат. Покажите мне эту запись, тогда мы поговорим с вами о сделке.

– А зачем мне ввязываться в шпионские игры, генерал? Это не моя работа – воровать микропленки. А пленку вам покажет сам Коулман, когда придет время поставить вам свои условия. Я же пришел вас просто предупредить об этом. Это жест доброй воли с моей стороны. И еще, генерал! Ни к кому другому я бы не пришел с этим разговором, не стал бы рисковать жизнью. Но к вам я пришел. Я навел справки и убедился, что вы не особенно-то и воюете. Да, у вас есть свои подразделения, да, они иногда участвуют в операциях против нынешней никарагуанской власти, но самостоятельных операций вы не проводили очень давно. Да, я знаю, что через вас как через один из каналов идут оружие и деньги для формирований контрас. Я даже знаю, откуда и через кого идет это оружие, но вам это неинтересно.

– Вы хотите сказать, что я не патриот своей родины? – довольно вяло и беззлобно спросил Сертано.

– Патриот не тот, кто воюет и убивает. Патриот тот, кто что-то делает для того, чтобы его родине было лучше, лучше своему народу. А борьба может быть не только вооруженная, она может быть экономическая, политическая. Так что дело не в патриотизме, генерал. Хотите, я честно вам расскажу, зачем я прислан в вашу страну?

– Да, Родригес мне передал, что у вас какой-то интересный статус специального представителя советского МИДа.

– Именно. Об этом не принято говорить на каждом углу, но вам я скажу, потому что считаю вас патриотом, а не таким дельцом, как Коулман, который будет ради своей выгоды торговать чужой родиной и, думаю, своей тоже. Советский Союз хочет помочь прекратить гражданскую войну в Никарагуа. Он хочет, чтобы здесь перестали убивать, чтобы противоборствующие стороны сели за стол переговоров. И когда вы помиритесь, мы будем с вами торговать, заниматься новыми интересными экономическими проектами.

– Ваше посольство только об этом и говорит. А в чем же ваша работа? Вы-то зачем приехали?

– Я приехал для того, генерал, чтобы найти документальные, официальные подтверждения тому, что некоторые американские политические круги, отдельные представители администрации США, Великобритании и Израиля активно поддерживают гражданскую войну в вашей стране, активно вмешиваются в политические процессы. И делают они это путем поставок оружия и финансовой поддержки контрас. Когда я получу эти доказательства, они незамедлительно лягут на стол нашего представителя в ООН и будут озвучены на заседании Совета Безопасности. Это единственный эффективный способ прекратить гражданскую войну в вашей стране.

Сергеев хотел было сказать еще, что так можно прекратить войну не только в Никарагуа, но и погасить ирано-иракский конфликт. Но потом решил, что хватит Сертано и этих глобальных проблем. Генерал из него средненький, мыслить мировыми категориями он не умеет, да и нет ему дела до какого-то там Ирана или Ирака. Все, что его волнует, происходит здесь и сейчас.

Сертано продолжал молча курить и смотреть в стену над камином. Ага, зацепил я его, подумал со злорадством Сергеев. Как ни хорохорься, а весть я тебе принес неприятную. Надо же так глупо попасться на крючок к американскому авантюристу. А еще генералом себя называет.

Сертано докурил и бросил окурок в камин. Медленно поднялся, заложил руки за спину и прошелся по комнате. Остановился у окна и стоял так несколько минут, глядя вниз на каменистую пустошь, тянувшуюся вдоль дороги.

– О том, что американцы поставляют нам оружие, знают все, – наконец, сказал он, не оборачиваясь. – Это не такая уж большая тайна.

– Знать – это одно. Точнее, догадываться, кому выгодна здесь война, кто хочет сменить режим, кто может способствовать поставкам оружия. Догадки и логические умозаключения к делу не подошьешь. А мне нужны доказательства, документы, свидетельские показания участников событий.

– И вы считаете, что я вам в этом помогу? – без всяких красок в голосе спросил генерал.

– Я считаю, что, узнав от меня о происках Коулмана, вы станете защищаться, захотите перестраховаться и упредить его шантаж. Ведь, кроме его показаний и его пленки, можно подготовить не менее впечатляющие доказательства того, что в его планах было не только присвоение денег, предназначенных для поддержки контрас, но и смерть американца Джерри Эптона. Это крах его карьеры, это пахнет для него электрическим стулом, генерал. Он, конечно, вывернется, его прикроют непосредственные начальники, чтобы не подставиться самим, но удар все равно будет страшным. Скандала не избежать.

– Значит, вы хотите моей откровенности в обмен на вашу откровенность? – Сертано повернулся и снова сел в кресло напротив камина.

– Не только. Я прошу вас отпустить заложницу – американскую журналистку Дорес Батлер. Я понимаю, что вы хотели получить от нее пленку, которую они с оператором сняли на месте тех событий на перевале. Поверьте, эта пленка ничего не добавит и ничего не убавит. К пленке нужны свидетельские показания американских журналистов. А я уверен, что для них важнее будет вывести на чистую воду Коулмана и прикрывающих его чиновников из Вашингтона, чем заниматься этим рядовым случаем на перевале. Важнее доказать, что США разогревает войну в Никарагуа, а не то, что некий Коулман – вор и авантюрист.

– Почему вы думаете, что Батлер у меня?

– Я так думаю по нескольким причинам, – вздохнул Сергеев и начал загибать пальцы на левой руке. – Пленка и комментарии журналистов опаснее для Коулмана, чем для вас. Коулман, а не вы организовал обыски в номерах журналистов в отеле «Вилла Ангело». Ему это сделать проще, чем вам. У Коулмана свои люди в полиции, он купил или запугал детектива того же отеля Карлоса Задоро. Коулману и его хозяевам, а не вам опасно допустить информацию о поставках оружия контрас и участии спецслужб США во внутреннем конфликте в Никарагуа. По приказу Коулмана, а не вашего Задоро пытался напасть на меня и на моего никарагуанского друга с целью убить нас. У него не получилось, и он погиб сам, но это уже не важно. И последнее, похищение Батлер – не ваша идея, я так думаю. Это идея Коулмана. И причиной того, что он вас еще не начал шантажировать, является как раз то, что он пока не нашел пленку Батлер. А пленку он не найдет, я ее спрятал надежно.

– М-да, – покачал головой генерал и, наконец, улыбнулся. – Пожалуй, вы меня убедили. Хорошо, я отдам вам журналистку. Пообещайте убедить ее, чтобы она не писала об этой истории. Пусть займется разоблачением Коулмана и его хозяев. Кстати, с ней у меня обращались вполне прилично.

– Спасибо, генерал.

– И я дам вам одну подсказку. Я не совсем осведомлен о тех людях, которые напрямую связаны с поставками оружия. Я полагаю, что каналов много и не один Коулман занимается этим. Оружие ввозят тайно под видом товаров народного потребления и медикаментов, его сбрасывают с самолетов, завозят вертолетами в джунгли и оставляют на заранее оговоренных площадках по утвержденным координатам. Я дам вам дельный совет, Сергеев: обратите внимание на британскую военную компанию «KMC Ltd.». Ее представители базируются на аэродроме Блуфилдс на восточном побережье и в Гондурасе.

– И чем примечательна эта компания?

– Насколько я понял, она занимается как раз подбором пилотов для самолетов и вертолетов, которыми осуществляется заброска оружия на территорию Никарагуа.

– Интересными вы сведениями располагаете! – удивился Сергеев.

– Случай помог мне понять. Пара случайно подслушанных разговоров, перехваченные передачи Коулмана и способность сопоставлять услышанное и факты. Только вы не рассчитывайте, что я дам вам официальные показания. Пока идет война и пока не начались мирные переговоры между правительством и оппозицией, мне это не выгодно. А что будет завтра, даже я не знаю. Но я не исключаю, что, например, через три дня мне захочется дать вам показания. И не только вам, а даже на камеру американским журналистам. Тогда я расскажу, какими делами занимались тут американские спецслужбы. Вдруг через три дня или через неделю мне захочется нарастить свой политический капитал и поиграть в демократию? А заодно выставить свою кандидатуру воина, боровшегося за независимость страны, на очередных выборах, которые вы спровоцируете.

Пока Сергеев переодевался в чистую одежду, которую ему принесли солдаты Сертано, пока он умывался и с помощью доктора обрабатывал раны, привели Батлер. Журналистка была бледной и очень напряженной. Судя по ее внешнему виду, обращались с ней здесь действительно хорошо, но это не значило, что она не ожидала смерти. Может быть, ее даже пытались запугать расстрелом. Губы женщины были плотно сжаты, ввалившиеся глаза в черных кругах смотрели остро и прямо.

И только когда она увидела Сергеева, вытиравшегося полотенцем и натягивающего на себя рубашку, она вдруг обмякла, ее губы задрожали, женщина повалилась на землю. Если бы не двое солдат, успевших подхватить расслабленное тело, она бы упала.

– Все, все, Дорес! – с улыбкой проговорил Сергеев, опускаясь рядом с журналисткой на сиденье машины, куда ее положили. – Все закончилось. Я увезу вас в Манагуа. Вам больше ничто не угрожает.