Глава 12
Доктор обернулся. С деревенской улицы выехала на берег и теперь двигалась им навстречу телега Тибо, за которой тянулась небольшая процессия зевак. Даже издалека было видно, что колеса вязнут в песке и едва вертятся. Что за странная идея пришла в голову незадачливому вознице, Андре не мог понять. Разглядев в толпе мать, Лу припустил бегом и оставил Ноэля далеко позади.
Доктор вцепился в шею слуги, страшась полететь на землю. Он смотрел вперед. Постепенно Андре удалось лучше разглядеть странную процессию. Лошадь вел в поводу Дидье, еще более хмурый, чем обычно. Он не стал садиться в телегу, чтобы не добавлять ей веса и дополнительно не замедлять хода. Парень то и дело понукал лошадь и покрикивал на сопровождающих.
Сопровождающими были Люк, несколько молодых парней и перепуганная до полусмерти матушка Лу. Доктору не составило труда догадаться, что в телеге находится потерявшая сознание Кларис. Очевидно, девушку решили доставить к доктору, вспомнив о его хромоте.
У самой телеги Лу резко остановился и опустил хозяина на песок. Дидье осадил лошадь. Перегнувшись через край повозки, Андре бегло осмотрел больную. Кларис была очень бледной, под глазами прорисовались темные круги. Девушка прерывисто дышала и едва подавала признаки жизни. Что с нею происходит – доктор представления не имел.
«Похоже на отравление», – мелькнуло у него в голове: «Едва ли инфекция, иначе слегла бы уже половина деревни». Андре осторожно потрогал лоб больной – тот был холодным. Это лишний раз убедило его в правильности первой версии. Потребуется промывание желудка. Доктор перевел взгляд на мадам Дюмон: делать эту варварскую процедуру на глазах матери он был не в силах. А что если диагноз ошибочен? В этом случае девочке станет только хуже. Нужно посмотреть симптомы в справочнике, там был целый раздел посвящен отравлениям. Возможно, даже противоядие удастся найти!
Эта мысль воодушевила Андре. Стараясь держаться как можно более уверенно, он обратился к женщине:
– Мадам, расскажите подробнее, как ваша дочь дошла до такого плачевного состояния?
– Ох, мсье доктор!.. Ничто не предвещало… Вчера мы вернулись от вас и улеглись спать, как обычно. Я встала утром, а Кларис все спала. Я велела младшим вести себя тише: девочке нелегко последние дни, – доктор заметил, как опустил голову Дидье, – Но когда она и к обеду не проснулась, мне стало тревожно. Вхожу я, значит, трогаю за плечо – а она ледяная и еле дышит. Я сама едва сознание не потеряла! Неужто, думаю, оспа вернулась – но тогда-то первым знаком жар был, доктор!
– Едва ли это инфекция, – подтвердил Андре, – больше похоже на… впрочем, не будем торопиться. Вы не сразу послали за мной?
– Нет! – всхлипнула женщина, – Я пыталась сама помочь… Протерла ей виски и лоб уксусом. Бедняжка глаза открыла и хотела что-то сказать, да тут же снова потеряла сознание. Тут как раз Ноэль постучал… Потом ей хуже стало: судороги пошли, едва с кровати не упала. Я перепугалась, ясное дело. Говорю Ноэлю: беги, мол, за доктором…
Мадам Ализе прикрыла лицо уголком шали и разрыдалась. Лу молча обнял мать. Андре смотрел на бледное лицо Кларис: ее состояние становилось хуже, и времени терять было нельзя.
– Значит так, – он постарался придать голосу побольше уверенности, – у меня два возможных диагноза, а это два возможных метода лечения. Чтобы быть уверенным в своих действиях, нужно свериться со справочником – моя книга осталась в доме Ларошей. Давайте отвезем мадемуазель Кларис туда, там мне будет удобнее оказать ей всю необходимую помощь.
Дидье внимательно выслушал доктора и хмуро кивнул. Он прикрикнул на лошадь и зашагал вперед. Мадам Дюмон, отпрянув от широкой груди сына, собралась было следовать за телегой, но доктор остановил ее:
– Мадам, кто остался с младшими детьми?
– Никто, – она с удивлением поглядела на Андре.
– Лечение мадемуазель потребует несколько дней, – мягко сказал он, – Вам следует поручить малышей кому-нибудь из соседей. Да и взять немного вещей из дома не помешает.
Мадам осмотрела свое платье: она выбежала из дома в чем была, не сняв даже грязного передника. Женщина смущенно улыбнулась:
– Я себя не помню последние часы. Вы правы, мсье доктор. Схожу домой и тут же вернусь.
– Отошлите малышей к Кристин, мы о них позаботимся, – вмешался Люк, – И за лошадками вашими пригляжу в лучшем виде.
– Отличная идея, – одобрил доктор и перевел взгляд на приятелей Дидье, – Вам советую отправиться домой, с концами. Это не балаган, и зрители здесь ни к чему.
Парни туповато переминались с ноги на ногу, поглядывая друг на друга.
– Что не поняли? Валите отсюда! – крикнул Дидье.
Оболтусы, то и дело оглядываясь, зашагали прочь; следом за ними направилась мадам Дюмон. Лу подхватил доктора на руки и пошел за телегой. Вскоре компания поравнялась с Ноэлем. Устав бежать за рослым слугой, он уселся на песок и ожидал, когда процессия возобновит ход и доберется до него. Старик не выглядел довольным: тот факт, что больную везут прямо в логово «ведьмы» сильно расстроил его.
– А еще меня дураком называют, – воскликнул пьяница, воздевая костлявые руки к небу, – Ведь Одетт изведет соперницу, как есть изведет! Нельзя, чтобы они были так близко, да святой водой бы обеих окропить!
– Помолчи! – прикрикнул на него Дидье, – От твоих воплей всем только хуже!
– И то верно, Ноэль, придержи язык – поддержал недруга Лу. После минутного молчания он спросил парня, – Сколько мы тебе должны?
– За что?
– За то, что довез сюда Кларис. По песку-то… Телега ваша, того и гляди, развалится.
– Починим, – хмыкнул Дидье, – А за Кларис ничего не надо, это я сам предложил отвезти ее.
– Ну уж?
– Говорю тебе! К нам Ивет прибежала, вся трясется… я сразу сообразил, что дело плохо. А как прикинул, что твой хозяин до деревни и к ночи не доберется, – тотчас побежал запрягать. – Дидье бросил через плечо взгляд на Кларис, – Черт с ними, с колесами…
У дома Ларошей молодой Тибо с помощью Люка привязал кобылу к кривобокому деревцу, которое росло поблизости. Лу тем временем опустил доктора на землю, поднял на руки сестру и занес ее в дом. Андре первым прошел в хозяйскую спальню, чтобы забрать оттуда свои вещи, а затем направился за книгой.
Он отпер дверь девичьей каморки и вполголоса обратился к Одетт. Через секунду девушка выступила из полумрака, царившего в комнате. Она протянула доктору книгу и шепотом спросила:
– Как она себя чувствует?
– Неважно. Природа болезни пока неясна.
– Но догадки у вас есть?
– Отравление либо холера, – неохотно выдавил из себя Андре.
Одетт внимательно поглядела на него и ничего больше не сказала. Заперев девушку, незадачливый доктор уселся с книгой к столу, нашел нужный раздел и погрузился в его изучение.
Тем временем Лу осторожно уложил Кларис в спальне убитой мадам Ларош. Не отрываясь от чтения, доктор велел слуге раскрыть ставни, чтобы дать больше света. Дидье, слонявшийся по гостиной, опередив Лу, бросился исполнять эту просьбу.
Люк тем временем жался к дверям; он совсем растерялся посреди этой суеты и явно мечтал поскорее смыться. Андре метнул на молодого рыбака суровый взгляд и велел ему присесть и подождать, добавив, что позже они поговорят особо. Парень после этого оробел окончательно. Он уселся на указанное место и с отчаянием на лице принялся рассматривать потолок.
Наконец, доктор захлопнул книгу и прошел к больной. Склонившись над девушкой, он еще раз внимательно осмотрел ее. Кларис лежала на спине, закрыв глаза и раскинув руки. Андре пощупал пульс, раскрыл пальцами веки и проверил зачем-то зрачки. Его познания в болезнях подобного рода были весьма скудными, и обращение к справочнику помогло мало.
Доктору было как никогда стыдно притворяться сведущим при встревоженных родственниках. Однако бросать сестру Лу в таком бедственном положении он не мог. И, положа руку на сердце, он не был уверен, что более подготовленные коллеги справились бы лучше.
«Нужно промыть желудок… Обеспечить покой… И молиться.» – вот и все, что он мог сам себе предложить.
Для промывания требовалась сода или соль. Ни того, ни другого у Андре не было. Вспомнив, что по счастливому совпадению он находится в доме знахарки, доктор решил вновь обратиться Одетт.
– У вас найдется соль или сода? – спросил он, открыв дверь ее спальни.
– Будете промывать? – с готовностью отозвалась девушка, – Все найдется, сундучок справа от очага. Хотите, я помогу?
– Помощь не помешает. Нужно приготовить одну-две кварты раствора и удобный сосуд для вливания.
Одетт вышла из спаленки, стараясь не обращать внимание на ярость и страх на лицах невольных зрителей. Она открыла сундук, стоявший в гостиной, и вытащила оттуда керамическую баночку ярко-желтого цвета. В сундучке доктор увидел еще несколько таких же, прежде чем Одетт опустила крышку.
– Как вы их различаете? – поинтересовался он.
– По содержимому. Запах, цвет… Это ж не аптека, вот там бы черт ногу сломил.
Дидье вскинулся:
– Не будет эта ведьма лечить Кларис! Мало ли, что у нее на уме!..
– Не верь брошенным невестам, не верь брошенным невестам! – вскричал Ноэль.
Одетт побледнела, застыв у сундука со злосчастной банкой в руках.
– Коль между девицами встал молодец,
Дружбе враз приходит конец…
Напевая, старик пританцовывал на месте. Все замерли, даже Дидье с изумлением и отвращением глядел на него. Доктор в сердцах приказал слуге выпроводить Ноэля за порог. Когда все успокоились, он обратился к молодому Тибо:
– Разумеется, мадемуазель Одетт сейчас под подозрением, а уж вы меньше других склонны оказывать ей доверие… Тем не менее ее помощь в лечении мадемуазель Кларис неоценима; у меня практически нет лекарств с собой.
– Я все привезу из Кавайона! Загоню нашу кобылу, но за три часа обернусь.
– Твоя кобыла и за день туда не доскачет, – фыркнул Лу, – Кончай трепаться, только доктору мешаешь. Неважно, кто ее лечит, лишь бы толк вышел.
Андре кивнул Одетт. Девушка всыпала ложку белого порошка в глубокую чашу, залила его остывшей водой из котелка над очагом и тщательно размешала. Одетт оглядела комнату в поисках подходящего сосуда для выпаивания больной. После недолгих раздумий она взяла бутыль из-под вина, с которым накануне встречали Рождество.
На мгновение Андре тоже захотелось остановить ее. Если речь шла об отравлении, то яд мог быть где угодно, в том числе в этом вине. Но он тут же вспомнил, что пили из бутыли все присутствующие в доме накануне, в том числе сама Одетт.
Перелив раствор в сосуд, девушка негромко сказала:
– Кто-то должен ее держать, пока другой вливает раствор.
– Я подержу, – ответил доктор, – Если мадемуазель начнет сопротивляться, потребуется сила.
Одетт молча кивнула. Вдвоем они направились в спальню больной; Лу и Дидье остались в гостиной вместе с Люком, который при виде «ведьмы» окончательно впал в ступор. Мадемуазель Ларош быстро привела подругу в чувство с помощью нюхательной соли, которую она достала из кармана фартука. Вполголоса она объяснила Кларис, что они с доктором намереваются делать. Девушка пыталась протестовать, но сил у нее не было.
Неприятная процедура заняла некоторое время. Андре много раз благодарил судьбу за то, что поручил Одетт выполнять эту экзекуцию. Стараясь отвлечься, доктор смотрел через открытую дверь в гостиную. Ему неоднократно пришлось сглотнуть комок, подступивший к горлу. Дидье выскочил на улицу, не выдержав утробных звуков, которые издавала во время промывания желудка его возлюбленная. Лу оказался покрепче; слуга только морщился и молча мерил гигантскими шагами гостиную.
Когда все было позади, Одетт бережно вытерла тканью, смоченной в уксусе, испарину с лица подруги. Потом она осторожно повернула Кларис на бок и оставила отдыхать. Все это девушка выполнила молча, без лишней суеты и эмоций, однако с каждой минутой она хмурилась все сильнее. Что-то озадачило или рассердило ее. Доктор заметил перемену в настроении Одетт, но решил поговорить с нею позже, без свидетелей.
Когда Андре вернулся в гостиную, в дверь вошла мадам Дюмон с корзиной в руках. Женщина с удивлением поглядела на Одетт, которая в эту минуту выходила из спальни.
– Одетт тоже лечит Кларис?
– Она очень помогла мне, – ответил доктор, – Мы только что сделали вашей дочери промывание желудка. Если диагноз верный, то в ближайшие часы ей станет легче.
– Спасибо, доктор! Я могу пройти к ней?
– Разумеется, располагайтесь, как вам удобно.
Лу подхватил стул и отнес в спальню, где лежала Кларис. Одетт бросила на доктора многозначительный взгляд и ушла к себе. В гостиной остались только он и Люк, который испуганно скрючился на табурете. Андре решил воспользоваться моментом и задать рыбаку несколько вопросов.
– Люк, вчера я вас не дождался. Понимаю, что вы сейчас нужны супруге, но мне необходимо допросить каждого. В сочельник вы ведь рано ушли с помолвки?
– Рано, ага. Следом за вами ушел: подумал, что Кристин не стоит одну оставлять. Ей, поди, обидно, что я без нее по праздникам гуляю. Кусочек пирога прихватил тайком, да домой побежал.
– Прямо домой, никуда не сворачивая и не задерживаясь?
– Прямо! – парень смутился, – Только в дом сразу не вошел, я во дворе сидел на крылечке.
– Как так?
– Да я подошел и услышал, как Кристин колыбельную поет. Младшего нашего укладывает, а он сейчас такой неспокойный – зубки поздние… Я и решил пока не входить, чтоб не помешать. Уселся, значит, и давай ждать, а она, бедная, все поет и укачивает, укачивает и поет…
– Понятно. И много времени вы там провели?
– Да пока не стемнело, сынишка все засыпать не хотел. В дом я пошел, только когда тихо стало.
– Сколько времени это заняло? Гулянка у Тибо еще продолжалась?
– Заканчивалась, я думаю. Я только прилег, а вскорости компания молодых мимо прошла – их на всю деревню слышно было.
– Ведь ваш дом – крайний по улице. Пока вы сидели на крыльце, видели кого-нибудь, проходящего мимо в сторону дома Ларошей?
Рыбак задумался.
– Нет, будто не видел, – ответил он наконец.
Доктор вздохнул. Толку от этого парня было немного. Правду он говорит или лжет насчет своего времяпрепровождения в роковой вечер, выяснить сегодня не удастся. Нужно будет поговорить с его женой, все равно следует навестить недавнюю роженицу. Пока Одетт сидит под фальшивым арестом, осмотреть младенца и некому, а сколько это еще продлится – одному богу известно.
– Вы можете идти к жене, – сказал Андре молодому рыбаку.
Тот вздохнул с явным облегчением: видимо, по деревне уже ползали жуткие слухи относительно допросов, проводимых доктором. Как бы они, интересно, запели, если бы здесь действовал настоящий следователь из Кавайона?
– Подожди минуту, я с тобой, – мадам Дюмон вышла из комнаты, где лежала Кларис.
– Вы же собирались остаться до явного улучшения, – с удивлением сказал доктор.
– Совсем из головы вылетело, что сегодня мне нужно готовить для Тибо на два дня вперед. Нам слишком нужны деньги, мсье Эрмите. И дом все-таки страшновато оставлять без присмотра, лошадкам вашим пригляд нужен. Не думаю, что чем-то смогу помочь дочери, если буду здесь…
– Понимаю…
– Я забегу завтра, принесу вам припасов. Здесь мне делать больше нечего, – мадам огляделась, проверяя, не оставила ли чего, и улыбнулась доктору, – да и Кларис уже лучше… Идем, Люк.
Тетка и племянник исчезли за дверью. Андре озадаченно поглядел им вслед, а затем решил навестить больную. Он прошел в спальню. Кларис была в сознании; она слабо улыбнулась доктору. Щеки девушки порозовели, а в глазах появился прежний блеск.
– Похоже, вам лучше, – с искренней радостью сказал пациентке Андре, – Найдете в себе силы ответить на несколько вопросов?
Кларис едва заметно кивнула.
– Отлично. Вчера после ужина вы отправились прямо домой?
Девушка кивнула еще раз.
– И почти сутки провели в постели?
Снова кивок.
– Первые признаки дурноты когда почувствовали?
Кларис нахмурила лоб.
– Утром… не рано, – ответила она хриплым шепотом.
– А перед ужином были где-нибудь?
– У Тибо, я вчера весь день убиралась после помолвки.
Девушка закрыла глаза. Разговор слишком утомил ее. Оставив Кларис отдыхать, Андре вернулся в гостиную и вышел на крыльцо. Дидье сидел на поленнице, уронив голову на руки. Доктор не ожидал таких переживаний от этого деревенского увальня и даже почувствовал к нему что-то вроде симпатии.
– Кларис намного лучше, – мягко сказал он, – Вы можете вернуться в деревню. Поторопитесь, иначе придется вести лошадь в темноте.
Дидье вскочил. Его лицо просветлело, а искренняя улыбка оказалась неожиданно приятной. «Так вон чем ты девчонок покоряешь» – мелькнуло в голове у Андре.
– Спасибо, мсье доктор, – пробормотал парень, – Спасибо вам!
После этого он поспешно отвернулся и принялся отвязывать лошадь. Через минуту Дидье уже вел телегу прочь от дома. Андре вернулся в гостиную, уселся к столу и принялся записывать добытые сегодня сведения в протокол.
Из своей каморки вышла Одетт и обратилась к Лу:
– Можешь принести морской воды, пока не стемнело? Ведерка четыре, а лучше восемь.
– На кой тебе?
– Протру лицо и руки Кларис…. Это помогает от ее болезни.
Лу с сомнением поглядел на хозяина. Тот кивнул.
– Ладно уж, – слуга нахлобучил шляпу и выскочил на крыльцо.
– Вы совсем ничего не соображаете?! – напустилась Одетт на доктора, – Говорите о холере, когда от нее чесноком несет. Ведь любой цирюльник знает, любой шарлатан: так мышьяк действует. О чем тут гадать?! Что вы за врач такой?
– Плохой, видимо, – признал ошеломленный Андре, – Потом, я не принял этот запах за симптом. А откуда у вас такие сведения о мышьяке?
– Я у моря живу. Здесь каждый год какой-нибудь идиот моллюсками объедается, а потом помирает вот так же. И запах чеснока – самый верный признак.
– Мало ли, чего могла наесться мадемуазель за рождественским ужином…
– Да вы сами ели этот ужин – не было там чеснока! – возмутилась Одетт, – Кларис его терпеть не может, и мадам Дюмон ничего с ним не готовит.
С этим Андре спорить не мог. После секундного размышления он сказал:
– Одетт, я не могу признаться в этом публично, но в университете я не обучался и даже в учениках настоящего доктора не ходил. Я много чем занимался в этой жизни, но настоящей профессии не имею.
– Тогда какого черта вы называетесь врачом? – со смесью изумления и злости спросила девушка.
– К сожалению, с Лу я познакомился, находясь в обличии доктора, поэтому приходится поддерживать эту легенду. Парень так простодушен, что я опасаюсь раскрыть ему правду.
Девушка кивнула:
– Язык за зубами он держать не умеет, это точно, особенно среди своих. Или тех, кого таковыми считает…
– Именно! Случай, который нас свел, увеличил мое благосостояние и дал мне удивительный опыт. Я даже начинаю думать, что склонностей к следственному делу у меня куда больше, нежели к целительству.
– Так и расследуйте преступления! Зачем к больным-то лезть?
– Серьезными случаями я не занимаюсь, – попытался оправдаться доктор, – В худшем случае лечу их от бессонницы или несварения желудка.
– Значит, в этой области вы что-то смыслите?
– Я нанимаюсь в богатые городские дома, а там выбор невелик: почти все болезни – суть последствия обжорства или безделья. Подагра, полнота, расшатанные нервы – вот чем страдают мои пациенты.
– Ну, разумеется… А если роды или еще что?
– Врачам-мужчинам такое дело обычно не доверяют, ищут повитух – и правильно делают. Тяжелые травмы у городских богачей редкость, да для этого обычно костоправа или цирюльника местного зовут. На долю странствующего врача остается то, что я уже назвал.
– А в этих-то делах вы смыслите?
– Подобное лечат кто во что горазд: пиявки, компрессы, клизмы… У меня неплохой опыт, по крайней мере. Как видите, я не стремлюсь навредить пациентам, даже если их болезни – следствие смертных грехов.
Одетт хмуро улыбнулась:
– С богачами можете поступать как вам угодно, но здесь прошу вас более никого не лечить. Кларис займусь я, если потребуется. Да и вашу ногу не мешает снова осмотреть: вы три дня назад упали с лошади, а скачете по деревне как кузнечик!
– Я полностью это поддерживаю. Вы очень ловко обращаетесь с больными. И от помощи тоже не откажусь, – улыбнулся Андре.
Одетт велела ему сесть на скамью и вытянуть ногу, после чего ощупала колено сквозь одежду. При этом она смотрела в потолок, чем очень напоминала покойную бабушку. Закончив, девушка снова нахмурилась.
– Закатайте штанину, я сделаю компресс. Если вам интересно мнение неопытной знахарки, то вот оно: ноге необходим покой хотя бы на сутки.
– Постараюсь обеспечить.
Одетт склонилась над сундучком с лекарствами. Андре обнажил ногу, отметив, что колено распухло сильнее против прежнего. Он отвернулся к окну, чтобы скрыть смущение.
– Ноэль куда-то исчез. За этим стариком не уследишь. В день нашего приезда он умудрился сделать крюк через деревню от вашего дома, чтобы уснуть в придорожных кустах, – заметил Андре.
– Но какой же там крюк, здесь есть прямая тропинка к этому месту, не больше половины лье, – отозвалась Одетт.
– Как? – удивился доктор, – От вас можно легко пройти к дороге на Кавайон?
– Очень легко! Вы думаете, бабушкины городские клиентки хотели, чтобы на них показывали пальцем в деревне? Конечно, есть прямой путь
– Но это же все меняет! Впрочем, опять я тороплю события… Никто не поехал бы ночью убивать вашу бабушку из самого Кавайона. Да и кто мог знать, что вас не будет дома?
Одетт задумалась. Она стояла возле доктора с готовым компрессом в руках и рассеянно сжимала пальцами ткань, пропитанную лекарственным раствором.
– Лавочник, – наконец сказала девушка.
– Кто?
– Лавочник, Эжен. Тибо обычно сбывает ему рыбу, а Дидье покупает у него почти все товары.
– Расскажете подробнее, что связывает этого лавочника с вашей бабушкой?
– Расскажу. Помните, я упоминала о смерти роженицы и ребенка? – Одетт наклонилась, чтобы приладить компресс на колено доктора, – Так то была его жена! Бабушка ездила в Кавайон, она продавала травы аптекарю, а у лавочницы начались схватки. Местный лекарь пришел, да отказался – слишком тяжелые роды. Клементин была с несчастной до конца, она промучилась двое суток.
– Но ведь пять лет прошло. Он небось снова успел жениться, да и время для мести странное…
– А тем дело не кончилось! – заявила Одетт, ополаскивая руки остатками чистой воды, – На прошлой неделе он приезжал к нам и привозил пузатую любовницу. Ребенок уже толкается, а они надумали… Бабушка Эжена с крыльца спустила, ух он и ругался. И ведьмой ее называл, и по-всякому…
– И о будущей помолвке он наверняка знал?
– Конечно, Тибо ведь у него покупает припасы! Да и Дидье жаловался на судьбу каждому, кто был готов его слушать.
– Значит, это действительно меняет дело… У нас новое действующее лицо, а кроме того, любой мог воспользоваться обходным путем, минуя берег, где гуляла толпа молодежи.
– Ну, не любой, – покачала головой Одетт, – Тропка едва приметная, нужно хорошо ее знать, чтобы пойти в темноте, даже с факелом. Там и днем можно ноги переломать.
– С факелом… Думаете, с берега не заметили бы огонь?
– В той толкотне, да во время драки никто и второго пришествия бы не заметил… Только я сомневаюсь. Убийца бы слишком сильно рисковал.
– Он мог и не знать о вашей компании до последнего момента. Если подумать, лавочник – весьма подозрительная фигура… А местные часто пользовались этой тропинкой?
– За холмом ничего интересного нет, так что многие туда и не забредали. В основном мы с бабушкой ходили по этой тропе. Кларис тоже, поскольку бывала тут чаще других, а это – самый короткий путь.
– Вы и Кларис воспользоваться тропинкой не могли, поскольку шли берегом. Другие жители деревни спали в своих постелях… Из местных остается только Тибо, да еще матушка Лу и ее племянник.
– Тут не о чем и рассуждать, – отрезала Одетт – староста был для Клементин единственным другом, если у нее вообще были друзья. Что касается Ализе, то она самая добрая женщина на свете, представить не могу ее, замышляющей убийство…
– А Люк?
– Этот увалень тоже безобиден, – подумав, ответила девушка, – И потом, ему бы пришлось пройти от собственного дома через всю деревню, чтобы воспользоваться тропинкой.
– А вы, смотрю, держите ушки на макушке, – улыбнулся Андре, – Тем лучше. Еще одна светлая голова следствию не помеха. Мне хотелось бы уточнить: Лу сказал, что его хозяин сговорился с лавочником о пересылке жалованья для его семьи. Речь, видимо, шла о том самом Эжене…
– Скорее всего, да. Тибо давно ведет дела только с ним, а другие в Кавайоне почти не бывают… Вряд ли Лу знал в городе кого-то еще.
– Насколько мне известно, семье Дюмонов трудно пришлось в эти три года?
– Конечно! Кларис помогала матери, к тому же немного научилась шить, но в деревне этим не заработаешь. Насчет жалованья Лу мне ничего неизвестно. Впрочем, товары из лавки Эжена Дюмоны получали часто – на какие-то деньги же их покупали.
– Вы уверены?
– Да, Кларис приносила городское печенье или колбасу к чаю. В нашем доме они были редкостью, бабушка всего пару раз в году ездила в Кавайон, да и денег не хватало.
Дверь хлопнула. Это вернулся Лу.
– Воды натаскал, – сообщил он, отдуваясь, – Полная кадушка на крыльце стоит. Принести сюда, что ли?
– Не нужно. Я в книге только что поглядела: это устаревший метод, – ответила Одетт перед тем как уйти в комнату.
Ошарашенный слуга глядел ей вслед, а затем разразился ругательствами. Андре, с усмешкой наблюдавший за этой сценой, решил вмешаться:
– Мадемуазель Одетт виднее. У нее больше опыта в таких случаях.
– В каких?
– Отравление мышьяком.
– Ого! – брови слуги поползли на лоб, – Да кому надо ее травить-то?
– Я думаю, действует убийца, – тихо сказал доктор, – Хотя утверждать наверняка не могу. Пожалуйста, Лу, не распространяйтесь об этом. Вы и мадемуазель Одетт вне подозрений, но другим знать ни к чему.
– Опять будете убийце мозги пудрить?
– Вроде того, – усмехнулся доктор, – Если преступник решит, что нам ничего неизвестно, он потеряет бдительность.
– Прошлый раз это как будто не сработало, – с сомнением заметил слуга.
– Да, но чем черт не шутит. К тому же известие об отравлении возмутит местных. Они наверняка заподозрят в этом мадемуазель Одетт – ведь девушки вчера целый вечер провели под одной крышей… Кого волнует, что одна из них сидела взаперти? Поэтому для всех остальных – даже для вашей матери, Лу! – Кларис просто переела за рождественским ужином.
