13:55
Бруно Мартини укрылся в одном из гаражей, расположенных во дворе дома, где он жил. Мартини переоборудовал помещение в некое подобие мастерской. Он занимался мелким ремонтом. Чинил домашние электроприборы, но также и столярничал, и собирал механизмы. Когда Маркус увидел его за поднятой металлической шторкой, Мартини возился с мотором «веспы».
Отец Аличе не заметил, как Маркус подошел. Дождь лился с неба плотными прямыми струями, напоминая театральный занавес, который раздвинулся, только когда пенитенциарий оказался совсем близко.
Мартини, стоявший на коленях возле мотоцикла, поднял взгляд и узнал его.
– Чего вам еще от меня надо? – огрызнулся он.
Человек-гора развил сильную мускулатуру, чтобы выстоять перед превратностями жизни, но исчезновение дочери выбило его из колеи. Задиристый характер – вот и вся защита, единственное, что поддерживало его. Поэтому Маркус его не осуждал.
– Можно поговорить?
Мартини немного подумал.
– Заходи. Ты весь промок.
Маркус подошел ближе, а Мартини встал, вытирая руки о замасленную спецовку.
– Я говорил с Камиллой Роккой сегодня утром, – сообщил он. – Бедняжка совсем расстроена: теперь она знает, что правосудие никогда не свершится.
– Я пришел не затем. Мне жаль, но я больше ничего не могу сделать для вас.
– Иногда лучше и не знать, что на самом деле произошло.
Услышав такое от Мартини, Маркус изумился. И это – отец, который неустанно разыскивал дочь, который нелегально приобрел оружие и, вопреки всем официальным инстанциям, провозгласил себя вершителем правосудия. Маркус даже усомнился, правильно ли он сделал, что пришел сюда.
– А ты-то сам все еще хочешь узнать правду о том, что случилось с Аличе?
– Три года я ищу ее, будто она жива, и оплакиваю, считая мертвой.
– Это не ответ, – возразил Маркус довольно резко, и ему показалось, что Мартини слегка потупил взгляд.
– Знаешь, каково это, когда не можешь умереть? То есть продолжать жить насильно, словно ты бессмертен. Ты не думал, какое это наказание? Так вот, я не могу умереть, не выяснив, что случилось с Аличе. Я должен продолжать жить и мучиться.
– Почему ты так себя ненавидишь?
– Три года назад я был заядлым курильщиком.
Маркус не понимал, какая тут связь, но дал ему договорить.
– В тот день в парке я отошел покурить, и Аличе тем временем пропала. Там и ее мать тоже гуляла, но следить за девочкой должен был я. Я отец, это моя забота. А я отвлекся.
Такой ответ Маркуса вполне устроил. Он сунул руку в карман и вытащил папочку, которую ему дал Клементе.
С. г. 294–21–12.
Открыл ее, вынул один лист:
– Я кое-что сообщу тебе при одном условии: ты не станешь у меня спрашивать, откуда я это знаю, и никому не скажешь, что узнал это от меня. Согласен?
Мартини, ошеломленный, взглянул на него:
– Да, хорошо. – В его голосе появилась какая-то новая нотка. Надежда.
Маркус продолжал:
– Предупреждаю: то, что ты услышишь, не утешит тебя. Ты к этому готов?
– Да, – сдавленно прошептал Мартини.
Маркус приступил, стараясь быть как можно более деликатным:
– Три года назад один мужчина похитил Аличе и увез ее за границу.
– Как это?
– Это психопат: он думает, что его умершая жена воплотилась в твоей дочери. Поэтому он взял ее с собой.
– Но тогда… – Мартини никак не мог поверить.
– Да, она до сих пор жива.
Глаза Мартини наполнились слезами, – казалось, человек-гора вот-вот рухнет.
Маркус отдал ему листок, который держал в руке:
– Здесь все необходимое для того, чтобы найти ее. Но пообещай, что не станешь искать в одиночку.
– Обещаю.
– Внизу записан телефон специалиста по розыску без вести пропавших, в особенности детей. Это женщина, обратись к ней. Кажется, она хороший сыщик. Ее зовут Мила Васкес.
Мартини взял листок и уставился в него, не зная, что сказать.
– Теперь я, пожалуй, пойду.
– Погоди.
Маркус остановился, но понял, что великан не в состоянии говорить. Грудь его сотрясалась от безмолвных рыданий. Маркус знал, какие мысли проносятся сейчас у Мартини в голове, и не все они посвящены Аличе. Впервые Маркус мог надеяться, что ему удастся вновь соединить распавшуюся семью. Жена, которая ушла из-за бурной реакции мужа на исчезновение дочери, вернется, а вместе с ней и другое дитя. И все они снова будут любить друг друга, как в прежние времена.
– Не хочу, чтобы Камилла Рокка об этом узнала, – заявил Мартини. – По крайней мере, не сейчас. Для нее будет ужасно узнать, что у Аличе еще есть надежда, а ее сын Филиппо не вернется никогда.
– Я и не собирался ей об этом сообщать. И потом, у нее как-никак есть семья.
Мартини поднял голову и уставился на Маркуса в изумлении:
– Какая семья? Муж бросил ее два года назад, начал жизнь заново, с другой женщиной, у них даже есть ребенок. Поэтому-то мы с ней и сошлись.
Маркусу невольно припомнилась записка, которую он видел в доме Камиллы, прикрепленная к холодильнику магнитиком в форме краба.
Увидимся через десять дней. Люблю тебя.
Кто знает, сколько времени она провисела там. Но что-то еще не давало ему покоя, хотя он и сам не знал, что именно.
– Я должен идти, – сказал он Мартини. И прежде чем тот успел его поблагодарить, повернулся и снова раздвинул полотнище дождя.
* * *
Он ехал до Остии почти два часа: движение замедлилось из-за ливня. Автобус остановился на набережной перед ротондой; дальше Маркус пошел пешком.
Малолитражка Камиллы Рокки не стояла на дорожке, ведущей к дому. Но Маркус помедлил немного под дождем, наблюдая за особнячком: надо было убедиться, что там никого нет. Потом направился к входной двери и снова проник в дом.
Со времени прошлого визита там ничего не изменилось. Обстановка в моряцком стиле, под ногами хрустит песок. Разве что кран над кухонной раковиной был плохо прикручен, из него капало. Но такие мелкие детали поглощала тишина, заглушал дождь, шуршащий за окнами.
Маркус направился в спальню. На подушках разложены две пижамы. Нет, он не ошибся, он все помнил правильно. Одна – женская, другая – мужская. Безделушки на комоде и все прочее – в таком же порядке. Зайдя сюда в первый раз, Маркус подумал, что такой незыблемый порядок спасает от страхов, от хаоса, порожденного исчезновением сына. Все расставлено по местам, нигде ни единого изъяна. Аномалии, напомнил он себе: их-то и нужно искать.
Улыбающийся Филиппо наблюдал за ним с комода, как будто указывал путь. На тумбочке с той стороны кровати, где спала Камилла, стоял детский монитор, с помощью которого мать могла следить за тем, как спит ее новорожденное дитя. Это заставило Маркуса вспомнить о соседней комнате.
Он переступил порог бывшей комнаты Филиппо, теперь разделенной на две равные части. Маркуса интересовала та, где стоял пеленальный столик, высилась гора плюшевых игрушек и бросалась в глаза колыбель.
Где этот ребенок, которого я будто видел собственными глазами? Для чего эта мизансцена, что за обман она призвана скрыть?
Маркус припомнил слова Бруно Мартини: «Муж бросил ее два года назад, начал жизнь заново, с другой женщиной, у них даже есть ребенок».
На долю Камиллы выпало новое страдание. Мужчина, которого она избрала, которого полюбила, покинул ее. Но предательство заключалось не в том, что он стал жить с другой женщиной, а в том, что он подарил той, другой, ребенка. Малыша, который заменил ему Филиппо.
Настоящее страдание – не в утрате ребенка, подумал Маркус. А в том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Но Камилла Рокка хотела остаться матерью во что бы то ни стало.
Додумавшись до правды, Маркус тотчас же обнаружил аномалию. На этот раз она не присутствовала. Наоборот, касалась того, что отсутствовало.
Возле колыбели не было детского монитора.
Если приемник находился в комнате Камиллы, то где был передатчик?
Маркус вернулся, присел на супружескую постель рядом с тумбочкой. Потянулся к рукоятке монитора. Включил прибор.
Сплошной беспрерывный треск. Невнятный лепет тьмы. Маркус пригнулся, прислушался. Ничего. Поставил максимальную громкость. Шум помех заполнил комнату. Маркус ждал, напрягая слух. Протекали секунды, а он все измерял глубину этого моря шепотов, шелестов, надеясь найти малейшую вариацию, хоть какую-то ноту, отличающуюся от прочих.
Потом он услышал. Что-то пробилось сквозь серую пыль, излетающую из динамиков. Звук иной природы. Ритмичный. Не искусственный, живой. Дыхание.
Маркус схватил монитор и, держа его в руках, прошелся по особнячку в поисках источника сигнала. Это не может быть далеко, твердил он себе. Такие приборы имеют радиус действия в несколько метров. Так где же?
Он распахнул все двери, проверил все комнаты. Дошел до задней двери, и сквозь сетку от комаров перед ним предстала нечеткая картина запущенного сада и сарая, где хранились инструменты.
Выходя, он прежде всего заметил, что соседние дома стоят поодаль, а участок окружен высокими соснами, словно ширмой. Место – лучше не придумаешь. По гравиевой дорожке Маркус направился к строению из листового железа. Ноги разъезжались на гравии, насквозь промокшем, струи дождя лупили без передышки, ветер задувал в лицо, словно все, что ни есть, темные силы, сговорившись, строили ему препоны. Но он все-таки дошел. На двери висел тяжелый замок.
Маркус огляделся и тут же нашел то, что нужно: чугунный колышек, вбитый в землю, к которому крепилась поливальная установка. Отложив монитор, он схватился за колышек обеими руками и, поднатужившись, вырвал его. Вернулся к двери и решительно, даже с какой-то яростью, начал срывать замок. Наконец стальная цепь соскочила, дверь приоткрылась на несколько сантиметров. Маркус, недолго думая, распахнул ее настежь.
Тусклый дневной свет проник в тесную каморку, обнаружив плотный слой мусора и электрический обогреватель. Второй детский монитор стоял рядом с брошенным на пол матрасом, на который сверху была накидана куча тряпья… и в ней вдруг наметилось какое-то движение.
– Лара… – позвал Маркус и умолк, дожидаясь ответа. Ответа не было, и он позвал еще раз, погромче: – Лара?
– Да, – раздался полный недоверия голос.
Маркус бросился к ней. Она лежала, скорчившись, под заскорузлыми одеялами. Изможденная, грязная, она все же была жива.
– Спокойно, я пришел за тобой.
– Помоги мне, пожалуйста, – взмолилась она со слезами, даже не осознавая, что ей уже помогают.
Она все твердила и твердила эту фразу, даже когда Маркус взял ее на руки, вышел с ней вместе под дождь, пронес ее по гравиевой дорожке и они вместе переступили порог особнячка. Тут Маркус остановился.
В коридоре стояла Камилла Рокка, промокшая насквозь. В руках она держала связку ключей и пакеты с покупками. Сотрудница социальной службы застыла как вкопанная:
– Он забрал ее для меня. Он сказал, что я могу оставить себе ее ребенка…
Маркус понял, что она имеет в виду Джеремию Смита.
Женщина пристально посмотрела на Маркуса, потом перевела взгляд на Лару:
– Она его не хотела.
Зло, единожды порожденное, порождает другое зло, – слова Джеремии Смита. Жизнь не пощадила Камиллу. Но именно то, что она испытала, сделало ее такой. Она приняла дар монстра. Маркус даже понял, почему этой женщине удалось его обмануть. Она создала для себя параллельный мир, почитая его реальным. Она вела себя естественно, а не играла роль.
Маркус продолжил путь, прошел мимо нее с Ларой на руках. Не взглянув, не сказав ни слова, вырвал у нее из рук ключи от малолитражки.
Камилла проводила их взглядом, потом опустилась на пол. Бормотала себе под нос, еле слышно повторяя снова и снова одну и ту же фразу:
– Она его не хотела…
