Глава 21
НЕКРОМАНТ И СОКРОВИЩА
Она спала.
Она спала так крепко и выглядела маняще беззащитной. И не шелохнулась, даже когда Ричард склонился над ее лицом. Занемевшими пальцами он провел по губам… жаль, что не способен ощутить их мягкость. А кожа… такая бархатистая.
Нежная.
Из этой кожи вышел бы удивительного качества пергамент… быть может, позже? Когда Ричард закончит… нет, ее шкуру от Тихона не спрячешь, а альвин ему нужен.
Или не очень?
Стоило подумать… но нет, все-таки нет, быть может, позже, когда у Ричарда появится свой дом с глубоким подвалом, который надежно отделит тьму от света, он воспользуется кожей.
И кровью.
Кровь девственниц на многое способна. Правда, нынешние шлюшки девственность хранить не приучены, что, несомненно, печально, но в любом городе можно отыскать сводню, а уж та, были бы у клиента деньги, расстарается. Деньги у Ричарда имелись.
Да и некромант без работы не останется.
В бездну всю нежить… ему ведь предлагали иные способы. Полегче. Проклятие там… или запретные эликсиры… из крови и плоти многое можно сотворить, что купят с преогромным удовольствием. Конечно, опасное занятие, но риск того стоит…
Оливия вздохнула.
И открыла глаза.
— Утро доброе, — сказал Ричард, улыбаясь. Он очень надеялся, что улыбка выглядела правильно. В меру робкая, слегка виноватая. Он ведь пугал ее? А теперь ему стыдно… да, бесконечно стыдно…
— Доброе. — Оливия села и сжала голову руками. — Уже утро?
— Солнце поднимается…
Ярко-зеленый шар лишь показался. Еще с полчаса — и поднимется над линией горизонта.
— Солнце… — повторила Оливия и попыталась подняться. Ойкнула. — Ноги затекли…
— Пройдет. — Ричард подставил локоть. — Все теперь пройдет…
…и его безумие.
…нет, это не безумие, это просто осознание того, что предыдущая его жизнь была сплошным недоразумением. К счастью, Ричард вовремя это понял. У него есть шанс все исправить.
— Вот и все, — сказал он, пытаясь потянуться. — Проклятье… рук совершенно не чувствую…
— Извини.
Оливия отвела взгляд. И гуля своего — вот мерзость — почесала за ухом. Тот же не собирался уходить, растянулся, набок завалился, показывая поджарое, испещренное шрамами брюхо. И на солнце уставился. Это когда гули рассветом любовались?
— Надо еще немного потерпеть. — На Ричарда эта хитрая сучка не смотрела.
Потерпеть?
Он всю ночь терпел. Сходил с ума от ее близости, от запаха манящего, от невозможности прикоснуться… нет, он прикасался, но не холодной сталью. А она теперь говорит, что он потерпеть должен? Ричарду стоило немалых усилий подавить вспышку гнева.
Нельзя ее пугать.
Он вздохнул и, закатив глаза, сполз по скамье.
— Ричард?!
Гуль тоже вскочил. Заворчал. Ткнулся розовым носом в живот… лишь бы не принял за мертвеца, а то ведь хватанет — и конец.
— Ричард! — Оливия упала на колени. Ни дать ни взять — печальная дева… ладони легли на щеки, повернули голову. — Ричард, очнись, пожалуйста…
Он издал глухой протяжный стон, очень надеясь, что стонет в достаточной мере жалостливо. У женщин мягкое сердце, а эта и вовсе дура…
Она легонько шлепнула по щеке.
И по второй.
— У тебя жар… Ричард…
Жар? Ему холодно! Он замерз за эту треклятую ночь, и так, что того и гляди вовсе окоченеет. Он с трудом сдерживает дрожь…
— И знобит… что нам делать?
Это она у Ричарда спрашивает? Он, между прочим, без сознания. То есть не совсем чтобы без сознания, но Оливия должна думать именно так…
— Ричард, очнись, пожалуйста…
Второй стон был громче и протяжней.
— Ричард!
Этот окрик он пропустил мимо ушей. Скоро она будет кричать по-другому… или все-таки стоит рот заткнуть? Вдруг да Тихон попрется на кладбище с утра пораньше. С этого станется… безумный даже по сравнению с прочими альвинами.
Следующая пощечина была увесистой.
И Ричард открыл глаза.
— Ты живой?
Пока еще да, но не ее усилиями. Нет, а если бы он и в самом деле умирал? Она бы так и сидела, оплакивая? Или предприняла бы что-нибудь?
— Оливия… — его голос дрогнул, что было уместно. — Мне кажется… силы уходят… рук не чувствую совершенно… ожоги…
Солнце поднималось слишком уж быстро. И теперь Ричард четко ощущал горячую близость его. Опасную близость. Еще несколько минут — и станет поздно.
Для чего?
— Пожалуйста… — Он взвыл. И Оливия отступила. — Оливия… я умираю…
Перед глазами и вправду вспыхнули огненные круги.
Один.
И еще один… и в голове зашумело. Боль была такой, что тело свела судорога.
— Отпусти! — взвыл Ричард, пытаясь подняться.
Сила… если бы его сила была с ним… ни одна веревка не удержала бы… ремень… смешно… спутали, как щенка… он все равно вывернется. Сумеет… дотянется до горла… и если бы… если бы на мгновенье всего вернули… силу его… его силу!
А они забрали!
И эта сучка сидит, улыбается… смеется над ним! Орисс смеялась! Вежливая ее улыбка… поздравления… а в душе она хохотала!
— Отпусти…
Кожа горела.
Он точно знает, что горела. Он ощущал запах паленого… и катался по земле, пытаясь сбить невидимое пламя. А когда оно ушло, Ричард понял, что вот-вот замерзнет. Холод шел изнутри. И кости его стали льдом, а мышцы задеревенели, но боль не отступила ни на мгновенье…
Твари!
Все они твари…
Он отомстит… он… из горла вырвался сдавленный хрип… нет, он не умрет, пусть и ждут, что он… а он будет жить… назло всем… будет… и отомстит… всем им отомстит.
Замерзшая кровь вскипала.
И кажется, он ослеп, не то от боли, не то от того, что кровь вскипала… и глаза его пузырились. Ричард завыл…
— Добей…
— Тише. — Эта хитрая тварь не собиралась оказать ему и такой малости. Она сидела, держала голову Ричарда обеими руками и что-то шептала, глупость какую-то, что скоро все закончится, что солнце уже почти взошло и Ричарду надо потерпеть.
Сама бы и терпела.
А он умереть хочет… кажется, он плакал, умоляя добить. А она гладила по волосам и говорила, говорила… потом вовсе запела…
Колыбельную.
Он не ребенок давно уже, а она запела колыбельную. И, как ни странно, боль отступила. Не ушла совсем, но… Ричард словно раздвоился. Одна часть его агонизировала и стремилась утащить за разумом и слабое человеческое тело. Другая сопротивлялась.
Эта другая требовала остаться.
Слушала песню.
И смеялась… и в конце концов он понял, что умереть ему не позволят, и тоже рассмеялся.
Если бы кто-то сказал мне, каково это будет, я бы предпочла остаться в склепе. Там тихо. Мертво. А здесь…
Ричард кричал и корчился, катался по земле. А когда замер, то попытался руками дотянуться до своего лица. Кривые пальцы готовы были вцепиться в кожу, содрать ее.
Нам с гулей вдвоем пришлось навалиться на него.
И тогда Ричард затих.
Успокоился.
Ненадолго.
Он вытянулся, оцепенел и даже дышать перестал. Сердце в груди трепыхнулось и замерло. Ну уж нет, я не для того столько терпела безумные его разговоры, чтобы взять и позволить ему вот просто так умереть.
— Гуля, держи его…
Я сцепила руки в замок, замахнулась и, что было силы, ударила в грудь. И еще раз… ну же, давай… еще раз… не массаж сердца, на него у меня банально не хватит сил, но просто сидеть… я всхлипнула и велела себе успокоиться.
Потом пореву.
Главное, не позволить этой твари забрать Ричарда. А ведь она виновата. Я же… я должна сделать что-то… что? Не знаю, но я ведь не просто так, я императорской крови… и дар у меня имеется, пусть и слабый. Надо только применить.
Как?
Я зажмурилась, пытаясь и успокоиться — поздно паниковать, и отыскать в себе ту самую скрытую силу, которая дала бы нам шанс. Я глубоко вдохнула.
Положила руки на грудь Ричарда.
Не знаю, как оно работает, но… я представила себе замершее сердце и на выдохе велела ему работать.
Ну же!
И еще раз… и стало вдруг жарко, невыносимо жарко. А потом этот жар ушел в Ричарда. И сердце встрепенулось… один удар.
Второй.
И посиневшие губы обретают нормальный цвет.
Вот так… я кое-как пристроила голову Ричарда на коленях и запела. Бабушка всегда мне пела, когда я болела. Обычная колыбельная, но… странное дело, становилось легче. Не магия, разве что слова… я просто хотела, чтобы ему стало легче.
Гуля, заскулив, уткнулся носом в руку Ричарда.
Повязки сбились.
И при свете дня я видела, что пальцы его побелели, а на ладонях появились характерные пузыри. Часть их лопнула, обгоревшая кожа потрескалась, а трещины сочились сукровицей. Ему должно было быть больно, очень больно.
Ричард тихонько стонал.
Из глаз катились слезы. А солнце поднималось. Так медленно, невыносимо медленно, что я сама готова была зарыдать от отчаяния.
Наконец он затих.
И дальше что?
Ждать? Чего? И как понять, что его… отпустило? Поверить? Я уже один раз едва не поверила. Поверила бы, если бы не его взгляд, исполненный такого безумного ожидания, что стало страшно. А теперь? Нет, он не притворяется… ладно, потерю сознания можно изобразить, а вот остановку сердца?
Ричард открыл глаза.
— Привет, — сказала я и вытерла сухие щеки. — Ты жив?
— Кажется, — не слишком уверенно ответил он. И, прислушавшись к себе, добавил сиплым голосом: — Но я этому не рад…
Он со стоном повернулся набок.
— Погоди… — я решилась.
Солнце поднялось уже высоко. И если так, то его можно развязать. А если нет… лучше не думать о таком.
Веревки я разрезала, а вот с поясом возиться пришлось долго. Перетянутые руки распухли. А кожа не поддавалась ни ножу, ни пальцам. Ричард сносил мою возню стоически. Только губы дергались, когда я случайно задевала раздраженную ожогами кожу. Но наконец мне удалось поддеть пряжку и распустить ремень.
— Погоди, — я стянула его, — руки надо размять. Восстановить кровообращение…
Ричард кивнул.
Предполагаю, что следующие минут пятнадцать он с удовольствием вычеркнул бы из памяти…
…а Влад никогда не умел терпеть боль.
Не надо.
Влада больше нет. И того, прошлого, мира. И меня, той никчемной, то ли женщины, то ли вещи, которая позволила себя убить. Второго шанса я не упущу…
— Все. Дальше само. — Ричард пошевелил пальцами.
Уголок рта дернулся.
— Если хочешь ругаться, то…
— Спасибо, — он отвесил притворный поклон. Это зря, потому что не удержался и упал бы, если бы не ухватился за мое плечо.
— Не за что, — сквозь зубы процедила я.
Все-таки телосложение у меня не то, чтобы плечи всем подставлять… или не всем.
— Извини, — вот чего-чего, а раскаяния в его голосе не было ни на грош.
Но плечо мое отпустили.
— Вот и все. — Ричард присел на ту самую несчастную лавочку, которая в свете дня выглядела куда более древней, нежели ночью. — Сейчас немного посижу, и пойдем…
И я со вздохом призналась:
— Мы не можем…
Ричард знал, что все беды от женщин.
Не от женщин в принципе, нет, он все же не считал себя женоненавистником, но вот от подобных Оливии красавиц, которые на ровном месте умудрялись находить приключения. И ладно бы сами приключались… в гробницу ей заглянуть захотелось.
Позвали ее.
А она откликнулась.
Кровь императорская… да чушь это на ровном месте. Ту кровь целенаправленно выбивали капля за каплей, и теперь эта девица, появившаяся из ниоткуда, заявляет, что она этой самой крови.
Императорской.
— Оливия, — он с трудом сдерживался, чтобы не заорать.
Было больно.
Нет, не просто больно — боль была оглушающей, и тело, измученное недавней трансформацией, держалось из последних сил. Ричард даже не был уверен, хватит ли ему этих самых сил, чтобы добрести до калитки. А надо… второй ночи он не переживет.
И вообще желательно, чтобы до наступления сумерек он с Тихоном перебросился словом-другим. Кто уж разбирается в ментальных воздействиях, так это альвины.
— Оливия, — чуть тише и спокойней произнес Ричард. — То, что ты говоришь… невозможно. Допускаю, что ты в самом деле видела сон… его внушили.
Именно.
Еще одно ментальное воздействие.
В духе гончих.
И странно только, что такое… странное. Не безотчетный страх, заставляющий жертву покинуть убежище. Не апатия, лишающая воли. Не призраки души, как у Ричарда… нет, он осознавал, что далек от идеала, но вот воочию встретиться с собственной темной стороной — удовольствие ниже среднего.
— Нет.
Она встала.
— Ты, если хочешь, иди…
Ричард застонал. Идти? Да куда он пойдет?
— …а я должна хотя бы проверить. Если я права, нам откроют дверь…
— Возможно, для того, чтобы закрыть за спиной.
…древние гробницы отличались весьма специфическим чувством юмора.
Но Оливия не услышала. Подобрав грязноватые юбки, она решительно направилась к дверям. Что ж, если Ричарду повезет, эти двери не откроются.
Увы, удача от него отвернулась.
И мраморные змеи, еще недавно шипевшие на самого Ричарда, почтительно склонились перед грязной лайрой. А дверь беззвучно отворилась.
— Это ловушка…
Его предупреждение услышано не было.
— Твою ж… что скалишься? — Ричард обратился к гулю, который развалился на солнышке и искоса наблюдал за Ричардом. С ухмылочкой, к слову, наблюдал… — Лучше бы ты ее сожрал, право слово…
Гуль захихикал.
Из прохода тянуло пылью, и тленом, и особым духом помещений, которые были давно и надежно опечатаны. Но вспыхивали один за другим светильники иллюзией пламени, столь совершенной, что Ричард и жар, от огня исходящий, ощущал.
Отличная работа.
Жаль, полюбоваться некогда. Надо догонять эту… лайр-ру благор-родную, чтоб ей и предкам ее, включая мифического имперца, икалось…
— Видишь. — Оливия ждала внизу, на крохотном пятачке пространства, где и одному развернуться было сложно. — Все не так плохо. Мы возьмем одну вещь и уйдем… или не одну. Альер разрешил брать все, что нравится…
— Спасибо ему большое. — Ричард с трудом сдерживал раздражение.
Ему было больно.
И лечь хотелось.
Раны зализать. А еще магия, на которую он так надеялся, не вернулась. Солнце встало, а она… и конечно, может статься, что ограничение наложили не на время, но на территорию, и стоит удалиться от храма или кладбища на милю-другую — и все вернется, но…
О втором варианте Ричард старался не думать.
Кому нужен некромант, лишенный сил?
— Пожалуйста, — ответили ему, когда дверь открылась.
