Глава 20

Ализе со стуком закрыла за собой дверь и прислонилась к стене гостиной, чтобы перевести дыхание. Мертвец в ее сарае? И надо же, Ноэль!

Сколько она себя помнит – они были знакомы. Бедняга с юных лет сох по Аделин, будущей жене Тибо. До чего ж несчастливая пара! Пусть из бедной семьи, со старухой матерью, Ноэль был красавец, и многие девчонки за ним вздыхали. Он учился в Кавайоне у плотника, и сам обещал со временем стать докой в этом деле. Кто мог подумать, что Аделин умрет через год, рожая первенца, а Ноэль потеряет рассудок, состарится до времени, станет посмешищем всей округи… И встретит свой конец в сарае Ализе.

Женщина провела руками по лицу и с удивлением уставилась на мокрые ладони. А думалось, что она разучилась плакать. Он ведь, в сущности, совсем чужой ей человек. Да, когда-то Ноэль и ей нравился, но это было совсем недолго и очень давно. Мадам вздохнула и прошла в девичью комнату.

Маленькая Ивет спала, разметавшись по кровати. Во сне она забавно сопела, приоткрыв рот. Мать, несмотря на печальные обстоятельства, не смогла удержаться от улыбки. Младшая дочь больше всего походила на покойного Огюста, она часто напоминала Ализе о муже, его улыбке, его глазах. И спала в точности как отец.

Женщина тихонько опустилась на колени возле сундука с бельем и подняла тяжелую крышку. Тонкой стопкой лежали там три старенькие простыни – все, что осталось от ее небогатого приданого. Поколебавшись, Ализе выбрала одну, получше и закрыла сундук. Еще раз прислушалась к дыханию дочки: спит. Мадам тихонько прикрыла дверь, миновала пустую гостиную и вышла во двор. В сарай она не решилась заглядывать и передала сыну простынь через Кларис. Сама встала в сторонке, прислонясь к стене, и вновь задумалась о своем. Два мертвеца за неделю! Такого здесь не бывало много лет. Никто не просил ее раздобыть саван для покойника, но Ализе знала точно, что у Ноэля ни единой лишней тряпки за душой не было. Хоронить его придется всей деревней.

Из сарая вышел мсье Эрмите и принялся полоскать руки в бочке с дождевой водой. Он закончил осмотр. Лу оставался внутри.

– Тело надо бы отнести в подвал к Тибо… Кстати, почему его здесь до сих пор нет? – доктор с упреком поглядел на Кларис, – Разве я не просил позвать старосту?

– Ни разу не просили, – развязно заявила девушка.

Мать едва не влепила нахалке затрещину. Дочь росла слишком избалованной вниманием парней в их крошечной деревушке, слишком самоуверенной. Не самые лучшие качества для будущей жены. Теперь, когда брак с Дидье стал окончательно невозможным, Кларис придется искать счастья в городе или окрестных деревушках. После свадьбы девочка окажется одна среди чужих людей, которые точно не будут к ней так снисходительны, как в родных краях…

– Так позовите, – сдвинув брови, попросил Андре.

Кларис развернулась и не спеша вышла за ворота. Доктор, вздохнув, присел на колоду для колки дров. Он выглядел совсем изможденным после бессонной ночи, большую часть которой провел на ногах. Мадам чувствовала себя неловко из-за поведения дочери, да и этого бедолагу Андре втихомолку жалела.

Для важного, хоть и не знатного, господина, он все-таки очень прост и не уверен в себе. Даже Лу его толком не слушает, что совсем нехорошо для слуги. Она замечала, что за столом, выпив чашу-другую вина, сын даже позволял себе подшучивать над хозяином. Ализе подумала, что следует поговорить с ним на эту тему до отъезда, поучить уму-разуму. Дурачком Лу никогда не был, но некоторые вещи понимал туго.

– Вы вчера поздно вернулись домой? – неожиданно обратился к ней доктор.

– Поздно, – женщина покраснела, – Мы были на причале, потом Огюст проводил меня до дома. В сарай я даже не заглядывала – зачем?

– А когда видели мсье Ноэля последний раз?

– Вчера днем.

– Не знаете, он съел за весь день что-нибудь?

Мадам Ализе вздохнула:

– Совсем немного, бедняга. На праздниках его подкармливали, думаю, но к концу рождественской недели все поиздержались. Народ у нас небогатый. Я вчера отдала ему остатки чесночной колбасы.

– Чесночной?

– Это Огюст нас угостил, покупал к праздникам в городе. Кларис терпеть не может чеснок, а бедняга шатался от голода – я и вспомнила об этой несчастной колбасе…

– Да, запах я заметил… Что ж, будем надеяться, что старик последние часы провел в тепле и сытости.

– Отчего он умер? – спросил Дидье.

– Думаю, просто замерз, – помолчав, ответил Андре, – От него разит вином: видимо, был в стельку, когда забрался в сарай и уснул. Ночью увели лошадей, дверь оставили неплотно закрытой – все тепло улетучилось. А он вряд ли что-то понял…

– Боже, какой кошмар! И зачем я позволяла ему спать там. Другие гоняли несчастного со дворов; только я да Тибо давали ему ночлег в сараях.

– Рано или поздно подобный конец настиг бы несчастного с таким образом жизни. Неважно, где это случилось.

– Вы правы, конечно, но все равно страшно… Я ведь знала его много лет, – помолчав, добавила она.

Лу вынес завернутое в простынь тело и по указанию хозяина положил его под забором. Животные косились на покойника, тревожно нюхали воздух. Слуга расседлал Гнедого, который быстрее успокоился, и повел его в сарай. В это время во двор вошел староста в сопровождении Кларис.

Тибо хмуро поглядел на тело и пробормотал в бороду:

– Только вчера его видел, вот ведь случается… Стало быть, Одетт не нашлась? – обратился он к сыну.

– Как сквозь землю провалилась… Мы сообщили стражнику на воротах…

– Утешил, спасибо, – съязвил староста, – Куда могла подеваться девчонка? Мы до рассвета обшаривали пустырь – ни следа ее. Отсюда только одна дорога, не морем же она ушла.

– Мы думаем, она где-то в деревне.

– Это возможно, – заметил доктор, – У мадемуазель Ларош было достаточно времени, чтобы пробраться в деревню и найти себе убежище на день-другой.

– Господи! Вы думаете, что бедная девочка трясется от страха в чьем-нибудь коровнике?! – воскликнула мадам Дюмон.

– В коровнике, курятнике, сарае… В любом случае больше ей деваться некуда. Если не считать моря, конечно, но ведь других лодок поблизости нет?

Тибо нахмурился сильнее, затем поглядел на тело и вздохнул:

– Значит, Одетт в бегах, а Ноэль мертв… Час от часу не легче! И что вы теперь собираетесь делать, мсье доктор?

– Полагаю, нужно обыскать деревню – это все, что мы можем… Следует также снова отправить гонца в Кавайон, сообщить о втором трупе. Не стражнику на воротах а непосредственно следователю или его приближенным. Я напишу новую записку.

– Для чего? – спросил Дидье, – Это же просто несчастный случай.

– Чтобы быстрее прислали подмогу и объявили розыск. Едва ли устное сообщение привратника воспримут всерьез, а праздники продлятся еще не один день.

– Хорошо, – помолчав, согласился староста, – Я снова соберу людей и прикажу осмотреть тут каждый закоулок. Самых крепких отправлю на пустырь – пусть прочешут его при дневном свете хорошенько… Дидье съездит в город еще раз.

– И тело Ноэля лучше убрать в ваш подвал до прибытия священника. Какую бы жизнь он ни вел, но заслужил отпевания, – поспешно добавила Ализе.

Поздним вечером этого же дня доктор в сопровождении Лу брел по берегу к дому Ларошей. Настроение было скверным: поиски Одетт не дали результатов. Совместными усилиями местные заглянули под каждый камень на холме, но не обнаружили девушки.

Единственной интересной находкой оказался фартук Одетт. Его подобрал Дидье на обратном пути из Кавайона. Он лично передал новости и новую записку доктора секретарю брата Бартоломью и спешил домой, когда заметил фартук под копытами лошади. Он лежал на том самом месте, где Одуванчик сбросила доктора – совсем недалеко от перекрестка с тропинкой, ведущей к дому Клементин. То, что беглянка побывала тут, не вызывало сомнений. Но куда она могла уйти холодной ночью в своем худеньком платье?

Дидье принес находку доктору. Тот в поисках участия не принимал; он сидел за столом Тибо и вел записи о событиях предыдущей ночи. В них он упомянул и о побеге Одетт, и о смерти Ноэля, хотя и не находил прямой связи между этими событиями. Также Андре добавил заметку об отношениях между мадам Дюмон и мсье Тибо. В ночь убийства повитухи влюбленные были вместе и служили оправданием друг для друга. Сговор с их стороны казался маловероятным.

На всякий случай Андре решил обыскать фартук. К собственному изумлению, он обнаружил в одном из бесчисленных карманов пустую емкость из-под мышьяка. На дне осталось совсем немного яда. Желтую керамическую баночку доктор узнал сразу: именно такими пользовалась старая знахарка. Теперь сомнений не оставалось: Одетт ловко обвела его вокруг пальца.

Доктор совершенно упал духом. Он упустил настоящую преступницу. С самого начала он пошел по ложному пути, когда посчитал девушку слишком хрупкой для такого жестокого убийства. Разумеется, мало кому придет в голову мысль об убийстве бабки родной внучкой, но в семье Ларошей отношения были непростыми и отнюдь не теплыми. Андре понял, что совсем ничего не знает о юной знахарке. Одетт утверждала, что любила Клементин, но можно ли было верить этой странной затворнице из хижины на морском берегу?

Вероятно, она пыталась отравить Кларис, чтобы отвести от себя последние подозрения. Ведь именно Одетт привлекла тогда его внимание к непрошенным гостям! Когда доктор выглянул за дверь, у нее было время, чтобы подсыпать немного мышьяка в стакан, которым обычно пользовалась подруга. Также вероятно, что это она отравила Ноэля – если, конечно, запах чеснока в его случае не был простым совпадением.

Остаток дня для доктора прошел в отчаянии. Молча сидел он в холодной гостиной Тибо, одну за другой выслушивал неутешительные новости, которые приносили с пустыря за холмом… К вечеру напряжение среди уставших рыбаков достигло предела, и доктор со слугой решили ретироваться. Вот и брели они теперь по песку, уставшие и угрюмые. Разговор не клеился. Каждый думал о своем, каждый считал себя виноватым.

Хижина встретила их неприветливо: нетопленный с ночи очаг остыл, в доме было холодно и промозгло. Уходя, они оставили гостиную в беспорядке, теперь она выглядела нежилой и заброшенной. Лу принес дров, разжег камин и наскоро собрал ужин из того, что нашлось на кухне. Не глядя друг на друга, хозяин и слуга перекусили и улеглись спать до наступления темноты.

Ночь прошла спокойно, а на рассвете их разбудил вопль с улицы. Приближаясь, детский голос выкрикивал имена Лу и доктора. Через минуту в гостиную влетел маленький Роже. Он даже не запыхался, но от волнения долго ловил ртом воздух и наконец выпалил:

– Брат Братоломью приехал!