Глава 11
ЛЕДИ И ЛЕДИ
Леди не…
Леди много чего не делают. Не ковыряют пальцами в носу. Не копаются в грязи. Не обзывают мальчишек нехорошими словами… и не только мальчишек.
Не устраивают истерик.
Не плачут на людях.
И вообще… единственное, дозволенное проявление чувств: обморок. Да и то, полагаю, исключительно в силу невозможности справиться с обмороком усилием воли. Я и не пыталась.
Тварь.
Сеть, свившаяся из ничего… и шипение, и вонь, и куски шкуры… черное, как деготь, пятно, которое расползалось… и Милия.
Я не поняла, что именно она сделала, но знала — это из-за нее тварь разрезало на куски. И голова, вытянутая, словно дыня, голова покатилась к моим ногам…
Вот тогда-то сознание меня и покинуло.
А вернулось…
— И давно вы догадались? — голос Ричарда звучал где-то рядом.
— Недавно.
Это Милия.
И она тоже где-то рядом, но дальше, левее Ричарда.
— Когда не стало этой девочки… она была влюблена в него. Глупышка… никогда не понимала этого. — Милия бесконечно устала, если позволила отразиться этой усталости в голосе. — Любовь, заставляющая забыть обо всем… чушь…
— Вы мужа не любили.
Это прозвучало обвинением, и Милия спокойно ответила:
— Было время, когда я испытывала к нему симпатию. Отец постарался. Мы жили… древний род, родовое гнездо, где пауков больше, чем людей… какие люди? Я, отец и моя нянюшка, которая осталась, потому что идти ей было некуда. Я бесприданница. Хорошей крови? Кому это сейчас интересно. Вы забыли о том, на что способна правильная кровь.
Я не спешила открывать глаза.
Быть может, конечно, и нехорошо подслушивать чужие беседы, но вот слишком мало я знаю о нынешнем мире, чтобы выжить. А спрашивать не у кого. Вот и будем собирать информацию иначе.
— И когда Тарис попросил моей руки, отец согласился. И меня убедил. Как же… молод, относительно красив для простолюдина… тогда он и вправду был симпатичен, без лысины и живота. Состоятелен. И любит меня… правда, в последнем отец ошибся. Тарис любил женщин в принципе, но паче женщин — власть.
Я сосредоточилась на ощущениях.
Лежу.
Это понятно. Где лежу? На чем-то мягком… приятно пахнущем… ладно, потом посмотрим.
— Брак со мной упрочил его положение. И когда старый градоправитель умер…
— Сам?
— Не знаю. Кажется, это был несчастный случай… поймите, тогда меня интересовало совсем другое. Каюсь, была глупа, но… мне было шестнадцать. И все шестнадцать лет я провела в холодной дыре, развлекаясь перешиванием прабабкиных платьев. А теперь к моим услугам были лучшие портные города… балы, вечера… о да, я всецело отдалась этой новой жизни. Я даже по-своему полюбила мужа, который эту жизнь обеспечивал. Помилуйте, да у меня впервые появились украшения!
— И вам не было дела до градоправителя.
— Именно… определенно, это был несчастный случай… его завалило… или утонул в реке? Простите, не помню. Главное, что Тарис занял это место… выкупил дом. Я стала самой известной дамой в городе. И этим гордилась.
Зачесалась пятка.
И руку мою кто-то держал… вот крепко так держал. Ричард?
Вряд ли Милия, ей-то точно не за чем… а Ричард? Пульс проверяет? Иной причины я не видела.
— Несколько лет я была счастлива… единственное, у меня не получалось забеременеть. Тариса это… огорчало.
Пауза.
И тихий голос Ричарда:
— Вывертни не способны завести потомство. В обычном смысле. Они… обоеполы. И когда приходит срок, создают гнездо. Охотятся, но жертв не убивают. Стаскивают их в тихое место…
— Прошу прощения. — Милия прервала рассказ, за что я была ей весьма благодарна. — Но это не то знание, которого мне не хватает для полного счастья.
Вот уж верно.
Я мысленно ее поблагодарила. Мое живое воображение и без того дорисовало, что именно вывертень способен сотворить с беззащитными людьми…
— Извините, лайра… значит, вы просто жили? И никаких признаков?
— А какие должны были быть признаки? Тарис… он был обыкновенным человеком. Пожалуй, чересчур любвеобильным. И как ни странно, но ему отвечали взаимностью. Я не понимала! Нет, я не желала понимать.
Я все-таки решилась открыть глаза.
Где я?
Полагаю, в личных покоях Милии. Ей к лицу лиловый.
Обои в узкую полоску.
Плотные гардины. Низкая мебель, выглядящая несколько тяжеловесной, но не лишенная очарования. И Милия в стеганом халате. Она сидит на кресле, словно на троне. Прямая спина. Горделивая посадка головы. Руки на подлокотниках кресла.
И халат — чем не мантия.
— Оливия, — она обратила внимание на меня. — Вам лучше?
— Да, благодарю.
Я лежала на кушетке. А Ричард сидел рядом и за руку держал. Правда, стоило глянуть на него, как руку он моментально разжал и пересел на низенькую скамеечку. Вообще-то она для ног предназначена была, но некромант устроился на ней, что кур на насесте.
Если ему удобно, то и пускай.
Я села.
— Я предлагала воспользоваться нюхательными солями, но ваш спутник отказался.
Что ж, за это я была ему весьма благодарна.
Нюхательные соли были у моей бабушки, уж не знаю, где она их доставала в Советском Союзе, но воняли они изрядно. Запах из тех, что и мертвого подымет.
— Вы многое слышали? Впрочем, не важно… наш брак разваливался. День за днем, год за годом… Тарис… уделял внимание другим женщинам. И с каждым годом все меньше заботился о моих чувствах. Если поначалу он как-то скрывал свои романы, то в последние годы…
Она махнула рукой:
— Вас интересует не это…
— Почему же. — Ричард поерзал, все же скамеечка была узенькой и жесткой. — Полагаю, вы не единожды высказывали свое недовольство…
— Как утром?
— Да.
— У меня случаются… приступы… это нервное. Доктор прописал капли, но мне от них дурно становится, — признала Милия. — И да, я позволила себе быть несдержанной, но…
— Он ведь давно к вам не заглядывал?
— Что?
— Ваш муж. Отношения между вами давно стали… скажем, платоническими? — Ричард щелкнул пальцами.
— Да что вы себе…
— Милия, — теперь он говорил спокойно, но жестко. — Вы сами упомянули о крови. И вы, лучше, чем кто бы то ни было, должны знать о ее свойствах. Вам нужна… телесная любовь.
Надо же, как изысканно он выразился. Телесная любовь…
— Ныне принято считать, что лайры Старой Империи были несколько…
— Распущенны? — Милия приподняла бровь. — И вы полагаете…
— Я не полагаю, я знаю. Сила требует выхода. Заприте ее, и она сожжет вас. А постель — это лучший способ сбросить напряжение.
Милия посмотрела на меня. А я… что я? Я кивнула. Мол, воздержание длительное — оно только в монастырях хорошо, а нормального человека и до ручки довести способно.
— Муж вас игнорировал, а завести любовника гордость не позволяла. Верно? Капли ваши опийные лишь усугубляли положение. Вы сделались нервозны. Истеричны, уж простите за прямоту…
Милия лишь поджала губы.
— Вы сами не способны были контролировать свои чувства, хотя, полагаю, искренне пытались. Но совладать со вспышками гнева не под силу и лучшим из нас…
Ага, как он мило…
Милия нахмурилась, но ненадолго.
— Ваш супруг, полагаю, все же по-своему был к вам привязан, если не избавился раньше, но… постоянные скандалы кого угодно доведут.
— То есть я сама виновата?
— Не вы. Ваша кровь. С такой не играют. Как бы там ни было, но ваш супруг устал. И решил избавиться от вас. Но как это сделать, не попав под подозрение? Вызвать вторую свою суть.
Ричард поерзал и сполз со скамеечки на ковер. Он сел, скрестив ноги, и подпер щеку кулаком.
— Полагаю, он стал тем, кем стал, довольно давно… личинку отложили в уже взрослого человека, который был достаточно силен, чтобы выжить. И принять изменения. Многие сходят с ума… не суть важно. Главное, что он ведь часто в разъездах бывал?
— Да.
— И возвращался всегда довольный, успокоенный?
— Да.
— А перед отъездом, напротив, был нервозен и зол?
Милия кивнула.
— Вывертню нужна еда. Не так часто, как другим тварям, но нужна… Тарис был достаточно разумен, чтобы не охотиться в своем городе. К чему привлекать внимание? А вот за городом людей хватало. На дорогах не так и спокойно, и если исчезнет пара-тройка бродяг, кому будет до этого дело? Городская тюрьма, опять же, чем не неиссякаемый источник еды. Главное, обставить все разумно. Тарис своей волей отпускал воров и прочую мелочовку… его считали милосердным, да…
— Вы сразу поняли, что это он?
— Не сразу, — Ричард глянул на меня. И взгляд был такой, виноватый… — Но меня, скажем так, очень удивило, что тварь, которая так долго скрывала свое существование, позволила людям узнать о себе. Сначала я думал, что вывертень молод, вот и голод его ведет впереди разума. Но в мертвецкой… пробои были крупными. А значит, и тварь тоже. Захват, опять же… и то, как он подчистил первую девушку. Нет, это сделал матерый зверь… но если так, то почему он попортил тело? Не из опасения ли, что обыкновенную дыру пропустят? Возможно, жертва была не первой и не второй. А тут… это как на площади проорать, что он существует.
Ричард потер кривую переносицу:
— Разве что ему было нужно, чтобы вывертень появился… и не просто появился, но убивал часто и много. Зачем? Затем, что если он кого-то убьет, то… вот, скажем, взять вас. Вы дама благородная, уважаемая. Случись вам умереть, расследование начнется. Если, конечно, причина вашей смерти не будет очевидна всем. А что может быть очевидней нападения вывертня?
Тоже мне, Шерлок…
А раньше мне он рассказать не мог?
— После вашей смерти Тарис бы огорчился. И устроил бы облаву… и написал бы гневное письмо в Империю… но вывертня не нашли бы. Так ему казалось. Мы все думаем, что умнее окружающих. Мое появление несколько спутало планы. Нет, Тарис послал прошение, но он знал, что некромант явится недели через две, если не позже. К этому времени можно было бы объявить, что тварь ушла… скажем, облава ее спугнула. Некромант был бы зол, конечно, но что взять со скромного градоправителя, которому невдомек, как надо охотиться на вывертней.
— Но некромант появился раньше… — Милия произнесла задумчиво. — Почему он все же решился?
И я кивнула.
Странно.
Вот явились по твою душу, если, конечно, у нежити душа имеется. Так сиди себе тихонько. Погоди, пока уедет гость незваный, а там уже и воплощай коварные планы в жизнь. Зачем же танком переть? Ричард усмехнулся.
— Во-первых, самоуверенность сыграла злую шутку. Он привык считать себя неуловимым. Самым сильным. Самым хитрым. Во-вторых, та девушка… его разозлила. Она была беременна, вы знали?
— Нет.
— Полагаю, она спала не только с вашим мужем, а когда поняла, что беременна, решила выбрать ребенку правильного отца. Она ведь не знала, что вывертни бесплодны. Тарис же, полагаю, был в курсе этой небольшой особенности. И понял, что его, такого умного, обманывали… это разозлило. А злость бесследно не проходит, да…
Ричард замолчал.
Вздохнул.
И признался:
— Было еще кое-что… манок… вывертень и человек сосуществуют в одном теле. Но манок зовет именно сущность вывертня. Вытаскивает ее наружу. Это как огонь для ночного мотылька. Зову можно противостоять, но это если есть желание. А у вашего супруга желания не было… точнее, последнее у него отбила Оливия, когда отказала ему.
— Даже так? — Взгляд, которым меня одарила Милия, был далек от признательного. Так смотрят на подобранную шавку, которой, вместо благодарности к хозяевам, вздумалось зубы скалить.
— Он ведь был самолюбив, верно? Оливия дразнила… она была рядом, но недоступна… человеческая часть была возбуждена, взбудоражена и утратила контроль над тварью. А дальше… дальше вы объясните мне, что произошло.
— Ничего. — Милия щелкнула пальцами. — Я лишь помогла вам справиться с опасной тварью. Исполнила свой долг перед Императором, как и подобает скромной подданной…
…мне вспомнилась та картина.
Только вот… представляется, что Милия не собирается уходить вслед за мужем.
Я не ошиблась.
Утро.
Солнце в окна. Птички поют… хотя нет, не поют и не птички: шумит рыночная толпа. И я, стоя на балкончике, вновь смотрю на город. В свете солнечного дня он кажется таким… убогим? Низкие домишки с плоскими крышами. Улочки извиваются.
Пыль.
Пустота.
И плакать охота. Сейчас бы пасть на чью-нибудь героическую грудь и оросить ее слезами горючими… бредовые мысли. Надо бы к завтраку спуститься. Мыслится, что произошедшее ночью не является достаточно веской причиной, чтобы этот завтрак отменять.
Но…
Не хочу.
Милия, Ричард… вчера он проводил меня до моих апартаментов и даже любезно пожелал спокойной ночи. Издевался, не иначе. Я уснула лишь на рассвете, и то не то чтобы уснула, скорее уж провалилась в полузабытье.
К завтраку я все же вышла.
Облачилась в единственное пока свое платье. Плеснула холодной водой в лицо, надеясь, что нынешняя бледность вполне себе аристократична. Спину выпрямила.
Голову подняла.
— Бесконечно рада видеть вас в добром здравии. — Милия улыбнулась.
Почти искренне.
Почти любезно.
Сегодня она выглядела иначе, да… что изменилось? Ей к лицу строгий наряд темно-зеленого цвета. Местный траур? Похоже на то. Ни кружев. Ни оборок. Ни иных украшений. Гладкая переливчатая ткань сама по себе прекрасна. Как и шитье черной нитью.
Волосы забраны в пучок.
В ушах — серьги из какого-то черного металла.
На шее — полупрозрачная лента.
— И я рада… — Я присела. — Как вы…
— Женщины в моем роду всегда отличались немалою выдержкой. — Милия аккуратно разрезала вафлю на махонькие кусочки, каждый из которых прожевывала тщательно, будто не было в мире занятия важней. — Конечно, пойдут слухи… бедный Тарис погиб, защищая меня…
— Что?
Темные глаза блеснули.
— Градоправитель не может быть нежитью, — спокойно сказала Милия, накалывая на вилку мягкий кусочек вафли. — Это подорвет доверие к власти. А вот героически погибнуть, защищая честь и жизнь любимой жены…
Ее губы тронула улыбка.
— Извините…
— Я буду вам очень благодарна, если иное вы оставите при себе, — спокойно сказала Милия.
— Но…
— Оливия, вы ведь позволите называть вас так? Вам, конечно, это кажется ужасным… скрыть правду… но кому она нужна? Вывертень уничтожен, это факт. И останки его будут выставлены на площади. Это тоже факт. Как и урна с прахом моего дорогого супруга, благодаря которому и удалось задержать тварь.
Кружевной платочек скользнул по сухой щеке.
— Скорбь вам стоит отрепетировать, — не удержалась я.
— Всенепременно. Благодарю.
— Значит, правда не нужна? А как же родственники тех девушек…
— Вывертень мертв. Этого достаточно, чтобы родственники успокоились. В остальном же… правда? Будет скандал — и такой, каких здесь не случалось со времен Отречения…
Это еще что за дата? Нет, мне срочно нужен учебник истории. И географии. И вообще…
— Меня, скорее всего, возьмут под стражу, даже если я не виновна, а я клянусь кровью своей, что не виновна. — Милия отложила нож и вилку. — Кто в это поверит? Нет, Императору проще будет казнить меня как соучастницу…
— За что?
— Не «за что», а зачем. Чтобы успокоить возмущенный народ. И чтобы раз и навсегда избавиться от мятежного рода… мы ведь так и не принесли присягу… — Она постучала ногтем по столу. — Мы с вами не враги, Оливия. И я понимаю, что вы смущены и растеряны… не знаю, что с вами приключилось. Уж извините, ваша история выглядит несколько… натянутой. Но я могу вам помочь.
— Чем?
— К примеру, — она сложила салфетку, — выправив бумаги. Что вы смотрите? У меня есть все ключи, в том числе от кабинета Тариса. И я знаю, где лежит городская печать. И я сумею ей воспользоваться. Моя кровь дает некоторые преимущества…
Бумаги — это хорошо.
Очень хорошо.
Плохо, что меня пытаются купить…
— Затем, полагаю, в деньгах вы нуждаетесь. Это тоже поправимо… две тысячи империалов.
— Сколько?
— Три? Четыре? Пять? — Милия наблюдала за мной с насмешкой. — Десять устроит? Я выпишу чеки. Отделения подгорного банка есть в каждом городе. Если же предпочитаете наличные…
— Вы меня покупаете?
— Я с вами договариваюсь.
— Но ведь не только я… знаю…
— Ричард? Этот милый мальчик оказался куда менее упрям…
…и более сговорчив, сиречь продажен?
— А где он?
— На кладбище.
Выжидательный взгляд. И я пожимаю плечами: сама понятия не имею, что именно ему понадобилось. Но всенепременно спрошу. Кладбище? После сегодняшней ночи кладбища меня не пугают.
— …я разрешила действовать по своему усмотрению.
— А вы…
— Печать, дорогая. Малая Императорская печать, которая есть воплощенный символ власти… полагаю, когда Его Величество соизволит снизойти до проблем малого городка, он пришлет наместника. А пока мне придется взвалить на свои плечи все бремя власти.
Что ж, плечи эти пусть и отличаются худобой, но, думаю, бремя власти выдержат.
— Так как, Оливия?
Как?
Не знаю.
Мне нужны были деньги. И документы. И… и чувствовалось, что кроме пряника в широких рукавах — руки Милии казались тонкими и бледными — спрятан и кнут. Но… соглашусь? И что изменится? Тварь ведь и вправду мертва. А Милия жива.
И другие живы.
И…
Я вздохнула.
— Это ведь не… причинит вреда?
— Кому? — насмешливо приподнятая бровь.
— Не знаю. Кому-нибудь…
— Кому-нибудь точно не причинит… так наличные или векселя?
