Сандугаш боялась, что в Москве ее опять придавит той же невыносимой тяжестью, как это было в детстве. Надеялась только на то, что с тех пор, как она стала женщиной, многое изменилось. Она перестала видеть сны про убийства, когда отдалась Косте. Тогда же перестали являться к ней и видения из прошлой жизни. И Белоглазый перестал преследовать ее. Появился только в ту ночь, которую она провела у родителей, и снова исчез. Может, и в городе ей будет не так тяжко? Впрочем, даже если будет тяжело, она выдержит. Ради Кости. Как Атлант удерживал небо на плечах, она будет держать эту серую тяжесть, которая тем плотнее, чем больше город…

Но обошлось.

Более того, Сандугаш влюбилась в Москву с первого взгляда.

Это было так странно, совсем неожиданно. Она думала, ее встретит грязный, серый, неприветливый город и напугают огромные толпы. Да еще и мама предупреждала: в Москве человек человеку волк, никому не стоит доверять, в лицо тебе будут улыбаться, а потом нож в спину воткнут.

Но Сандугаш увидела эти широкие улицы, это высокое выцветшее небо над крышами похожих на готические замки сталинских высоток, этих модных женщин с надменными, чуть рассеянными лицами, эти яркие авто, сверкающие витрины – увидела и почувствовала себя как будто в странном урбанистическом храме. Город определенно был не просто средоточием домов, это было живое существо, со своим лицом, с характером, с прошлым, которое можно было прочитать по его морщинкам и трещинам, как по линиям на ладони.

Странно, но она совсем не растерялась. Вышла из аэроэкспресса на Павелецком вокзале, и ее закрутила разноцветная толпа. Впервые в таком городе, впервые в такой толпе – но при этом она чувствовала себя уверенно и спокойно. И точно знала, что надо делать: сначала немного восстановить силы, потом найти жилье, отправить фотографии на конкурс, найти любую работу и ждать того дня, когда финалисток заселят на репетиционную базу. Все просто, как дважды два.

Она не смотрелась в этом городе чужой. Как-то с самой первой минуты стала его частью. В Сандугаш не было ничего, что принято называть налетом провинциальности. Чисто умытое лицо, волосы забраны в небрежный хвост на затылке. Это не нарочно – она просто не расчесалась с дороги, поленилась, но среди москвичек такая небрежность как раз в моде. Как будто только что встала с кровати и не старалась себя приукрасить. На девушке были простые черные джинсы и черный хлопковый свитер. Так могла бы выглядеть и парижанка, и москвичка, и кто угодно. Сандугаш заметила, что люди смотрят на нее с любопытством. Наверное, это из-за того, что она была похожа на модель – длинная, тонкая, бледная.

Первым делом она зашла в какое-то кафе, на вид совсем невзрачное – Сандугаш была страшно голодна и решила, что в околовокзальной забегаловке вряд ли будет слишком дорого. Но приветливый официант подал ей меню, и Сандугаш едва удалось сохранить лицо. Ничего себе цены! Куриный суп стоит как две целые курицы! А кусочек торта – как три таких торта в выдринском сельхозмаге. Но уходить было стыдно, и она просто выпила стакан теплого яблочного сока.

Сандугаш купила московскую сим-карту, вышла в Интернет, просмотрела предложения по аренде комнат. Вариантов было море, но в итоге понравился ей только один – пятнадцатиметровая комнатка в двухкомнатной квартире на окраине города. На вид комната была чистенькой и очень чудной – белые стены, белый дощатый пол, белые шторки. Как в психиатрической больнице из арт-хаусного кино. В этом что-то было. По указанному номеру ей ответили сразу же, после первого гудка. Правда, голос был недовольным: как будто Сандугаш хотела в долг попросить, а не жилье себе снять. Но плевать на эмоции – зато ее пригласили на просмотр! Сказали, что она может прийти в ближайшее время, хоть через час!

Нужный адрес она нашла легко. Как будто в ней был внутренний компас, который сам вел ее по улицам в незнакомом огромном городе.

По дороге Сандугаш думала о Косте. Так хотелось позвонить ему, только вот надо же экономить деньги. Интересно, он и правда поверил в то, что она сможет стать его ангелом-спасителем? Или благодарил ее со слезами на глазах просто потому, что его тронула такая детская самоотверженность?

Они простились скомканно. Как назло, ему все время названивала Марина. Словно чувствовала, что муж находится с другой женщиной. Любимой женщиной. Сандугаш немного смущала та ласковая и даже, пожалуй, отчасти заискивающая интонация, с которой Костя общался с супругой. Он называл Марину «зайчик», просил не садиться ужинать без него, обещал, что скоро будет, и врал, что помогает знакомому поменять в машине масло. А потом, перехватив осуждающий взгляд Сандугаш, с тяжелым вздохом объяснил: «Пойми, малыш, я должен ее подготовить. Да, Маринка давно стала для меня чужой. Я ее не воспринимаю ни как женщину, ни как друга. И близости у нас давно нет, уже больше двух лет… Живем как соседи. Но я не могу так с ней, нужно как-то подготовить ее. Баба-то она неплохая… Я же не хочу, чтобы она совсем расклеилась, она все-таки мать моей дочери!»

И Сандугаш соглашалась – да, конечно, ты такой благородный человек…

Квартира была объективно убогой, но Сандугаш она показалась раем на земле. Просторно, чисто, светло, окна выходят в зеленый двор. И парк видно. Как будто бы и не Москва вовсе. Тихий уголок.

Девицу, сдававшую комнату, звали Мила. Она была не намного старше самой Сандугаш, но утомленно-презрительное выражение ее хорошенького лица говорило о том, что повидала Мила немало. Потом Сандугаш заметит: в больших городах иной ток времени, год за пять. Да, у всех есть Интернет, да, глобализация и все такое. Тем не менее в их селе к двадцати годам большинство девушек оставались полудетьми – представления о мире у них были наивными, пунктирными какими-то. Москвички же – во всяком случае, большинство из них – в этом возрасте были цепкими и, даже если не обладали большим жизненным опытом, все равно ухитрялись как-то воспитать в себе понимание социальных взаимосвязей и возможных сценариев игры.

Мила рассматривала ее так беззастенчиво, как будто Сандугаш себя на продажу выставила. От взгляда девушки не укрылась ни одна деталь, а все мысли отражались на ее лице: «Красивая, – думала Мила, – такая тут не пропадет. Но сумка какая-то допотопная, а ботинки – неприлично же в таких ходить! Хоть бы набойки поставила посвежее. Маникюра нет, но ногти аккуратно подпилены. Ни одного украшения, даже колечка дешевого – кажется, этой красавице вообще наплевать на то, какое впечатление она производит. А почему? Уверенность в себе – считает, что она самая неотразимая только из-за того, что от природы ей достались длиннющие ноги и необычное лицо? Или просто не от мира сего? И если последнее – не будет ли с такой соседкой проблем?»

– Я тихая, – почему-то смутилась Сандугаш, – в городе у меня никого нет, гостей не будет. Аккуратная. Я и кухню мыть могу, и ванну, мне совсем нетрудно.

– М-да? – процедила Мила, которой нравилось ощущать себя хозяйкой положения перед этой красоткой. – А деньги-то у тебя есть? Платить будешь в срок? А то прошлая соседка обещала-обещала и в итоге однажды сбежала, оставив меня без гроша.

– Конечно! Я бы никогда так не поступила! – заверила Сандугаш. – Я работу найду.

– Работу? – усмехнулась Мила. – Слушай, а что тебя вообще сюда принесло? Я думала, ты поступать приехала.

– Нет, – вздохнула Сандугаш, – я на конкурс «Мисс Страна». Но пока прохожу кастинги, надо где-то жить и что-то зарабатывать.

– Чего-о? – Мила поперхнулась. – Слушай, ладно, давай чаю выпьем, расскажешь все. Ты смешная.

Пока она мыла чашки, высыпала в хрустальную вазочку дешевое овсяное печенье, клала заварку в смешной чайничек в виде улыбающейся свиньи, Сандугаш рассматривала ее.

Мила была похожа на пирожное. Вся такая сливочно-кофейно-сахарная – наверное, даже слегка приторная, если перебрать дозу общения. Светлые волосы завиты на щипцы – кудряшки жесткие, их держит тонна лака, кончики посечены. Кожа белая-белая, здоровый румянец, редко встречающийся у горожанок. Глаза широко распахнуты, длинные ресницы, ямочки на щеках, губы бантиком (потом Мила признается, что это татуаж – розовый пигмент, который мастер ввел ей под кожу тонкой иглой; час мучений, зато потом можно вообще не краситься как минимум пару лет). Роста Мила была небольшого, фигуру имела складную – как у девочки пин-ап.

Чай оказался вкусным – Мила тотчас же сообщила, что у нее был роман с мастером из чайного клуба, который научил ее разбираться в сор тах и отличать «те гуань инь» от «да хун пао». Правда, это было единственное, что на выходе ей дали те отношения, потому что одним прекрасным утром чайный мачо сказал, что поедет навестить брата в Коломну, и так больше никогда в ее жизни и не появился, а потом общие знакомые рассказали Миле, что он женился на своей бывшей девушке, преподавательнице цигун.

– В Москве почти все романы вот так по-дурацки заканчиваются, – доверительно сообщила она.

Сандугаш было трудно привыкнуть к такой откровенности от человека, которого она знает меньше часа, но она решила, что это московский формат – другие скорости, люди сходятся быстрее, опознают своих по каким-то одним им приметным знакам и начинают дружить, не успев толком познакомиться.

– Ладно, давай лучше о тебе. Что это за наивная идея с «Мисс Страной»? У тебя хоть знакомые там есть?

– Нет, – призналась Сандугаш, – но я уверена, что выиграю. Не могу объяснить. Просто ЗНАЮ. У меня отец шаман. Я путь чувствую, понимаешь? Моя это дорога или нет.

– А мне кажется, это просто иллюзия, – хмыкнула Мила, – поверь мне. Я все-таки родилась в этом городе, многих знаю. И у меня даже была знакомая девчонка, которая участвовала в этой «Мисс Стране» года три назад.

– Да ты что? – Сандугаш обрадовалась так, словно земляка встретила. – Расскажи!

– А что рассказывать? Она спала с одним из спонсоров. Познакомилась с ним в ночном клубе, он и затащил ее в конкурс. Других шансов у нее не было бы. Правда, она не такая красивая, как ты. Фигура ничего, но лицо кобылье. А всё туда же! – Глаза Милы блеснули, как у кота. – Она даже в финал вышла, представляешь? Но корона досталась другой. Та, видимо, с более крутым спонсором спала. Так у девчонки той, Лизы, знакомой моей, потом нервный срыв случился.

– Ей тоже очень деньги были нужны? – сочувственно покачала головой Сандугаш.

– Да нет, у нее родители нормально зарабатывают. Просто нелегкое это дело – спонсоров ублажать. Он такие вещи от нее требовал… – Мила интимно понизила голос. – Однажды привез Лизку в загородный отель, вроде как на романтический уик-энд. А там ждал еще один его друг. И спонсор говорит: «Я решил проверить, насколько сильно ты меня любишь, что ты готова сделать для меня. Ты ведь любишь меня?» Эта дура подтвердила – да, люблю. А он такой: «Ну тогда проведешь эту ночь с моим другом Василием. Я понимаю, что тебе неприятно, но зато потом буду знать, что моя девочка на все готова, чтобы сделать мне приятное».

– И ее не смутило, что ему это приятно – отдать девушку другу? – ахнула Сандугаш.

– Ну как-то мозги он ей запудрил, тоже поди не дурак. А друг Василий, надо сказать, был ужасный какой-то. Под семьдесят, с лишним весом, изо рта лекарствами пахнет. Одна радость – член не стоял у него. Но все равно… Лизка потом три дня в бане провела, все ей чистоты хотелось. Забронировала кабинку в Сандунах и сидела там. Ее уже персонал гнал – мол, девушка, вам с сердцем плохо станет. А она им: отстаньте, с каким-таким сердцем, у меня и сердца нет. Потом на антидепрессанты села. А корона все равно мимо прошла. И много таких историй было. А ты лезешь куда-то…

– У меня есть деньги, вот. – Сандугаш протянула Миле сумму, которая была указана в объявлении. – Ну, не получится, так уеду. Тебе ведь тоже, наверное, не просто беспроблемную соседку найти. А так я хоть пару месяцев поживу тут.

– Это уж точно, – усмехнулась Мила, – кому только эту комнату не сдавала. Я ведь тоже не от хорошей жизни. Мне деньги постоянно нужны… Ладно, живи, раз ты такая упертая. Потом только не говори, что я тебя не предупреждала.

На следующее утро первым делом Сандугаш позвонила в офис конкурса «Мисс Страна». Говорили с ней вежливо, но отстраненно – как будто на другом конце линии сидел робот, запрограммированный на серию стандартных ответов. Выяснилось, что Сандугаш срочно нужно привезти фотографии, потому что первый тур конкурса заочный и осталось всего четыре дня, чтобы подать заявку. Почему-то она этого не учла: могла бы еще из дома отправить снимки, хотя бы те, которые сделал Даня Семенычев.

Девушка запаниковала. Денег на хороший фотосет у нее не было. У нее и на еду почти не осталось. Похоже, ближайший месяц питаться ей одной гречкой да овсянкой без масла. Но это не страшно, голод она переносила легко. Да и вообще невзгоды легко переносятся, если у тебя есть мечта и цель.

Решение пришло спонтанно – надо кинуть клич в Интернет. Фотограф – профессия модная, многие мечтают о такой карьере и бродят по Сети в поисках интересной фактуры. А лицо у Сандугаш необычное, камера ее любит.

Она составила объявление, разместила в социальных сетях. Мила почему-то прониклась проблемами соседки, хотя она вовсе не была похожа на человека, который привык кому-то бескорыстно помогать. Может быть, ей хотелось посмотреть веселое шоу «Облом наивной провинциалки в жестоком городе». Она тоже созвонилась с какими-то своими многочисленными знакомыми, и в итоге нарисовался подходящий фотограф, который согласился бесплатно сделать для Сандугаш фотографии формата конкурса, но за это девушка должна была поработать моделью в его фотопроекте. Сандугаш легкомысленно согласилась, сказав, что не готова только на обнаженку, а все остальное – пожалуйста. Откуда ей было знать, насколько извращенной бывает фантазия некоторых столичных творческих работников…

Встретились они на окраине Измайловского парка, и сначала фотограф буквально за четверть часа отснял то, что требовалось Сандугаш для участия в кастинге.

– Такое выразительное лицо – да с вами одно удовольствие работать! – похвалил он. – Вы рождены для того, чтобы стать моделью. Идеальные параметры. Лицо и выразительное, и готовое к любой маске. Можно что угодно нарисовать – любую эмоцию и подтекст, но все равно за всем этим будет читаться личность.

– Да вы всем, наверное, такое говорите, – смутилась девушка.

Фотограф был ненамного старше ее самой. Студент, будущий журналист, мечтающий о личной выставке в Манеже. Ему нравилось работать в сложном жанре – постановочные фотосказки. И для Сандугаш он выбрал роль злой русалки. Сначала они долго шли по лесу – фотограф предупредил, что хорошо бы взять с собой резиновые сапоги. Но откуда же у нее сапоги в чужом городе? Сандугаш все ноги промочила, в кедах грязная вода хлюпала. И мысли странные в голову лезли: «А вдруг он вообще маньяк, сейчас заманит в глушь, а там…»

Но фотограф всего лишь привел ее на берег небольшого ручья, после чего, порывшись в объемной сумке, вручил ей длинное белое платье, очень мятое.

«Это даже хорошо, что оно такое, сейчас мы его вообще уделаем!» – объяснил он, перехватив удивленный взгляд Сандугаш, которой вовсе не так представлялась модная съемка у московского фотографа.

Но что делать: отошла за деревья, свою одежду аккуратно положила на какой-то пень.

Платье было похоже на саван. Мертвая невеста из фильма ужасов.

Дальше – еще интереснее. Фотограф попросил ее лечь в воду.

«Как Кайли Миноуг в клипе, где ее убивает Ник Кейв. По ней там еще черная змея ползет. Змеи у нас, к сожалению, нет, зато есть кое-что получше!»

Выяснилось, что у него с собой трехлитровая банка, набитая капустными листьями, на каждом из которых сидит живая улитка-ахатина размером с куриное яйцо. Сандугаш посмотрела, и ее передернуло – архетипический страх чужеродного, склизкого, лишенного эмоций. Фотограф разместил улиток на ее лице (предварительно густо присыпав его белой пудрой) и груди. Вода была ледяной. Платье намокло, прилипло к телу. Улитки медленно ползли по коже, оставляя за собой клейкие следы. «Ты не дрожи так! – просил фотограф. – Ты должна быть как будто мертвая! Только глаза – живые и злые. И руки ко мне тяни из воды».

Фотографии были отправлены, Сандугаш успела.

Начались московские будни. Довольно грустные, надо сказать. Радость неофита потихонечку таяла.

В первые дни Сандугаш самозабвенно гуляла по центральным улочкам, рассматривала дома и людей, забредала в церквушки и скверы, подолгу стояла на набережной, подставив лицо солнцу. Все здесь было другим, даже запах. Все казалось ей чудным, и все очень нравилось.

Но трудно быть беззаботной, когда денег едва хватает на проезд. Девушку постоянно мучил голод – она старалась отвлекаться. И делала дыхательную гимнастику, которой когда-то обучил ее отец. Надо представлять, словно животом дышишь, медленно, глубоко. Тогда и мысли успокаиваются, становятся медленными и плавными. И ощущения притупляются – так можно и с болью справиться, и с голодом, и с недомоганием.

А еще Сандугаш все время думала о Косте, о том, как она вернется с миллионом, они купят домик и заживут вдвоем. Маленькая семья, ее личный рай. Правда, никак не удавалось поговорить с ним по телефону: она звонила несколько раз, но звонок все время срывался, плохая связь. И каждый такой звонок съедал половину баланса на ее телефоне… Непозволительная роскошь для человека, который живет в мегаполисе без денег и совсем один. Ничего страшного, осталось недолго потерпеть, и они будут вместе.

О том, что после победы в «Мисс Стране» у нее будут какие-то социальные обязательства, Сандугаш не думала вовсе.

Тосковала она не только по Косте, но еще и по Соловью. Когда она находилась рядом с Костей – ее все устраивало, не до снов было, не до видений. А вот когда приехала в Москву – затосковала. Не хватало присутствия в ее жизни Соловья. Пусть в ночной жизни, пусть во снах… Зато убийств она не видела по-прежнему, и это было хорошо. А Белоглазый если и появлялся в ее сне, то в обличье волка, и ничего не делал, просто стоял и принюхивался, словно искал ее.

Может быть, сказывалось утомительное многолюдье, или сны отгоняло ощущение давящей тяжести, которое сделалось не столь мучительным, как в детстве, но все-таки не позволяло ей засыпать по-настоящему глубоко, так что вставала Сандугаш всегда слегка невыспавшейся.

Ей нужна была работа. Очень. Сандугаш не собиралась привередничать – готова была хоть полы мыть, хоть собак чьих-нибудь выгуливать. Ее задача – не карьера, не поиск теплого местечка, а просто добыть немного денег, несколько тысяч, чтобы от голода не шатало. Чтобы не прийти на финальный кастинг утомленной, с впалыми щеками и тусклыми глазами. А то первая московская неделя сильно отразилась на ее наружности, о которой девушка привыкла не заботиться вовсе. Но вдруг однажды утром она посмотрела на себя в зеркало и нахмурилась – кожа какая-то серая, тени под глазами, губы сухие.

– А что ты хочешь? – промурлыкала Мила, которой она вечером пожаловалась. – Это город-вампир. Дает тебе возможности, а взамен пьет твои соки. Без ботокса тут долго не протянешь.

Сама Мила была помешана на уходе за собой и почти все деньги вкладывала в тело, считая его основным капиталом. Сандугаш было странно за этим наблюдать. В ее вере считалось, что тело – только одежда, временный пересадочный пункт. Сколько у нее было таких тел, сколько еще будет. Она с детства не ассоциировала «я» с той оболочкой, в которой оно содержалось. Понимала, что ее «я» родом из вечности и мало отношения имеет к этим красивым волосам, острым коленкам и высоким скулам. Красота – бонус, счастливый билетик, сорванный джекпот. Но красота – это не она сама, не ее сущность.

Мила же каждую неделю ходила к косметологу. Ей делали какие-то уколы, чтобы губы казались пухлее, а щеки, напротив, меньше. Верхний слой кожи сжигали кислотами. Из вены брали кровь, чтобы добыть из нее плазму, а потом вколоть в лицо – настоящая оргия современной леди Батори. Шкаф Милы ломился от одежды: сотни платьев, чулочков, корсетов, пальто. Это было чудачество какое-то – столько почти одинаковой одежды для одного человека. Бывали дни, когда Мила отказывалась от еды, чтобы купить лишний стопятидесятый лифчик – это напоминало уже психиатрический диагноз.

Но сама Мила считала, что никакой это не невроз, а инвестиция. Современная женщина должна инвестировать во внешность, если хочет выбиться наверх. Разумеется, если дело происходит в Москве. Да, считается, что феминизм потихонечку завоевывает город, но пройдет еще в лучшем случае десяток лет, прежде чем женщин перестанут оценивать по внешности.

Мила была болтлива – во время вечерних чаепитий, которые у девушек быстро стали традицией, говорила преимущественно она, Сандугаш же молчаливо любовалась ее оживленным лицом и купалась в кипучей энергии, которую излучала соседка. Ей казалось очевидным, что самая главная проблема Милы – в неопределенности. Она сама не знает, чего хочет, и каждой случайной прихоти может придать статус целина-века. Распыляется непонятно на что. То мечтает стать бьюти-блогером и целые дни тратит на то, чтобы популяризовать свой аккаунт, то очаровывается образом жизни «золотоискательниц» – охотниц за состоятельными мужчинами. То ведет себя как профессиональная гетера, то играет бедную овечку, будущую жрицу немецкой формулы трех священных «К»: Kinder, Küche, Kirche, «дети, кухня, церковь».

У Милы был любовник, старше ее на двадцать лет, женатый. Встречались они почти пять лет. Познакомились красиво, как в кино. Был дождь, Мила шла по набережной – вернее, не шла, а ковыляла, потому что на ней были туфли на платформе высотой двенадцать сантиметров, и она боялась поскользнуться и сломать ногу. Красавица и котурны. Промокла до нижнего белья. Платье прилипло к телу, через шелковую ткань красиво просвечивала грудь. Настроение было паршивым – Мила устала, была голодна, ужасно замерзла. Терять было нечего, и она остановилась закурить – плохая идея, потому что ливень затушил сигарету еще до того, как она успела сделать первую затяжку.

И вот ее будущий любовник, Иван, как раз в тот момент проезжал мимо, и его очаровало спокойствие девушки, которая, казалось, никакого внимания не обращала на буйство стихии. То, что в реальности было утомленностью и капитуляцией, он принял за редчайший сорт безмятежности, который у некоторых в крови. Как не подвезти такое сокровище! Как упустить – век же не простишь себе. Тем более что у Ивана полным ходом цвел кризис среднего возраста – отношения с женой давно напоминали холодную войну, а уходить из семьи насовсем он не собирался, потому что младшей дочери было всего четыре года. Находил отдушину в романах на стороне, стараясь только получать удовольствие, не опускаясь в чужие глубины. Это была такая разновидность верности – не позволять себе серьезных отношений.

Но вот увидел девушку, которая пыталась закурить под проливным дождем, и что-то екнуло внутри. Как будто колокольчик медный в самом сердце прозвенел. Он подбросил Милу до дома, по дороге они почти не разговаривали, но безмолвие было понятнее слов – оба понимали, к чему все идет. Припарковавшись у ее подъезда, Иван повернулся к девушке, посмотрел ей в глаза и вдруг дал по газам. Передумал отпускать. Увез к себе.

Домой не мог, конечно, – жена, двое детей, еще и теща приехала из Саратова, собиралась неделю погостить и зависла на месяц. В гостиницу не хотелось – как-то пошло. Поехали к Ивану на дачу. Конечно, тоже не лучший вариант – там все обустроено его женой, семейные фотографии в латунных рамочках, детские рисунки магнитами к холодильнику прикреплены. Зато старые яблони в саду, зато дождь молотит по жестяной крыше и есть камин, в котором ароматно потрескивают березовые дрова. А перед камином – медвежья шкура с проплешинами. Еще отец Ивана ее в стародавние времена у местных охотников купил. На этой шкуре они с Милой и прикоснулись друг к другу впервые.

Была ли Мила влюблена? Пожалуй. У любви много ликов. Мила не была способна на чувство живое и страстное, ведущее к самопожертвованию и самовозгоранию. Она вообще была рациональной и спокойной. Но Иван стал источником света, на который она полетела как мотылек.

Первые три года Мила надеялась, что он разведется. Нет, он ее никогда не обманывал, на словах ничего не обещал. Тему его семьи они вообще всегда деликатно обходили, как будто жены с детьми и не было. Как будто просто так, по каким-то неведомым законам, он всегда встречал Новый год не с Милой и не мог пригласить ее к морю на пару недель. Первые два года она надеялась, потом перестала. Привыкла к тому, что есть.

Однажды жена Ивана прочитала какие-то их эсэмэски и позвонила Миле. Угрожала и скандалила, называла «драной мочалкой» и вообще дала ей все поводы презрительно усмехаться и рассказывать подругам, что жена Ивана – дура набитая.

Ревности в Миле не было. Но была досада. Что у кого-то жизнь устроена, а она как говно в проруби мотается. Вечная маета, печальные мысли о том, где денег достать.

Иван немного ее поддерживал – как мог. Откусить заметную сумму от семейного бюджета себе не позволял, зато на него всегда можно было рассчитывать: если Мила заболевала, он привозил ей горячий минестроне из соседнего итальянского ресторана и парацетомол; если ей надо было улетать, он сам отвозил ее в аэропорт; если ей было грустно, он по телефону читал ей «Шерлока Холмса».

Мила не была ему верна. Считала, что раз Иван женат, значит, и она не обязана хранить верность. В ее жизни периодически случались другие мужчины. Но никто, кроме Ивана, не любил ее, не дорожил ею, не пытался о ней заботиться. Мила была хорошенькая и веселая, мужикам это нравилось. И достаточно легкомысленная, чтобы завязывать знакомства. Но, видимо, была в ней какая-то незримая рана, внутренняя полость, которая мешала прикипеть к ней душой.

Посмотришь на Милу, танцующей походкой идущую по улице, и подумаешь: живет в шоколаде. Новенькие лаковые туфельки, дорогая сумка, незаметный слой тонального крема делает лицо идеальным, прическа – волосок к волоску. И не скажешь, что она не живет, а в общем-то выживает.

– Ох, Мила, – качала головой Сандугаш, которой жизнь новой подруги казалась невозможно грустной, – а почему ты не хочешь сделать карьеру? Выбрать что-то одно и бить в эту точку, как в мишень?

У Милы не было определенного рода деятельности. И тут главенствовала ее мятущаяся душа. То она устраивалась администратором в маникюрный салон, то мыла чужие квартиры, то работала в службе «Секс по телефону». Как бумажный кораблик, забытый в луже на сильном ветру. Мечется от берега к берегу, того и гляди пойдет ко дну.

– Взять даже твою работу администратором, – рассуждала Сандугаш. – Можно ведь пойти на какие-то курсы, изучить программы – «Эксель», 1С. Чем больше ты знаешь, тем больше тебя ценят.

– Много ты понимаешь. – Милу несколько раздражало, что эта байкальская выскочка, без году неделя в Москве, пытается ее учить. – Ты сама бы хоть пару дней так поработала. Скука невыносимая. Гадюшник. Клиенты, которые норовят не заплатить. И мастера, которые пожрать друг друга готовы.

– Можно в ресторан пойти, там тоже администраторы нужны всегда…

– А ты сама что же не пойдешь? – прищурилась Мила. – Уже столько дней в Москве, жуешь шиш с маслом, а работы так и нет, да, Сандугаш?

– Ну не злись… Я найду. Просто у меня ни прописки, ни опыта, да и обманывать никого не хочу. Я же по-честному всем говорю, что работа максимум на два месяца нужна. До того, как поеду в пансионат.

– А почему ты так уверена, что вообще туда поедешь? Да в этом конкурсе участвуют самые красивые девушки России! С какой стати ты решила, что входишь в их число?

– Не знаю, – вздохнула Сандугаш, – не могу объяснить. Но я просто знаю, что буду в финале, вот и все. Просто знаю. А работа… Будет у меня и работа. Я спокойная и упорная. Это самое главное.

С работой Сандугаш не везло. Регистрации московской у нее не было, Мила наотрез отказалась оформить ее официально.

Целыми днями девушка звонила по объявлениям с сайтов вакансий, но как только работодатели узнавали, что она так молода, без высшего образования и московской прописки, да еще и работать собирается не больше двух месяцев, никто не хотел даже встретиться, чтобы посмотреть на нее лично.

Сначала она выбирала вакансии администратора в салоне красоты или спортивном клубе. Потом начала откликаться на что-нибудь попроще – курьер, продавец. И тоже ноль реакции. А деньги совсем растаяли.

Купленную пачку гречки она съела за неделю.

Мила видела, что соседка голодает, и это ее тревожило – не обманет ли, сможет заплатить за комнату, как договорились? Продуктами же она с Сандугаш не делилась – считала, что красивой девушке легко добыть еду в Москве. Можно, например, зарегистрироваться на сайте знакомств и ходить на свидания – каждый рад будет накормить ужином такую красотку, и это ни к чему не обязывает. Сама Мила так и делает, если остается на мели. А если Сандугаш претит такой способ добычи мамонта, значит, не настолько она и голодна.

К концу недели Сандугаш была в отчаянии. Почему-то, приехав в этот город, она верила, что все пойдет как по маслу – ведь у нее была высокая цель. Она никак не ожидала, что натолкнется на такую преграду, даже поломойкой устроиться не сумеет, чтобы как-то перебиться.