Глава 5
Моше Фельденкрайз: физик, обладатель черного пояса и целитель
Решение серьезных проблем мозга с помощью целенаправленного осознавания движения

В июне 1940 года молодой еврей бежал из оккупированного нацистами Парижа за считаные часы до появления гестаповцев. Он унес с собой два чемодана с французскими секретными научными разработками и материалами, в том числе два литра недавно открытой тяжелой воды, необходимой для производства ядерной энергии и оружия, а также планы водородной бомбы. Он не хотел, чтобы все это попало в руки немцев, и надеялся добраться до Англии. Он был плотно сложенным, чрезвычайно сильным мужчиной ростом метр шестьдесят пять сантиметров и имел репутацию спортсмена. Из-за травмы колена, полученной десять лет назад во время игры в футбол, он заметно прихрамывал.

Этому человеку, Моше Фельденкрайзу, недавно исполнилось тридцать шесть лет. Он был физиком, который заканчивал подготовку докторской диссертации в Сорбонне и работал над французскими атомными секретами в лаборатории молодых супругов, Фредерика и Ирен Жолио-Кюри. За несколько лет до этого, в 1935 году, они совместно получили Нобелевскую премию за синтез новых радиоактивных элементов. В марте 1939 года в их лаборатории впервые был расщеплен атом урана и было доказано, что расщепление определенной массы ядер урана вызывает цепную реакцию, высвобождающую огромное количество энергии, которая получила название ядерной. Именно Фельденкрайз построил ускоритель, который генерировал частицы, бомбардирующие атом. В том же году Альберт Эйнштейн написал президенту США Франклину Д. Рузвельту, что «благодаря работе супругов Жолио из Франции» появилась возможность изготовления бомбы нового типа; он предупредил, что нацисты ведут работу в этой области и приступили к накоплению урана.

За несколько дней до своего июньского побега, когда нацисты входили в Париж, Фельденкрайз заметил, что по какой-то странной причине его поврежденное колено стало работать гораздо хуже. Оно так распухло, что он едва мог встать с постели и пойти на работу. В то время он жил в условиях постоянного стресса, но не мог понять, каким образом события, происходившие в мозге, могли привести к распуханию колена. Он знал, что вскоре после вторжения гестаповцы придут с обыском в лабораторию Кюри и заставят всех сотрудников выйти во двор. Как правило, они отделяли евреев и коммунистов для отправки в концентрационные лагеря. Фредерик сказал Фельденкрайзу, что промедление крайне опасно, и передал ему бумаги от французского правительства.

С двумя чемоданами и своей женой Ионой Моше совершил отчаянный марш-бросок через половину страны, чтобы найти судно, отплывающее в Англию. Но, переезжая от одного порта к другому, они обнаруживали, что либо порт был закрыт, либо последний корабль уже уплыл. Летчики люфтваффе бомбили дороги, переполненные отчаявшимися людьми, спасавшимися на автомобилях, потому что железные дороги не работали. Вскоре дороги стали непроходимыми. Моше и Иона пошли пешком, но она страдала врожденным вывихом бедра, а он хромал. Когда она обессилела, он катил ее дальше на брошенной ручной тележке до тех пор, пока они не присоединились к эвакуационной операции союзных ВМФ. Ею командовал британский офицер Йен Флеминг, который впоследствии написал романы о Джеймсе Бонде. Флеминг разместил их на борту фрегата «Эттрик» – последнего, отплывшего из Франции. Поскольку судно было переполнено, Фельденкрайзу пришлось бросить свои чемоданы в большую кучу багажа, чтобы забрать их по прибытии.

Когда Фельденкрайз и его жена прибыли в Англию в последнюю неделю июня 1940 года, ему удалось отыскать только один чемодан, который он передал в британское Адмиралтейство. Но теперь у него появилась новая проблема; фамилия Фельденкрайз  казалась немецкой. Британцы, опасавшиеся, что нацисты разместят шпионов среди беженцев, задержали его и отправили в лагерь для интернированных лиц на острове Мэн.

В это время на одного из ведущих британских ученых Дж. Д. Бернала была возложена задача собрать команду ученых для помощи военной экономике. Когда-то он посещал лабораторию Жолио-Кюри и теперь обнаружил, что Фельденкрайз оказался среди задержанных. Бернал добился его освобождения и привлек к решению остро стоящей проблемы: нацистские субмарины топили английские корабли. Во Франции Фельденкрайз проделал значительную работу по созданию сонара – разновидности подводного радара, который можно было использовать для поиска вражеских подлодок.

После того как британский проект сонара застопорился, Фельденкрайза в составе весьма разношерстной группы ученых приняли на работу. Располагались они в Фэйрли, уединенном поселке на западном побережье Шотландии. За несколько дней Фельденкрайз превратился из подозреваемого в научного офицера Адмиралтейства, работавшего на британскую контрразведку. Днем он работал над сверхсекретными проектами, а по вечерам учил своих коллег дзюдо.

В Париже он помог основать французский клуб дзюдо, был одним из первых обладателей черного пояса на Западе и писал книги о дзюдо, где физически обосновывал теоретическую возможность для маленького человека опрокинуть гораздо более крупного противника. Слухи о его опыте распространились после того, как один коммандер прошел курс дзюдо под его руководством и попросил Фельденкрайза обучить сначала его взвод охраны, а потом целый батальон. Вскоре он стал обучать британских парашютистов ручному бою без оружия при подготовке высадки союзных войск в Нормандии.

Фельденкрайз с ранней юности демонстрировал исключительную независимость ума и своенравие. Он родился в городке Славута на территории нынешней Украины 6 мая 1904 года. В 1912 году его семья переехала в Барановичи на территории современной Белоруссии. В течение десятилетий евреи в Российской империи были жертвами погромов и разбойных нападений на их поселения. В 1917 году, в связи с бедственным положением евреев во многих странах, Британия, контролировавшая Палестину, выпустила декларацию Бальфура, где говорилось: «Правительство Ее Величества благосклонно относится к основанию в Палестине национального дома для еврейского народа и предпримет необходимые усилия для достижения этой цели». Когда Моше было четырнадцать лет, он в одиночку отправился в пеший поход из Белоруссии в Палестину. С пистолетом в ботинке, учебником математики в котомке и без официальных бумаг или документов, он пересекал болота и выдержал сорокаградусные морозы, когда пересекал границу России зимой 1918/19 года. Когда он проходил через деревни, другие еврейские дети, заинтересовавшись, присоединялись к нему. В какой-то момент, чтобы выжить, они присоединились к бродячему цирку, где акробаты научили Моше кувыркаться и падать без риска получить травму; впоследствии он усовершенствовал эти навыки с помощью дзюдо. К тому времени, когда он достиг Кракова, пятьдесят детей следовали в Палестину за подростком, которым они восхищались, а потом их количество увеличилось до двухсот. В конце концов даже взрослые присоединились к детскому походу через Центральную Европу в Италию и Адриатику, где они сели на судно, прибывшее в Палестину в конце лета 1919 года.

Как и многие новоприбывшие, Фельденкрайз не имел ни гроша в кармане. Он занимался подручной работой и спал в палатке. В 1923 году он стал посещать высшую школу и зарабатывал частными уроками с детьми, от которых отказались другие учителя; он с раннего возраста проявлял склонность помогать людям бороться с препятствиями в процессе обучения.

В 1920-х годах арабы напали на еврейские поселения и города в Палестине на подмандатной территории Британии. Фишель, двоюродный брат Фельденкрайза, оказался в числе убитых. Евреи потребовали от Британии либо более мощную защиту, либо право на самозащиту и получили отказ. Поэтому молодой Фельденкрайз начал изучать методы самообороны без оружия. Арабы обычно нападали на своих противников с ножами, били сверху вниз и наносили удары в шею или в солнечное сплетение. Много евреев погибло в таких стычках. Фельденкрайз пытался научить товарищей блокировать удар, а потом выкручивать руку нападающего, чтобы тот выронил нож. Но его ученики были не в силах преодолеть естественный неврологический рефлекс и либо поднимали руки, чтобы защитить лицо, либо поворачивались спиной, чтобы убежать. Тогда вместо того, чтобы бороться с этой спонтанной реакцией нервной системы, Фельденкрайз изобрел блок, являющийся естественным продолжением этой реакции. Теперь он настаивал, чтобы его ученики при нападении следовали инстинктивному порыву прикрывать лицо, но превратил это движение в эффективный блок. Потом он фотографировал людей, атакуемых под разными углами, и придумывал блоки, превращавшие спонтанные реакции в настоящую защиту. Этот метод работал и лег в основу его будущего подхода к нервной системе: работайте с ней, а не против нее.

В 1929 году он выпустил пособие «Джиу-джитсу и самооборона» на иврите, первую из своих многочисленных книг о рукопашном бое. Оно стало первым руководством по самозащите для тренировки вооруженных сил в зарождавшемся государстве Израиль. В тот год он повредил колено и во время выздоровления заинтересовался связью здоровья тела и разума и теорией подсознания. Он написал две главы для книги под названием «Самовнушение», включавшие перевод трактата Эмиля Коэ о гипнозе. В 1930 году он переехал в Париж, где получил диплом инженера и стал готовить докторскую диссертацию по физике под руководством супругов Жолио-Кюри.

Однажды в 1933 году он узнал, что основатель дзюдо Дзигоро Кано собирается прочитать лекцию в Париже. Кано был очень миниатюрным и хрупким с виду человеком, на которого часто нападали в детстве. Искусство дзюдо, выросшее из джиу-джитсу, учило тому, как пользоваться силой противника, чтобы вывести его из равновесия и опрокинуть. Кроме того, дзюдо, что значит «гибкий путь», исповедовало целостный подход к физической и психической жизни. Фельденкрайз показал Кано свою книгу о рукопашном бое.

– Откуда вы это взяли? – спросил Кано, указав на рисунок блока, который Фельденкрайз изобрел для использования спонтанной нервной реакции в защитных целях.

– Я придумал его, – ответил Фельденкрайз.

– Я вам не верю, – заявил Кано. Тогда Фельденкрайз предложил Кано напасть на него с ножом, и тот сделал это. Нож отлетел в сторону.

Кано взял книгу и несколько месяцев изучал ее. Потом он сказал Фельденкрайзу, что будет тренировать его как одного из своих лучших учеников, которые могли сохранять равновесие при любых бросках. Вскоре Кано решил, что наконец нашел человека, который поможет ему сделать дзюдо популярным в Европе. Два года спустя Фельденкрайз основал французский клуб дзюдо. Во время написания своей докторской диссертации он зарабатывал на жизнь, обучая дзюдо Жолио-Кюри и других физиков.

Во Франции проблема с его коленом осложнилась. В периоды ухудшения он был прикован к постели, иногда целыми неделями. Он заметил, что некоторые дни были лучше других, и гадал, почему так происходит и почему его физическое состояние ухудшается в периоды нервного стресса. Было ясно, что причина не является исключительно психосоматической. Его колено было повреждено так сильно, что мышцы бедра почти атрофировались. Обследование показало, что его мениск (коленный хрящ) был сильно надорван, а коленные связки совершенно разрушены. В конце концов он обратился к опытному хирургу, который сообщил ему, что нога не сможет нормально функционировать без операции. Фельденкрайз спросил: «Существует ли вероятность, что операция окажется неудачной?» Хирург ответил: «О да, примерно пятьдесят на пятьдесят», но даже если бы операция завершилась удачно, его колено все равно не смогло бы нормально сгибаться. «До свидания, – сказал Фельденкрайз. – Я не буду этого делать».

Однажды с ним произошел странный случай. Он шел домой один, прыгая на здоровой ноге, поскользнулся на масляном пятне и повредил эту ногу. Кое-как он добрел до дома, опасаясь, что превратится в настоящего калеку, лег в постель и погрузился в глубокий сон. Когда он проснулся, то с удивлением обнаружил, что может стоять на ноге с больным коленом. «Я думал, что сошел с ума». Как могла та самая нога, на которую я не мог опираться несколько месяцев, внезапно стать опорой для почти безболезненного передвижения?» Книжные знания по неврологии помогли ему понять, что причиной этого мнимого чуда были его мозг и нервная система. Острая травма «здоровой ноги» Фельденкрайза заставила его мозг подавить активность нейронных сетей моторной коры, управлявшие движением этой ноги, чтобы уберечь ее от дальнейшего травмирования при движении. Но когда одна часть мозга не выполняет свои функции, их принимает на себя другая. Блокировка части моторной коры, координировавшей движения здоровой ноги, привела к тому, что моторная кора, «отвечающая» за больную ногу, повысила тонус сохранившихся в ноге мышц, чтобы сделать ее более полезной. Этот случай показал Фельденкрайзу, что не только физическое состояние его колена, но и его мозг отвечает за уровень ее функциональности.

Позднее, когда Фельденкрайз работал в программе защиты от субмарин в Шотландии, ему часто приходилось бывать на влажных и скользких палубах, и его колено регулярно распухало. У него не оставалось иного выбора, кроме как решать проблему самостоятельно. Он должен был выяснить, что именно происходило между его мозгом и коленом в «плохие дни».

Он взял на заметку, что в то время как другие млекопитающие могут ходить спустя несколько минут после рождения, люди усваивают навыки ходьбы только спустя довольно длительное время. Для Фельденкрайза это означало, что ходьба была «подключена» к нервной системе через жизненный опыт и включала формирование привычки к движению – привычки, которую он теперь собирался изменить. Он начал с обращения особо пристального внимания на кинестетическое восприятие того, как он пользуется коленом при движении. Кинестетическое восприятие – это совокупность сигналов от рецепторов в тканях и суставах, которые информируют человека о положении его тела и конечностей в пространстве во время движения. По опыту дзюдо и из книг по неврологии Фельденкрайз знал, что, когда человек стоит неподвижно, мышцы его спины и четырехглавые мышцы бедра (они называются антигравитационными, т. е. несущими гравитационную нагрузку) помогают ему сохранять вертикальное положение.

У каждого человека есть привычные виды осанки, которые частично являются усвоенными. Каждый раз, когда человек стоит, его поза неосознанно определяется этими привычками. Поскольку они усугубляли боли в колене Фельденкрайза в «плохие дни», он решил наблюдать за собой в лежачем положении, чтобы устранить действие гравитации на свое тело и соответствующую потребность в напряжении антигравитационных мышц. Он провел много часов на спине, медленно сгибая-разгибая колено и постепенно поднимая ногу, с целью выяснить, в каком положении начинается боль или ограничение подвижности. Впоследствии он сказал своему ученику Марку Рису, что следил за собой «так, что мог чувствовать все тонкие подсознательные связи между частями своего тела».

«Ни одна часть тела не может двигаться совершенно независимо от всех остальных», – написал Фельденкрайз. Этот целостный подход впоследствии отличал его метод от других методов работы с телом. Поскольку кости, мышцы и соединительная ткань образуют единое целое, то невозможно даже слегка пошевелить одной частью тела, не повлияв на все остальные. Когда человек вытягивает руку и хотя бы немного приподнимает палец, то мышцы предплечья сокращаются, а другие мышцы, расположенные в спине, стабилизируют эти мышцы, активируя нервную систему и создавая телесное ощущение того, что это движение слегка изменяет общее равновесие. В обычных условиях все мышцы, даже предположительно «расслабленные», обнаруживают некоторое сокращение, или мышечный тонус. (Мышечный тонус  – это медицинский термин, описывающий степень сокращения мышцы, в зависимости от чего он может быть высоким или низким.) Изменение напряжения в любой мышце влияет на напряжение других мышц. К примеру, сокращение бицепса требует расслабления трицепса.

Пользуясь кинестетическим осознаванием тонуса и раскладывая свою походку на отдельные мелкие движения, Фельденкрайз мог неделями ходить, не испытывая боли в колене. «Меня намного больше заботило, как я выполняю движение, чем, собственно, то, что это за движение», – написал он. Постоянное целенаправленное осознавание движения создавало обратную связь, которая, в свою очередь, изменяла его мозг.

Анализируя свою походку, он обнаружил, что на протяжении многих лет он неосознанно изменял характер своих движений при ходьбе так, чтобы минимизировать болевые ощущения в колене. В результате он утратил способность совершать некоторые движения, которые он мог свободно выполнять до травмы, так что его репертуар движений стал ограниченным без его ведома. А это значило, что многие ограничения его подвижности были вызваны не только физическими причинами, но также привычками, сложившимися двигательными стереотипами и субъективным восприятием. Он узнал от Кано, что дзюдо является формой образования для души и тела, поскольку они тесно связаны друг с другом. «Я считаю единство тела и разума объективной реальностью, – написал Фельденкрайз. – Это не просто части, каким-то образом относящиеся друг к другу, а нераздельное целое, объединенное функциональными связями».

Это понимание помогло Фельденкрайзу объяснить загадочный факт распухания его колена, когда нацисты вошли в Париж. В третий раз его жизни угрожала опасность потому, что он был евреем, после российских погромов и нападений в Палестине. Он осознал, что его физическая проблема усугублялась из-за психического стресса. Ужасающие воспоминания могли активировать нервную систему, вызывая разнообразные биохимические и мышечные реакции, в том числе распухание колена.

Во время войны он написал книгу, которая начиналась как размышление о работах Фрейда, которого он очень уважал. В отличие от многих клиницистов того времени, Фрейд подчеркивал, что разум и тело постоянно влияют друг на друга. Но в книге «Тело и зрелое поведение» («Body and Mature Behavior») Фельденкрайз отметил, что психотерапевтический метод Фрейда уделял мало внимания тому, как беспокойство или другие эмоции проявляются в осанке и движениях тела; Фрейд никогда не предполагал работу психоаналитика с человеческим телом при терапии психиатрических проблем. Фельденкрайз считал, что не существует исключительно психических (т. е. умственных) переживаний: «Концепция двух жизней, соматической и психической… уже изжила себя». Мозг всегда имеет физическую форму, и наше субъективное восприятие всегда находится под влиянием нашего тела, точно так же, как наше восприятие собственного тела всегда проходит через призму нашего сознания.

После войны Фельденкрайз узнал, что почти все его родственники были убиты нацистами. К счастью, его родителям и сестре удалось выжить. Он закончил свою докторскую диссертацию и получил ученую степень. Но по возвращении во Францию он обнаружил, что нацисты по сговору с его французскими и японскими коллегами вычеркнули его из истории клуба дзюдо, который он основал, опять-таки из-за его еврейского происхождения. Поэтому он поселился в Лондоне, представил несколько изобретений, написал еще одну книгу о дзюдо под названием «Высшее дзюдо» и приступил к работе над книгой «Сильная личность» («The Potent Self»), в которой излагал свой метод лечения, которым теперь пользовался для помощи друзьям и коллегам по работе. Будучи физиком, он встречался с великими людьми: с Альбертом Эйнштейном, Нильсом Бором, Энрико Ферми и Вернером Гейзенбергом. Он серьезно сомневался: следует ли продолжать работу в области ядерной физики, или же, с учетом замечательных результатов, нужно сосредоточиться на работе с пациентами? Он выбрал пациентов. Его мать полушутливо говорила: «Он мог получить Нобелевскую премию по физике, а вместо этого стал массажистом».

Но планы Фельденкрайза по развитию его метода снова были нарушены. В 1948 году ООН разделила Палестину на две области – еврейскую, которая стала называться Государством Израиль, и арабскую, сохранившую название Палестина. Спустя лишь несколько часов шесть хорошо вооруженных арабских стран атаковали еврейское государство. Делегация израильских ученых отправилась в Лондон и убедила Фельденкрайза вернуться в Израиль в 1951 году и возглавить департамент электроники израильской армии, занимавшийся сверхсекретными проектами, где он и проработал до 1953 года. В Израиле он познакомился с химиком Авраамом Баниэлем, который стал его близким другом. Баниэль убедил Фельденкрайза каждый четверг по вечерам давать уроки в квартире, принадлежавшей ему и его жене. Он сказал: «Мы можем стать твоей собственной настоящей лабораторией».

За время преодоления собственных трудностей с больным коленом, написания книги «Тело и зрелое поведение» и регулярных встреч с клиентами, Фельденкрайз окончательно сформулировал принципы, которые легли в основу его нового метода. Большинство из них относилось к достижению того, что я называю этапом нейронной реабилитации (описан в третьей главе).

1. Разум программирует функции мозга. Мы рождаемся с ограниченным количеством «вмонтированных» рефлексов, но люди взрослеют дольше любого другого животного, и все это время происходит обучение. Фельденкрайз писал: «Homo sapiens приходит в мир, когда огромная часть его нейронов остается не связанной и не распределенной, поэтому каждый человек, в зависимости от места его рождения, может организовать свой мозг сообразно с требованиями окружающей среды».

Еще в 1949 году он писал, что мозг может формировать новые нейронные связи в целях приспособления. В 1981 году он написал: «Разум постепенно развивается и начинает программировать функционирование мозга. Мой подход к разуму и телу включает метод «тонкой настройки» структур всего человеческого организма для полной функциональной интеграции; это означает обретение способности делать то, что хочет человек. Каждый человек способен настраивать и перестраивать себя особым образом». Он писал, что когда мы приобретаем опыт, то «нейронная субстанция [нейронные связи в мозге] организует себя». Как указывает один из его учеников, Давид Земах-Берзин, Фельденкрайз часто говорил, что при неврологической травме обычно остается достаточная масса вещества мозга, которая может взять на себя осуществление нарушенных функций. Моше Фельденкрайз был одним из первых нейропластиков.

2. Мозг не может думать без моторной функции.  «Мое основополагающее убеждение состоит в том, что единство души и тела является объективной реальностью и что эти функции не связаны друг с другом тем или иным образом, но являются неделимым целым, – писал Фельденкрайз. – Выражаясь яснее, я считаю, что мозг не может думать без моторных функций».

Даже сама мысль о движении вызывает движение, пусть и едва заметное. Когда Фельденкрайз предлагал ученику просто подумать о движении, он замечал повышение тонуса в соответствующих мышцах. Представление счета вызывало слабые движения голосовых связок. Некоторые люди почти не могут говорить со связанными руками. Каждая эмоция влияет на лицевые мышцы и осанку. Проявление гнева ассоциируется со стиснутыми кулаками и зубами, напряжением сгибающих мышц и брюшного пресса и с задержкой дыхания; радость ассоциируется с расслаблением конечностей и легкостью движений. Фельденкрайз указывал, что человек может считать мышление независимым от действия, но в глубоко расслабленном состоянии он замечает, что каждая мысль приводит к мышечным изменениям.

Работа мозга подразумевает четыре одновременных процесса: движение, мысль, чувство и ощущение. В нормальных обстоятельствах мы не можем испытывать что-то одно без всего остального.

3. Осознавание движения служит залогом его улучшения. Фельденкрайз указывал, что сенсорная система тесно связана с двигательной системой, а не отделена от нее. Цель ощущений заключается в том, чтобы направлять, помогать координировать, контролировать и оценивать успешность движения. Кинестетическое восприятие играет ключевую роль в оценке успеха движения и дает мозгу мгновенную обратную связь об изменениях положения тела и конечностей в пространстве. Осознавание движения составляет основу метода Фельденкрайза. Он называл свои уроки осознаванием через движение. Мысль о том, что двигательные нарушения, особенно у людей с серьезными повреждениями мозга, можно почти полностью скомпенсировать простым осознаванием движения, может показаться утопичной, но лишь потому, что раньше ученые представляли тело как механизм с отдельными частями, где сенсорные функции четко отделены от моторных функций.

Такая сосредоточенность на самосознании и мониторинге восприятия отчасти основана на хорошем знакомстве Фельденкрайза с философским аспектом восточных боевых искусств. Она примерно на пятьдесят лет опережает современный западный интерес к вдумчивой медитации. Находки Фельденкрайза были подтверждены неврологом Майклом Мерценихом, который доказал, что долгосрочные нейропластические изменения легче всего происходят, когда человек или животное уделяет пристальное внимание процессу обучения. Мерцених провел лабораторные эксперименты, в ходе которых он составлял карты мозга животных до и после выполнения разных учебных задач. Когда животные автоматически выполняли задачи ради вознаграждения, не уделяя им пристального внимания, их карты мозга изменялись, но лишь временно.

4. Дифференциация – обнаружение минимальных сенсорных различий между движениями – совершенствует карты мозга. По наблюдениям Фельденкрайза, новорожденные обычно совершают размашистые, плохо дифференцированные движения, основанные на примитивных рефлексах с одновременным использованием многих мышц – например, рефлекторно вытягивают руки. Они также не различают отдельные пальцы. По мере взросления дети учатся выполнять все более мелкие и точные движения. Но движения не становятся точными до тех пор, пока ребенок не может пользоваться осознаванием для распознавания очень незначительных различий между ними. Дифференциация, как предстояло доказать Фельденкрайзу, – это проводник, способный помочь многим людям после инсульта, детям с церебральным параличом и даже с аутизмом.

Фельденкрайз неоднократно обнаруживал, что при повреждении части тела ее представительство на нейронной карте в мозге становится меньше или вообще исчезает. Он опирался на труды канадского нейрохирурга Уайлдера Пенфилда, который продемонстрировал, что поверхность тела представлена на внутренней карте мозга. Но размер отдельной части тела на карте мозга пропорционален не ее фактическому размеру, а тому, как часто и с какой точностью она используется. Если часть тела выполняет одну простую функцию – к примеру, бедро в основном двигает колено вперед, – то ее размер будет невелик. Но карты мозга для пальцев, часто используемых для мелких и точных движений, можно считать огромными. Фельденкрайз понимал, что мозг работает по принципу «используй или потеряй» и что когда отдельные части тела повреждены или редко используются, их представительство на карте мозга уменьшается. Заставляя мозг выполнять все более тонкую дифференцировку движений поврежденной части тела и направляя на эти движения пристальное внимание, люди инициируют увеличение количества клеток в нейронном представительстве этой части тела в мозге и усложнение системы их взаимосвязей.

5. Дифференцировать стимулы легче, если их интенсивность минимальна. В книге «Осознавание через движение» Фельденкрайз писал: «Если я подниму железный прут, то не почувствую разницы, когда мотылек сядет на него или улетит прочь. С другой стороны, если я буду держать перышко, то почувствую разницу, если мотылек сядет на него. То же самое относится ко всем ощущениям: слуху, зрению, обонянию, вкусу, теплу и холоду». Если сенсорный стимул очень силен (скажем, громкая музыка), то мы замечаем лишь довольно значительное изменение его уровня. Если стимул слабый, мы можем определить очень незначительные изменения. (Этот феномен в физиологии называется законом Вебера – Фехнера.) Во время своих занятий Фельденкрайз рекомендовал людям стимулировать их способность к ощущению очень незначительными движениями. Эти слабые стимулы резко повышали их чувствительность, что, в свою очередь, приводило к переменам в их организации движения.

К примеру, Фельденкрайз просил людей, лежавших на спине, очень слабо двигать голову вверх и вниз двадцать раз подряд, делая мельчайшее возможное движение – на сотую часть дюйма – и прилагая минимальные усилия. Они должны были осознанно воспринимать лишь воздействие этого движения на левую сторону головы, шеи, плеч, тазовой области и всего остального, расположенного с левой стороны тела. Наблюдение за этими переменами приводит к снижению мышечного тонуса в левой стороне тела (хотя при наклонах головы тело движется с обеих сторон). Такое изменение происходит потому, что осознание само по себе помогает реорганизовать моторную кору и нервную систему. Если бы человек мог просканировать свое тело до и после упражнения, то он обнаружил бы, что в субъективном представлении левая сторона его тела теперь кажется легче, а также более крупной, длинной и расслабленной, чем правая сторона. Причина заключается в том, что карта мозга для этой стороны тела теперь является более дифференцированной и представляет тело в более мелких подробностях. Эта техника изменения телесного тонуса и карт мозга очень полезна, так как многие двигательные проблемы часто возникают из-за того, что области тела плохо представлены на картах мозга.

6. Медленное движение – это ключ к осознанию, а осознание – это ключ к обучению.  По словам Фельденкрайза, «промежуток времени между мыслью и действием лежит в основе осознания». Если вы прыгаете слишком быстро, то не видите, куда прыгаете. Фельденкрайз позаимствовал принцип замедленного движения для более четкого осознания и лучшего обучения из восточных боевых искусств. Люди, которые учатся тай-ци, выполняют движения очень медленно и почти без ощутимых усилий. В своих ранних книгах по дзюдо, таких как «Практика боя без оружия», Фельденкрайз подчеркивал необходимость очень медленно и спокойно повторять действия и отмечал, что поспешные движения не подходят для обучения.

Замедленное движение приводит к более сосредоточенному наблюдению и дифференциации движений, так что перемены происходят быстрее. Как вы помните, когда два сенсорных или моторных события происходят одновременно и повторяются неоднократно, между ними возникает связь, поскольку нейроны, которые срабатывают вместе, соединяются друг с другом, и как следствие карты мозга для этих действий сливаются воедино. В книге «Пластичность мозга» я описал обнаружение Мерценихом способности объектов утрачивать дифференциацию в мозге и объяснил, что «мозговые ловушки» возникают, когда два действия слишком часто совершаются одновременно: две карты мозга, в нормальном состоянии существующие отдельно, сливаются друг с другом. Он продемонстрировал, что если скрепить вместе два пальца мартышки и заставить ее одновременно шевелить ими, то карты мозга для этих двух пальцев становятся одним целым.

Карты объединяются и в повседневной жизни. Когда музыкант одновременно шевелит двумя пальцами, играя на инструменте (это происходит довольно часто), карты этих двух пальцев частично соединяются, и когда музыкант пытается пошевелить одним пальцем, другой тоже шевелится. Карты двух разных пальцев становятся «недифференцированными». Чем более напряженно музыкант старается произвести отдельные движения, тем больше он укрепляет объединенную карту при каждой неудаче. Он пойман в «ловушку мозга», и чем упорнее он старается избавиться от нее, тем глубже увязает в ней. Это состояние называется фокальной дистонией. Все мы склонны попадать в «мозговые ловушки», хотя и не настолько явные.

К примеру, когда мы вводим текст, сидя за компьютером, то неосознанно поднимаем плечо. Спустя некоторое время мы можем обнаружить – как это произошло со мной, – что плечо часто оказывается приподнятым, когда этого не должно быть. За этим следует боль в шее. Один из способов противодействовать этому – снова научиться отличать мышцы, приподнимающие плечо, от мышц, принимающих участие в наборе текста. Для этого требуется четко осознать, что два действия происходят одновременно.

7. Уменьшайте усилия при любой возможности. Использование силы противоположно осознанию; когда мы напрягаемся, обучения не происходит. Здесь не подходит знаменитый принцип бодибилдинга: «Без труда не вынешь рыбку из пруда» (no pain, no gain ). Здесь скорее уместна формулировка: «Будешь тужиться всегда, не вынешь рыбку из пруда» (if strain, no gain ). Фельденкрайз считал, что приложение силы воли (которой у него было в достатке) бесполезно при развитии осознавания. То же самое относилось к любому виду принуждения, усиливающего мышечный тонус во всем теле. Принудительное усилие ведет к бездумному, автоматическому движению, которое становится привычным и нечувствительным к перемене обстановки. Принуждение себя – это проблема, а не решение.

Мы можем устранить большой процент избыточного мышечного напряжения в теле, сознательно наблюдая за тем, как часто и непреднамеренно мы напрягаем и присоединяем к движению мышцы, которые для него в принципе не требуются. Фельденкрайз называл такие движения поверхностными или паразитическими.

8. Ошибки неизбежны, и не существует единственно правильного способа двигаться, есть лишь более или менее удачные способы.  Фельденкрайз не поправлял ошибки и не «чинил» людей. Он подчеркивал: «Не будьте серьезными и ревностными, не стремитесь избежать любых неверных движений. Тот тип обучения, который является результатом «осознавания через движение», служит источником приятных ощущений, которые утрачивают свою чистоту, если что-то притупляет удовольствие от процесса… Ошибки неизбежны». Для того чтобы научить людей отказаться от неудачного двигательного стереотипа, он поощрял их совершать случайные движения до тех пор, пока не найдется одно, которое будет для них более подходящим. Вместо исправления ошибок он советовал им замечать отсутствие плавности в едва заметных движениях. Он настаивал на том, что люди получают знания не от него, а от собственных движений. На своих занятиях он рекомендовал ученикам отложить в сторону их критическое восприятие: «Не нужно самим  решать, как выполнять движение; пусть это решает ваша нервная система. У нее миллионы лет опыта». В определенном смысле, он предлагал ученикам выполнить психоаналитический тест на свободные ассоциации (пользуясь движениями, а не словами), чтобы движения приводили их к спонтанному решению.

9. Случайные движения обеспечивают разнообразие, которое делает возможными исследовательские прорывы. Фельденкрайз обнаружил, что самые значимые достижения являются результатом не механического движения, а чего-то совершенно противоположного: случайных движений. Дети учатся перекатываться с боку на бок, ползать, сидеть и ходить в процессе разнообразных экспериментов. К примеру, большинство младенцев учатся перекатываться на бок, отслеживая интересный движущийся объект. Когда он выходит из поля зрения, ребенок неожиданно обнаруживает себя лежащим не на спине, а на боку. Это происходит в результате случайного движения. Иногда младенцы учатся сидеть, потому что пытаются засунуть ноги в рот, а не потому, что им хочется сесть. Умение стоять и ходить – это успехи, которых дети достигают без тренировки. Они учатся путем проб и ошибок, когда готовы к этому.

Спустя годы после того, как Фельденкрайз совершил это открытие, доктор Эстер Телен, ведущий мировой специалист по моторному развитию, продемонстрировала, что каждый ребенок учится ходить по-своему, методом проб и ошибок, а не в результате стандартного, общего для всех процесса, как считалось раньше. Телен совершила революцию в научном понимании моторного развития, но когда она обнаружила, что Фельденкрайз уже говорил то же самое, то была «совершенно заворожена» клинической значимостью его открытий. Телен сказала его ученикам: «Думаю, наука может показаться довольно грубой по сравнению с интуитивным, практическим знанием мозга, которое есть у вас». Вскоре она прошла подготовку по методу Фельденкрайза.

Все эти находки отличаются от подхода к вопросу движения многих физиотерапевтов и методологических положений, на которые опирались разработчики аппаратов для реабилитации. Эти аппараты обычно дают пациентам с «биомеханическими проблемами» однообразные упражнения, основанные на предпосылке, что существуют идеальные схемы движения для подъема груза, ходьбы, вставания со стула и так далее. Фельденкрайз очень не любил, когда его занятия называли упражнениями, поскольку механическое повторение движений было тем, что в первую очередь прививало людям дурные привычки.

10. Даже малейшее движение одной части тела вовлекает тело целиком.  У человека, способного совершать плавные, изящные, эффективные движения, тело организует себя как единое целое даже для малейшего движения. Рассмотрим следующий парадокс. Мы без труда можем поднять палец; мы можем так же легко протянуть руку, чтобы обменяться дружеским рукопожатием, или поднять бокал вина. Но как эти движения могут быть одинаково непринужденными? Палец гораздо легче, чем кисть или предплечье, а кисть и предплечье легче, чем рука целиком. Но движения даются с одинаковой легкостью, потому что в естественном состоянии мы пользуемся всем телом для каждого действия. Когда тело хорошо организовано, мышечное напряжение в теле динамично, и нагрузка при каждом движении распределяется по мышцам, костям скелета и соединительным тканям. Фельденкрайз узнал от Кано, что великие мастера дзюдо всегда держатся расслабленно и что «при правильном движении в теле нет ни одной мышцы, которая сокращается с большим напряжением, чем остальные… Должно присутствовать ощущение непринужденности действия». Практику не нужно быть сильнее своего оппонента, если его тело в целом лучше скоординировано или, как сказал бы Кано, «лучше организовано».

11. Многие ограничения движения и боль, связанная с ними, вызваны устоявшейся привычкой, а не анатомическими аномалиями.  Большинство современных методик терапии основано на предпосылке, что успешность движения полностью зависит от лежащей в его основе телесной структуры и ее ограничений. Фельденкрайз обнаружил, что затруднения его учеников в равной мере вызваны привычками, сформированными  в острые периоды для компенсации структурных аномалий и самими аномалиями, а иногда даже в большей степени привычками, как это произошло с его коленом. Самостоятельная адаптация, произошедшая в его мозге, помогла ему кое-как передвигаться после травмы, но он добился гораздо лучшего результата, когда изобрел новый способ ходьбы. Этот способ отлично служил ему до конца жизни. Более того, ему так и не понадобилась операция. В ограничениях движения всегда присутствует элемент психики.

Сначала Фельденкрайз обучал людей своей методике в классической традиции дзюдо, то есть на групповых занятиях. Участники обычно имели разные проблемы: больную шею, головные боли, невралгию седалищного нерва, ущемление межпозвоночных дисков, синдром «замороженного плеча» (плечевой периартрит) или послеоперационную хромоту. Фельденкрайз предлагал им ложиться на маты для дзюдо. Большие антигравитационные мышцы (мышцы-разгибатели спины и бедер) в этом положении расслаблялись, и привычное напряжение, направленное на «борьбу» с гравитацией для сохранения вертикального положения, оказывалось ненужным. Он убеждал участников группы внимательно следить за своим телом, осознавать свои ощущения и чувствовать, какие части их тела соприкасаются с матом. Часто к этому добавлялось указание внимательно следить за дыханием. Многие его подопечные задерживали дыхание в тот момент, когда возникало затруднение в движении.

Потом он давал им задание следить за мелкими движениями с какой-то одной стороны тела в течение большей части занятия, чтобы они лучше ощущали тонкие различия между отдельными, даже незначительными движениями. На этом этапе в игру вступало его знание гипноза и трудов Эмиля Коэ; когда он говорил, то давал почти гипнотическое внушение совершать движение с наименьшими усилиями и максимальной непринужденностью, чтобы оно казалось очень легким. Как правило, он выбирал для отработки движения, жизненно важные на ранних этапах развития, такие, как подъем головы, перекатывание, ползание или поиск легких способов перехода в сидячее положение. «Я могу ускорить ваше обучение, если воссоздам условия, в которых ваш мозг обучался с первых дней жизни», – говорил он. Он мог дать своим ученикам пятнадцать минут только на то, чтобы медленно повернуть голову набок при постоянном осознавании своих ощущений. Потом он предлагал им лишь представлять, что они поворачивают голову, и прислушиваться к своим ощущениям  во всем теле. Их мышцы часто начинали сокращаться при одной лишь мысли о движении.

Потом происходило нечто странное. Ближе к концу занятия он просил их закрыть глаза и снова просканировать свое тело. Сторона, над которой они работали, обычно находилась ближе к мату и казалась более длинной и крупной. Их схема тела менялась, и они могли гораздо дальше поворачивать голову. Напряженные мышцы расслаблялись. За короткое оставшееся время они переключались на другую сторону тела и обнаруживали, что успехи, достигнутые для одной стороны, легко переносятся на другую.

Фельденкрайз часто предлагал ученикам по большей части фокусировать внимание на наименее болезненной стороне тела и находить способы более легкого и свободного движения. Потом схема нового, плавного движения спонтанно переносилась на болезненную сторону тела. Фельденкрайз иногда говорил, что болезненные части тела получают знание о движении не от него, а от той стороны тела, которая двигается свободно.

Если во время занятия пациент обнаруживал скованность при выполнении движения, ему следовало лишь отметить это, без каких-либо негативных суждений. Он не должен был «преодолевать» ограничение или «исправлять» ошибку. Вместо этого ему следовало изучать разные виды движений и выделять наилучшие, которые казались наиболее изящными и эффективными. «Это не вопрос устранения ошибки, – говорил Фельденкрайз. – Это вопрос обучения». Мышление в контексте ошибок и критических суждений переводит разум и тело в напряженное состояние, которое не способствует обучению. Пациент должен был изучать и усваивать новые способы движения, и целью этого процесса было развитие и реорганизация нервной системы и мозга, а не их «починка».

Занятия по методике Фельденкрайза глубоко расслабляли тело, и люди уходили домой, ощущая гораздо меньше боли и двигаясь гораздо свободнее, чем раньше. Вскоре люди стали обращаться к Фельденкрайзу с просьбами об индивидуальных занятиях для облегчения болей в шее, спине и коленях или для решения проблем с осанкой и восстановления двигательных функций после операции. Пользуясь теми же принципами, он добился больших успехов, аккуратно двигая конечности пациентов, лежащих на столе вместо того, чтобы позволять им двигать конечности самостоятельно.

Фельденкрайз пользовался термином «функциональная интеграция» для описания получасового сеанса двигательной терапии. Целью пациента была способность нормально функционировать, несмотря на внутренние структурные проблемы. Разум вместе с отдельными частями тела находил способы нового целостного функционирования. Поскольку Фельденкрайз рассматривал сеансы терапии как разновидность занятий, он называл своих пациентов учениками. В отличие от групповых занятий, где он давал ученикам устные инструкции, предлагая совершать различные движения, индивидуальные сеансы были почти полностью невербальными, если не считать самого начала, когда пациент рассказывал о своей проблеме.

Сначала Фельденкрайз размещал пациента на столе в максимально удобном положении, где тот чувствовал себя надежно и комфортно и мог расслабиться. Люди часто держат некоторые части тела в напряженном положении, не осознавая этого. Для ослабления статической нагрузки и снятия мышечного напряжения в нижней части спины он помещал небольшой валик под голову или под колени. Даже при слабом напряжении мышечный тонус усиливается, и человеку становится трудно замечать тонкие моторные различия и усваивать новые движения, что необходимо для успешной терапии. Фельденкрайз считал, что наилучшие условия для обучения мозга новым способам выполнять движения – это такие условия, в которых ученик чувствует себя комфортно, а его мышечное напряжение сведено к минимуму.

Фельденкрайз садился рядом с учеником и с помощью прикосновений вступал в контакт с его нервной системой. Он начинал с мелких движений, чтобы мозг, наблюдавший за происходящим, привыкал определять незначительные различия. Прикосновения служили не для направления, а для коммуникации с мозгом пациента. Если человек совершал движение, Фельденкрайз двигался вместе с ним, внимательно наблюдая и не прилагая больших усилий, чем было необходимо. Он не разминал мышцы и не давил на них, как при массаже или при физиотерапевтическом сгибании и разгибании суставов. Он редко работал непосредственно с болезненной частью тела; такой подход лишь усиливал мышечное напряжение. Он старался начинать работу на максимальном расстоянии от болезненного участка, часто на противоположной стороне тела. Если пациент испытывал боль в верхней части тела, то сеанс мог начаться с пальца ноги. Если Фельденкрайз ощущал скованность движения, то никогда  не пытался преодолеть ее. Он обнаружил, что когда мозг ощущает расслабленность большого пальца ноги, у человека появляется представление о расслабленном движении, которое вскоре распространяется на всю половину тела.

Подход Фельденкрайза отличается от традиционных методов физиотерапии, сосредоточенных на отдельных частях тела и потому имеющих «локальное» применение. К примеру, в некоторых формах физиотерапии используются тренажеры, вовлекающие конкретные части тела в процесс движения через растяжку и последовательное напряжение мышц. Хотя такие методики часто бывают весьма эффективны, они основаны на механистической концепции отношения к телу как к набору отдельных частей. В них предусмотрены специфические процедуры для конкретных проблемных участков. По словам Фельденкрайза, «у меня нет универсальной методики, которую можно применять ко всем людям без разбора; это противоречит принципам моей теории. Я ищу и по возможности нахожу главную проблему, которую можно определить во время каждого сеанса и которую при тщательной разработке можно уменьшить и частично устранить. Я… медленно и постепенно прорабатываю каждую телесную функцию».

Репутация Фельденкрайза продолжала укрепляться. Аарон Кацир, друг Авраама Баниэля и ученый, сделавший крупный вклад в теорию нейронной пластичности, сильно интересовался работой Фельденкрайза. Он передал информацию премьер-министру Израиля Давиду Бен-Гуриону, и в 1957 году Фельденкрайз сделал Бен-Гуриона своим учеником. Семидесятилетний премьер-министр так сильно страдал от неврита седалищного нерва и болей в пояснице, что едва мог вставать для выступления в парламенте. После нескольких уроков Бен-Гурион смог забраться на танк и произнести речь перед солдатами. Поскольку дом Фельденкрайза стоял рядом с морем, Бен-Гурион перед обращением к государственным делам отправлялся туда на утреннее купание, а потом заходил к Фельденкрайзу. Однажды Фельденкрайз попросил его встать на голову. Фотография пожилого премьер-министра, стоящего на голове на пляже в Телль-Авиве, была использована на выборах и стала всемирно известной. Вскоре Фельденкрайз стал путешествовать и давать уроки по функциональной интеграции в разных странах, среди его учеников были такие люди, как скрипач Иегуди Менухин и британский кинорежиссер Питер Брук.

В ходе работы с новыми учениками Фельденкрайз обнаружил, что его «танцы с мозгом», как он сам это называл, помогали улучшить состояние пациентов в случаях весьма тяжелых повреждений мозга, например при инсульте, церебральном параличе, рассеянном склерозе, некоторых травмах спинного мозга и даже в случаях, когда часть мозга отсутствовала.

Фельденкрайза часто приглашали в Швейцарию. Во время одного визита он познакомился с женщиной старше шестидесяти лет по имени Нора, которая пережила инсульт в левом полушарии мозга. В написанной им книге о ее лечении содержится наиболее подробное описание его методики.

При инсульте кровяной сгусток или кровотечение нарушают кровоснабжение какой-то части мозга, и нейроны в этой области начинают отмирать. У Норы после инсульта речь была медленной и невнятной, а тело жестким. Она не была парализована, но мышцы ее тела с одной стороны находились в спастическом состоянии. Считается, что спастика (от слова «спазм») происходит при повреждении нейронов мозга, которые тормозят мышечные сокращения. Срабатывают только возбуждающие нейроны, что приводит к слишком сильному мышечному напряжению. Это классический признак плохой саморегуляции нервной системы.

Через год после инсульта речь Норы улучшилась, но она не могла прочитать ни слова или написать свое имя. Через два года она по-прежнему нуждалась в круглосуточном наблюдении, поскольку часто выходила на улицу, а потом не могла найти дорогу домой. Нарушение когнитивных функций сильно тяготило ее.

Фельденкрайз впервые встретился с ней через три года после инсульта и не имел ни малейшего представления, как подойти к этой проблеме. Каждый инсульт, вызывающий когнитивные нарушения, по-своему уникален, и точное определение поврежденной функции мозга часто требует детективных навыков. Он понимал, что чтение не является естественным навыком; процесс обучения требует совместной работы множества разных мозговых функций. Он также понимал, что когда инсульт повреждает нейронную сеть, обрабатывающую какую-либо функцию, это не означает, что повреждаются все нейроны в сети: «Когда навык утрачивается, лишь некоторые клетки, необходимые для выполнения этого навыка, перестают функционировать». Часто бывает возможно привлечь к работе другие нейроны и «научить их выполнению утраченного навыка, хотя обычно другим способом».

Фельденкрайз смог дать Норе лишь несколько уроков до возвращения в Израиль, и ее родственники решили, что она должна отправиться вместе с ним, так как традиционное лечение не давало результатов.

В начале своей работы с Норой Фельденкрайз старался выяснить, почему  она не могла читать и писать. Он также строил догадки о ее восприятии окружающего мира и ориентации в пространстве: она постоянно натыкалась на вещи, часто усаживалась на самый край стула, когда пыталась сесть, а выходя из комнаты с несколькими дверями обычно выбирала неправильную. В конце получасового урока Фельденкрайз поставил ее туфли, снятые перед занятием, носками к ней, но не сказал, зачем он это сделал. Она выглядела очень сконфуженной, не могла надеть туфли или отличить левую туфлю от правой, и провозилась больше пяти минут. Эта ошибка подсказала ему, что из-за травмы мозга она перестала отличать левое от правого, что также нарушило ее способность к чтению. Он понял, что сначала должен разобраться с этой проблемой, так как дети учатся отличать левую сторону от правой задолго до того, как они учатся читать.

Но прежде чем решать проблему Норы с ориентацией в пространстве, необходимо было успокоить ее шумный, гиперактивный мозг. Когда Фельденкрайз поднимал ее конечности, то не мог согнуть их из-за чрезмерного мышечного напряжения. Он исправил это, расположив ее на спине и подложив покрытые губкой деревянные валики ей под шею и под колени. Это уменьшило мышечный тонус в ее теле. После этого он стал осторожно двигать ее голову взад-вперед, все легче с каждым разом, и ее тело расслаблялось, приводя ее мозг и нервную систему в состояние повышенной восприимчивости. Когда в мозг поступали только слабые стимулы, ей было легко определять мелкие сенсорные различия и учиться. Потом он просто прикасался к ее правому уху и шутливо говорил: «Это правое ухо».

Когда Нора лежала на спине, то видела кушетку справа от стола, где она находилась. Фельденкрайз прикасался к ее плечу и говорил: «Это правое плечо». На протяжении нескольких дней он прикасался к разным точкам с правой стороны тела и произносил соответствующие слова. Он никогда не использовал слово «левый» и не прикасался к левой стороне тела. Во время следующего сеанса он уложил ее на живот и снова прикоснулся к правой стороне тела. Теперь она была сбита с толку, так как сопоставляла понятие «правая сторона» с видом комнаты. Когда она лежала на спине, кушетка находилась справа и стала своеобразным «признаком правости» для Норы. (С возрастом мы забываем о том, что в детстве мы все усваиваем это различие похожим способом.) Фельденкрайз провел несколько занятий, обучая ее различать правую и левую стороны, когда она находится в разных позах. Он хорошо понимал, что такая обманчиво простая концепция, как ориентация, на самом деле довольно сложна.

Потом он сделал следующий шаг и предложил Норе закинуть правую ногу на левую. Она сделала это, но теперь считала свою левую ногу правой, так как она была правее. Потребовалось два месяца уроков и экспериментов с правыми и левыми позициями, пока она не смогла понять концепцию «левого» и «правого» во всей ее полноте. Все это время ее мозг формировал новую карту телесного восприятия левой и правой стороны. Иногда она снова сбивалась, и ему приходилось начинать сначала, но это происходило все реже.

Лишь тогда Фельденкрайз решил, что она готова перейти к текстам. Нора говорила, что не может «видеть» слова. Он направил ее к офтальмологу, который сообщил, что с ее зрением все в порядке, и таким образом подтвердил, что проблема заключается в ее мозге, а не в глазах. Фельденкрайз дал ей книгу с очень крупным шрифтом. Когда ничего не вышло, он вручил ей очки, но она никак не могла правильно надеть их. «Я был недоволен собой, – написал он. – Я не понял, что даже перенос телесного восприятия на внешние объекты требует подготовки».

Ребенок, который берет родительские очки и пытается надеть их, испытывает такие же затруднения. Поэтому Фельденкрайз научил ее правильно располагать очки, чтобы левая линза располагалась перед левым глазом, а правая линза – перед правым глазом.

Поскольку Нора говорила, что не может «видеть», Фельденкрайз не стал предлагать ей заняться чтением (это приводило ее в замешательство), а просто попросил смотреть на страницы, закрывать глаза и произносить любые слова, которые придут на ум, по методу свободных ассоциаций Фрейда. Когда она закончила, он просмотрел показанные страницы и обнаружил, что все произнесенные слова находились в нижней левой части страницы; обычно это были последние три слова в строке. «Это обрадовало меня, – написал он. – Она действительно читала слова, но не знала, где прочитала их».

Нора говорила Фельденкрайзу «я не могу видеть», а не «я не могу читать». Он начал понимать, что она имела в виду. Он попросил ее зажать один конец соломинки между губами, а другой – между кончиками пальцев, расположенными под словом в книге. Цель заключалась в том, чтобы установить прямую связь между ртом (который говорит) и глазами (которые видят). Она могла видеть слово на другом конце соломинки, но еще не могла прочитать его. Однако после двадцати попыток она начала спонтанно произносить слово на дальнем конце соломинки – во многом так же, как дети, которые учатся читать, указывают пальцем на каждое слово. Нора читала. Фельденкрайз часто садился рядом, слева от нее. Он подкладывал правую руку под запястье ее левой руки, чтобы помочь ей держать книгу. Другой рукой он помогал ей держать соломинку между губами. Таким образом, он мог чувствовать все ее движения и малейшие задержки дыхания. Когда это происходило, он понимал, что нужно прекратить двигать соломинку, чтобы ее нервная система могла перестроиться. «Это было нечто вроде симбиоза двух тел: я ощущал любую перемену в ее настроении, а она ощущала мою целенаправленную, но мирную и не принуждающую силу. Я не торопил ее, но произносил слова вслух, когда чувствовал, что она замирает от беспокойства и теряет хватку. Постепенно я стал произносить их все реже».

Фельденкрайз использовал ощущения собственного тела как один из главных инструментов для помощи пациенту, для отслеживания тончайших реакций нервной системы пациента и отождествления с ним. Осязание всегда было для него важно, поскольку он верил, что когда его нервная система обменивается сигналами с нервной системой другого человека, они образуют единую систему. «Это новая совокупность… новая сущность… Оба человека воспринимают какие-то ощущения через соединенные руки, даже если они не понимают и не знают, что происходит. Тот, к кому прикасаются, воспринимает чувства того, кто прикасается к нему, и без всякого понимания изменяет свое состояние в соответствии со своими ощущениями. Прикасаясь к человеку, я не стремлюсь что-либо получить от него; я лишь чувствую, в чем он нуждается, независимо от того, знает он об этом или нет, и понимаю, что я могу сделать в этот момент, чтобы человек чувствовал себя лучше».

Он описывает идею симбиоза двух нервных систем как подобие танца, где один партнер учится, следуя за другим без каких-либо формальных инструкций. Такой «танец», как и любой другой, сводится к общению между двумя людьми. Когда Фельденкрайз прикасался к ученику, то часто посылал невербальные намеки, подсказывая, что еще может совершить его тело при управляемом движении, позволяя ему ощутить новые вариации движения, доступные для конечностей с ограниченной подвижностью. Это имело особенно важное значение для пожилых учеников, которые годами привыкали снова и снова совершать одинаковые движения, что приводило к нейропластическому закреплению схем движения; пренебрегая другими схемами, они утрачивали нейронные сети, управлявшие ими, по принципу «используй или потеряй». Фельденкрайз напоминал ученикам о движениях, которыми они когда-то пользовались, но потом разучились пользоваться.

Через три месяца он научил Нору держать ручку и писать, пользуясь другими оригинальными методиками. Ее состояние продолжало улучшаться, и в конце концов она вернулась в Швейцарию.

Год спустя во время визита в Швейцарию Фельденкрайз увидел Нору, гулявшую у вокзала в Цюрихе. Она выглядела уверенной в себе. Когда они заговорили, он понял, что отношения «учитель/ученик» подошли к концу, и был этому рад. Теперь они могли общаться просто как двое случайно встретившихся друзей.

Когда Фельденкрайз согласился работать с Норой, он вовсе не был ошеломлен тем, что при утрате структурной целостности мозга его пластичность сохранилась. Он просто не мог узнать пределы ее возможностей, пока не попытался научить ее сначала ориентации в пространстве, а потом чтению и письму, терпеливо и не торопясь, как взрослый человек учит ребенка. Ключом к успешному обучению было определение нарушенной функции мозга, а потом ее тренировка для дифференциации сенсорных стимулов. По мере того как ее разум и ее сознание отмечали эти различия, они встраивались в карты ее мозга, что со временем позволяло ей проводить еще более тонкие различия и опираться на эту информацию в повседневной жизни.

Для меня образ этих двух пожилых людей наделен невероятной красотой. Когда Фельденкрайз, которому было около семидесяти лет, сидел рядом с Норой и учил ее читать, их нервные системы были настолько переплетены и настроены друг на друга, что он, как и она, тоже учился писать. По его словам, это не было выздоровлением. «Выздоровление – это неправильное слово, поскольку та часть моторной коры, которая до инсульта организовывала и направляла процесс письма, не могла функционировать как раньше, – написал он. – Лучше говорить о «воссоздании» письменной способности». Поскольку нейронные сети, ранее принимавшие участие в чтении и письме, были повреждены при инсульте, их функции приняли на себя другие нейроны. Фельденкрайз не называл «лечением» то, что делал вместе с Норой, как это иногда делали другие люди. Он предпочитал называть это улучшением. «Улучшение – это постепенное совершенствование, которому нет предела, – писал он. – «Излечение» – это возвращение к прежнему состоянию активности, которое не обязательно было превосходным или даже хорошим». Такое улучшение может быть разительным у детей, родившихся с травмами мозга, которые с самого начала не находились в «удовлетворительном состоянии».

Помимо работы с пациентами после инсульта, Фельденкрайз начал принимать детей с церебральным параличом, многие из которых перенесли инсульт еще в утробе или пострадали от недостаточного поступления кислорода в мозг во время родов. Они часто не могли управлять движениями языка и губ, что необходимо для связной речи. Как и взрослые, перенесшие инсульт, дети с церебральным параличом часто имели жесткие или «спастические» конечности с таким высоким мышечным тонусом, что не могли нормально двигаться.

Жесткость представляет серьезную проблему для детей. При рождении мы не имеем хорошо развитых, дифференцированных карт мозга, позволяющих нам ощущать и совершать отдельные мелкие движения. Здоровый новорожденный младенец сует кулачок в рот и сосет его; при этом цельная, не дифференцированная мозговая карта его руки активируется для обработки движения и ощущения. Но ребенок с церебральным параличом и со спастическими конечностями не может совершать отдельные мелкие движения; его конечности слишком жесткие. Его рука часто сжимается в тугой кулак, поэтому он даже не может приступить к формированию карты мозга с дифференцированными участками для каждого движения, для каждого пальца.

Другой симптом, часто наблюдаемый у детей с церебральным параличом, заключается в том, что они не могут упираться пятками в землю, когда стоят или когда взрослый удерживает их в вертикальном положении, поскольку спастические икроножные мышцы тянут их пятки вверх. Соответственно, ахилловы сухожилия таких детей всегда находятся в напряженном состоянии. Другие дети с церебральным параличом имеют синдром «вывернутых коленей»: приводящие (аддукторные) мышцы бедер так напряжены, что они не могут сомкнуть колени. Оба состояния могут быть очень болезненными.

Традиционная медицина в таких случаях предписывает хирургическое вмешательство. Хирург надрезает и удлиняет ахиллово сухожилие. Иногда применяются инъекции ботокса, которые парализуют мышцу и высвобождают сухожилие. Но мышечные сокращения продолжаются, поэтому операции или инъекции приходится повторять. Детям с вывернутыми коленями надрезают мышцы-аддукторы, чтобы снять напряжение. Но ни один из этих радикальных методов не решает основную проблему, потому что именно мозг подает сигналы, которые сокращают мышцы. Такие процедуры на всю жизнь оставляют ребенка с ненормальной механикой движения. Другие медицинские методики включают различные упражнения на растяжку, исходя из предположения, что мышцы и соединительная ткань со временем привыкнут к нормальному состоянию. Это правда, но такие растяжки часто бывают болезненными и опять-таки не учитывают тот факт, что проблема заключается в сигналах от мозга.

Фельденкрайз рассматривал спастику не только как следствие травмы мозга, но и как следствие несформированности способности мозга регулировать ощущения и моторную активность из-за отсутствия дифференцированных сигналов с периферии. Поэтому мозг «не понимал», когда нужно активировать или дезактивировать моторную кору.

Однажды, когда Фельденкрайз проводил семинар в Торонто, он увидел маленького мальчика с церебральным параличом. Эфраим не мог нормально ходить и нуждался в колесных ходунках, все его мышцы были очень жесткими и напряженными. Поскольку его пятки не касались пола, он ходил на носках. Но самой острой проблемой были его плотно сомкнутые колени. Планировалась хирургическая операция по рассечению аддукторных мышц, чтобы его колени могли расходиться в стороны.

Фельденкрайз начал работать с ходьбой на цыпочках. Пока Эфраим лежал на спине, Фельденкрайз совершал мелкие движения со ступнями мальчика, а потом с его ногами, чтобы помочь ему дифференцировать внутренние карты для нижних конечностей. Спустя короткое время мальчик начал расслабляться и более свободно дышать. Фельденкрайз посылал сигналы в мозг Эфраима, пользуясь сенсорными нейронами его ног и ступней.

Эти сигналы позволяли мозгу мальчика различить пальцы ног и их мышцы, икроножные и бедренные мышцы и все движения, которые они могли совершать. Лишь когда мозг научился определять эти различия, он смог надлежащим образом регулировать срабатывание нейронов моторной системы и мышечный тонус.

Если на уроке функциональной интеграции Фельденкрайз чувствовал, что мышца у человека «застывшая» и слишком плотная, он часто делал за человека то, что несбалансированная нервная система делала слишком сильно. Карл Гинзбург, один из его последователей, говорил о том, как часто Фельденкрайз, вместо попыток «освободить» ученика от напряженности, поддерживал его в этом, добавляя свое собственное движение к усилию напряженной мышцы. «Понимание привычки привело его к тому, что он не противился действию, но поддерживал его, непосредственно подключаясь к нему. Фельденкрайз обнаружил, что при такой поддержке большинство учеников просто отказывается от привычных действий».

Фельденкрайз смог научить Эфраима закидывать колено одной ноги на другую. Еще больше сближая колени мальчика, он делал то, что разбалансированная нервная система делала с чрезмерной силой; таким способом он учил нервную систему, что ей не нужно работать с таким напряжением. Через несколько минут спастические бедренные мышцы Эфраима расслабились без какого-либо принуждения. Теперь, когда колени были немного разведены, Фельденкрайз поместил между ними кулак и попросил мальчика плотно сжать его. Тогда мышцы Эфраима полностью расслабились, и он смог широко развести колени. «Видишь, насколько легче, когда колени раздвинуты? – спросил Фельденкрайз. – Чтобы сдвинуть их, нужно приложить усилие».

В 2006 году исследование на тридцати трех пациентах показало, что занятия по методике «осознавания через движение» могут удлинять мышцы так же эффективно, как упражнения для растяжки. Спортсменам стоит задуматься о том, чтобы взять этот подход на вооружение.

Подход Фельденкрайза может радикально изменить даже жизнь людей, которые родились без значительной части головного мозга, совершенствуя дифференциацию в его сохранных частях. Элизабет, с которой я разговаривал, родилась без одной трети мозжечка – той части мозга, которая помогает координировать и контролировать последовательность движения, мышления, равновесия и внимания. Без мозжечка человеку очень трудно контролировать все эти функции. Мозжечок имеет размер небольшого персика и расположен под основными полушариями, ближе к задней части мозга. Он занимает лишь около 10% объема мозга, но содержит почти 80% его нейронов. С медицинской точки зрения состояние Элизабет называется мозжечковой гипоплазией, и не существует известного лечения, которое могло бы исправить ситуацию.

Когда Элизабет находилась в утробе, ее мать уже начала беспокоиться, потому что плод почти не шевелился. Когда Элизабет родилась на свет, она не могла двигать глазами. Они беспорядочно моргали и смотрели в разных направлениях. В возрасте одного месяца она лишь изредка могла следить за движущимися предметами. Ее родители боялись, что она не сможет нормально видеть. По мере взросления стало ясно, что она испытывает проблемы с мышечным тонусом. Иногда она была очень вялой, а в другое время слишком напряженной и «спастичной», то есть не могла совершать намеренные, целенаправленные движения. Она проходила традиционную физиотерапию и трудотерапию, но эти процедуры были болезненными для нее.

Когда Элизабет было четыре месяца, главный детский невролог в крупном городском медицинском центре проверил электрическую активность ее мозга. Он сказал ее родителям, что «ее мозг не развивался с самого рождения, и нет причин полагать, что он будет развиваться». Отклонения в развитии у большинства таких детей оказываются устойчивыми, и раньше считалось, что мозжечок обладает ограниченной пластичностью. Врач также сказал родителям, что ее состояние очень похоже на церебральный паралич, и предсказал, что она никогда не сможет сидеть, будет страдать недержанием и никогда не сможет вписаться в общество. Ее мать впоследствии вспоминала: «Он сказал: “Лучшее, на что мы можем надеяться, – это сильная задержка умственного развития”». Врачи Элизабет точно описывали свой предыдущий опыт наблюдения за такими детьми, получавшими традиционное лечение, – единственное, о котором они знали.

Тем не менее родители Элизабет продолжали обращаться за помощью. Однажды друг семьи, знакомый с работами Фельденкрайза, сказал: «Этот парень способен делать вещи, которые не может делать никто другой». Когда они узнали, что Фельденкрайз приезжает из Израиля в соседний город для подготовки учеников – одно из его главных занятий в 1970-е годы, – то добились встречи с ним.

Когда Фельденкрайз впервые встретил Элизабет, ей было тринадцать месяцев и она не умела ползать и даже ерзать на животе. Ей удавалось только одно целенаправленное движение: перекатывание на бок. На первом уроке функциональной интеграции она все время плакала. Ей уже пришлось пройти много сеансов с терапевтами, которые пытались заставить ее делать вещи, к которым она была не готова на текущей стадии развития. К примеру, многие терапевты неоднократно и безуспешно пытались посадить ее. Если тело ребенка находится в спастическом состоянии, такие движения причиняют ему боль, и поэтому она плакала.

Согласно Фельденкрайзу, попытки перескочить через уровень развития являются огромной ошибкой; никто ведь не учится ходить через ходьбу. Чтобы ребенок пошел, должны быть предварительно сформированы другие навыки, об усвоении которых взрослые даже не помнят: например, способность изгибать спину и поднимать голову. Лишь когда все эти элементы имеются в наличии, ребенок спонтанно учится ходить. Фельденкрайз видел, что Элизабет неудобно лежать на животе, и лежа на животе она вообще не может поднять голову.

Он отметил, что вся левая сторона ее тела была охвачена спазмом, что делало ее конечности жесткими. Шея была очень напряженной, что вызывало боль. Все это указывало на то, что карта мозга для левой половины тела Элизабет была недифференцированной, хотя должна была иметь сотни отдельных участков для обработки разных видов движения.

Фельденкрайз осторожно прикоснулся к ее ахиллову сухожилию, и она так вздрогнула, что он понял, что сначала необходимо как-то уменьшить боль; он должен был успокоить ее мозг, иначе не будет никакой возможности чему-то ее научить.

«После того как Моше осмотрел ее, он сказал: “У нее есть проблема, но я могу помочь ей”, – вспоминает ее отец. – Он ничуть не смущался. Моя жена попросила его объяснить; тогда он немного согнул ногу нашей дочери, взявшись за лодыжку, и попросил меня прикоснуться к ней, так что я почувствовал тугой узел мышц. «Она не может ползать, потому что ей больно сгибать ноги, – объяснил он. – Если мы снимем напряжение, то она сможет свободно сгибать ноги. Тогда ее поведение сразу изменится, вы увидите». Так и случилось: уже через два дня она начала ползать».

Когда Фельденкрайз в следующий раз посетил родителей Элизабет, там была одна из его молодых учениц, Анат Баниэль, клинический психолог и дочь его близкого друга Авраама Баниэля. Фельденкрайз спросил Баниэль, не против ли она держать Элизабет во время «урока». Он мягко прикоснулся к ребенку и начал учить ее различать очень простые движения. Элизабет казалась довольной, внимательной и заинтересованной.

Фельденкрайз аккуратно взял ее голову и очень медленно стал двигать ее вверх и вперед, чтобы растянуть позвоночник. Обычно это движение приводило к естественному изгибу спины и выпячиванию таза – к положению, которое принимает позвоночник, когда человек просто стоит. Работая с детьми, страдающими церебральным параличом и другими двигательными расстройствами, Фельденкрайз часто пользовался этой методикой для инициации рефлекторного срабатывания тазовых и поясничных мышц. Но когда он попробовал сделать это с Элизабет, Баниэль не ощутила никакого движения. Поэтому она решила, что, когда Фельденкрайз будет поднимать Элизабет голову, она осторожно приподнимет тазовую область девочки.

Внезапно по спастическому, замкнутому, пассивному телу и позвоночнику Элизабет прошла волна движения. Они снова и снова осторожно двигали ее, а потом попробовали более тонкие вариации движения.

В конце занятия Баниэль протянула Элизабет ее отцу. Обычно в его руках Элизабет приникала к нему, будучи не в силах управлять движением головы. Но на этот раз она изогнула спину, откинула голову и подалась вперед, глядя на своего отца. Мелкие движения шеи и спины, которые совершали Фельденкрайз и Баниэль, пробудили саму идею такого движения, которая запечатлелась в ее мозге. Теперь Элизабет сознательно могла приводить в движение большие мышцы спины и крестцового отдела, что очень радовало ее.

Но оставалось еще много забот: страшный диагноз Элизабет никуда не делся. Фельденкрайз мог понять, почему родители так тревожились за ее будущее. В таких случаях он предпочитал ограничиваться немногими словами. Но он судил о мозге малышки не по ее текущему уровню развития, а по тому, что она может усвоить при надлежащей стимуляции на этом уровне развития. «Она умная девочка, – сказал он. – Она будет танцевать на своей свадьбе».

Фельденкрайз вернулся в Израиль. В следующие несколько лет родители Элизабет героически и неустанно шли на любые траты, чтобы девочка могла встретиться с ним. Они привозили ее к нему в номер отеля каждый раз, когда он приезжал в США или Канаду, и трижды ездили в Израиль на две-три недели для ежедневных визитов к Фельденкрайзу. Между этими интенсивными курсами Элизабет закрепляла достигнутые успехи в повседневной жизни.

Когда Фельденкрайзу было семьдесят семь лет, он заболел во время визита в небольшой городок в Швейцарии. Он потерял сознание, и врачи обнаружили внутричерепное кровотечение. Кровь постепенно накапливалась в мозговой оболочке (слое соединительной ткани, которая окружает мозг) и в самом мозге, усиливая опасное давление на него. К сожалению, единственный городской нейрохирург был в отъезде, поэтому операция с целью ослабить давление, вызванное «субдуральным кровотечением», была отложена.

Коллеги Фельденкрайза пришли к выводу, что его многочисленные травмы от всех бросков, падений и сотрясений в дзюдо сделали его уязвимым для внутричерепного кровотечения. Во Франции он поправился, но из-за отложенной операции его мозгу все-таки был нанесен определенный ущерб. Впрочем, спустя недолгое время он снова стал давать уроки функциональной интеграции. Понимая, что его время ограничено, он старался преподавать как можно больше, спеша поделиться своими последними находками.

Но в Израиле он перенес инсульт, который повлиял на его речевые способности. Теперь уже его ученики давали своему наставнику ежедневные уроки функциональной интеграции. Хорошо понимая тяжесть своего состояния, больной и находившийся в преклонном возрасте, он стал направлять к Баниэль все больше детей, приходивших к нему. Баниэль постепенно взяла на себя заботу об Элизабет; она прилетала в США на три недели и давала ей ежедневные уроки. Элизабет также выполняла упражнения для мозга и проходила курс оптометрии для коррекции поведения с терапевтами Донали Маркусом и Деборой Зелински. Так продолжалось несколько лет, и ее прогресс был очень заметен.

Сейчас Элизабет около тридцати лет, и она имеет два университетских диплома. Она миниатюрная женщина, не более пяти футов ростом, с очень нежным голосом. Она ходит и двигается так легко, что посторонний наблюдатель даже не заподозрит, что когда-то ей предрекали неподвижность и содержание в учреждении для умственно отсталых – и это в лучшем случае. «Моше сказал моему отцу: «Когда ей исполнится восемнадцать лет, никто и не подумает, что она родилась нездоровой». Он был совершенно прав», – говорит она. Она помнит «кусочки» своих визитов в Израиль: «Я смутно помню Моше, его седые волосы, голубую рубашку, и как там было накурено. Он шептал мне что-то на ухо и успокаивал меня». Фельденкрайз часто курил во время своих уроков.

Ее дипломы были получены в крупных университетах. Сначала она получила степень магистра исследований иудаизма на Ближнем Востоке. Потом, желая заниматься более практической работой, она защитила магистерскую диссертацию по общественной работе и получила лицензию специалиста. Она по-прежнему испытывает некоторые остаточные симптомы мозжечковой гипоплазии. У нее есть умеренное нарушение способности к обучению в области чисел, поэтому математика и точные науки трудны для нее. Но если не считать этого, она любит интеллектуальные задачи и стала активной читательницей; она прочитала всего Шекспира, большую часть произведений Толстого и многих других классиков. Сейчас она имеет небольшой бизнес и счастлива в браке.

И да, она танцевала на своей свадьбе.

В течение пяти лет я следил за десятью «учениками» Баниэль – детьми с особыми потребностями, имевшими серьезные проблемы с мозговой деятельностью – и был свидетелем замечательных результатов ее работы в центре в Сан-Рафаэле, штат Калифорния. Баниэль накопила огромный опыт лечения трудных случаев повреждений мозга и нервной системы у детей. Она лечила детей после инсульта, с синдромом Дауна, аутизмом и задержкой речевого развития, со специфическими двигательными расстройствами (апраксией), с церебральным параличом и повреждениями нервов.

Я наблюдал работу Баниэль с другой девочкой, у которой не хватало части мозжечка, из-за чего она не могла говорить. На семнадцатой неделе беременности УЗИ показало, что у плода отсутствует средняя часть мозжечка (vermis), а остальное вещество имеет аномальную и беспорядочную структуру. Невролог-консультант сказал, что если она выживет, то скорее всего будет страдать аутизмом и не сможет ходить. Я буду называть ее Хоуп. Когда Хоуп принесли к Баниэль, ей было два года и четыре месяца. Она не могла двигаться, сидеть и поднимать голову; не могла сфокусировать зрение и следить за движущимися предметами. Она слабо реагировала на происходящее и не умела говорить. Традиционная физиотерапия не помогала и была болезненной для нее.

«Через десять дней после того, как ее первый раз принесли к Анат, Хоуп начала ползать», – говорит ее отец. Баниэль помогла ей заговорить, совершая аккуратные движения, на первый взгляд не имевшие ничего общего с речью: она прикасалась к ее ступням и пояснице, шевелила ее голени, двигала таз и грудную клетку. Речь становится возможной лишь в том случае, если мозг может контролировать дыхание (он делает это, координируя движения диафрагмы, ребер, позвоночника и брюшных мышц), а также губ, рта и языка. Баниэль игриво лепетала, поэтому Хоуп понимала, что никто не «ожидает» от нее ясной речи. (Это противоположно речевой терапии, на которой врач в ходе занятия старался заставить ее повторять правильно сформулированные и четко проговариваемые слова. Но это только нервировало Хоуп, поскольку она была не готова к таким действиям на текущем уровне развития. Баниэль называет это системной ошибкой, так как «дети усваивают свой удачный или неудачный опыт, а не только то, чему мы намереваемся их научить».) Баниэль использовала на занятиях игровую форму взаимодействия и помогла Хоуп осознать, что любой звук, который она издает, даже самый несовершенный, может служить для общения. На протяжении всего первого урока Хоуп постоянно хихикала и иногда говорила: «Нет!» После четырех занятий Хоуп свободно болтала и заливалась смехом. Сейчас ей семь с половиной лет, и она нормально говорит короткими фразами.

Также у Хоуп было частично нарушено зрение в левом зрительном поле. Баниэль помогла ей научиться следить за предметами и видеть происходящее с левой стороны, работая над ее телом в целом. Интересно, что работа со зрением и слежением за движущимися предметами изменила силу линз очков, рекомендуемую офтальмологом. Она совершила переход от плюс восьми диоптрий до минус одной диоптрии. В конце концов она смогла обходиться без очков.

Другого ребенка, которого я видел много раз, мы будем называть Сидни. Сразу же после рождения ему пришлось провести некоторое время в палате интенсивной терапии для новорожденных, где он заразился бактериальным менингитом. КТ-сканирование мозга показало, что он перенес инсульт, вызванный этой инфекцией. Помимо разрушения тканей мозга, менингит может привести к сильному отеку и нарушениям оттока спинномозговой жидкости, которая циркулирует в головном мозге. По мере накопления жидкости давление растет и вся голова увеличивается в размерах, иногда до двух раз. Это нарушение называется гидроцефалией. Для спасения жизни Сидни нейрохирург вставил шунт, чтобы ослабить давление, но шунт не оказал ожидаемого эффекта, и понадобилась вторая операция.

Когда Сидни впервые привезли в центр Баниэль в пятимесячном возрасте, его тело находилось в спастическом состоянии. Он не мог перекатиться на бок. Как и у многих людей после инсульта, его кулаки были плотно сжаты, а одна рука неподвижно согнута и прижата к груди. «Судорога была такой мощной, что если бы вы попытались быстро разогнуть руку, то сломали бы ее», – говорит Баниэль. Он не мог повернуть голову в сторону (это состояние называется «кривошея»). Но в конце первого сеанса он смог разжать кулаки. Он продвигался вперед с каждым визитом и постепенно научился перекатываться на бок и обратно. Баниэль сказала его родителям: «Мозг, который научился перекатываться на бок и садиться, научится говорить».

С помощью ее уроков Сидни начал ходить в возрасте двух лет. Понимая, что он может учиться, хотя его речевые навыки еще не проявились, его родители предприняли необычный шаг и познакомили его с тремя языками. (Наряду с родным английским, мать разговаривала с ним по-итальянски и погрузила в итальянскую языковую среду; его испанский опекун разговаривал с ним по-испански.)

В первые два года Сидни проводил в центре Анат от четырех до пяти тридцатиминутных занятий в неделю. Баниэль обнаружила, что интенсивные курсы функциональной интеграции часто приносят лучший результат, чем более редкие занятия.

После того как Сидни исполнилось пять лет, он посещал лишь несколько занятий в год. Он по-прежнему был менее активным, чем большинство детей его возраста, и бегал с трудом. Сейчас, в возрасте девяти лет, он очень активен. Мальчик, которого раньше считали неспособным ходить или говорить, теперь много бегает и свободно владеет тремя языками – английским, испанским и итальянским!

В 1977 году Фельденкрайз основал организацию, которая теперь называется Гильдией Фельденкрайза Северной Америки и в наши дни занимается аккредитацией программ тренировки и сертификацией специалистов, практикующих его метод. Она аффилирована с Международной федерацией Фельденкрайза, которая представляет по всему миру сертифицированных специалистов, завершивших полный курс практической подготовки.

На протяжении всей своей жизни Фельденкрайз считал генетику единственным фактором, определяющим пределы разума. По его мнению, большая часть нашего обучения происходит за пределами классной комнаты, от обучения ходьбе (и противостоянию силе тяготения) до обучения физике (которое он изучал в лаборатории супругов Кюри) и обучения дзюдо. Страсть к учебе в течение всей жизни является фамильной чертой его семьи. Он был горд тем, что его хрупкая восьмидесятичетырехлетняя мать освоила дзюдо настолько, что смогла бросать его на пол. В обществе других мастеров боевых искусств он шутливо говорил о том, что бросок выглядел «абсолютно фальшивым, потому что это просто невероятно… Когда она увидела людей, выполнявших броски и подъемы по системе дзюдо, то сказала: «Я смогу это сделать», и примерно через десять минут научилась это делать».

Одной из самых важных вещей, которые Фельденкрайз усвоил из общения с Дзигоро Кано и обучения дзюдо, было понимание принципа обратимости: разумное действие необходимо выполнять таким образом, чтобы оно в любой момент могло быть остановлено или обращено вспять, то есть развернуто в противоположном направлении. Секрет заключался в избавлении от навязчивости и принуждения – как в жизни, так и в движениях. (Совершение навязчивых или принудительных действий и поступков противоположно дифференцированному подходу. Навязчивое действие, в отличие от дифференцированного, всегда выполняется одинаково, а поскольку в него вкладывается значительное психическое усилие, оно часто совершается механически и неосознанно.)

В книге «Высшее дзюдо» он написал: «В дзюдо нельзя подходить к чему-либо с такой решимостью, которая делает невозможным изменение при необходимости своего изначального намерения». Как и в дзюдо, в жизни мы не должны зацикливаться – на привычке, образе мыслей или схеме поведения. Даже когда мы думаем, что замкнулись в своих привычках, на самом деле это часто оказывается не так. Фельденкрайз писал, что в дзюдо, даже когда соперник пригвождает тебя к полу, «всегда следует помнить, что слова «неподвижность» и «удержание» не описывают реального положения вещей; они передают идею окончательности и фиксированности, которых не существует в ходе непрерывного действия. Состояние неподвижности динамично и постоянно изменяется. Соперник обычно освобождается, как только вы перестаете предупреждать и сдерживать его следующее движение».

Но одно обстоятельство нельзя обратить вспять: человеческие существа неустанно движутся к смерти. Мы не можем изменить то, что с нами происходит, но можем изменить то, как это происходит. Фельденкрайз находился при смерти, когда Авраам Баниэль последний раз посетил его в Телль-Авиве в 1984 году. Он обратил внимание, что Фельденкрайз прислушивается к себе и к своему телу, словно слушает другого человека. Зная о любопытстве своего друга и о его сильной привязанности к жизни, Авраам спросил его:

– Моше, что ты чувствуешь?

Лицо Фельденкрайза распухло, но Аврааму показалось, что он улыбается.

– Я жду того момента, когда услышу свой последний вздох, – медленно ответил он.