Глава 6
Слепой человек учится видеть
Метод Фельденкрайза, буддизм и другие нейропластические методы
Глаз не остается на месте, а постоянно движется[225].
Андреас Лаурентиус (Адре дю Лорен). «Рассуждение о сохранении света», 1599
Дэвид Уэббер, стройный мужчина с негромким голосом, сидит напротив меня в моем кабинете для консультаций. Он ослеп в сорок три года, но вернул себе зрение с помощью собственного метода и практического приложения идей Фельденкрайза о мозге и разуме. Годами он принимал медикаменты и перенес много операций на глазах, но хирурги так и не смогли восстановить его зрение. Признаки перенесенной им болезни хорошо заметны. Его правый глаз немного выпучен, имеет зрачок большего размера и более темную зеленовато-карюю радужную оболочку, чем другой глаз. Сейчас он может видеть, но все же двигается с осторожностью, с тем осознанием своего тела в пространстве, которое свойственно слепым людям.
В 2009 году, когда мы впервые встретились, Дэвиду было пятьдесят пять лет. Он приехал с острова Крит, где живет в пансионе XV века с видом на Эгейское море. Родившийся в Канаде, он стал жить на Крите после того, как потерял работу из-за слепоты. Он добился некоторых успехов еще до переезда на Крит, но на тот момент по-прежнему оставался инвалидом. Он нуждался в менее напряженном ритме жизни, поэтому нашел уютное место в окружении оливковых деревьев и надеялся на то, что воздух и солнце Крита вернут ему бодрость духа. На Крите он мог вести простую жизнь на свои небольшие сбережения, без риска заблудиться в метели и упасть на льду суровой канадской зимой.
По мере того как разворачивается наша беседа, мы понимаем, что наши пути чуть не пересеклись много лет назад. Хотя мы не встречались, но посещали один и тот же колледж. В университете на нас повлияли лекции одного и того же профессора философии, хотя и в разные годы. Будучи молодым человеком в 1960-е годы, Уэббер стал моряком, но потом обратился к изучению Платона вместе с нашим профессором, который научил его ценить древнегреческую философию. Затем он приступил к изучению Теравады, одной из старейших школ индийского буддизма, рассматривая ее как дальнейшее изучение «исследуемой жизни», которое первоначально привлекло его в философии Платона и Сократа. Он несколько лет учился с двумя наставниками, которые в будущем сыграли роль в его излечении: с Намгьялом Ринпоче, который учил его медитации и старинным текстам, и с достопочтенным У Тилой Вунтой из Мьянмы, с которым он путешествовал и изучал строительство пагод. Его внутреннее путешествие было глубоким; какое-то время он следовал классической практике медитации по двадцать часов в день и спал четыре часа в сутки.
Потом он женился и завел сына. Столкнувшись с необходимостью содержать семью, он открыл в себе большие способности к систематическому мышлению, необходимому в компьютерной отрасли. В начале 1990-х годов он работал системным интегратором, возглавлявшим сетевое отделение AT&T в Канаде, и был членом международной команды, одной из первых разработавшей инфраструктуру для коммерциализации Интернета.
Однажды во время большой презентации в 1996 году, когда ему было сорок три года, его коллега сказал: «У вас очень красные глаза». Он посетил офтальмолога, который диагностировал увеит, аутоиммунное заболевание, при котором антитела организма атакуют глаза, что приводит к воспалению. Увеит является причиной 19% случаев слепоты в США. Воспаление быстро прогрессировало, затронув его радужную оболочку и хрусталик. Он практически ослеп. Затем аутоиммунное заболевание атаковало его щитовидную железу, которую пришлось удалить.
Из-за аномальной реакции иммунной системы за его сетчаткой накапливалась жидкость, что привело к опуханию ее центральной части (макулы, в которой острота зрения в норме максимальна). Он утратил способность видеть мелкие детали. Не мог определить время по наручным часам; с помощью периферийного зрения он мог лишь заметить, что на его запястье находится что-то похожее на часы. Он смутно различал цвета, но не мог получить достаточно информации, чтобы сложился образ.
В течение пяти лет его глаза лечили инъекциями противовоспалительных стероидов между глазными яблоками и глазницами. Он также принимал орально стероиды для подавления иммунной системы. Но болезнь опережала лечение, и отмершие частицы воспаленной ткани заполнили его глаза движущейся черной пеленой, блокировавшей зрение. Хирургические операции выявили еще две проблемы: высокое внутриглазное давление, приводившие к развитию глаукомы, которая может вызвать слепоту, и сильную катаракту, из-за которой в конечном счете пришлось удалить оба его хрусталика. Теперь ему приходилось носить мощные очки, компенсирующие отсутствие хрусталиков, но из-за них окончательно пропало периферийное зрение.
Опасаясь стать беспомощным и зависимым от других людей, он часто не надевал новые очки и заставлял себя ездить на метро или отправляться на ярмарки, чтобы привыкнуть нормально себя чувствовать в людных местах, которые больше всего пугали его. Хотя он видел лишь размытые пятна, он говорил: «Я научился жить с размытым зрением и чувствовать себя вполне комфортно в этом состоянии. Я понял, что зрение – это не просто способность различать детали и видеть символы… Я вижу всем телом, а не глазами».
В ходе еще двух операций (витрэктомия) были вскрыты его глазницы для вакуумного удаления внутреннего геля, стекловидного тела, где накапливалась мертвая ткань. Улучшение было незначительным. После одной из операций на катаракте послеоперационная инфекция разрушила большую часть его правого глаза. Офтальмолог сказал ему, что глаз практически «умер», так как в нем отсутствует внутриглазное давление. Вскоре этот глаз стал сжиматься в глазнице. Через несколько лет, в 2002 году, ему потребовалось прооперировать глаукому в левом глазу, сохранившем остатки зрения. Трабекулэктомия, включавшая пробуривание маленького отверстия в левом глазу для отвода жидкости, была неудачной. В целом он перенес пять операций без какого-либо значительного улучшения зрения. Одним глазом он мог различить пальцы, поднесенные к лицу, а давление в другом глазу было неконтролируемым. Он испытывал сильнейшую физическую боль, словно что-то царапало его глаз каждый раз, когда он пытался двигать им. Боль не исчезала годами и часто приковывала его к постели.
«Кроме того, я испытывал душевную боль, – говорит он. – Я жил в постоянном ужасе и тревоге, и с годами становилось только хуже, – его ранее спокойный голос начинает дрожать, когда он рассказывает об этом. – Дома я замечал, что теряю один навык за другим, и уже не мог даже выдавить пасту на зубную щетку. Я писал заметки фломастерами и выводил буквы дюймовой высоты. На работе все шло хуже некуда. Я находился на гребне второй волны своей карьеры, когда босс сказал, что я утрачиваю контроль над системой, потому что не вижу компьютерного монитора. Меня отстранили от должности. Одно дело – постепенно слепнуть, а другое – терять завидную работу. Дело было в начале эпохи бурного роста Интернета, и я понимал, что у меня уже не будет другой такой возможности. Это было душераздирающе. Мне пришлось оформить инвалидность, чтобы я мог сосредоточиться на том, что происходит с моими глазами и иммунной системой».
Существовала надежда, что стероиды защитят его глаза от дальнейшего разрушения. Предполагалось, что он будет принимать их до конца своей жизни, но от стероидов у него распухало лицо и возникали перебои в работе сердца. Он набрал вес, испытывал приступы неконтролируемой дрожи, резкие перепады настроения, растерянность и забывчивость. Он чувствовал, что медицинские препараты отравляют его. Его не покидал один вопрос: защитят ли стероиды его глаза или давление и воспаление в конце концов приведут к повреждению его зрительных нервов? Так и произошло. Теперь у него развилась другая болезнь глаз: невропатия зрительного нерва. Офтальмолог, проверивший его зрение, объявил его фактически слепым.
Нормальное зрение 20/20 определяется тем, что может прочитать здоровый человек, который стоит в 20 футах (примерно шесть метров) от стандартной офтальмологической таблицы Снеллена. Условная слепота начинается от значения 20/200. Зрение Уэббера составляло 20/800, то есть на расстоянии 20 футов он мог различить на офтальмологической таблице столько же, сколько человек с нормальным зрением различает на расстоянии 800 футов (примерно 245 метров), – иными словами, ничего. Он смутно различал лишь очертания пальцев, поднесенных прямо к лицу. Все врачи говорили, что он останется слепым до конца жизни.
Его жизнь приняла суровый оборот. Все, кроме родственников и самых близких друзей, отвернулись от него. «Мои деловые партнеры исчезли. Все, кому было что-то нужно от меня, растворились в воздухе, потому что я больше не мог ничего дать». Его брак распался за несколько лет до того, как начались проблемы с глазами, и теперь, оставшись без работы в возрасте около сорока лет, он был вынужден переехать к родителям. По ночам ему снилось, что он может видеть, и утром он просыпался с блаженными воспоминаниями о том, как хорошо иметь ясное зрение.
В местном обществе слепых он получил белую трость и научился различать монеты на ощупь. Он очень любил читать, и утрата этой способности была для него «невообразимым адом». Больше всего огорчал тот факт, что из-за недоступности чтения он не мог получать больше информации о своих проблемах. До наступления полной слепоты он «бродил по букинистическим магазинам Торонто, словно голодный дух» с большим увеличительным стеклом, пытаясь найти книги с достаточно крупным шрифтом и контрастной обложкой, чтобы угадывать названия по форме букв.
«Я покупал книги, ориентируясь на их названия, приносил их домой и ставил на полку в надежде, что когда-нибудь смогу прочитать их», – поясняет он.
«Что стояло за вашей надеждой?» – спрашиваю я.
«Слепая вера, – отвечает он. – И еще я хотел видеть моего сына и смотреть, как он растет».
Проблески надежды
Однажды лечащий врач Уэббера, внимательно наблюдавший за его болезнью и знавший, как плохо обстоят дела, сообщил ему о существовании альтернативного подхода, изобретенного офтальмологом и глазным хирургом из Нью-Йорка. Уильям Бэйтс (1860–1931) успешно лечил много глазных заболеваний и даже иногда избавлял людей от некоторых видов слепоты, пользуясь тем, что сейчас называется нейропластическими упражнениями.
Бэйтс сделал для зрения то же самое, что Фельденкрайз сделал для движения: он доказал, что это не пассивный сенсорный процесс и что привычные движения глаз влияют на зрение.
Получив образование в Колумбийском и Корнеллском университетах, Бэйтс блестяще начал свою карьеру: в 1894 году он стал одним из первопроходцев в медицинском использовании адреналина – гормона, высвобождаемого при реакции «борись или беги» в стрессовых и пугающих ситуациях. Он гораздо лучше своих сверстников знал, до какой степени стресс может влиять на организм, на мышцы, на их тонус и на глаза (где адреналин расширяет зрачки, усиливает кровообращение и внутриглазное давление). Бэйтс измерял зрение у десятков тысяч людей и понимал, что визуальная ясность, – то, насколько четкими или расплывчатыми кажутся предметы, – подвержена колебаниям, особенно когда человек находится в состоянии стресса. Он наблюдал спонтанное выздоровление ряда пациентов с различными диагнозами и задавался вопросом, можно ли научить людей лучше видеть. В конце концов он стал широко известен как человек, помогавший другим улучшать зрение и избавляться от очков.
Традиционное знание, восходящее к ученому Герману фон Гельмгольцу (1821–1894), состоит в том, что глаз может фокусироваться на разных расстояниях благодаря изменению формы хрусталика. Гельмгольц исследовал это предположение с использованием нового аппарата под названием «ретиноскоп». Согласно его теории, изменение формы, возможно, происходило из-за сокращения мелкой мышцы на краю хрусталика, называемой цилиарной мышцей. То, что Гельмгольц высказал как вероятность, вскоре было принято в учебниках как универсальная истина и единственная причина изменения хрусталика. Этому учат до сих пор.
Но Бэйтс подверг сомнению идею о том, что фокусировка зависит исключительно от изменения формы хрусталика. Некоторые пациенты, чьи хрусталики были удалены из-за катаракты, получавшие специальные очки с жесткими линзами (как Уэббер), по-прежнему могли фокусировать взгляд. Этот любопытный факт часто упоминается в медицинской литературе, но он противоречит теории о том, что хрусталик должен изменять форму для ясного зрения на разных расстояниях. Бэйтс попробовал воспроизвести эксперименты Гельмгольца, пользуясь ретиноскопом на рыбах, кроликах, кошках и собаках; он обнаружил, что проблемы с фокусировкой начинаются не только из-за изменения формы хрусталика, но и потому, что форма всего глазного яблока тоже изменяется из-за действия шести внешних мышц вокруг глаза; ранее считалось, что эти мышцы используются глазами лишь для слежения за движущимися объектами. Когда он рассекал эти мышцы, животные больше не могли изменять фокусировку.
Открытие того, что внешние мышцы могут удлинять или укорачивать форму глаза, было невероятно важным. В 1864 году голландский офтальмолог Франциск Корнелис Дондерс отметил, что люди с близорукостью (миопией), которые могут ясно видеть лишь близко расположенные предметы, имеют более длинные глазные яблоки. Когда глазное яблоко слишком вытянутое, то свет, проходящий через хрусталик, фокусируется не на сетчатке, а перед ней, и зрительный образ становится расплывчатым. Бэйтс утверждал, что размытое зрение возникает потому, что внешние мышцы близорукого человека часто находятся в состоянии гипертонуса, что влияет на форму глазного яблока. Близорукие люди часто испытывают ощущение напряжения и болезненности в глазах, которое они автоматически игнорируют, но могут чувствовать, если закрывают глаза и пристально следят за своими ощущениями.
Бэйтс подчеркивал, что движение глаз совершенно необходимо для ясного зрения. Центральная часть сетчатки (макула), которая различает мелкие детали, постоянно движется, сканируя каждое слово и даже каждую букву. Глаза осуществляют два вида движения, называемые саккадами. Некоторые саккады видны окружающим; человек, осматривающий комнату в поисках друга, заметно двигает глазами. Но другие движения глаз слишком мелкие, чтобы их можно было наблюдать. Роберт, отец Чарлза Дарвина, обнаружил, что, когда взгляд кажется неподвижным, глаза все же непроизвольно двигаются. Теперь известно, что невидимые микросаккадные движения происходят на высокой скорости и не могут быть отслежены без специального оборудования. При торможении микросаккадных движений – например, когда наркотик парализует глазные мышцы, – человек ничего не видит. Таким образом, движения глаз необходимы, чтобы видеть.
Как микросаккады способствуют зрению? Согласно ведущей современной теории визуальной неврологии, сетчатка и связанные с ней нейроны четко регистрируют информацию лишь короткое время, после чего сигнал начинает пропадать. Когда мы смотрим на неподвижный предмет, наши глаза делают множество «моментальных снимков». Они занимают позицию и делают паузу, так что свет, отраженный от предмета, попадает на светочувствительные рецепторы сетчатки, которые направляют в мозг новый вариант объекта. Затем, когда образ начинает тускнеть, происходит крошечное микросаккадное движение, так что соседние рецепторы формируют второй «моментальный снимок» предмета.
Даже когда мы считаем, что смотрим на объект, не двигая глазами, они все равно совершают микросаккадные движения, многократно посылая в мозг варианты одного и того же образа. (Похожий эффект есть и в области осязания. Когда мы надеваем одежду или очки, то ощущаем прикосновение к коже, но со временем ощущение тускнеет до тех пор, пока мы не начинаем двигаться и не испытываем новое ощущение от контакта кожи с тканью. Для того чтобы ощутить текстуру ткани, мы проводим по ней пальцами, делаем паузу и снова проводим пальцами, «сканируя» ее.)
Глаза – это не просто пассивные сенсорные органы. Движение необходимо для нормального зрения: «Глаз не остается на месте, а постоянно движется», – написал Андреас Лаурентис в 1599 году.
Для зрения необходима целостная, активная сенсорномоторная система. Это значит, что мозг должен быть в состоянии контролировать движение глаз, ощущать, как это движение влияет на формируемый зрительный образ, и пользоваться этой обратной связью для перемещения глаз в новое положение. Слепота – это не просто пассивный сенсорный дефицит, поскольку зрение – это не просто моторная активность. Зрение – это сенсорная и моторная активность, поэтому слепота во многих случаях частично связана с проблемами движения.
Поскольку Бэйтс считал, что напряжение и высокий тонус глазных мышц препятствует зрению, он изобрел упражнения для релаксации глаз и обнаружил, что с их помощью его клиенты могут улучшить свое зрение, а многие могут вообще избавиться от очков. И хотя он обычно говорил о глазах, но знал, что любой подход, адаптирующий мышечный тонус и зрение, всегда подразумевает участие мозга.
Бэйтс разработал альтернативные теории о развитии зрительных расстройств, таких как близорукость, дальнозоркость и косоглазие. Он полагал, что они часто бывают вызваны человеческими привычками, связанными со зрением. Он пришел к выводу, что культура оказывает огромное влияние на наше зрение. В 1867 году немецкий офтальмолог Герман Кон, который провел исследование 10,000 детей, установил, что предписание носить очки значительно возрастает по мере возрастания учебной нагрузки на детей, увеличения объемов чтения или мелкой работы на близком расстоянии от глаз. (Близорукость, или миопия, является самой распространенной зрительной аномалией.)
В Израиле ультраортодоксальные иудеи заставляют мальчиков учить Тору и Талмуд с раннего детства, и в конце концов почти все они носят очки; в азиатских странах, где очков почти не было еще сто лет назад, потребность в образовании заставляет детей приступать к интенсивному чтению в очень раннем возрасте, и спрос на очки растет с каждым годом. Около 70% азиатов теперь страдают близорукостью. Хотя большинство медицинских школ по-прежнему объясняет миопию преимущественно генетической предрасположенностью, перемены происходят слишком быстро для того, чтобы их можно было объяснить генетикой. Эти перемены в основном связаны с нейропластическими изменениями мозга и основаны на новых способах использования зрительных способностей.
Очки корректируют зрение, дополнительно преломляя свет, попадающий в глаз, так что он фокусируется на сетчатке. Очки представляют собой удобное подручное средство: они надежны, устраняют расплывчатость и помогают избавиться от головной боли. Но очки не «лечат» основную проблему: напряжение глаз и близорукость никуда не уходят и положение лишь ухудшается (поэтому со временем людям прописывают все более мощные очки). Прогрессирующая близорукость, по словам Бэйтса, приводит к худшим проблемам, так как сильная близорукость связана с большим риском отслоения сетчатки, глаукомы, макулярной дистрофии и катаракты, и каждый из этих диагнозов может привести к слепоте. Для Бэйтса устранение потребности в ношении очков через смягчение симптомов близорукости было превентивной, а не просто косметической медициной.
У Бэйтса появились последователи в разных странах: его ученики называли себя преподавателями методики возвращения естественного зрения. Его работа оказала мощное влияние на Фельденкрайза. Но местные нью-йоркские офтальмологи и оптометристы (специалисты по подбору очков) увидели в нем угрозу для своего благополучия. Они называли его шарлатаном, подвергли остракизму и заставили уйти с должности преподавателя в аспирантуре нью-йоркского медицинского колледжа. Ему не повезло в том, что он открыл возможности психики для тренировки зрения в ту эпоху, когда традиционная медицина ничего не знала о нейронной пластичности.
Первые попытки
Впервые услышав о работе Бэйтса в 1997 году, Дэвид Уэббер начал изучать ее, но его глаза были очень сильно воспалены, и он сомневался в целесообразности применения метода Бэйтса для такого тяжелого состояния. Но он продолжал поиски и узнал об израильтянине по имени Меир Шнейдер, родившимся слепым от глухих родителей, который смог выздороветь с помощью метода Бэйтса. Шнейдер имел генетический деффект, из-за которого у него развились сильнейшая катаракта и глаукома. Как и Уэббер, он перенес пять неудачных операций, наполнивших его глаза рубцовой тканью, и был объявлен пожизненно слепым. В возрасте семнадцати лет его зрение составляло 20/2000. Еще более молодой парень, улучшивший свое зрение по методу Бэйтса, научил его этим упражнениям. Хотя они обычно выполняются по одному часу в день, Шнейдер вопреки медицинским рекомендациям выполнял их по тринадцать часов в день. Спустя некоторое время он заметил растущий контраст между светом и тьмой: свет становился ярче, а темнота темнее. Потом появились какие-то смутные формы. Через полгода он мог видеть предметы и читать буквы с очень мощной 20-диоптрийной лупой; через полтора года он уже читал без очков. Сейчас Шнейдер преподает самолечение в Калифорнии и обладает полноценными водительскими правами, которые он мне показывал. Теперь его зрение составляет 20/60; оно улучшилось с 1% от нормального зрения до 70%.
Уэббер осознал, что есть человек, имевший такую же серьезную проблему, как и его собственная, который все-таки смог получить реальную пользу от метода Бэйтса. История Шнейдера вдохновила его, но он чувствовал себя слишком больным и подавленным, переходя из одного кризиса в другой, слишком занятым многочисленными визитами к врачам и слишком отравленным стероидами (преднизон) для поездки в Калифорнию.
Несмотря на интерес к восточной философии, Уэббер возлагал все свои надежды на западных врачей, от которых он зависел. Лишь когда его офтальмолог дал понять, что больше ничего не может сделать, Уэббер вспомнил годы, посвященные освоению йоги и буддийской медитации, а также истории У Тилы Вунты о йогических практиках для исцеления глаз и о традиции лечения зрительных расстройств, вышедшей из старинных буддийских монастырей. Уэббер посетил своего учителя медитации Намгьяла Ринпоче в его доме в Кинмаунте (штат Онтарио), который, увидев его распухшие и воспаленные глаза, сказал: «Я собираюсь дать тебе четыре упражнения, которыми пользовались монахи в старинных монастырях для лечения своих глаз. Они помогут тебе».
Дело было весной 1999 года. После сложных хирургических операций, которые он перенес, инструкции были настолько простыми и на первый взгляд примитивными, что казались наивными, если не нелепыми.
Четыре методики, которые были частью устной традиции, формулировались следующим образом:
Сначала Намгьял Ринпоче предложил Уэбберу «медитировать на темно-синем цвете несколько часов в день. Это цвет полуночного неба, единственный цвет, который полностью расслабляет глазные мышцы, что является самой важной задачей. В прошлом этот метод исцелял даже сильно поврежденные глаза. Попробуй лежать на спине, согнув ноги в коленях, упираясь ступнями в пол и спокойно сложив руки на животе». Эта поза уменьшает нагрузку на шею и поясницу и способствует более свободному дыханию. Выполняя эту медитацию, Уэббер закрывал глаза ладонями, чтобы еще больше расслабить их. Но целью этой медитации было достижение «спокойного, размеренного состояния ума и ощущение простора», – сказал Уэббер.
Во-вторых, Намгьял Ринпоче предложил ему «двигать глазами вверх, вниз, налево, направо, кругами и по диагонали».
В-третьих, он сказал, что Уэббер должен «чаще моргать».
В-четвертых он сказал: «Освещай свои глаза. Сядь под углом сорок пять градусов к солнцу утром или вечером, когда солнце низко стоит над горизонтом, и закрой глаза, чтобы тепло и свет проникали через глазные ткани, как теплая ванна для глаз. Выполняй это упражнение от десяти до двадцати минут в день».
Это было все. Уэббер не получил объяснения, как эти упражнения могут излечить его от слепоты, если не считать того, что глубокая релаксация имеет жизненно важное значение для глаз.
Эти упражнения имеют поразительное сходство с теми, которыми пользовался Бэйтс в менее тяжелых случаях. К примеру, Бэйтс тоже подчеркивал, как важно закрывать глаза ладонями для расслабления, моргать и проводить много времени на солнце с закрытыми глазами. (Позднее Уэббер рассказал мне, что слышал от одного из практиков, будто Бэйтс позаимствовал способ закрывания глаз ладонями из древнеегипетской традиции.)
Уэббер на самом деле не знал, что ему делать с этими простыми предложениями. Он был чрезвычайно напряжен из-за постоянной боли, и ему казалось, что воспаленный левый глаз вот-вот взорвется от внутреннего давления.
Несмотря на простоту упражнений, он не мог выполнять их. Когда он приступил к главному упражнению, медитации на темно-синем цвете, то, к своему разочарованию, обнаружил, что оно делало его еще более напряженным, поскольку «я не мог продолжать больше нескольких секунд. Мои поврежденные зрительные нервы выдавали постоянный поток визуального «шума» в виде белых и серых мелькающих вспышек в центре зрительного поля». (Пока слушал его рассказ, я думал о том, что эти хаотичные беспокоящие ощущения, вероятно, были признаком «шумной», разбалансированной нервной системы, как бывает при травмах сенсорных проводящих путей и соответствующих участков коры. Зрительные нервы являются наиболее уязвимым и открытым продолжением мозговой ткани в организме, и их повреждение скорее всего привело к нарушению работы всех отделов зрительной системы в мозге.) Обычное прикладывание ладоней к глазам (пальминг) заставляло его нервничать. Ни одно из буддийских упражнений, каждое из которых имело медитативный компонент, не могло успокоить его или расслабить его глаза даже на несколько секунд, не говоря о часах.
Интеграция
Мэрион Харрис, последовательница Фельденкрайза, пригласила Уэббера на урок целенаправленного осознавания движения в надежде, что это поможет ему расслабиться, хотя она не поддерживала его веру в то, что это поможет вернуть ему зрение. По удачному совпадению, он жил в нескольких кварталах от дома Харрис. В 1999 году он вместе с ней приступил к еженедельным урокам целенаправленного осознавания движения. «Я понял, что без труда могу перекатываться по полу, и получал большое удовольствие от этого». Со временем он обнаружил, что эти уроки уменьшают его беспокойство и общее напряжение. Год спустя он решил пройти подготовку и стать преподавателем по системе Фельденкрайза; эту профессию он мог освоить, не пользуясь зрением, так как уроки заключались в разговоре с подопечными и легком движении их конечностей. По мере прогрессирования слепоты у него развилось превосходное чувство осязания, что является обычной нейропластической адаптацией.
Во время подготовки Уэббер узнал, что Фельденкрайз оставил богатое наследие: более тысячи упражнений по осознанному восприятию движения, включая часовой урок для глаз под названием «Закройте глаза». Он достал кассету с записью, которую мог слушать. Урок был заявлен не как средство исцеления от слепоты, а как серия упражнений для улучшения зрения. В своей типичной манере Фельденкрайз предлагал ученику лечь на пол, чтобы избавиться от напряжения, – именно так, как говорил Намгьял Ринпоче.
Уэббер лег на пол и прислушался к себе. Он моментально осознал, что упражнение Фельденкрайза было модификацией упражнений Бэйтса и удивительно напоминало буддийские упражнения. «Я почувствовал изменения в своих глазах с самого начала урока, – сказал он. – Я понял, что у меня есть инструмент для достижения полной релаксации нервной системы и полного расслабления глазных мышц, чтобы запустить процесс восстановления нервной и иммунной системы. В течение урока я ощущал глазные яблоки в моих глазницах, их вес и форму. Я ощущал движения внешних глазных мышц по мере движения глаз: влево и вправо, вверх и вниз, а затем по кругу. Этот процесс привел к спонтанному понижению тонуса глазных мышц. В спокойном состоянии я чувствовал, что мои глаза плывут, словно кувшинки в неподвижном теплом пруду. Всего лишь за один час движения моих глаз стали плавными и текучими, как и движения моей спины и шеи. Я был рад, что нашел этот ключ. Я понял, что исцеление возможно».
За один урок Уэббер смог часть за частью просканировать все свое тело и отметить любое напряжение или скованность, фокусируясь на ритме дыхания. Хотя урок был сосредоточен на зрении, сканирование всего тела было необходимо, поскольку любые движения влияют на организм в целом. Голос на пленке советовал ему выполнять все инструкции без малейших усилий или напряжения.
Потом ему предстояло заняться пальмингом – то есть приставить пальцы ко лбу и закрыть глаза ладонями, не прикасаясь к ним. Это важное упражнение, так как, по словам Бэйтса, большинство людей с расстройствами зрения страдают от напряжения глазных мышц, когда их зрительная система старается воспринимать информацию. Ладони закрывают свет гораздо надежнее, чем опущенные веки, и это дает настоящий покой зрительным нервам и зрительной коре мозга. Пальминг постепенно уменьшает непроизвольные движения глаз и их общий тонус.
Следующая инструкция была как будто специально придумана для Уэббера:
«Обратите внимание, что хотя ваши руки прикрывают глаза, вы по-прежнему видите всевозможные формы и разные цвета, как в калейдоскопе. Это происходит потому, что ваш зрительный нерв находится в возбужденном состоянии и не воспринимает ничего, кроме цветов и форм. Это показывает, что весь ваш организм находится в беспокойном состоянии… Медленно смотрите, сможете ли вы на вашем зрительном поле найти более темную точку, чем все окружающие точки. Если вы смотрите внимательно, то постепенно увидите черные точки. Смотрите на эти точки и думайте о том, что они становятся больше и закрывают весь фон».
В понятных мне терминах, возбужденные зрительные нервы и беспокойное состояние организма в описании Фельденкрайза являются признаком шумного, плохо регулируемого мозга, который нужно успокоить, чтобы восстановить равновесие между нейронным возбуждением и торможением.
Далее Уэбберу предлагалось отдохнуть. Потом голос произнес:
«Уберите ладони от лица и оставайтесь с закрытыми глазами. Медленно и внимательно двигайте только глазами (но не головой) только в правую сторону. Не шевелите головой. Смотрите только вправо, как будто вы хотите увидеть ваше правое ухо. Выполняйте это движение медленно и постепенно, как будто ваши глаза налились тяжестью. Сначала вы смотрите вперед, а потом поворачиваете оба глаза направо до тех пор, пока в вашем воображении вы не сможете видеть ваше правое ухо. Потом медленно переведите взгляд вперед».
Движение глаз направо без движения головы было типичным маневром Фельденкрайза. Обычно, когда человек смотрит направо, он поворачивает голову и позвоночник одним слитным движением. Фельденкрайз просил учеников отличать движение глаз от движения головы и шеи, чтобы они осознали, что могут двигать глазами независимо от тела, практически не прилагая усилий.
Уэбберу снова предлагали отдохнуть. Потом голос спрашивал: «Что такое «впереди»? Для большинства людей это не вполне ясно. Человек может двигать глазами немного влево и вправо и тем не менее чувствовать, что он смотрит «вперед». Это одна из вещей, мешающих ясному зрению. Вы должны прояснить местонахождение «впереди» в ваших чувствах или ощущениях».
Здесь Фельденкрайз работал над проблемой, которую Бэйтс обнаруживал у всех людей с расстройствами зрения, которую он называл неполноценной «центральной фиксацией». Люди могут видеть мелкие детали лишь с помощью центральной части шестимиллиметровой макулы (желтого пятна), расположенной возле центра сетчатки. Но сетчатка не похожа на пленку в кинокамере. Вся поверхность кинопленки обладает одинаковой чувствительностью к деталям, в отличие от глаза. Лишь макула, плотно заполненная клетками-колбочками, может различать мелкие детали. Поэтому она должна быть точно сориентирована. Но Бэйтс обнаружил, что из-за современных привычек зрение людей становится несовершенным, свет попадает на зрительные клетки за пределами макулы, называемые палочками, которые не различают детали, что приводит к размыванию зрительного образа.
Эволюция научила людей пользоваться глазами для восприятия объектов на разных расстояниях: охотники выслеживали животных в отдалении, а собиратели выискивали мелкие плоды. Современные люди проводят все больше времени за компьютерами и смартфонами, читают поспешно и смотрят лишь на небольшое расстояние перед собой. Те, кто быстро читает, «глотают» строчки, поэтому не могут ясно видеть отдельные слова. При тысячекратном повторении мы жестко закрепляем этот способ зрения в мозге; это следствие неряшливого употребления центральной фиксации и пренебрежения расстояниями и периферийным зрением.
Бэйтс обнаружил, что когда он предлагал человеку с нарушенной центральной фиксацией (который не знал, как направлять свою макулу) прочитать офтальмологическую таблицу, то получал странные результаты. Человек мог обнаружить, что буква в строке выглядит расплывчатой, но соседняя кажется более четкой. В терминах Фельденкрайза, «он не знал, что такое “впереди”». Обучая наиболее чувствительную к деталям часть своего глаза смотреть прямо перед собой, человек мог довольно быстро улучшить свое зрение.
Голос на пленке продолжал:
«Обратите внимание, что ваше движение имеет равномерный ритм и продолжительность. Убедитесь, что ваш взгляд не «перепрыгивает» через значительные расстояния. Это непросто. Каждый глаз привык смотреть под определенными углами. Он видит четко и ясно там, где останавливается, и менее четко в других местах. Это места, куда смещается или перескакивает ваш взгляд. Если вы приучите ваши глаза двигаться постепенно, то не будет и углов, куда бы не падал ваш взгляд. Таким образом, ваше зрение может улучшиться. В целом ваши глаза никогда не находятся в состоянии полного покоя и всегда совершают мелкие движения, чтобы видеть ясно».
Фельденкрайз говорил о саккадах и микросаккадах. Глаз должен двигаться, чтобы видеть, но если макула перескакивает через детали, зрение будет размытым. Она должна двигаться плавно, а это невозможно при высоком тонусе глазных мышц.
Следующие инструкции Фельденкрайза описывали более необычные и непривычные движения глаз, которые следовало выполнять сначала медленно, а потом быстро. Уэбберу рекомендовалось следить за изменениями и убедиться в том, что по мере понижения тонуса глазных мышц его нервная система тоже расслабляется. Это должно было проявляться в его способности видеть черные пятна.
«Снова закройте глаза ладонями и посмотрите, сможете ли вы увидеть крупные черные пятна. Вы можете заметить, что одно пятно выглядит чернее, чем соседние участки. Думайте о том, что весь фон медленно чернеет. Представьте, что внутренняя часть ваших век выстелена влажным черным бархатом. Это тот тип черного цвета, который видит ваш зрительный нерв, когда он находится в состоянии покоя и не принимает никаких сигналов. Это самый черный цвет, который может видеть человек».
Уэббер вспоминает, что голос на пленке описывал другие варианты движения и визуализации, но основная структура урока соответствовала основным этапам нейропластического излечения, которые я считаю необходимыми для успокоения шумного мозга.
Сначала палминг, активирующий парасимпатическую нервную систему, позволяет зрительной системе успокоиться, расслабиться и отдохнуть. Этот этап нейронной релаксации помогает нервной системе накапливать энергию, необходимую для обучения и дифференциации.
Во-вторых, нейронная модуляция происходит по мере того, как восстанавливается нарушенное равновесие между возбуждением и торможением. Уэббер впервые осознал признаки избыточного возбуждения, когда увидел мелькающие яркие цвета. Потом он также заметил черные точки, которые ассоциируются с нормально заторможенными частями зрительной системы. Пользуясь разумом и представляя, как расширяются черные пятна, он модулировал свою нервную систему, восстанавливая равновесие между возбуждением и торможением.
В-третьих, после завершения этапа нейромодуляции можно проводить ряд все более тонких различий (нейронная дифференциация). Процесс не должен быть настолько трудным, чтобы вынудить человека выйти из состояния покоя. Дифференциация должна быть непринужденной, но вместе с тем достаточно тонкой, чтобы превзойти уже сформированные способности мозга. Одним из способов такой дифференциации являются очень медленные и плавные движения глаз, когда они учатся не перескакивать через бо́льшие участки зрительного поля, чем это необходимо.
И наконец, когда дифференциация достигнута, происходит оценка влияния этих перемен на организм в целом и адаптация к ним. Это важно, поскольку дает понимание того, что перемены возможны и приятны, что поощряет мозг к закреплению нейронных сетей и действий, которые привели к переменам.
Когда Уэббер закончил выполнять непривычные движения глаз и ощущать их, то заметил нечто приятное и неожиданное: теперь он мог чувствовать глазные яблоки в их глазницах. Этот урок «помог вернуть глаза в мое внутреннее представление о себе через непосредственное ощущение частей моего тела. Это было особенно верно для моего «мертвого» правого глаза». За то время, пока он был слеп, этот глаз исчез из его внутреннего телесного образа. Телесный образ имеет психический компонент (наше субъективное чувственное восприятие тела) и физический компонент (сенсорные нейроны в наших картах в мозге). Уэббер утратил ощущение того, где именно находится его правый глаз. Поскольку мозг действует по принципу «используй или потеряй», то при нарушении сенсорной функции орган, связанный с ней, перестает посылать в мозг нормальные сигналы. Как мы могли убедиться, Фельденкрайз считал, что мозг либо перестает отображать на внутренней карте неиспользуемую часть тела, либо изменяет отображение, уменьшая площадь проекции «бесполезного» теперь органа на карте мозга. В этом блестящем наблюдении он предвосхитил работу специалиста по нейропластике Майкла Мерцениха, который с помощью картирования мозга микроэлектродами доказал, что когда животное не пользуется частью тела, карта мозга для этой части уменьшается в размере или замещается отображением других частей, которые увеличиваются в размере.
Возникает вопрос: почему буддийские методики и упражнения Бэйтса, содержавшие основополагающие идеи, не работали для Уэббера без модификаций Фельденкрайза? Уэббер ответил: «Думаю, мне не хватало умения или энергии для того, чтобы медитировать, не отвлекаясь ни на что другое. В период слабости и упадка сил я нуждался в чем-то более эффективном для реорганизации нервно-мышечной системы». Поскольку он постоянно страдал от сильной боли, воспаления и послеоперационных травм глаз, то у него развились, по его собственному выражению, «всевозможные рефлексы для сохранения высокого тонуса глазных мышц». Метод Фельденкрайза с использованием дифференцированных непривычных движений в медленном ритме, с периодами отдыха, затормозил его привычные, непроизвольные рефлексы. «Урок Фельденкрайза разоружил мои защитные рубежи. Постоянные и неожиданные сдвиги фокуса внимания на протяжении урока и четко сформулированные установки на поиск различий поддерживали мой интерес и внимание и делали процесс увлекательным. Я созрел для перемен». Эксперименты с движением, по Фельденкрайзу, подготовили Уэббера к использованию его медитативных навыков.
Как визуализация черно-синего цвета расслабляет организм
Вопрос о том, как визуализация черно-синего цвета расслабляет глаза и понижает тонус зрительной системы и почему визуализация может быть такой эффективной в целом, раскрыт во многих современных исследованиях. Сканирование мозга показывает, что многие нейроны, которые возбуждаются, когда мы воспринимаем что-то во внешнем мире, так же срабатывают, когда мы только вспоминаем этот объект или переживание. Для нашего мозга действие и представление о действии не так различны, как может показаться.
Как подробно описано в книге «Пластичность мозга» (глава «Воображение»), когда люди закрывают глаза и представляют простой объект, такой как буква «а», томограф регистрирует такую же активность первичной зрительной коры, как если бы люди смотрели на букву «а», и то же самое происходит со сложными образами.
Поскольку визуализация – совместное использование воображения и памяти – активирует те же нейроны, которые активируются во время реального восприятия. Визуализация негативных переживаний или воспоминаний снова запускает все негативные эмоциональные реакции, которые мы испытывали во время первоначального опыта, еще глубже запечатлевая их в нашем мозге. Но с другой стороны, визуализация, воспоминание или представление приятных переживаний активируют многие сенсорные, моторные, эмоциональные и когнитивные контуры, которые срабатывали во время «реального» приятного переживания. Поэтому гипнотизер может заставить очень напряженного человека представить приятную сцену и быстро привести его в совершенно расслабленное состояние. Сходным образом, визуализация выполнения спортивного или музыкального упражнения может улучшить его результаты на следующей тренировке или репетиции. Как я показал в восьмой главе книги «Пластичность мозга», когда люди выполняют упражнения мысленно – например, представляют, как они играют гаммы на музыкальном инструменте, – то достигают почти таких же успехов, как при физической игре на инструменте. Томографические исследования мозга также подтверждают, что у тех, кто занимается «мысленной практикой», происходят изменения в тех же областях мозга и примерно в такой же степени, как у тех, кто занимается «физической практикой».
С помощью визуализации черного и темно-синего цвета с закрытыми глазами Бэйтс и Фельденкрайз переводили зрительную систему в то же состояние, в котором она пребывает при полном отсутствии света, позволяя ей отдыхать и восстанавливать энергию. Но почему мы не можем достигнуть такого состояния, просто закрывая глаза или во сне? Потому что через закрытые веки проникает немного света, но, что более важно, представление, вспоминание разных сцен и сновидения активируют зрительную систему. Таким образом, когда мы прикладываем ладони к закрытым глазам, то расслабляем их больше, чем во сне. Именно поэтому палминг и медитативная визуализация черного и темно-синего цвета были важнейшими элементами процесса исцеления глаз и зрительной системы мозга Уэббера.
Зрение возвращается: связь между рукой и глазом
Зрение начало возвращаться к Уэбберу. Его прогресс был медленным, но неуклонным. Ежедневно выполняя упражнения, он наконец смог отказаться от приема стероидов. Он добавил собственные идеи к рекомендованным упражнениям, научившись стимулировать глаза, легко зажмуриваясь с использованием лишь внешних глазных мышц для выведения мертвых клеток и понижения внутриглазного давления. На момент визита к офтальмологу в июле 2009 года он имел зрение 20/40 на левом глазу с очками (в которых он нуждался лишь потому, что его собственные хрусталики были удалены). Даже его правый глаз, раньше имевший зрение 20/800, теперь поправился до 20/200.
Он начал экспериментировать с остальными упражнениями Фельденкрайза и воспользовался другой его концепцией, чтобы вывести свое зрение на новый уровень.
Незадолго до смерти Фельденкрайз обратил внимание на связь между руками и глазами. Как вы помните из предыдущей главы, Фельденкрайз изобрел упражнение, где ученик должен был наклонять голову с минимально возможной скоростью и усилием, ощущая эффект движения на левой стороне тела. Это помогало ученику понизить тонус мышц шеи, а потом эффект распространялся на всю левую сторону тела. Осознанное выполнение мелких движений под контролем одной части периферической нервной системы вскоре может расслабить тело целиком, препятствуя избыточной активности нейронов моторной коры.
Фельденкрайз стал изучать, что происходит, когда человек слегка сгибает и разгибает пальцы. Он попросил ученицу представить, как ее ладонь становится мягкой, а потом очень постепенно сгибать и разгибать пальцы на шесть миллиметров или еще меньше, если пальцы напряжены, одновременно наблюдая за тем, какой эффект это производит на остальное тело. Движение должно быть непринужденным, поскольку когда мы делаем вдох, то пальцы едва уловимо разгибаются, а потом сгибаются на выдохе. Он назвал этот урок «Рука-колокол», подчеркивая тот факт, что форма ладони напоминает колокол; мелкие движения сгибающихся и разгибающихся пальцев были такими незначительными, что их можно было сравнить с вибрацией колокола.
Осознание движения и тонуса пальцев и ладони позволяет уменьшить тонус не только в этих мышцах, но и на этой стороне тела, а потом и во всем теле. Поскольку мы активно пользуемся руками, они занимают важное место на картах в моторной коре мозга. Карта мозга для руки расположена очень близко к карте лица и глаз; возможно, это происходит потому, что когда дети что-то видят, они одновременно тянутся к этому руками, а нейроны, которые активируются вместе, связываются друг с другом. «Неврологические пути, связывающие руки и глаза, похожи на автомагистрали в головном мозге, – сказал Уэббер. – Я высказал догадку, что с помощью этой связи смогу перенести имеющиеся навыки, в том числе снижение тонуса от нейронов, контролирующих мои руки, прямо на нейроны моторной коры, которые контролируют тонус и движения глаз».
Поэтому Уэббер начал регулярно сгибать и разгибать пальцы, а когда мышечный тонус кистевых мышц снижался, он подносил ладони к глазам и занимался пальмингом. Мышечное напряжение и быстрые, «дерганые» движения его глаз резко контрастировали с расслабленным состоянием пальцев и ладоней. Просто отметив эту разницу – то есть проведя сенсорную дифференциацию, – его мозг стал постепенно понижать тонус глазных мышц. «Было такое ощущение, словно в присутствии расслабленных рук мои глаза чувствуют себя надежно защищенными, – сказал он. – Казалось, что напряжение в глазах просто растворяется в пустоте рук».
Эти изменения происходили спонтанно и без усилий; на самом деле, если прилагать усилия в попытке понизить мышечный тонус, это скорее всего приведет к обратному результату. Осознавание как таковое является движущей силой перемен. Например, когда человек сознает, что напряженно сдерживает дыхание, оно автоматически выравнивается.
Уэббер обнаружил, что, выполняя упражнение «Рука-колокол», он может быстро отключить свою симпатическую реакцию «борись или беги». Это «привело меня в очень восприимчивое состояние парасимпатического обучения, подавившее значительную часть шума в моей сенсорной и моторной коре, и распространившееся затем на глаза и остальные части тела». Он осознал, что может пользоваться упражнением «Рука-колокол», чтобы позволить той части себя, которую он осознавал лучше всего (руки), учить его менее осознанную часть (глаза) двигаться плавно, избавляться от напряжения и лучше себя чувствовать.
Когда мышечный тонус его глаз пришел в норму, кровообращение в них усилилось, а диапазон и плавность движения глаз увеличились, что позволило ему направлять больше информации в зрительную кору. Он выполнял упражнение «Рука-колокол» в течение одного-двух часов в день. Через полтора месяца такого режима он вернулся к своему офтальмологу, и его зрение в левом глазу с очками составляло 20/20. Он спросил врача, такого же обрадованного, как и он сам, в чем тот видит причину такого замечательного прогресса. Врач помедлил и сказал: «Должно быть, это имеет когнитивную природу», имея в виду изменения в мозге. Теперь Уэббер надевает очки только для некоторых занятий.
Крит показался Уэбберу идеальным местом для закрепления своих успехов. Он жил там в молодости, сажал оливковые деревья, которые теперь выросли, наслаждался свежей едой и неторопливым образом жизни. Он вернулся туда в 2006 году и ощутил прилив энергии от близости природных стихий: моря, воздуха и гор, где он гулял в любое время года, осматривая старинные каменные поселки. Следуя философии Фельденкрайза, он решил, что избавление от повседневной рутины в Торонто, где он неизбежно возвращался к своим привычкам, даст его нервной системе больше свободы для реорганизации; в этом отношении отъезд на Крит напоминал распространенную рекомендацию врачей былых времен, которые знали, что иногда лучшие шансы на выздоровление дает радикальная перемена обстановки для долгого восстановительного отдыха, укрепляющего телесные и душевные силы.
Сначала Уэббер страдал от одиночества, но потом нашел компанию. Он заметил, что теперь меньше полагается на зрение – мозг перестроился за годы слепоты. «Чем меньше я полагался на зрение для организации своей жизни, более спокойным и ясным становился мой разум». Он надеялся, что средиземноморская жизнь еще больше успокоит его нервную систему, а это, в свою очередь, может предотвратить распространение аутоиммунной инфекции на другие органы. И хотя в классических учебниках проводится строгое различие между нервной и иммунной системой, новая наука нейроиммунология дает понять, что в организме этого различия не существует. Стресс может активировать иммунные реакции. Уэббер надеялся, что дальнейшее успокоение нейроиммунной системы улучшит его зрение и предотвратит рецидивы.
Он иногда возвращался в Торонто для визитов к врачу. Во время одного визита к своему офтальмологу он сидел в приемной среди многих людей, которые были слепыми или имели серьезные проблемы со зрением. Он подумал обо всех таких приемных, «наполненных людьми, которые ничего не могли поделать со своим состоянием. Я решил, что если когда-нибудь выберусь из этой заварухи, то буду помогать другим людям».
Теперь он был намерен найти какие-то практические инструменты, чтобы выполнить свое обещание. На конференции по осознанному восприятию движения он познакомился с одним из первых учеников Фельденкрайза, Карлом Гинзбургом, который жил в Германии. Услышав историю Уэббера, Гинзбург захотел научиться у него новым приемам и пригласил Уэббера выступать на своих семинарах в Майнце, Баварии и Вене. Гинзбург уже давно страдал от повреждения роговицы, причинявшего ему значительную боль. Уроки у Габи Ярон, одной из доверенных помощниц Фельденкрайза, способствовали его исцелению.
До сих пор Уэббер занимался самолечением по методу осознанного восприятия движения. Теперь Гинзбург стал давать ему уроки функциональной интеграции. Уэббер годами привыкал ходить и двигаться практически вслепую, и теперь ему нужно было реорганизовать свое тело с учетом восстановленной функции зрения.
Большинство людей на уроке функциональной интеграции находятся в состоянии, близком к трансу, и не могут дословно описать все незначительные движения. Но Уэббер смог досконально запомнить их. Он добился полной реорганизации своего тела относительно движения и осанки, а также той эмоциональной реорганизации, какую редко можно встретить за исключением случаев глубокой и эффективной психотерапии или психоанализа.
Уже на первом из семи уроков Гинзбурга Уэббер изучил разницу между сторонами своего тела и обнаружил, что он немного не уверен в себе, когда опирается на правую ногу, и имеет напряженный узел мышц в правой икре. По мере избавления от слоев наиболее очевидного напряжения в этой части тела, он стал лучше чувствовать более глубокие слои мышечного тонуса вокруг глаз, в шее, спине и тазовой области, вплоть до ступней. «Тонус приобрел некую компактность… Мое дыхание внутри как будто сталкивалось со стеной, стоявшей в плоскости моей спины». По мере продвижения работы «ко мне пришло осознание, что эта стена представляет собой компактное средоточие моего страха и беспокойства. В то же время я чувствовал, что это структурный феномен – мышцы с внешней стороны от глаз, диафрагма и тазовая область сжимались и фиксировали свое положение под воздействием этого ощущения, словно древесные корни в каменистой почве. Хотя страх, который я испытывал, был вполне реальным, чудо этого нового восприятия растворило мою потребность в страхе. Я ощущал, что дыхание совершенно безопасно для меня».
Когда Уэббер встал со стола, он чувствовал себя более устойчиво. «Когда я походил еще немного, мне стало ясно, что эта стена, построенная на страхе, была неизвестной частью меня самого, связанной с моими глазами, и она годами определяла мою осанку». Теперь, когда он ходил спокойно, страх становился более очевидным и начал тускнеть, а потом «развеялся сам собой, словно клубы дыма». Осознание существования напряженной стены – тонуса, который он носил в себе, – оказалось достаточным, что позволить нервной системе освободиться от него и от эмоции, связанной с ним.
Во время одного памятного урока, когда Уэббер лежал на спине, Гинзбург осторожно приподнял его голову. «Пока он совершал мелкие, очень аккуратные движения моей головой, поддерживая шею за ушами, внутри моего черепа как будто что-то раскрылось. Мое дыхание стало более глубоким. Когда он поднял большие пальцы к вискам, я вдруг снова почувствовал себя слепым, одиноким и замкнутым в своем горе. Я мысленно видел, как мое правое глазное яблоко выпадает из головы и исчезает где-то между ухом и полом. Я чувствовал это как гибель зрения. Волны горя и печали прокатывались через меня от головы до ног. Но зная, что Карл внимательно следит за мной, я чувствовал себя уверенно. Я мог дышать полной грудью и пропускать через себя волны болезненных чувств, мыслей и воспоминаний. Пока я смотрел, я чувствовал, как расслабляются поясничные мышцы, а в тазовой области распространяется тепло. Ко мне вернулось восприятие правого глаза. Я чувствовал его вес и округлую форму. Он нашел прежнее место глубоко в центре глазницы».
Уэббер чувствовал, что теперь зрение снова интегрировано в его восприятие мира, так что когда он поворачивался – к примеру, для того, чтобы посмотреть на горизонт, – его таз, позвоночник, ребра и шея двигались согласованно, так что движение получалось плавным и непринужденным. Он проработал значительную часть своей психологической травмы, заново переживая в похожей на сон фантазии опыт жизни без зрения. (Правое глазное яблоко, выпадающее из глазницы, было замечательным символом его слепоты.) Потом, избавившись от всех подсознательных страхов и былых переживаний, он достиг нового психического и физического состояния, в котором чувствовал себя свободно. В конце урока Гинзбург отметил, что даже лицо Уэббера изменилось: правая сторона выглядела более расслабленной и удлиненной.
Переезд в Вену
В 2010 году венский офтальмолог Кристина Долежал посетила семинар Уэббера в Вене, где он делился своим опытом и некоторыми методиками. Она поняла, что сочетание ее работы и достижений Уэббера может помочь многим ее пациентам, и вскоре они стали работать вместе. Глаза «организуют» и контролируют то, как мы держим голову, а посадка головы контролирует осанку; Долежал заметила, что большинство ее пациентов, которые утратили центральное (макулярное) зрение, напрягают глаза, чтобы видеть детали. Это служит причиной скованности шеи и верхней части тела, из-за которой пациенты начинают чувствовать себя неуверенно и хуже сохраняют равновесие.
В то время как Долежал назначала им традиционную офтальмологическую терапию, Уэббер помогал им работать над функциональной интеграцией и улучшал их способность координировать движения глаз, шеи и других частей тела, что способствовало улучшению зрения. Пациенты, которые целый день работали за компьютером, имели проблемы с фокусировкой взгляда и испытывали головную боль и боли в шее; с помощью Уэббера они смогли уменьшить частоту появления этих симптомов и чаще обходились без очков. Он помогал детям с косоглазием (страбизмом), который может приводить к диплопии, то есть к сильному различию между образами, поступающими в мозг от левого и правого глаза. У людей с очень сильно выраженным косоглазием часто развивается вторичная проблема. Их мозг, в попытке избавиться от двоения образов, перестает обрабатывать информацию, поступающую от одного из глаз, что приводит к синдрому «ленивого глаза» (амблиопия). Уэббер также помог официально слепому человеку, который был фактически заперт в своем доме после того, как потерял центральное зрение из-за увеита, улучшить свое зрение и вернуться к общественной жизни.
Старые буддийские идеи, усовершенствованные Бэйтсом, Фельденкрайзом и Уэббером, оставались без внимания на Западе из-за недостаточного понимания возможностей нейронной пластичности, перестройки нейронных связей, роли движения в зрительном процессе и простого факта тесной связи между мозгом и телом. В этой главе я сосредоточился на роли этих факторов в терапии конкретного недуга – слепоты. Я не утверждаю, что меры, предпринятые Уэббером для лечения самого себя, будут эффективны для всех пациентов с похожими диагнозами. Зрение – очень сложный процесс, и есть много нарушений, ведущих к слепоте. Я лишь утверждаю, что принципы естественного зрения, которые стоят за его успехами, могут применяться гораздо шире, чем сейчас, для решения разных проблем: от менее сложных, таких как размытое зрение, до более серьезных, а также для профилактики расстройств зрения.
Сегодня разработано множество нейропластических упражнений для корректировки разных аспектов зрительной системы. Майкл Мерцених и его коллеги в компании Posit Science разработали компьютерные упражнения, которые расширяют периферийное зрение; они предназначены для пожилых людей, управляющих личным транспортом. Предполагается, что эти упражнения приведут к снижению количества ДТП, помогая людям в преклонном возрасте сохранять сенсорные функции, необходимые для управления автомобилем. Другая компания, Novavision, разработала упражнения для мозга, помогающие в реабилитации людям после инсульта, мозговых травм или хирургического удаления опухолей в зрительной коре (подобные операции часто приводят к резкому ограничению зрительного поля). Исследования показывают, что компьютерные упражнения могут способствовать расширению зрительного поля – иногда совсем небольшому, но ведь полезно любое улучшение. Как мы увидели в главе 4, низкоуровневая лазерная терапия тоже может улучшить зрительные способности.
С терапией естественного зрения тесно связана сравнительно малоизвестная теория бихевиористской оптометрии, существующая уже около ста лет. Согласно этой теории зрение представляет собой набор навыков, которые поддаются тренировке.
Эти положения согласуются с принципами нейронной пластичности. Нейробиолог Сьюзен Барри около пятидесяти лет прожила с двухмерным зрением из-за врожденного косоглазия. Как мы уже говорили, у людей с косоглазием возникает синдром «двойного зрения», в попытке избавиться от которого мозг перестает обрабатывать зрительные сигналы одного глаза, так что зрительная кора, принимавшая информацию от этого глаза, вынуждена бездействовать. Для объемного (трехмерного) зрения мозг нуждается в информации от обоих глаз, передающих в мозг изображения объектов под немного разными углами. На основе нейропластического метода, предложенного оптометристом, Барри заново пробудила и сбалансировала обе части зрительной коры и наконец в возрасте пятидесяти лет увидела мир трехмерным, о чем написала в своей книге «Фиксация моего взгляда». Нейронная пластичность существует от колыбели до могилы.
Пластичность зрительной системы, которая позволила Уэбберу, Барри и другим «перепрограммировать» свой мозг, стала для них подлинным благословением. Но есть и обратная сторона медали – у всех, кто постоянно пользуется компьютером, зрительная система перепрограммируется в направлении центральной фиксации. По статистике, дети в США смотрят в экран одиннадцать часов в сутки. Это значит, что они перестают пользоваться периферийным зрением.
Ситуация не изменится к лучшему с очками Google, благодаря которым люди смогут выходить в Интернет, даже идя по улице. Очки Google, хотя и оставляют свободной небольшую область периферийного зрения, в основном задействуют «центральное зрение», делая пользователя менее внимательным к происходящему на границах зрительного поля. Именно там таятся опасности и возможности, которым мы уделяем недостаточно внимания. Там живет новизна.
Бездумное использование таких устройств, которые не учитывают наши биологические особенности, все дальше уводит нас от принципов естественного зрения и оставляет все меньше возможностей сохранить хорошее зрение. Любая новая технология, принимаемая взрослыми людьми, влияет не только на них, но также становится привычной для молодых людей. При этом мало кто помнит, что то, как мы пользуемся нашими глазами, влияет на наш мозг и в буквальном смысле направляет его развитие. Глаза обладают силой включать и выключать процессы нейронной пластичности. Недавно проведенное исследование показало, что, по сути, нейропластические изменения в зрительной системе начинаются не от мозга, а от глаз. Группа исследователей под руководством Такао Хенша из Гарвардского медицинского колледжа и доктора Алена Прошьянца из Высшей нормальной школы в Париже продемонстрировали, что у новорожденных мышей из сетчатки поступает в мозг особый белок под названием Otx2, который стимулирует нейронную пластичность, способствующую обучению и формированию новых связей между клетками. С помощью метода меченых атомов они смогли проследить за движением белка от сетчатки. В целом, по словам Хенша, «глаз сообщает мозгу, когда нужно становиться пластичным». Открытие того, что пластичность мозга обусловлена изменениями в сетчатке, реагирующей на визуальную стимуляцию, – это важное доказательство нашего основного тезиса о том, что мозг и психическую активность нельзя рассматривать отдельно от тела.
Уэббер почти не сожалеет о том, что ему удалось восстановить зрение, но несколько причин для сожаления у него все же остается. Когда он был слеп, больше всего его мучила неспособность видеть и узнавать эмоции на лицах людей; это заставляло его беспокоиться о собственной безопасности и множестве других неудобств. Однако, по словам многих незрячих людей, некоторые аспекты жизни приобретают большую глубину в отсутствие зрения, в том числе внутренние переживания. «Вы действительно кое-что теряете, когда можете видеть, – сказал он. – Раньше мое состояние ума было более спокойным и тихим; я ясно осознавал свои мысли, чувства и ощущения, поскольку моему разуму не приходилось блуждать в сети многочисленных ассоциаций, вызываемых поступающей зрительной информацией. Без зрения ощущение моих внутренних состояний было более непосредственным». Он считает, что привычка большинства людей полагаться на центральное зрение, особенно у тех, кто большую часть дня сидит за компьютером и смотрит на экран в полуметре от себя, формируется за счет ущемления периферийного зрения. Периферийное зрение дает видящему контекст событий. Центральное зрение, сфокусированное на подробностях, упускает контекст из виду. «Центральное зрение – это края, линии и детали, но они ни с чем не связаны, – говорит он. – Привычка к центральному зрению создает у нас ощущение отрешенности от происходящего, а это фундаментальная проблема».
«Вы хотите сказать, что чувствовали лучшую связь с окружающим миром, когда не имели центрального зрения?» – спросил я.
«Да, это так, – ответил он, и этот ответ удивил меня. – Когда вы чувствуете себя надежно защищенным, не видя мелких деталей, то в вашем организме преобладают эффекты парасимпатической нервной системы. Потом происходит резкий сдвиг, и вы осознаете всего себя, воплощенного в собственном теле». Он добавил, что после утраты центрального зрения, когда ему все больше приходилось полагаться на периферийное зрение, «моя интуиция стала более доступной и достойной доверия».
Самой большой переменой после возвращения зрения, кроме способности различать чужие эмоции, было «ощущение свободы воли: я мог более эффективно совершать манипуляции с окружающим миром. И я видел прекрасные вещи, особенно в глазах Кристины». Он имел в виду, что их отношения с Кристиной Долежал приобрели романтический характер.
Уэббер написал мне с острова Крит. Размышления об утрате центрального зрения открыли ему новые виды восприятия, навевавшие воспоминания об архетипической фигуре слепого провидца Тиресия, который говорил с Одиссеем в гомеровском Аиде, и, разумеется, о самом Гомере, который якобы был слепцом. В мире Гомера слепой человек никогда не возвращается в мир зрячих, но «видит» и даже «предвидит» то, о чем не подозревают другие люди.
В его письме я увидел понимание того, что иногда мудрость былых времен бывает более поучительной, чем современная наука, временами попадающая в тупик. Древние (включая буддистов и древних йогов, разработавших упражнения, которые помогли Уэбберу), не были ограничены механистической метафорой мозга, доминировавшей в науке последние четыреста лет. Они могли рассматривать зрение как развивающуюся способность психики, а значит, допускали возможность его направленного развития и совершенствования.
Однажды Уэббер написал мне как человек, оценивающий видимый мир с точностью, доступной лишь тому, кто совершил путешествие от зрения до слепоты и обратно. Он описал соседнее оливковое дерево, такое старое, что оно считалось национальным памятником: «Считается, что его возраст около трех тысяч лет. Это возвращает нас в Минойскую эпоху. Оно огромное – ствол весь увит прожилками и зияет дырами и пустотами… Размер его кроны составляет 14 метров. Оно по-прежнему приносит плоды… от 80 до 100 кг оливкового масла. Это меньше, чем в былые времена, когда оно давало больше 220 кг… Вот результат многолетней заботы и внимания. Только представьте, какие истории окружают такое дерево! В окрестностях есть много старых великанов. Они похожи на людей, которые просто пустили корни и тихо живут своей жизнью. Часто кажется, будто они танцуют, в то время как другие стоят, как судьи. В рощах этих древних деревьев ощущается дыхание разума, словно Афина до сих пор говорит и наставляет нас».
Я невольно задавался вопросом, пишет ли он только о дереве или еще и о том, как сильно изменил его жизнь естественный способ исцеления. Ведь этот способ основан на таком древнем знании, что большая его часть уже мертва, но то, что используется человеком, остается абсолютно живым.
