Глава 26
НЕКРОМАНТ И СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
К Шимазе вышли на рассвете.
В отличие от крохотного и пропыленного Ормса, Шимаза вытянулась вдоль речных берегов. Полноводная Шима здесь становилась обманчиво узка, будто перетянута каменными поясами десяти мостов, каждый из которых был по-своему славен.
Широк мост Менял. И ласточкиными гнездами облепили его дома и домишки. Они вырастали камнем из камня, порой до того узкие, что только и хватало места — дверь поставить, а над дверью повесить серебряный колокольчик, чтоб, если случится гостю заглянуть, хозяева услышали. Но поднимаясь, дома расползались, тесня друг друга, выкатывая каменные языки террас. Иные выдавались далеко над водой, громоздились над мостом, тянулись к террасам же на другой стороне моста, сливаясь в уродливые арки. И казалось, малости хватит, чтобы вся эта конструкция треснула и обвалилась.
Прежде такое случалось.
Узок Последний путь, соединивший мрачную Башню Воронов, которая на веку своем много всякого повидала, с городскою же площадью. Только и проедет по нему узкая тюремная повозка.
Тяжелы гранитные плиты. Крепко срослись одна с другой.
И возвышаются над ними птичьи гнезда лучников.
…правда, давно уже никого этой дорогой не возили. Поговаривали, что вообще подумывали мост перестроить, расширить, да все денег не было.
Легок мост Живописцев, который давно уже стал прибежищем не только для живописцев. Бродячие циркачи и менестрели. Скульпторы, иллюзионисты, чьего дара не хватает на серьезную работу, и просто безумцы…
Массивен Королевский.
И неприметен Торговый, по которому октоколесер и полз после долгой перебранки со стражей. Она вовсе не горела желанием впускать этакую страхолюдину в приличный город. Мост был достаточно широк и прочен, чтобы выдержать с десяток подвод, которые ныне и ползли, медленно, со скоростью волов, в оные подводы запряженных. Дремали возницы. Бегали собаки. И пышнозадая матрона в ярко-красном нарядном платье сидела, свесив с мешка полные ноги в алых же чулках. Сыпанув на подол расшитого бисером платья горсть семечек, матрона их лузгала.
И вид при том имела презадумчивый.
— Отвратительно. — Альер имел собственный взгляд, который, как и прежде, не стал держать при себе. — Подобным особам нужно запретить въезд в город!
Матрона обернулась и нахмурилась.
— Их вид всякому благородному человеку внушает отвращение…
— Заткнись, — попросил Ричард, за которым надоедливый дух теперь следовал неотступно. И отнюдь не потому, что амулет с привязкой ныне болтался на шее Ричарда. Нет, возможностей Альера хватило бы на то, чтобы отдалиться от амулета на сотню шагов, а то и побольше. И Ричард подозревал, что такое повышенное внимание духа к особе некроманта вызвано исключительно паскудностью характера последнего.
— А вы бы, молодой человек, — бабища сдула черную скорлупку, прилипшую к нижней губе, — помолчали б. Ишь, хаеть он меня!
Толстый палец бабищи указал на Ричарда.
— Молод еще меня хаить! Дитяти б постыдился…
Голос ее трубный разносился над мостом, пугая толстых ленивых голубей. А упомянутое дитя взгляд потупило и вид обрело самый что ни на есть благостный.
— Боги милосердные. — Альер закатил очи. — Это еще и разговаривает?
— Замолчи, — взмолился Ричард.
— Он меня затыкаить! Гурт, тут твою жену всякие хають… словечка молвить не дають… — визгливый голос бабы взвился над мостом. — А ты молчишь! Что ты молчишь, всю жизню и промолчишь… как ополупень…
— Кто такой ополупень? — не выдержал любознательный дух.
— Понятия не имею.
Ричард прикинул, что мост протянулся этак полмили, что октоколесер только-только въехал на него, а судя по скорости, с которой мост пересекали подводы, до Торговой слободы доберутся они разве что к полуночи.
— Грен, — он вывел подгорца из задумчивости, в которой тот пребывал в последние дни. — Я пошел. Скажи Тихону, чтоб, как прежде, в «Гордом козле» остановился…
Под ногами похрустывала ореховая скорлупа. Ступать приходилось осторожно, поскольку среди шелухи, скорлупы и соломы встречались, и довольно часто, воловьи лепешки.
— Скажи ему! — Бабища отвесила затрещину худосочному мужичонке, почти не видному по-за огроменными мешками. От удара темная шапка съехала на нос, а мужичонка покачнулся и едва не выпал из телеги, но был остановлен могучей рукой. — Никакого с тебя толку… набрался с утра…
— Вот и скажи, стоит ли считать их разумными? — Альер вышагивал рядом.
— А ты, — бабища не собиралась просто упускать обидчика, — ни стыда ни совести… наговорил и деру? И мальчонку с собой тащить… эй, малец, он тебя не скрал случаем?
— Только попробуй, — одними губами произнес Ричард, подозревая, что дух не прочь повеселиться. — Отдам Оливии…
— Неа, тетенька. — Альер шмыгнул носом. — Это дядька мой… мамка с папкой померли…
— Альер…
— Чего? Чистую правду говорю, — и глаза сделал честные. — Они ж и вправду померли… еще когда…
— Дядька, значится?
Лицо женщины налилось кровью. Губа верхняя оттопырилась. А черная бородавка на щеке сделалась выпуклой, круглой, что горошина.
— Он хороший, — тоненький голосок Альера звучал тихо, однако же все, включая голубей, слышали каждое слово. — Он обо мне заботится…
— Заботится, значит… вижу, как он об тебе заботится. Прибрал сироту! Вона, сам вырядился, а дите в обносках… хоть бы обувку справил…
— Идем. — Ричард стиснул зубы, чувствуя, что еще немного — и сорвется самым безобразным образом.
И Альер, опустивши очи долу, голову в плечи втянув, сделавшись будто бы меньше — и вправду ни дать ни взять сиротинушка горькая, которой каждый встречный-поперечный помыкать горазд, — заспешил за Ричардом.
— А ты… ни стыда ни совести… обобрал… стражу вызову…
В спину доносились гневные крики раздраконенной женщины. Прочие возницы то ли привычны были, то ли предпочитали не встревать в чужие дела — разумная, в целом, позиция — но, к счастью, молчали. Правда, смотрели так…
— И зачем это надо было? — Ричард заговорил, когда мост остался позади.
— Что?
— Представление.
— Просто так… весело ведь. Примитивное существо с предсказуемыми реакциями…
И вот поди пойми, о той бабе он говорил или же о самом Ричарде. Лучше не уточнять.
— Когда к Управе подойдем, исчезни. Я не готов объясняться, почему до сих пор не развоплотил…
— Потому что силенок не хватило. И у всей вашей управы не хватит, — Альер вертел головой и сейчас, как никогда, походил на обыкновенного ребенка.
Даже леденец себе сотворил.
Медяшный, на длинной палочке, крашенный жженкой.
— Кстати, — Ричарду тоже захотелось конфету, но он подавил в себе это совершенно нелепое желание, — а действительно, почему ты все время босой?
— Да… как тебе сказать. — Альер проводил взглядом тележку старьевщика, доверху наполненную тряпьем. — Меня так похоронили.
— Что?
Ричард был в гробнице.
Золото.
Алмазы.
Кровь дракона.
Неужели не нашлось пары ботинок для Императора.
— Да… видишь ли, когда снимали мерки для саркофага, то выяснилось, что что-то там напутали, не учли парика… в общем, ерунда полная. Пришлось выбирать — или босым, или без парика и маски… распорядитель и решил, что под одеянием погребальным босые ноги не видны. Никто ж не думал, что я и вправду ходить буду.
Он остановился и, стоя на одной ноге, вторую поднял и оглядел ступню.
Грязную.
— Ты и не ходишь. Ты создаешь иллюзию ходьбы. — Ричард посторонился, пропуская гончара с полной тележкой горшков. — Одежда… тоже?
— Значение имеет погребальное одеяние. Ты его видел… — Альер щелкнул пальцами, воспроизводя свой посмертный наряд во всем его великолепии.
— Перестань!
— А… — Альер в некоем подобии халата до пят выглядел золотой куклой. Причем не только золотой, драгоценных каменьев, на этот наряд нашитых, хватит, чтобы скупить не только рыночную площадь, но всю Шимазу, включая знаменитые мосты ее, Гильдию лодочников и имперского наместника. — Извини…
Наряд он развеял.
— Сам понимаешь, смотрится достойно, но ходить в этом невозможно… слушай, а почему тут так грязно?
Ричард огляделся.
Грязно?
Ну… обычно. Да, пованивает, но это из-за жары. И ветерок тянет с востока, где скотобойни расположены с дубильными мастерскими и кварталом красильщиков вкупе. Неприятно, но после обеда ветер переменится, тогда и полегче станет.
А пока…
Кучи отбросов. Гнилые овощи. Гнилое мясо, которым побрезговали и местные бродячие псы. Треснувшая бочка золотаря, брошенная, судя по всему, давно, но время не убавило смрада. Кучи мух. Та же гнилая солома, шелуха и скорлупа. Пьяный, прикорнувший на обочине… телеги и люди.
— Разве вы забыли, что нечистоты являются источником многих болезней? — Альер брезгливо скривился. — Если бы в мое время наместник позволил довести город до такого состояния, в лучшем случае он бы расстался с должностью, но куда вероятней — с головой…
Ричард перехватил руку грязного мальчишки, который будто бы случайно налетел на Ричарда.
— Передай своим, что не стоит, — сказал он воришке, вытащив звезду некроманта.
Тот лишь выругался.
— И бродяги… вы их не отлавливаете?
— Зачем?
Альер пожал плечами.
— Во-первых, они переносят блох, вшей и болезни. Во-вторых, это ресурс, который вы не используете… хотя… если человеческие жертвоприношения запрещены… а работа с плотью?
— Тоже.
— И даже…
— Они люди.
— И что с того. — Альер перепрыгнул огромную лужу, в которой развалилась черная свинья. — Эти, как ты изволил выразиться, люди представляют собой угрозу для общества. И ваше лояльное отношение к подобному контингенту лишь указывает на вашу слабость и неспособность решить данную проблему…
Альер остановился перед разваленным колодцем, из которого расползались грязные ручейки.
— Извини, но и призрачные мои ноги мне дороги, — произнес дух и исчез, жаль, временно.
Хотя следовало признать, что слово свое Альер сдержал. И три показанные им связки… проклятье, этому должны были учить некромантов! Основа. Логичная.
Правильная.
Четкая.
Позволяющая не просто запоминать уже существующие заклинания, но анализировать их… еще бы остальные… но цена…
Торговый квартал с его рыночными площадями и лавками остался позади, как и Цветочная улица, прозванная так отнюдь не из-за роз, которые здесь выращивали в огромных кадках. По дневному времени улица была тиха, но скоро вспыхнут желтые бумажные фонарики, а в окнах домов появятся женщины… ну, в основном женщины.
— И подобные кварталы. — раздалось над ухом, — находились за городской чертой… к слову, может, заглянем на обратном пути?
— Ты же призрак!
— Не призрак, а дух. И вообще… что с того? У меня что, не может быть личной жизни?
Личную жизнь духа Ричард представлял плохо…
…узкие улочки Книжного города.
На них пахло древностью. И немного — помоями.
Темные стены квартала Алхимиков. Здесь дома традиционно строили из камня, скрепляя раствор заклятиями. Первые этажи — глухие, слепые, лишенные окон, зато крыши зачастую ими прорезанные, а то и вовсе стеклянные — знаком достатка хозяев.
Белая стена, знаменующая близость Старого города, этакое кольцо в кольце, приближалась. А с ней росла и неуверенность Ричарда. Что он скажет? И надо ли вообще говорить что-то… монета как доказательство? А доказательство чего? Его подвига в забытом храме? Или…
…белоснежное здание городской Управы, левое крыло которого занимала и местная Гильдия некромантов, показалось из-за поворота. И Ричард остановился.
Он прекрасно знал и местного Главу — сухопарого, недовольного жизнью и назначением лойра, искренне полагавшего Шимазу глушью, а собственную должность — ссылкой. И помощника его, который заботился больше о собственной репутации и карьере, нежели о том, что происходит вокруг. И градоправителя, в прошлый визит обратившегося с частным заказом, что не прибавило любви со стороны местных некромантов.
Возвращению Ричарда будут не рады.
Настолько не рады, что вряд ли станут слушать. А если и удосужатся, то высмеют.
Он уже готов был повернуть назад, нет, не признавая собственную идею глупостью — сейчас Ричард был, как никогда, уверен в собственной правоте, — но лишь отступая.
Ненадолго.
Пока не соберет доказательства…
— Ричард! — Этот голос заставил вздрогнуть и обернуться. — Боги всемилостивейшие! Я уж и не чаял тебя дождаться!
Он шел по улице, старый недобрый друг, и не друг вовсе, и не приятель даже.
Ульрих фон дель Виррен.
Племянник Главы Гильдии.
Однокурсник.
Фат, мот и человек, полагающий, будто бы весь мир вокруг создан исключительно ради его удобства. И странно видеть его здесь, в Шимазе, которая, пусть и звалась южной звездой в короне Империи, да столицей не была.
— Ричард, дружище… нельзя же так пугать старых приятелей. — Ульрих приобнял Ричарда, хотя в прежние времена подобных фамильярностей предпочитал избегать.
По плечу похлопал.
И руку платочком вытер.
Хорошо, по столичной привычке целоваться не полез, а то ведь и стошнить могло бы.
— Откуда ты…
— Откуда я здесь взялся? — Ульрих был лучезарен и дружелюбен, что моментально насторожило. — За тобой приехал!
— За мной?
Вот не было печали.
— О, Милия… очаровательная дама, она о тебе высокого мнения… так благодарна тебе за помощь… несказанно просто, — Ульрих взял Ричарда под руку, и крепко так взял.
По-дружески.
— Рад, — врать у Ричарда никогда толком не выходило.
— Вызов этот… представляешь, прибываю в Ормс, а мне говорят, что некий бродячий некромант взял и уничтожил моего вывертня. — Ульрих шел бодрым шагом, и Ричарду оставалось следовать за ним.
Правда, держал старый знакомый путь вовсе не в Гильдию, но к знакомому же зданию из красного кирпича. «Черная лисица» — известнейшая в Шимазе ресторация.
— Я дядюшке и отбил олограмму… слышал про олограф? Нет? Воздушники придумали… интересная штучка, правда, затратная, но оно того стоит. Я тебе покажу… и представь мое удивление, когда ответ получил!
Ульрих, не прекращая говорить, кинул монетку расторопному слуге, который отворил дверь перед дорогим гостем.
Пахло…
Ароматическими палочками и еще лилиями, розами белыми, розами алыми.
Дорогое место. Не для таких, как Ричард. Ковровые дорожки. Столики, что крохотные, на двоих, что массивные, тяжелые. Скатерти накрахмаленные с серебряным шитьем. Хрусталь. Столовое серебро.
Прохлада не по сезону, и значит, потратился хозяин на погодный кристалл.
— Эй, несите… что у вас сегодня? — Ульрих швырнул перчатки на столик, и они исчезли, словно по мановению руки. Ополоснув длинные пальцы душистой водой, однокурсник снизошел до меню. — Суп из раковых шеек…
— …он мне не нравится, — прошелестело в ухе Ричарда. И в кои-то веки некромант испытал к духу симпатию. Ульрих не нравился и самому Ричарду.
Руки Ричард мыл тщательно, чем и заработал насмешливый взгляд.
— …ягнячьи ребрышки на гриле… с овощами… и закусок каких. Вино? Ричард, ты будешь?
— Нет.
Чехлы на стульях. Полдюжины ложек, льняной салфеткой укрытых. И вилок не меньше… проклятье, Ричард вновь чувствовал себя дураком.
— Для начала красное сладкое… физское есть? Ах, «Осенний поцелуй»? Отлично, если это и вправду он… а ты, дорогой, не стесняйся, присаживайся. Особые пожелания будут? Тебе можно. Дядюшка мне мигом отписался. Мол, делай, что хочешь, Ульрих, а этого героя в столицу привези…
Ульрих сел.
До чего поза знакомая, этакая расслабленность и вместе с тем… а ведь и вправду похожи.
— Ты что, меня с этим шутом гороховым сравниваешь? — возмущение Альера отдавалось в висках эхом боли.
— А я ему, мол, дядюшка, где же искать прикажете? Ричард — что ветер в поле. Сегодня здесь, а завтра там… госпожа Милия вон как переживала… испереживалась прямо, что уехал, не попрощавшись…
Ульрих сыто облизнулся.
— Хорошая женщина… а уж как по мужу горевала… с трудом утешил.
И мизинчик отставленный прикусил. Усмехнулся этак, лукаво, дескать, ты же сам понимать должен, как именно вдов утешают. Уж точно ей не платочки расшитые подавал да нюхательными солями под нос не тыкал.
— Кстати, ты мне сам ничего сказать не хочешь?
Подали вино в темной бутылке, припорошенной пылью. И к нему — куски колотого горного льда, прозрачные, что хрусталь.
Ульрих сам наполнил бокалы и в свой бросил пару кусков льда.
— Идиот, — Альер не смолчал. — Кто портит вино талой водой? Это что за мода…
— В столице принято. — Ульрих словно услышал этот призрачный голос, ныне звенящий в голове Ричарда. — Лед охлаждает напиток, разбавляет сладость его, а заодно уж открывает новые ноты. Попробуй.
— Воздержусь. Воды принесите…
Лакей не стал спорить и вернулся с прозрачным запотевшим графином, из которого поднималась веточка мяты.
— Воды… скучный ты человек, Ричард… и тогда исчез так быстро… дядюшка расстроился. А ты сам понимаешь, что расстраивать дядюшку чревато. Характерец у него, исключительно между нами, препоганый…
— …а вот в воду льда добавь, — посоветовал Альер. — Если в воде не только вода, увидишь. Мне этот фокус один хаттиец показал. Жидкости нагреваются с разной скоростью, как и охлаждаются, и потому, если есть добавки, они станут видны…
Добавки?
Зачем Ульриху травить старого приятеля?
Ладно, пусть не приятеля, но… конкурента? Не смешно даже, конкурентом Ричард никогда не был, так, досадным недоразумением, чем и остался.
Но совета он послушал. Бросил сначала один кубик, затем второй… уставился на стакан.
— …не так прямо, иначе он поймет, что ты его подозреваешь. И беседу веди, не сиди истуканом… тебя что, не учили вести беседу?
— Нет, — буркнул Ричард.
— Прости? — Ульрих приподнял бровь. — Ты что-то сказал…
— Сказал, что не знаю твоего дядюшку так близко, чтобы про характер…
— А… ну тогда да…
Ульрих пригубил вино. Даже не пригубил, чуть коснулся губами края стакана. И это тоже показалось подозрительным.
— Поверь, ты немногое потерял. Он самодур, каких поискать. И главное, меня сюда выпер… я ему пишу, что искать тебя — это ветра в поле ловить…
…ни о чем беседа. И Ульрих так часами способен, вроде бы мелет языком, что мельница, да меж жерновами не мука — воздух. А лед тает, медленно и… кажется, слегка помутнела вода.
Или нет?
— …покрути в руках, да задумчиво так, будто ты не знаешь, что ответить.
— …он мне отписал, что мимо Шимазы ты пройти не должен. Это ближайший крупный город к Ормсу… захолустье убогое, но вот кладбище… представляешь, жалобу написали, дескать, воет там кто-то седьмой день кряду и затыкаться не собирается… я сунулся было, но такой некрофон.
…легкая муть.
…или не муть даже, будто пыль серебряная…
— …сейчас ты поднесешь стакан к губам и сделаешь вид, что пьешь. Постарайся слизнуть каплю. Не больше… — Альер был серьезен, и это настораживало куда сильней показного дружелюбия Ульриха. — Это точно не яд, но и не вода… и не молчи!
— Проклятая гончая, — брякнул Ричард, поднимая стакан, который больше всего хотелось выплеснуть. Можно в довольную физию Ульриха.
А ведь взгляд у него внимательный такой.
— Неужели? Надо будет дядюшке отписаться, пусть отправит пару-тройку на зачистку… контуры там хорошие стоят, так что, думаю, не выберется… а чего она там охраняет-то, не знаешь?
— Склеп. Императорский.
— Да? — А вот это удивление показалось наигранным. — Ты пей водичку… жарко, в горле вот пересохло…
— Пей, — согласился Альер, — как я говорил… отравить тебя не должны, вроде бы незачем. А вот остальное сейчас выясним. Как попробуешь, закрой глаза и расслабься, мне нужен доступ…
К чему именно, уточнять не стал.
И ладно.
Ричард подчинился. Вода была упоительно холодной. Сладкой… и немалого труда стоило ограничиться одной проклятой каплей. Тоже сладкой. Она растеклась по языку, опалив тот легкой горечью. И язык занемел.
Ненадолго.
— Интересно, — одновременно произнесли Ричард и Альер.
— Что? А… склеп… да, непонятно, зачем его было в этом захолустье ставить… но дядюшка разберется… а ты не заглядывал?
— Куда?
— В склеп. — Ульрих раздраженно постучал ноготком по столу. И замолк: лакей подавал закуски.
Фазаньи крылышки в остром соусе.
Оленина вяленая.
Темный сыр с налетом благородной плесени, от запаха которого Ричарда слегка замутило. Икра белужья. Яйца перепелиные подкопченные, что-то еще, что Ричард вовсе не опознал.
— Это запеченные марканы, — Альер пришел на помощь. — Слизни такие. Весьма себе неплохи на вкус.
Спасибо за предупреждение, но слизней Ричард есть не станет.
— А в воде у тебя «доброе слово». Говорил же, травить ни к чему…
«Доброе слово»? Надо же, потратились. И даже лестно… не сказать чтобы вовсе редкость редчайшая, эликсир сложносоставной, а потому дорогой весьма.
Не яд, нет.
На тело он вообще благотворно воздействует. Кровь там разжижает, сердечный ритм выравнивает. От бессонницы помогает… сплошная польза, хотя с бессонницей Ричард и сам справляется неплохо. Но все это — побочные эффекты. Единороги, чьи волосы использовались на втором круге упаривания, вообще твари крайне полезные…
— Значит, в склеп ты не заглядывал? — повторил вопрос Ульрих, поддевая на вилку полупрозрачное тельце маркана.
— Нет, — солгал Ричард.
Главное, что «доброе слово» способствует тому, что человек, его отведавший, проникается к собеседнику неизъяснимой симпатией. И в разговоре теряет всякую осторожность.
Любопытно.
И ведь Ульрих действительно ждал… готовился загодя… и значит, с персоналом договаривался, иначе как? Он не прикасался к стакану Ричарда. К бутылке. К воде… ко льду…
— …думаю, ты прав. Лезть туда не стоит без подготовки… хотя, конечно… говорят, в таких вот склепах не только хоронили… я и представить не могу, что там, внутри…
И вновь выжидающий взгляд.
А еще жажда, накатившая вдруг. Во рту пересохло, и так, что язык к небу прилип.
— …этот поганец и ментальной магией балуется, — не то возмутился, не то восхитился Альер. — Ничего… сейчас мы его…
— Золото… алмазы… — Ульрих говорил и не спускал с Ричарда внимательного взгляда.
Значит, подозревает?
В чем, в том, что Ричард склеп вскрыл? В конечном счете это не запрещено… то есть те, которые нынешней династии принадлежат, конечно, под охраной. Вскроешь и попадешь под статью об оскорблении короны, а вот старые склепы — честная добыча.
Если, конечно, хватит сил управиться.
— Да уж, — рука Ричарда дрогнула, и бокал вдруг рассыпался. — Проклятье!
— Твою ж… — Ульрих вскочил, и глаза его сузились. — Это что за… эй ты, что у вас тут…
— …и ругаться он не умеет, — меланхолично заметил Альер.
— Будто ты умеешь.
— Умею.
— Откуда?
— Да… как тебе сказать… думаешь, все, кого со мной похоронили, приняли сие смиренно?
Лакей, извиняясь и кланяясь, подал новый бокал, но пить расхотелось, как и есть. Слизни, перепела… обождут.
— Ульрих, — Ричард вытер кровящую руку салфеткой, которую, не особо чинясь, сунул за пазуху. — Что тебе от меня надо?
Настолько надо, что ты торчишь в Шимазе, которая — и это заметно — раздражает тебя, такого сиятельного, своей провинциальностью.
В Милии дело?
В Ормсе?
В монете? Или в склепе?
— Я был на том кладбище. — Ульрих сцепил пальцы. И улыбочка его поблекла. — И моя… тетушка…
Он коснулся перстенька с круглым камнем.
— …имела интересную беседу…
— С кем же? — Недовольство Альера было колючим. — Впрочем, не важно…
— …ей поведали о придурке, которому вздумалось лезть в запертый храм. А потом он вообще в склеп императорский спустился. И пробыл там часа два. Не один, да…
Ульрих смотрел в глаза.
И Ричард взгляд выдержал.
— И что? — Он бы приподнял бровь, как это делал сам Ульрих, выражая удивление.
— Может, и ничего… совсем ничего. — Ульрих с нежностью погладил перстенек. — А может… ты замахнулся на то, что тебе заведомо не по плечу… что ты вынес?
Ричард сунул руку в карман и вытащил монетку.
— Вот.
Он подтолкнул двойной империал, который докатился до графина с водой, закружился и упал.
— Это? — Ульрих ткнул в монету пальцем. — Ты хочешь сказать, что вынес только это? Побывал в храме, спустился в склеп… мне стражи и к вратам прикоснуться не позволили…
— …еще бы, будут всякие там мою ограду немытыми руками трогать, — проворчал Альер.
— …и вынес всего-навсего одну монетку?
— Это амулет.
— Вечной жизни?
— …слушай, скажи ему, что он идиот? Какой амулет вечной жизни? Это же детская сказка. Я в нее и то не верил.
— Скорее всего, манок. Или преобразователь. Или еще что-то в этом же роде. — Ричард подтолкнул монету к однокурснику. Пусть и был он последним говнюком, но учился неплохо. Да и никто не отменял семейных тайн, глядишь, и подскажет чего толкового. — Я уверен, что это заклятье каким-то образом причастно к появлению волн…
Ульрих поскучнел.
Монету тронул. Прислушался. И головой покачал:
— Пустое.
— Но…
— Ричи, малыш, я слышал о твоей бредовой теории. И не только я. В столице это шутка года…
Шутники, чтоб их…
Ричард молча поднялся и руку к монете протянул.
— Не спеши. — Ульрих накрыл империал ладонью. — Значит, больше ты ничего не вынес?
— А тебе какое дело?
— Например, такое, что делиться надо…
— С тобой?
Ульрих вытянулся в кресле.
— Малыш Ричи… ты же понимаешь, что, что бы ты там ни вытащил, тебе надо будет реализовать товар. К кому ты пойдешь? Подгорцы обдерут чужака… люди? Так и люди разные бывают. Перекупщик даст тебе десятую часть нормальной цены…
— А ты?
— А у меня связи. Я найду конечного покупателя. Такого, который способен будет оценить истинную красоту… что у тебя? Камни? Думаю, они… есть бейландские белые алмазы? Идеальные накопители, которых теперь днем с огнем. А если черные, цена возрастет в разы… без меня с тобой и говорить не станут. А вместе…
— Нет.
Значит, все это — исключительно ради наживы? Он ведь не беден, Ульрих. Настолько не беден, что… а все мало? Или Ричард чего-то не понимает.
— Малыш Ричи, не упрямься, — Ульрих подвинул монету поближе. — Все равно тебе придется кого-то найти… кого-нибудь, кому ты сможешь верить…
— Тогда это точно не ты.
— Злишься? Все еще злишься за ту нашу шуточку? — Ульрих откинулся на спинку стула. — Не стоит. Злость не функциональна… знаешь, почему ты так всех раздражал?
Монетка покатилась по пальцам, с одного на другой. Старый фокус.
— Всегда норовил прыгнуть выше головы… кто ты такой? Никто. И был никем. И останешься. И сейчас я предлагаю тебе возможность, которая перевернет всю твою жалкую жизнь.
— Он точно идиот, — мрачно заметил Альер. И Ричард мысленно согласился с духом.
— Чего тебе надо для счастья? Титул? Дядюшка замолвит слово, особенно если слово подкрепить взносом… титул за заслуги перед Императором. Звезда? Тебя прямо перекосило, когда ты те рубины увидел. Понимаю, обидно… жвиркля убил ты, а наградили этого недоумка, у которого из талантов — умение оказываться в правильном месте и лицо держать. Что ж, еще от одной звезды казна не обеднеет…
Он облизал сухие губы и поднялся.
— Вместе мы сможем многое. Я ведь знаю… духи разговорчивы… твоя подружка несла большую сумку. Очень большую. Много влезло?
— Много осталось. — Ричард оперся на стол. — И если тебе так уж хочется имперского клада, то сходи. Где лежит, ты знаешь. Осталось малость, пойти и взять.
Задорный смех Альера прозвучал в ушах.
— Шутить изволишь?
— Нет.
— Шутить… ты, малыш Ричи, не забывайся… все ведь может быть иначе… к примеру, тебя обвинят…
— В чем?
— В чем-нибудь… долго ли, умеючи… у дядюшки большой опыт… одно представление. Другое. А там и вопрос об исключении поставят. Опять же, столкновение с проклятой гончей… если память не изменяет, эти твари умеют переворошить мозг… конечно, для Гильдии это будет невосполнимой потерей… молодой и талантливый некромант во цвете лет лишился разума…
— Он что, тебя запугивает? — теперь Альер злился.
Злость его была холодной и колючей, как первый лед.
— …мы позаботимся о тебе…
— И моем имуществе?
Ульрих ответил лучезарной улыбкой.
— Силы придется запечатать, а это… — Монетка крутанулась на косточке, чтобы прокатиться по мизинцу. — Это мучительно. И опасно для психики, особенно такой неустойчивой, как твоя… в Бессаме найдется тихое местечко… или не очень тихое. Ты там бывал? В последнее время они экскурсии устраивают. За два медяка проведут по всем этажам. Покажут безумцев… поучительнейшее зрелище, особенно те, которых к кровати привязывают. Иные лежат днями и неделями, месяцами. Гниют заживо. А если их и отвязывают, то лишь затем, чтобы провести очередную экспериментальную процедуру. За серебрушку позволят присутствовать, скажем, на ванне со льдом. За две — самолично пустить заряд по игле, воткнутой в череп… или включить карусель из зеркал. Самые отчаянные безумцы начинают плакать спустя час-другой… для тебя я найду час-другой.
Он поднялся, старый недруг, и монету протянул.
— Подумай, Ричард, хорошенько подумай… нужны ли тебе подобные враги?
