Глава 22
Решение уехать было принято сразу. Он не помнил, как отправил слугу за вещами в опустевший дом знахарки и приказал подготовить лошадей. Не помнил, как взгромоздился в седло, как распрощался с заплаканными мадам Ализе и Кларис… Девушка сквозь слезы уговаривала их остаться. Но в деревне Андре было больше нечего делать, это было сказано прямо.
Дорога в Кавайон отняла много времени. Всадники не понукали лошадей и ехали тихим шагом. Хоть доктору и было неловко в седле, хоть колено и отзывалось болью при каждом толчке, – все его мысли были о другом. Андре Эрмите – обычный шарлатан. Он виноват. Он упустил убийцу.
Солнце почти село. Когда до городских ворот оставалось менее половины лье, Лу решился нарушить молчание.
– Чего делать-то будем?
– Переночуем здесь. Назавтра отправимся дальше.
– А потом? – не унимался слуга.
– Да откуда мне знать, Лу?! Куда глаза глядят, в поисках удачи, – криво усмехнулся Андре.
Удача переменчива к авантюристам вроде него. Вот сейчас доктор едет на белоснежной лошади, которую получил в дар за свое лицедейство, в очередной раз выдав себя за кого-то другого. Такова прихоть судьбы. Но чего же она хочет от него, честного, в общем-то, человека? Ему давно опротивела такая жизнь, ему надоело представляться вымышленным именем, изображать чуждый северный акцент…
– Одуванчика будете продавать?
– Не в Кавайоне. Здесь надо будет пополнить запасы медикаментов – мои совсем истощились. А лошадь продадим где-нибудь еще. Как думаете, Гнедой потянет повозку?
– А кто его знает, может и потянуть. Может и не захотеть.
– Вы уж постарайтесь его уговорить… Наездника из меня не вышло, зато калека очень даже может получиться. Если колено останется больным, пешком не разгуляешься.
– Так и ладно, осядем где-нибудь.
– Господи, Лу! Неужели вы не понимаете? – Андре остановил лошадь и развернулся к слуге, – Вы же видели, что я не знаю, с какой стороны к больному подойти… Видели, как я побледнел, когда позвали на роды к вашей кузине… Никакой я не врач и не ученый, меня даже зовут по-другому. Я – обычный авантюрист, и ничего более. Осесть где-либо для меня – непозволительная роскошь.
Слуга сжимал поводья и глядел в землю. По выражению лица невозможно было догадаться, о чем он думает.
– Так и что с того? – наконец спросил он.
– Что с того? – переспросил Андре, не веря своим ушам.
– Да! Мой старый хозяин говорил, что все врачи и ученые – шарлатаны. А он-то был пройдоха первостатейный! И вы точно честнее его будете. Я с вами третий месяц, и никого вы не обидели, не обманули. Даже свечи в гостиницах не воруете, а ведь все так делают…
– И вы не против быть слугой авантюриста?
– Не против. Я сразу приметил, что вы человек в первую голову хороший. Такому хозяину только дурак не рад будет.
– Что ж… В таком случае поторопимся. «Зеленый боцман» работает допоздна, но нам еще нужно найти ночлег и дать лошадям отдохнуть.
Кавайон встретил путников сотнями огней и колокольным звоном, доносившимся со стороны собора. Лошадей оставили на городской конюшне. Привычной дорогой Андре, сопровождаемый Лу, направился в трактир. Когда он был там прошлый раз, еда не вызвала нареканий, да и приветливый хозяин понравился доктору. Отличное место, чтобы подкрепиться.
Толстяк Клод выплыл навстречу посетителям, сияя широкой улыбкой. Он заранее потирал руки, представляя, сколько может съесть этакий детина. Лу робко уселся на скамью в ожидании ужина, пока хозяин приветствовал трактирщика и делал заказ. Клод вскоре принес еду и ретировался. После ужина Андре подошел к двери на кухню и окликнул его:
– Я готов расплатиться. Кстати, не подскажете, где можно снять недорогую комнату на ночь? С двумя кроватями или тюфяками, – из-за громадного роста Лу не помещался на обычной мебели.
– Да зачем же далеко ходить: у меня наверху отличная комнатка для гостей, – всплеснул руками Клод, – Идемте скорей! Всего десять медяков за ночь, с завтраком и прекрасным видом на часовню.
Следом за толстяком путешественники поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Комнатка оказалась крошечной, но вполне уютной. Две кровати с соломенными тюфяками выглядели надежно – даже Лу одобрительно крякнул, оценив их размер. Устроившись на своих постелях, хозяин и слуга вскоре уснули.
Андре перестали мучить сомнения. После разговора с Лу он неожиданно для себя успокоился: парень все очень просто и ясно разложил по полочкам. Если судьбе угодно, чтобы он зарабатывал на жизнь не самым честным путем, то пусть будет так. Он будет авантюристом. Невелик грех!
Наутро они проснулись от колокольного звона. Звон доносился с холма, возвышающегося над городом – там стояла часовня. Андре недовольно поглядел наружу через решетчатые ставни, заслонявшие единственное окно. На улице было полно народу. Горожане и деревенские жители сновали туда-сюда, разряженные кто во что горазд.
– Какой нынче праздник?
– День святого Сильвестра. Вот вечно вы как неродной – ну как такое можно не знать?
– На этой неделе всех святых и не упомнишь. Поднимайтесь, нам нужно еще позавтракать и поскорее добраться до конюшен. Сегодня наверняка будет толкучка, я не хочу застрять на городских воротах.
– Вы еще в аптеку собирались, – напомнил Лу, потягиваясь на своем тюфяке.
Через полчаса путники, изрядно подкрепившись, вышли на улицу. Клод объяснил им, что лучшая аптека в городе находится в двух кварталах к югу. Это было в противоположной стороне от конюшен, но ничего не поделаешь. Запасы Андре совсем истощились, а какой из него доктор без касторки?
Аптека располагалась в двухэтажном каменном доме. Как обычно, внизу была лавка, а наверху – жилые комнаты. Ставни второго этажа были распахнуты, там виднелись занавесочки и горшки с цветами. Оставив слугу снаружи, доктор вошел. Хозяин оказался симпатичным разговорчивым старичком; за стойкой его едва было видно. Он тепло приветствовал Андре, и тот принялся рассматривать товар.
Доктор держал в уме список необходимого: касторка, настойка полыни, сушеная ромашка, спирт… Но кое-что привлекло его внимание и все мигом улетучилось из памяти. На прилавке, на полках и подоконниках – всюду стояли небольшие баночки, покрытые охрой. Этот желтый цвет невозможно было спутать ни с чем другим… Андре не верил своим глазам: неужели гончар из деревни поставляет тару сюда? Он взял с прилавка одну из емкостей и повертел в руках.
– Какие интересные баночки у вас.
– О, это моя гордость! Прославили меня по всему округу, даже из другого города приезжают ради них, – ответил довольный аптекарь.
– Да-да. Я видел такие в деревне на побережье – думал, что это местный гончар постарался…
– Племянник это мой старается. Ума бог не дал, но руки золотые. А из деревни ко мне нередко знахарка заходит. Травы продает, знаете ли, и берет кое-чего по мелочи.
– Мышьяк в том числе? – невинно обронил Андре.
– Мышьяк? – удивился аптекарь, – Нет, ядами Клементин не интересуется. Она сама какой хочешь изготовит, и потом, его нетрудно добыть. Нет-нет, мышьяк у меня покупал Тибо в декабре, а больше и никто, пожалуй…
Доктор поставил баночку на место и вышел. Лу с удивлением смотрел на хозяина, который покинул аптеку с пустыми руками. Андре побрел по улице, спотыкаясь о булыжную мостовую. Он что-то бормотал под нос и размахивал руками. Слуга не на шутку встревожился.
– Будет вам, мсье! Ведь за одержимого примут, тут святоша за каждым кустом сидит, – взмолился Лу.
– Я ошибся… Ошибся! – выкрикнул Андре, разворачиваясь к нему лицом, – Даже не подумал, что мышьяк может быть откуда-то еще. Его и вправду легко изготовить, даже я умею. Банка настолько плохонькая: я был уверен, что ее слепила сама Одетт или ее бабка.
– Так спросили бы…
– А вот не догадался, потому что идиот! Самоуверенный идиот… Банку просто подбросили, наверняка вместе с фартуком, а Одетт, скорее всего, уже мертва… Но куда же делся остальной яд? Чтобы отравить двоих, хватило бы и половины содержимого.
– Я уже ничего не понимаю, – жалобно воскликнул Лу, – Так это не Одетт? Ее саму убили?
– Я почти уверен в этом, хотя не понимаю, как… И зачем? Постойте-ка!
Доктор круто развернулся и, не обращая внимание на боль в ноге, побежал назад. Он влетел в аптеку и набросился на перепуганного хозяина:
– Который из них? Ради бога: который из них?
* * *
Тибо обвел глазами толпу, собравшуюся на деревенском кладбище. Здесь были все: старый и малый. Брат Бартоломью скороговоркой произносил малопонятные стихи на латыни, его слуга топтался рядом, щурясь под утренним солнышком. Дружки Дидье по случаю похорон принарядились; каждому обещано по медяку за несение гроба. Священник поторапливал: будь его воля, закопали бы еще на рассвете. Только среди покойников был единственный плотник в деревне: гробы пришлось сколачивать из чего попало, своими силами.
Староста с отвращением разглядывал уродливые ящики, которые вышли из-под молотка нынче ночью. Ноэль, возможно, лучшего и не заслуживал, но его старая подруга… Эх, Клементин, Клементин. Умей ты держать язык за зубами, была бы сейчас жива. Теперь вот лежишь рядом со своим заклятым врагом, который ненавидел тебя пуще всех на свете. Он так и не простил тебе смерти Аделин. Это Ноэль первым стал называть тебя ведьмой, он целый год бросал камни в твои окна и сочинял гадкие песенки об Одетт… А хоронят вас вместе, вот ведь судьба как распорядилась.
Пологий склон холма был усеян могилами. Вон там надгробие его жены, а совсем рядом лежит Тристан, его старый друг и муж Ализе. Кладбище располагалось над деревней, к нему вела неприметная тропа позади дома Люка. Гробы Тибо всю ночь мастерил в сарае вместе с молодым рыбаком. На рассвете дружки Дидье занесли эти треклятые ящики в его дом, где Ализе с дочкой подготовили мертвых к погребению. Потихоньку во дворе собрались другие жители деревни, дождались священника – и вся процессия направилась сюда.
Похороны влетели старосте в копеечку. На этой сумасшедшей неделе никому и в голову не пришло собрать средства с остальных, а теперь уж поздно. Благо, Ализе помогла. Он с нежностью поглядел на любимое лицо. Скоро все закончится и они будут вместе. И пусть себе в деревне болтают, что хотят. Дети, жаль, обижены, но переживут.
Дидье стоял на краю могилы, возле гроба Клементин. Его оболтус всегда выберет работенку полегче, усмехнулся про себя отец. На лице мальчишки обычное скучное выражение. Даже в этот скорбный день, когда у каждого на душе тяжело – набрался городских замашек! Надо будет пореже гонять его в Кавайон.
В планах у Тибо было отослать в город Кларис: для девчонки найдется местечко в харчевне его приятеля. Чем дальше эти двое будут друг от друга, тем лучше. Впрочем, она последние дни держится молодцом и в сторону Дидье даже не смотрит. Вот и сейчас прижалась к матери да ревет. Тяжело пришлось дурехе: любовь не сложилась, а лучшая подруга оказалась убийцей – шутка ли?
Брат Бартоломью окончил чтение и с треском захлопнул книгу. Брат Жозе кивнул носильщикам. Парни подняли гроб Клементин и приготовились опустить его в могилу с помощью веревок. Торжественность момента нарушил топот копыт, донесшийся снизу. Староста обернулся и признал во всаднике доктора. Этот чудак, по-видимому, очень спешил и потому ехал на грязном животном прямо на кладбище!
Глаза священника округлились. Брат Жозе первым сообразил, что творится неладное. Он бросился навстречу всаднику, размахивая руками и вереща во все горло:
– Нельзя!.. На лошади тут нельзя!.. Опомнитесь, мсье!
Андре соскочил с кобылы и отпустил ее. Он самостоятельно заковылял наверх, к группе скорбящих. Далеко внизу показалась фигура Лу. Здоровяк сильно отстал от хозяина на своем нелепом мерине и теперь нагонял его, держа забытую трость в руках. Доктор не обращал внимания на больную ногу. Он упорно пробирался вперед, цепляясь за покосившиеся надгробия. Подойдя совсем близко, мужчина выдохнул:
– Остановите похороны. Убийца на свободе, он здесь…
Парни, так и застывшие с гробом в руках, изумленно переглянулись. По толпе пробежал шепот. Невозмутимость сохранил только брат Бартоломью. Он сложил руки с Библией перед собой и наклонил голову, глядя на доктора. Тибо вспомнилось, что вот так же следователь слушал его сбивчивый рассказ четыре года назад. Внимателен, святоша, даже когда не верит ни единому слову.
– У вас есть основания утверждать подобное? – осведомился брат Бартоломью у доктора, который прислонился к каменному надгробию, чтобы перевести дыхание.
– Есть! Вы видели банку с мышьяком – она из кавайонской аптеки.
– Разумеется, все знают эти банки…
– Но не я! Я совершенно случайно зашел туда сегодня утром и узнал, что мышьяк был приобретен там. Но его покупала не мадемуазель Ларош. Вообще в аптеке недавно побывал всего один житель деревни…
Раздался страшный треск. Дидье бросил свой конец веревки и рванул прочь. Гроб, жалкий самодельный гроб, сколоченный самим Тибо, рухнул на край могилы и рассыпался. Тело Клементин наполовину вывалилось: она повисла вниз головой над собственной могилой, болтая руками. Женщины истерично зарыдали. Несколько человек кинулись за беглецом. На кладбище было слишком людно, и парня скрутили в секунду.
Дидье держали с двух сторон его собственные приятели. Попытавшись бежать, он вынес себе приговор. Теперь ни намека на дружелюбие не было на окружающих лицах. Тибо с ужасом глядел на сына, который озирался и щерился, как затравленный волк.
– Зачем? Зачем тебе это было делать? – спросил староста.
– Я ничего не делал, ничего! – выкрикнул парень. Он тяжело дышал и мелко трясся.
– Но яд покупали вы? – этот вопрос задал брат Бартоломью.
– Я. Но не травил никого, честное слово! Банку у меня украли, еще на помолвке.
– Кто ее мог украсть?
– Ей-богу, не знаю, – шмыгнул носом Дидье, – Только она пропала наутро.
Его стражи ослабили хватку. Всеобщая уверенность в виновности парня серьезно пошатнулась – чересчур ладно говорил. Тибо во все глаза глядел на сына, ища правды в его лице. Другие смотрели с недоверием и любопытством. Установилась тишина, нарушаемая только сопением обвиняемого.
– Где она была? – терпеливо спросил монах.
– В куртке, в кармане… Только я ее за столом снял, а обратно надел уж потом.
За спиной Тибо кто-то едва слышно ахнул. Он обернулся: рядом стояла Ализе, обнимая за плечи Кларис. Девушку трясло.
– Почему вы молчали о пропаже мышьяка и не сказали сразу, что банка принадлежит вам? – спросил Андре.
– Да кто ее знает, банку эту! Я по фартуку не шарил, это вы сами. А в аптеке старуха тоже бывала, это все знают, – пробормотал парень, – Молчал, потому что боялся… И потом, Клементин же придушили, а не отравили.
Установилась тишина. Все с ожиданием смотрели на монаха: что-то он решит. Брат Бартоломью после продолжительного раздумья произнес:
– Хорошая попытка, мсье Эрмите. К сожалению, этого недостаточно чтобы обвинить молодого Тибо в убийстве: украсть эту банку мог кто угодно. С вами мы поговорим после похорон, юноша. Оставайтесь на виду. Вам придется объяснить, для чего или для кого вы покупали яд. А пока нужно завершить начатое…
Как ни в чем не бывало, священник открыл книгу и стал искать место, на котором остановился. Дидье отпустили. Он тут же принялся приводить себя в порядок: отряхивать невидимую грязь с рукавов и вполголоса ругать приятелей. Брат Жозе запричитал над разбитым гробом. Незадачливые носильщики столпились вокруг, почесывая в затылках.
Люк быстрее других сообразил, что нужно делать, и припустил вниз по откосу за инструментом. Труп по-прежнему нависал над могилой, только руки давно перестали раскачиваться. Никто не решался потревожить тело и придать ему соответствующее положение. Толпу охватило общее оцепенение; рыбаки, их жены и дети застыли будто соляные столпы.
Тибо наблюдал за доктором. Его вниманием полностью завладели руки Клементин. Он подошел ближе и наклонился над ямой. Осмотрел правую руку, затем левую. Доктор очнулся только когда подоспевший слуга тронул его за локоть. Он поднял глаза и рассеянно обвел ими лица окружающих. Местные отводили взгляд: слишком неловкой была ситуация, слишком сильным напряжение. Он, тем не менее, пристально разглядывал молодую компанию. Дидье вновь обрел присутствие духа и командовал приятелями, как ни в чем не бывало.
– Дидье, покажите вашу руку.
Парень с досадой поглядел на доктора.
– Отстаньте уже.
– Не отстану. Снимите бинт и покажите мне левую руку.
Дидье выпрямился и встал, насупившись. Выполнять приказ доктора он явно не хотел.
– Что вам от него надо? – вступился за сына Тибо, – Он все рассказал и объяснил. При чем тут рука?
– Он ведь левша?
– Ну, левша.
– Почему же я не вижу ни одного синяка под правым глазом? – доктор указал на молодых парней, тупо уставившихся на него.
– Да потому что все зажило уже! – взорвался староста, – Неделя прошла, раньше надо было глядеть.
– Тут не поспоришь, хотя я готов поклясться, что ни один правый глаз на прошлой неделе не пострадал. Да, синяки быстро заживают, а вот царапины от человеческих ногтей – очень долго… Почему ваш кулак до сих пор забинтован? – спросил доктор, глядя в лицо Дидье.
Парень не проронил ни слова.
– Молчите? Я отвечу за вас: потому что он не разбит в драке… Клементин Ларош исцарапала вам руку, когда вы душили ее.
Все взгляды были прикованы к Дидье. Он погладил грязный бинт, криво улыбнулся и процедил сквозь зубы:
– Ведьма старая.
– Гад! Гад! – выкрикнула Кларис.
Девушка налетела на бывшего возлюбленного и принялась колотить его по лицу и груди крошечными сильными кулаками. Ее с трудом оттащили. Дидье даже не пытался защищаться, он был слишком ошеломлен этим натиском. Лу с трудом удерживал младшую сестру, которая яростно вырывалась и кричала:
– Это он! Он сначала хотел ее отравить, а мне говорил, что это просто шутка! А потом он меня травил, меня!..
