Глава 9
Заперев на всякий случай входную дверь, Лу выпустил Одетт, и они приступили к обеду. Доктор был очень рассеянным. Во время обеда он читал протокол, изредка протягивая руку за едой. Слуга подливал хозяину вина, подкладывал ему лучшие куски матушкиных угощений, но тот едва замечал такое трогательное проявление заботы.
Андре писал и писал. Одетт с интересом поглядывала на него и даже пыталась читать протокол, но не сумела разобрать убористый почерк доктора. Она начала скучать. Некоторое время девушка сидела, разглядывая содержимое своей тарелки, а затем не выдержала:
– Мсье доктор, вы обещали мне книгу.
– Что? Конечно же! Нужно принести мою сумку, книга там, – оторванный от чтения Андре выглядел совершенно растерянным.
– Так велите принести, – мягко потребовала Одетт.
– Лу, вы могли бы?..
– Сию минуту!
Слуга с готовностью вскочил и скрылся за дверью. Через секунду он вернулся, прикрыл вход и нерешительно обратился к хозяину:
– Там Дидье с дружками. Вся ватага под окнами. Ишь, тихие какие, я и не слышал, как подошли!
– Так и что с того? С молодым Тибо мне тоже нужно переговорить. Мадемуазель, вы закончили с обедом? Прекрасно, давайте пока вернем вас в «темницу», – сказал доктор.
Пока Лу запирал узницу, Андре вышел из-за стола и направился на улицу. Широко расставив ноги и опершись на трость, доктор оглядел с высоты крыльца компанию прибывших гуляк.
Дидье сидел на бревне в отдалении. Парень развлекался тем, что разматывал и вновь наматывал грязный бинт на разбитом кулаке. Большая часть его дружков имела жалкий вид. Несмотря на послеобеденное время, они все еще мучились похмельем, на многих лицах красовались синяки и кровоподтеки. Доктор быстро узнал тех двоих, с которыми беседовал здесь утром: глаз высокого совсем заплыл.
Лу вышел из дома и встал рядом. Он был полон решимости держать оборону и лечь костьми рядом с хозяином, если потребуется. Доктор, впрочем, не разделял такого энтузиазма. Кроме того, парни не казались воинственно настроенными; они просто слонялись вокруг без особых намерений. Может быть, они пришли в надежде все-таки увидеть пытки – чернь любит подобные развлечения.
«Разговаривать следует только с главарем,» – решил Андре. Он спустился с крыльца и не глядя вокруг зашагал к бревну. Доктор встал перед Дидье. Мальчишка, смотревший поначалу вызывающе, заерзал под пристальным взглядом и сказал:
– Мы просто так пришли, поглядеть.
– Что вы тут ожидали увидеть?
– А кто знает, что вы с ведьмой делать будете. Святейшества таких в городе, рассказывают, жарят живьем.
– Я не святейшество, о чем утром уже поведал вашим друзьям. Никаких манипуляций по отношению к мадемуазель Одетт предпринимать не могу и не буду. Она находится под охраной до приезда официальных лиц.
– Ну, так оно понятно! Только как по мне, за ведьмой пригляд нужен особый. Эх, жалко, священника у нас своего нет.
Андре рассматривал надутую физиономию старостиного сынка. Ничего симпатичного, разумного или одухотворенного на этом лице не было. Определенно женское сердце – загадка. Доктор поборол поднявшееся изнутри отвращение и повторил:
– До прибытия следственной комиссии мадемуазель ничто не грозит. Кстати, Ваш отец отправил гонца в город?
– А как же! Я уже успел туда и обратно смотаться.
– Стало быть, реакции властей ждать недолго?
– Если в Кавайоне письмо быстро начальству передадут. Праздник же, ихние святейшества тоже люди!
– Пожалуй, – согласился Андре, – Стало быть, в любом случае священника здесь еще несколько дней не будет…
– Ага.
– И пыток тоже.
– Ага, – протянул Дидье уже совсем без энтузиазма.
– Так что будет лучше, если ваша компания найдет себе занятие подальше отсюда, – заключил доктор.
– Вон чего! Ну, мы же не мешаем тут никому. Гуляем просто, болтаем, глядим, чтоб чего не случилось.
– Здесь ничего и не может случиться. Ваша невеста под замком, – Андре не смог отказать себе в удовольствии напомнить Дидье о его близкой связи с «ведьмой», чтобы увидеть, как скривилось лицо мальчишки.
– Какая там невеста! Я теперь ничего с ней общего не имею.
– Ваш отец с этим согласен?
– Да кто его спрашивать будет?! – вспыхнул парень, но тут же взял себя в руки, – На покойницах все одно не женят.
– Пока что она жива, и до суда далеко.
– Где там далеко? До конца недели приедут или телегу за ней пришлют.
– Вряд ли. Я как медик сомневаюсь, что такая хрупкая мадемуазель могла это сделать. И об этом я рассказал в своей записке, которую вы отвезли в город.
– Чего? То, что малохольная она? Так ведьмы ж умеют перекидываться, это все знают!
– Я вот не знал, – усмехнулся Андре, – Не забывайте, это дело об убийстве, а не охота на ведьм. Церковному суду нет смысла списывать вполне мирское преступление на козни нечистой силы.
Парень задумался. Белесые брови сдвинулись к переносице, кончик носа покраснел. Кажется, слова доктора его не на шутку озадачили. Еще минуту назад картина убийства была для юнца совершенно ясной, но теперь… Дидье сердито взглянул на Андре:
– Дурью вы все маетесь!
– Тем не менее, ваш отец, он же местный староста, эту дурь одобрил. Вы должны были узнать от него, что я занимаюсь предварительным расследованием.
– Что-то он болтал, – рассеянно ответил Дидье, – Только я слушал вполуха.
– И напрасно! Любому жителю деревни лучше рассказать мне, что ему известно. Я веду протокол расследования, который отдам следователю, как только он будет здесь.
– И что с того?
Дерзость мальчишки начинала раздражать; доктор решил припугнуть его. Он тихо спросил:
– Вы так же будете кочевряжиться во время беседы с братом… Бартоломью?
– Знамо дело, нет. Он человек важный!
– А как вы определяете важность человека? – осведомился Андре.
– Как-как… По имени, по одежде иной раз.
– Я одет как-то не так?
– Не знаю. Ноэль говорит – как ворона, – ухмыльнулся Дидье.
– Может быть, мое имя звучит недостаточно важно?
– А кто его знает. Мы тут раньше докторов не видали. Приехали вы по-простому, живете у Дюмонов, а они из самых бедных. Что прикажете про вас думать после такого?
– С вами трудно спорить… Так позвольте просветить: по положению я выше любого в этой деревне, даже вашего отца, – Андре выдержал паузу, с удовольствием наблюдая за растерянным парнем, – Я испросил его дозволения заниматься этим делом исключительно из вежливости. Ваша деревня очень гостеприимно меня приняла и я не хотел проявлять неблагодарность…. Если будете сотрудничать, то никого не запугают сперва до икоты, а после не запытают до смерти. Да, юноша! Именно так обычно и производят следствие в наше время.
– Знаю. Отец всю наличность следователю отдал, когда они разнюхивали про смерть Дюмона… Так тем лучше ведь, чтобы сразу Одетт обвинили во всем. Кроме нее все одно некому было старуху убивать.
– Как так некому? За острый язык знахарку многие недолюбливали: мадемуазель Кларис, ее матушка…
– Да за что ее любить было! Вредная старуха, все воду мутила, лишь бы по-своему сделать, – взорвался Дидье.
– Например, устроить вашу помолвку?
– Это ее идея была, зуб даю! Отцу бы и в голову не пришло: когда мы с Кларис гулять начали, он и слова не сказал.
– Вы бы предпочли жениться на мадемуазель Дюмон?
– Ясное дело! На кой мне эта кошка драная – тощая и язвит без конца.
– Выгоды этой женитьбы вам кто-нибудь объяснял?
– Какие там выгоды? Они нищие совсем, старуха вообще полоумная… была.
– Стало быть, вы согласны, что многим хотелось бы прикончить мадам Ларош… даже вам? – улыбнулся доктор.
– Оно пожалуй…
– Раз так, постарайтесь вспомнить события прошлой ночи как можно подробнее.
– Да я как в тумане был, выпили-то сколько! Одетт захотела домой, ну, мы ее и проводили. Весело шли, подрались даже… А потом она в дом, а мы назад – и всего делов. Как пришел домой, сразу спать лег, а спозаранку нас с отцом Люк разбудил.
– Встречали кого-нибудь по пути?
– Неа. Да если б и встретился кто, стороной бы нас обошел, – ухмыльнулся парень.
– А из вашего дома, когда там осталась только молодежь, кто-нибудь уходил надолго?
– Я не следил. Да вряд ли, заметили бы. По нужде выбегали, конечно…
– Через двор или мимо кто-нибудь проходил?
– Ни души! Темно уж было, в деревне спали все. Только у нас огни и горели…
Парень замолчал. Разговор явно его утомил, в глубине души Андре даже пожалел этого увальня. За всю жизнь ему, должно быть, не приходилось настолько напрягать память и ум. Он решил закончить допрос, покуда Дидье не расклеился окончательно.
– Я задам несколько вопросов вашим друзьям, а после можете идти.
– Чего там, я сам. Парни! – крикнул обрадованный скорым освобождением Дидье.
Его компания собралась перед бревном. Только сейчас, когда они собрались в одном месте, доктор сумел сосчитать их – всего семь человек. Вместе они и вправду могли внушать страх, особенно в темноте. Однако по отдельности каждый представлял собой жалкое зрелище: четырнадцати– и шестнадцатилетние подростки, тощие и неуклюжие.
– Вот тут мсье доктор интересуется, видал ли кто кого по пути сюда ночью? – важно спросил Дидье.
Парни дружно замотали головами.
– А по дороге обратно?
Ответ был прежним.
– А из дома во время пьянки кто-нибудь надолго выходил?
– Если только по нужде, – несмело ответил верзила с подбитым глазом. Доктор с интересом поглядел на его ушиб – парень явно рисковал окриветь.
– Это я сам уж рассказал. Ну, видите? – обратился Дидье к Андре, – Никто ни черта не помнит. Перепились вчера как свиньи потому что.
– Вижу. Что ж, можете идти, – милостиво разрешил доктор, – Скажите родителям и соседям, чтобы пришли завтра – мне нужно допросить все взрослое население деревни.
– Ладно… ладно! – нестройно отозвались парни.
Неуклюжей вереницей они потянулись по берегу в сторону деревни. Доктор поманил Лу, который все это время нес вахту на крыльце, и сказал:
– Сейчас самое время принести мою сумку. Эти балбесы сегодня едва ли снова придут.
– Понял. В деревне еще что-нибудь нужно?
– Нет, пожалуй. Впрочем, попросите вашу матушку на досуге зайти – нам нужно будет ее также допросить. Она осталась ждать вас вчера в гостиной – могла выйти во двор и услышать что-нибудь.
– Хорошо. Так я пошел?
– Идите. И не болтайте лишнего!
– За дурака меня держите, – обиделся Лу и убежал прочь.
Доктор задумчиво смотрел на волны и размышлял о том, что сегодня удалось выяснить. Снова и снова он возвращался мыслями к причине этой загадочной, никому не нужной, помолвки. По словам Кларис и Дидье, их родителям не было дела до романа детей еще совсем недавно. Так почему же мсье Тибо резко изменил свое мнение?
Мог ли иметь место шантаж со стороны Клементин или какой-то скрытый интерес для старосты? Первую версию Андре исключил сразу: едва ли простым людям под силу много лет изображать дружбу, которой на самом деле нет. Богатством мадам Ларош явно не владела, но вот ее происхождение осталось тайной для всех. Что если Клементин была рождена в благородном доме? Это родство могло стать хорошим посулом для такого завидного жениха как Дидье. Но тогда где-то должны храниться доказательства высокого происхождения старухи.
Андре поднялся с места и зашагал к крыльцу. В гостиной он огляделся: вряд ли хозяйка хранила важные документы у всех на виду. Доктор прошел в спаленку покойницы. За дверью комнаты Одетт было тихо – по-видимому, девушка была испугана и затаилась. Как бы ни хотелось ее успокоить, сейчас следовало воспользоваться моментом и тщательно обыскать вещи Клементин.
В спальне было чисто убрано – Одетт успела здесь как следует похозяйничать утром. Заглянув в единственный небольшой сундук, доктор ничего там не обнаружил, кроме побитых молью платьев. Он скрупулезно прощупал ткань, но документов, тайно зашитых в юбку или корсаж, не нашлось. Если старуха и прятала что-либо, то явно не здесь. Для очистки совести он заглянул под кровать, перетряхнул тощий тюфячок – ничего.
Андре задумчиво огляделся. Что дальше? Отковыривать штукатурку от стен? Этим он точно заниматься не станет. В конце концов, иногда правильнее всего пойти прямым путем. Он вернулся в гостиную, постучался к Одетт, и дождавшись ее ответа, поднял засов на двери. Девушка не выглядела напуганной. Впрочем, ее умение скрывать чувства было уже хорошо известно доктору. Он не стал ходить вокруг да около и спросил:
– Одетт, ваша бабушка хранила в доме какие-то документы?
– Не припомню такого, – удивленно ответила она.
– На вас ведь ее фартук? Может быть, в одном из карманов?
– Шутите? Это рабочая одежда, бабушка не стала бы так носить ценные бумаги, – Одетт похлопала себя по карманам и извлекла на свет несколько мешочков с сушеными растениями, – Нет, тут только это.
– Хорошо… Может быть, она упоминала о своем происхождении?
– Никогда. Думаю, там и упоминать не о чем было.
– Правда? Грамотная женщина без роду и племени – вы-то не будете отрицать, что явление это не самое рядовое?
– Не буду. Я уже говорила, что бабушка не всегда жила в глуши и сюда приехала взрослой женщиной. Думаю, она тогда была немногим моложе вас, и кое-чему успела научиться. Мало ли, где можно овладеть грамотой: служила в лавке, аптеке, гостинице, была чьей-нибудь домоправительницей… Да много всего!
– А что вам известно о собственном происхождении? Кто была ваша мать?
– Отец не рассказал, – неохотно призналась Одетт, – Я даже не уверена, что рождена в законном браке. Честное слово, мсье доктор, с этой стороны вам ничего интересного не накопать.
– Может быть, вы и правы, но в таком случае я продолжаю теряться в догадках. Желание вашей бабушки найти для вас жениха получше понятно, но что руководило господином Тибо? Не в обиду вам сказано, Одетт, но вы – не самая выгодная партия в деревне.
– Какие обиды, – усмехнулась девушка.
– Неужели вы не задумывались над этим?
– По правде говоря, нет. Я была расстроена предстоящей свадьбой, и мне было не до загадок.
– А если подумать хорошенько? Прямо сейчас…
Одетт подошла к очагу и присела на шаткий табурет. Минуту-другую она молчала, затем обернулась к доктору:
– Я не знаю. Это определенно была идея Клементин, очень уж она довольной казалась после уговора с Тибо. Но почему он согласился – ума не приложу. Когда Дидье и Кларис гуляли вместе, казалось, что их родителей это устраивает…
– А потом вдруг перестало?
– В одночасье!
– Ну не странно ли, а? – Андре прошелся по комнате, забыв на секунду о больном колене.
Девушка следила за ним удивленным взглядом: за всю короткую жизнь она не встречала более увлеченного человека.
– Ногу поберегите… И вообще, может быть, вы слишком много придаете этому значения? Ну, передумал человек. К тому же Кларис девушка ветреная, не всякий отец захочет такую в жены единственному сыну.
– Тоже верно. Возможно, я просто увлекся… Не обращайте на меня внимания, мадемуазель. Скоро вернется Лу и вы получите обещанную книгу. Я пока допишу в протокол то, о чем удалось узнать от вашего жениха.
– Не называйте его так! – поморщилась Одетт, – Едва ли мы теперь обвенчаемся.
– Здесь он с вами согласен.
– Прекрасно! Одной головной болью меньше.
– Эта боль – не самая неприятная, – заметил доктор, усаживаясь за стол и доставая протокол, – Не хочется говорить о грустном, мадемуазель, но вам следует помолиться о том, чтобы я нашел убийцу раньше, чем сюда доберется следователь.
– С этим я не спорю. Если могу чем-то помочь, я к вашим услугам, но молитвы… По правде говоря, не слишком-то я верю в их силу.
– Опасные речи для здешних краев!
– Опасными бывают не края, а уши, – усмехнулась Одетт. Она встала, приоткрыла входную дверь и глубоко вдохнула морской воздух, – Ого! А наш дурачок-то возвращается, и не один!
