Глава 11
Ох и холодная ночь выдалась после доброго денька!
Ноэль вздохнул и глубже зарылся в сено. Этой ночью ему снова удалось забраться в теплое местечко в сарае Дюмонов. Только этот верзила за ворота – Ноэль тут как тут. Шмыг в сарай и в самый темный угол забился. Лошадки даже испугаться не успели.
И чего в деревне говорят, будто зверушки его не любят? Знали бы земляки, сколько раз старик ночевал в их конюшнях да коровниках, не потревожив ни единой скотинки. Вот курятников он избегает: тесно и птицы больно глупые, боятся всего на свете. Ноэлю только слухов не хватало, будто по его вине куры нестись перестают.
Господская кобыла в темноте всхрапнула и ударила копытом, следом тяжко вздохнул мерин. Смешные они! И лошади, и их хозяева: ничего же общего, а ладят отчего-то. Дюмоновского мальчишку вообще трудно представить в услужении, а уж у этого чернявого коротышки – тем более. Выступает впереди своего слуги, будто гусь какой, а по самому видно, что из простых. Смуглый да черноволосый, лицо серьезное, а глаза веселые. Ему бы в балагане народ смешить, а не людей лечить…
Хлопнула дверь дома, и Ноэль сонно вздрогнул. Кого это понесло в ночь? Неужто Ализе нашла-таки себе утешение? В деревне и поглядеть-то не на кого. А уж не приезжий ли господин покорил слабое вдовье сердце? Ничуть бы не удивился старый плотник! Когда-то и он нравился женщинам, но его интересовала только одна.
Стоит глаза закрыть – и встает как живая. Аделин… Они еще в детстве приглянулись друг другу. Ноэль в двенадцать лет поступил в ученики к плотнику в Кавайоне редко навещал родные края. Когда Аделин вошла в возраст, он собрался свататься, но Огюст опередил.
Кто бы отказал Тибо? Тощим мальчишкой он покинул деревню, а вернулся – любо-дорого посмотреть. Рыжеволосый здоровяк, кого угодно одним пальцем перешибет, да еще и при деньгах… Огюст сразу купил лодку и начал на себя работать. Мечта любой девки! Только не Аделин, ее мамаша заставила…
Ноэль получил известие о свадьбе и даже приехал на торжество. Тогда он впервые в жизни напился. В Кавайон уже не вернулся, остался тут и перебивался случайной работой. Мать вскоре умерла, оставив ему ветхий домишко, который быстро рассыпался при плохом хозяине. Ему-то ни до чего не было дела: только Аделин. Если не удалось ее увидеть – день зря прожит.
Моря Ноэль не любил, иначе пошел бы в помощники к Тибо, лишь бы бывать с нею рядом почаще. Он даже завидовал Дюмону, который частенько захаживал к приятелю в гости и мог видеть Аделин хоть каждый день. Тогда Тристан еще был холостым, а с Ализе обвенчался вскоре после той страшной ночи…
Теперь Аделин на небесах, а он, Ноэль, – жалкий старый пьянчуга. Состарился он до времени. Тибо, который недавно разменял пятый десяток, был несколькими годами старше. Несчастья, голод и вино иссушили сильную когда-то плоть, время и бедность истрепали одежды Ноэля. Называть его старым начали дети, а следом за ними – и вся деревня, даже те, с кем когда-то играли вместе.
Ноэль прикрыл глаза и забылся беспокойным сном.
* * *
В открытые окна дома Ларошей лился свет. Погода сегодня радовала: над морем воцарился штиль, вовсю светило солнышко, и зимний день на побережье легко можно было принять за лето где-нибудь на севере. Впрочем, благодать за окном не улучшила настроения новоявленного следователя. Он хмурился сильнее и сильнее по мере опроса все новых свидетелей.
Андре восседал за столом в гостиной. Время от времени он заглядывал в протокол, иногда делал пометки. Выглядел доктор очень важным, а чувствовал себя еще важнее. На берегу перед домом собралась небольшая толпа из местных. Тибо, его сын и товарищи последнего исправно разнесли весть, посланную доктором. Народ собрался, чтобы дать показания по поводу прошлой ночи.
Верный Лу нес дозор на крыльце. Его обязанностью было выпускать очередного свидетеля и приглашать следующего. Сегодня парень невольно примерил на себя роль церемониймейстера. Нельзя было сказать, чтобы он сильно этому радовался, но важность своего положения ощутил как нельзя лучше. Жители шумели, наседали на парня, лезли без очереди, по двое, пытались заглядывать в окна и вообще вели себя как дети. Лу взмок, покраснел, но зорко следил за порядком, несмотря на усталость.
Между тем в глазах следователя картина складывалась не самая благоприятная. Один за другим, не сговариваясь, жители деревни подтверждали: в ночь убийства каждый из них был дома, чаще всего на глазах у кучи родни. Выйти и вернуться незаметно возможности практически ни у кого не было: жили люди тесно, буквально ходили по головам друг у друга.
Андре это не нравилось. Он надеялся найти новых подозреваемых среди незнакомцев, но из этого ничего не вышло. Когда последний житель деревни старше 12 лет был допрошен и покинул дом, доктор вздохнул и уронил голову на руки. Список подозреваемых сформировался, и его содержание совсем не радовало.
С усилием мужчина встал, выглянул на крыльцо и попросил Лу разогнать зевак. Прикрыв дверь, он вернулся за стол, чтобы в наступившей тишине закончить работу. Из своей каморки выглянула Одетт. Весь день она сидела в комнате с закрытыми ставнями и читала при скудном свете.
– Ну как?
– Никак, – признался доктор, – Вы были правы: все до единого имеют свидетелей собственной невиновности.
– Значит, убийца я? – с равнодушным видом спросила девушка. Она подошла ближе и уселась на табурет напротив доктора, который сегодня днем занимали допрашиваемые.
– Вы не единственная подозреваемая, Одетт! – назидательно ответил Андре, – Почти любой из компании, провожавшей вас, имел возможность убить мадам Ларош… Тибо признал, что мог незаметно выйти из дома, еще пока молодежь гуляла в гостиной. С этим племянником мадам Дюмон, Люком, я сегодня так и не побеседовал, а он ушел с помолвки рано и отправился неизвестно куда. Наконец, сама мадам Дюмон могла: она ждала Кларис и Лу в гостиной одна. Конечно, она бы очень рисковала, но…
– Еще Ноэль, – напомнила девушка.
– И, разумеется, Ноэль. За этим забулдыгой просто не уследишь. Говорит, что спал в сарае Дюмонов, но кто его знает. С вашей бабушкой он дружен не был, я верно понимаю ситуацию?
– Верно. Никто, кроме Тибо, не был, особенно Ноэль… Но не могу представить, чтобы один из этих людей…
– Я тоже не могу представить, например, матушку Лу в роли хладнокровного убийцы, – со вздохом признал Андре, – но возможность у нее была. Кроме того, мадам здорово рассердилась на замечание Клементин во время помолвки, да и добраться сюда она могла любым путем. Что касается Тибо, то между друзьями не исключены ссоры. Я уж молчу о странности подобной дружбы: мужчина и женщина, с большой разницей в возрасте…
– Не думайте плохого, они действительно были добрыми приятелями! – запротестовала девушка, – Клементин помогла мсье Огюсту бросить пить, он был ей очень признателен. До гибели друга Тибо был запойным пьяницей, а потом словно переродился.
– Я слышал, его подозревали в убийстве и даже провели расследование…
– Так и было. Я мало, что знаю об этом, но брат Бартоломью приезжал и долго допрашивал старосту. Ведь свидетелей других на лодке не было… С покойным Дюмоном, насколько мне известно, он дружил с малолетства. Никто в деревне не подтвердил вражды или ссоры между ними, поэтому Тибо признали невиновным.
– А пыток к нему не применяли?
– Нет, конечно! Не тот случай, да и человек он не из последних в деревне.
– Вы так уверены, что дело в его привилегированном положении, – улыбнулся Андре, – а я слышал, что Тибо пришлось поделиться со следователем имеющейся наличностью.
– Ничего себе! У нас об этом не говорили даже, – удивленно покачала головой Одетт, – впрочем, я тогда была совсем девчонкой и не интересовалась подробностями. Кларис было очень жалко, да и всю их семью. Они так дружно и весело жили – и вдруг разом осиротели. Лу вскоре нашел хозяина в городе и уехал, много перемен было…
– Думается мне, на сей раз перемен будет не меньше, – сказал Андре.
Дверь скрипнула, и вошел Лу. Одетт молча встала и удалилась в свою комнату. На раскрасневшемся лице слуги сияло торжествующее выражение: никогда он не получал столько власти и уважения разом. Однако, наткнувшись на хмурый взгляд хозяина, парень смешался. Он уселся напротив и тихонько спросил:
– Что, плохи дела?
– Хорошего мало, – признал доктор, – Среди допрошенных подозреваемых нет. Все были дома, на глазах друг у друга.
– Так это ж хорошо, разве нет?
– Только не для тех, кто был один той ночью…
– А много таких?
– Всего трое: ваша мать, старший Тибо и Ноэль. Под вопросом ваш кузен – его я вчера толком не допросил и сегодня не видел
– Ишь ты, – протянул Лу.
– Кроме того нужно будет пригласить сюда молодежь из компании Дидье. Каждого следует допросить еще раз, уже по порядку, а не всех скопом. Ваша сестра, кажется, рассказала все… А другие девушки там тоже были?
– Были две – Абигайль и Мари, – кивнул слуга, – Только они совсем соплячки, лет по четырнадцать. На кой им убивать?
– В эти годы за многими уже водятся грешки, – уклончиво ответил доктор.
– Да ну, кабы водились, то уже все бы знали. И девчонки замужем бы уж были…
– Здесь все так просто решается?
– А чего? Набедокурили – милости просим под венец. Многие так женились.
– Неужели? – доктор с сомнением покосился на дверь, за которой недавно скрылась Одетт. Лу, угадав мысли хозяина, замотал головой:
– Не, тут просто сговор… Я, конечно, четыре года в деревне не бывал, но Одетт с Дидье друг дружку всегда терпеть не могли. Он вечно нос задирал, потому как Тибо – самый богатый тут, а она тоже гордячка, хоть и жили с бабкой бедно.
– Ну, пусть так. Сговор… хоть и неясно до сих пор, на чем основанный сговор – должна быть выгода в браке, понимаете? Так вот для жениха я этой выгоды не вижу.
– Считаете, это важно?
– Кто знает, кто знает… Если имел место шантаж или что-то в этом роде, то у обоих Тибо был серьезнейший мотив для убийства.
– Ого! Я и не подумал… – Лу на минуту замолк, – А если староста просто хотел для сына-дурака жену поумнее? Одетт ведь грамотная, бабка ее сама учила!
– А вы думаете, Тибо считает сына дураком? – засомневался Андре, – Не заметил такого, если честно. Впрочем, едва ли отец станет делиться подобным с чужаком вроде меня…
– Вот-вот! Вы поймите: рыбака из Дидье не вышло – болезнь морская у него. Вот помрет Тибо, а останется сынок с лодкой – и чего тогда? Нет, тут надо уметь и работников нанять, и с лавочником цены держать, и налоги заплатить… Сам-то староста мужик сообразительный, а вот сынку бог ума не дал совсем. Я-то знаю, росли вместе… Вот и выходит, что такому жена нужна вроде Одетт: и грамотная, и себе на уме! – торжествующе закончил Лу.
Андре задумался. В сказанном был смысл, и немалый. В глубине души доктор подивился логичности и последовательности выводов, сделанных Лу из собственных наблюдений. К сожалению, проверить эту версию не удастся. Едва ли этот бирюк Тибо станет с ним откровенничать о причинах неудачной помолвки сына.
Доктор вздохнул:
– Возможно, вы правы. Очень даже возможно, Лу. Тем не менее, сбрасывать Тибо и его сына со счетов нельзя, как и остальных подозреваемых. Я попрошу вас…
Его прервал громкий стук в дверь. Доктор подскочил на месте, позабыв о больной ноге. Потирая колено, он крикнул:
– Кто там?
– Беда! Беда пришла!
Безумный старческий голос Андре узнал сразу: их потревожил Ноэль. Из своей спальни выглянула встревоженная Одетт. Лу открыл дверь и втащил старого плотника в гостиную. Тот упирался руками и ногами, озираясь по сторонам. Старик был чем-то очень сильно напуган. Доктор опустился на табурет и тихо спросил:
– Какая беда? Успокойтесь, прошу.
Старик взвыл и закрыл руками лицо. Лу нетерпеливо толкнул его в плечо:
– Перепугал всех – так отвечай!
– Твоя сестра умирает, – выдавил из себя Ноэль, – Ведьма изведет малютку Кларис, и никакие стены ей не помешают!
Глаза Лу округлились. Одетт с ужасом глядела на Ноэля, который вновь закрыл лицо руками и принялся скулить, как побитый щенок. Андре не воспринял слов старика всерьез, однако его испуг выглядел вполне реальным. Доктор наклонился вперед и спросил:
– Мадемуазель Кларис заболела?
– Лежит без памяти, бледная как полотно и от боли бедняжку всю корежит, – всхлипнул Ноэль, – Меня за доктором послали, мать места себе не находит!
– Что за черт? Она была совсем здорова вчера вечером…
– Эта ведьма навела на девочку порчу! – выкрикнул старик, указывая на испуганную Одетт.
– Бредит! – неуверенно заявил Лу.
Доктор с сомнением поглядел на девушку. Подсыпать отраву подруге у нее вчера не было никакой возможности. В порчу и подобное Андре тоже не верил.
– Что же делать, – пробормотал он, – Мне следует идти в деревню, но сам я не доберусь туда и к ночи, а оставлять мадемуазель без присмотра нельзя…
– Может, Ноэль приглядит, покуда я вас отнесу?
Андре покосился на старика. Этот безумец в порыве праведного гнева вполне был способен подпереть дверь снаружи и поджечь дом вместе с «ведьмой». Нет, уж лучше никакой охраны, чем такая.
– Нет, пойдем втроем. Придется рискнуть. Мадемуазель, мы запрем вас.
Одетт кивнула и отступила в комнату. Лу опустил засов на ее двери и выбежал на улицу, чтобы проверить ставни снаружи. Доктор тем временем забрал свою сумку и набросил плащ. Он вышел на крыльцо и осмотрелся. Солнце стояло еще высоко и грело вовсю, но кто знает, когда они вернутся. А ночи здесь пронзительно холодные – это доктор успел понять.
Заперев дом, он позволил слуге взять себя на руки и нести. Ноэль семенил позади.
– Расскажите, как это случилось? – обратился доктор к старому пьянчуге.
– Сам толком не знаю, мсье доктор… Я с утра проспался да пошел по деревне шататься. Сам хожу и дивлюсь, что никого нету, одни дети малые во дворах возятся. Потом к Ализе забрел, надеялся, что горбушкой хлебной да стаканом вина приветит. Стучусь в дверь, а она выходит сама не своя. Иди, говорит, в другой дом, у нас неладно что-то. Ну я враз понял, что нечисто дело. Тут в доме дети как закричат – с перепугу, видать. Ализе туда, я за ней… А Кларис, бедная, на кровати лежит, и не признать ее. Мечется, глаза закатились, в лице ни кровинки – страх! Говорю, может помочь надо? А вдова мне: сбегай за доктором. Я и побежал…
Лу ускорил шаг. Он все больше тревожился за сестру. Ноэль старался поспевать за слугой, что было нелегко с учетом небольшого роста старика и гигантских шагов парня. Он шел молча, с тревогой вглядываясь в очертания деревни впереди.
Неожиданно Лу остановился и пробормотал:
– Что за черт?
