Глава 6
Выйдя от Ушакова, Лев не стал сразу вызывать такси, а решил пройтись до знакомой остановки перед поворотом на территорию летного городка, подышать свежим воздухом и поразмыслить над интересной информацией, которую сообщил ему Вадим.
«Значит, вот кто у нас здесь главный пиротехник, – думал он, шагая по ночному поселку. – Интересно, интересно. Только не совсем понятно. То, что бомба на злосчастном козырьке над крыльцом – дело рук этого Коли, совершенно понятно. Но доказывает ли это, что он же подсунул и бомбу в вертолет и соответственно причастен к убийству? Не факт. Если верить Вадику, Белавин дружил с Курбанским и даже был в каком-то смысле его протеже. Зачем ему убивать своего патрона? Даже пониженный в должности, Курбанский, похоже, сохранял немалое влияние и во многих случаях наверняка мог оказаться полезен. Тем более если Белавин действительно зависел от него. Кроме того, здесь и еще имеется нестыковочка. Если на момент убийства Курбанского Белавин был еще на свободе и теоретически поучаствовать мог, то, когда Леха принес «компас» в квартиру Китаева, он был уже арестован. Как, спрашивается, мог он проделать все это, находясь в СИЗО? Проследить за мной, узнать, что я нахожусь у Китаева, подсунуть Лехе эту железяку. Нестыковочка».
Теперь, когда главный враг семьи Китаевых был убит, некому было преследовать их, и Гуров не сомневался, что предупреждение в виде начиненного взрывчаткой компаса предназначалось именно ему. Сделать его мог только настоящий убийца Курбанского. Но если предположить, что убийца – Белавин, то на тот момент у него просто не было возможности делать какие бы то ни было предупреждения. Находясь в СИЗО, вообще довольно проблематично делать все, что заблагорассудится.
«Белавин – соучастник? – снова строил догадки полковник. – Тогда он, несомненно, – исполнитель. Но тогда кто заказчик? Иванникова? Хм. Тандем своеобразный. Жена главного конкурента заказывает преданному «прихвостню» убийство любимого шефа. Это ж какая мощная должна быть мотивация. Но, с другой стороны, расчет очень неглупый. Курбанский наверняка доверял Белавину, если так тесно с ним общался. Значит, можно было быть уверенным, что он ничего не заподозрит. Вполне возможно, что идею заставить Максима «тестировать» вертолет подсказал Курбанскому именно Белавин. Они ведь частенько вместе готовили свои забавные «шутки». И с курсантами, да и с Максимом наверняка».
Предположение о том, что Курбанского могла заказать Белавину мечтавшая отомстить за смерть мужа Нелли Иванникова, хотя и выглядело несколько экстравагантно, но многое ставило на свои места.
Оно объясняло столь активное применение взрывотехники, поскольку, по утверждению Вадима, подобные устройства были любимой «игрушкой» Белавина. Оно объясняло тот факт, что преступник заранее знал время и место, где окажется Курбанский.
Этот момент был одним из самых сложных в деле, и до сих пор Гуров не мог объяснить для себя, как убийца мог заранее получить подобную информацию. Но если исполнителем оказывался человек, близкий к Курбанскому, а тем более такой, который периодически участвовал в его «остроумных затеях», ответ на самый сложный вопрос возникал сам собой. Если идея «испытать» Максима принадлежала Курбанскому, он мог ею с Белавиным поделиться. А уж если идея эта была подсказана самим Николаем, тогда не о чем даже говорить. Как мог он не знать, где будет Курбанский, если сам указал ему место?
Кроме того, эта версия прекрасно объясняла и необычайную смелость задуманного.
Находясь в двух шагах от вертолета, каждую минуту рискуя, что кто-нибудь появится на летном поле или заметит его от здания администрации, преступник действовал на грани фола.
Однако, если в роли исполнителя выступал Белавин, прекрасно знавший и внутренний распорядок, и расписание, то риск можно назвать вполне оправданным. Даже если бы его заметили в окрестностях вертолета, у него всегда была возможность оправдаться.
Единственное, что в этой версии выглядело не совсем правдоподобно, – это мотив. Понятно, что у Иванниковой он был достаточно весомым. Но ради чего пошел на это Белавин? Ведь ему фактически пришлось выполнить всю основную «работу».
«Чем она «купила» его? – размышлял Лев. – Деньги? Шантаж? Может, покойный муженек, изучая деятельность отдела научных разработок, накопал что-нибудь интересное не только на своего предшественника? Может быть, в каких-то неприятных случаях замешан был и Белавин? Может, она просто пригрозила ему, и он предпочел лучше разделаться с начальником, чем подставляться самому?»
И тут полковника осенила очередная догадка.
Ведь убийство Курбанского произошло буквально накануне того, как Белавина арестовали. То есть расследование «нечаянной» смерти курсанта на тот момент уже шло. Другими словами, Белавин догадывался, что рано или поздно ему все равно придется перекочевать на нары. Причем за действия, никак не относящиеся к убийству любимого начальника.
Кто может подумать на него? Кому придет в голову, что человек, которого вот-вот должны «закрыть» за одно преступление, решится на глазах у всех совершить второе? Да еще такого характера – отправить на тот свет лучшего друга и любимого босса. Нонсенс, небывальщина! Любой, кто услышит, назовет это полным бредом.
«А вдовушка, похоже, баба не промах, – с удивлением и даже некоторым невольным уважением думал Гуров. – Это надо же так все скомпоновать! Белавин вот-вот сядет совсем за другое, так что на него наверняка не подумают. Между тем Китаев, которого на глазах у всей части регулярно «доставал» Курбанский, имеет для всех очевидный и весомый мотив. Стоит лишь устроить так, чтобы он оказался в нужное время в нужном месте, да немного помочь процессу, и дело в шляпе. Главный враг устранен, исполнитель сидит за другое, и мысль о его участии никому и в голову не придет. Алиби обеспечено. А Максим… А что Максим? Кому он интересен, этот Максим? Для Иванниковой он никто, для Белавина – лишь повод позабавиться. Максим оказался пешкой в большой игре, и, использовав, его просто выбросили за ненадобностью. И забыли.
Расчет очень точный. И очень неглупый. Сейчас, даже если бы сам Белавин пожелал чистосердечно признаться в содеянном, ему, наверное, никто бы и не поверил. А он – единственный, через кого можно выйти на заказчика. Вряд ли Иванникова делилась своими планами еще с кем-то, кроме непосредственного их исполнителя.
Правда, есть еще человек, который подсунул Лехе «компас». Но, в общем-то, это мог сделать кто угодно. Иванникова могла проделать все это через десятые руки, могла найти тысячи объяснений (с этим у нее, кажется, проблем вообще не возникает), и никому бы даже в голову не пришло, что вечерний визит спившегося Лехи к старому технику и убийство бывшего командира части как-то связаны между собой.
Тогда и с мотивом становится понятнее. Совсем необязательно, что это были жесткие причины, типа шантажа. Все могло быть совсем наоборот. Иванникова могла посулить помощь. Нанять хорошего адвоката, проплатить некоторые послабления режима в СИЗО. Нет, с этим Колей нужно поговорить обязательно. Да и не только с ним».
Гуров достал телефон и вызвал такси. За размышлениями он не заметил, как дошел до остановки, и теперь стоял в полном одиночестве, глядя на пустынную ночную дорогу и определяясь с действиями на завтра.
Учитывая последние новости и события, полковнику, несомненно, предстоял непростой день.
На следующее утро Гуров первым делом направился в СИЗО.
Пообщаться с Белавиным он считал задачей первостепенной важности. Именно от того, что скажет ему Николай, зависели дальнейшие его действия. Ведь доказательств пока нет, сплошные догадки. Поэтому во что бы то ни стало надо «расколоть» Белавина. Только он может указать на Иванникову. Доказать участие мадам сложно, но причастность самого Белавина очевидна. Так что выбор у него не такой уж широкий. Либо назвать заказчика, либо самому ответить по полной. Два убийства, одно из которых «неосторожным» никак не назовешь, – это аргумент железобетонный.
Но планам Гурова не суждено было осуществиться.
Приехав в СИЗО и сообщив дежурному, что ему необходимо допросить находящегося здесь Николая Белавина, он получил ответ, что такой давно уже здесь не находится.
– То есть как? – удивленно переспросил Лев. – Его ведь задержали по делу о непредумышленном убийстве.
– Да, задержали, – ответил дежурный, здоровенный детина под два метра ростом. – Задержали и почти сразу же освободили.
– Освободили?!
– То есть, конечно, не совсем освободили, – поспешил исправиться детина. – Изменили меру. Сначала было назначили изолятор, а потом передумали. Присудили домашний арест. Типа – смягчили.
– За хорошее поведение? – саркастически усмехнулся Гуров.
– Не знаю, за что. Мы в эти дела не вмешиваемся, у нас и своих хватает. Нам постановление принесли – мы выполнили. А как там, чего – это пускай у других голова болит.
– Выходит, освободили почти сразу? – никак не мог осмыслить очередную неожиданную новость полковник.
– Да. Недели не просидел. Да какое там недели. Дня три, наверное, побыл здесь и сразу на курортные условия перешел.
– То есть он сейчас находится дома?
– А где же еще? Само собой, дома. И следят за ним, и отмечаться приходит. Все как полагается.
– Ясно. Что ж, спасибо за информацию. Извините, что напрасно побеспокоил, – снова невесело усмехнулся Гуров.
– Обращайтесь.
Прямо из СИЗО Лев отправился в прокуратуру. В связи с открывшимися новыми обстоятельствами он решил поговорить со следователем, у которого находилось дело об убийстве по неосторожности.
С этим вопросом полковник, уже на правах старого знакомого, обратился к Сырникову.
– Нужно выяснить одну подробность, – простодушно улыбаясь, сказал он ему. – Дело, случайно, не у тебя?
– А почему оно должно быть у меня? – настороженно и даже с некоторым испугом посмотрел на него Сырников.
– Да нет, не должно. Просто спросил.
– Этим делом Валера занимается. Петров Валерий, – неуверенно, как бы сомневаясь, стоит ли раскрывать эту тайну, проговорил следователь.
– Валерий Петров? Что ж, прекрасно. А как бы мне переговорить с этим Валерием Петровым? Где он располагается, не подскажешь?
– Да здесь же на этаже, – с видом партизана, сдающего секретную явку, ответил Сырников. – Прямо по коридору пройдете до конца, там его кабинет и будет. Самая последняя дверь.
– Спасибо, Сергей, ты мне снова очень помог. Не знаю, что бы я без тебя и делал, – рассыпался в благодарностях Гуров, стараясь, чтобы хоть на этот раз его молодой коллега не оставался в огорчении.
Последняя дверь прямо по коридору была открыта, и, вежливо постучав, Лев вошел в кабинет.
За столом с компьютером и бумагами сидел средних лет мужчина и что-то писал. Когда дверь открылась, он поднял голову от бумаг и устремил вопросительный взгляд на вошедшего.
– Полковник Гуров, – без лишних предисловий представился тот. – Я провожу дополнительное расследование происшествий на авиабазе.
– А-а, – как-то неопределенно протянул мужчина за столом. – Вы из Москвы?
– Да. А вы – Валерий Петров?
– Он самый. – Мужчина улыбнулся, и от этого лицо его сразу утратило официальность и стало каким-то очень свойским. – Присаживайтесь, – указывая на стул рядом со своим столом, пригласил он. – Вы, наверное, по поводу дела Белавина? Из летчиков у меня больше никого нет.
– А Белавин – летчик?
– Нет, конечно. Это я так для удобства его обозначил. Чтобы проще группировать было.
– Понятно. Да, вы угадали, меня действительно интересует дело Белавина. Могу я ознакомиться с ним?
– Без проблем. Если уж нас начали проверять, то, конечно, изучить нужно все досконально.
В тоне и выражении лица Петрова Гуров заметил едва уловимый оттенок иронии. Это дало ему повод предположить, что перипетии с «изучением» дела Иванникова следователю Петрову не только хорошо известны, но и наверняка во всех деталях обсуждались им со следователем Сырниковым.
«Слава идет впереди полководца, – внутренне усмехаясь, подумал он. – Что ж, нам это только на руку».
– Хотя, если вас интересует что-то конкретное, может быть, проще будет спросить у меня? – предложил Петров. – Дело большое, целый день будете читать.
– Вот как? Что ж, я был бы вам очень обязан. Меня действительно интересуют некоторые конкретные вопросы. Если вы поможете мне сэкономить время, это будет просто отлично.
– Спрашивайте.
– В связи с чем Белавину была изменена мера пресечения?
– А, это… – Петров замолчал, как-то загадочно улыбнулся, затем продолжил: – Да, пожалуй, я должен был догадаться, что вас это заинтересует. Но в целом тут нет ничего необычного. С тех пор как у нас появилась возможность использовать электронные браслеты, такая мера довольно активно применяется. Изоляторы переполнены, и держать там человека, совершившего незначительный проступок, нерационально.
– Убийство – незначительный проступок? – всем видом показывая, насколько удивляет его такая неожиданная трактовка, проговорил Гуров.
Но следователя Петрова удивление полковника не смутило.
– Всякое преступление нужно рассматривать в контексте, – спокойно ответил он. – Убийство непреднамеренное, Белавин раньше не привлекался, противоправных действий за ним не числится. Хотя, конечно, с другой стороны, все это – факторы хотя и необходимые, но недостаточные. Если говорить откровенно, этот домашний арест – в основном заслуга адвоката. Очень активный у него оказался защитник. И умелый.
– И платный?
– Это уж само собой. Даже, я думаю, довольно-таки высоко платный. По крайней мере, судя по результатам.
– Да, результаты налицо. А об условиях этого ареста что-нибудь известно? Насколько он строгий? Может Белавин, например, выйти прогуляться? Или целыми днями должен безвылазно сидеть в квартире?
– Выходить он может, но маршруты «гуляний» ограничены. Да и время тоже. Выходить он может в период с восьми утра до восьми вечера, ему нельзя покидать территорию летного городка, запрещено появляться на авиабазе. Он не может контактировать ни с кем, кроме ближайших родственников. Все это очень четко отслеживается, и малейшее нарушение карается. Это известно и адвокату, и ему самому. После первого же нарушения режима, даже самого незначительного, Белавину придется вернуться в СИЗО, он об этом предупрежден.
– И возвращаться не хочет?
– Конечно, нет. Так что с дисциплиной там все в порядке.
– А откуда у него взялся такой способный адвокат, вы не в курсе?
– Нет, такие интимные подробности мне неизвестны. Может, какие-то знакомые посоветовали, кто уже попадал в непростые ситуации. Его ведь не сразу арестовали, сначала он отказывался от всего. И я не я, и корова не моя.
– Но и другим тоже не очень было нужно? – понимающе заметил полковник.
– Да уж. Закрыть амбразуру охотников не нашлось, и довольно быстро выяснилось, что, кроме Белавина, эту хлопушку там поставить было просто некому. Но быстро ли, нет ли, а какое-то время на подготовку у него имелось. Вот он и постарался. Посуетился, похлопотал, нашел опытного юриста и, как видите, не прогадал.
– Да, неплохо. На все руки парень. А что он вообще собой представляет? Какое впечатление о нем у вас сложилось?
– Скользкий тип, – немного подумав, ответил Петров. – Не хамит, не дерзит, разговаривает вежливо и ведет себя адекватно. Но после разговора ощущение такое… вымыть руки хочется.
– Вон оно как. Что ж, понятно. Выходит, тип не из приятных?
– Совсем не из них.
– Ясно. Спасибо за информацию, надеюсь я не очень помешал вам.
– А что, вопросов больше не будет? – с некоторым удивлением спросил Петров.
– Нет, я выяснил все, что хотел. Мне, собственно, только про этот арест нужно было узнать. Да, еще, кстати, адрес заодно. Точнее, адреса. Если уж Белавин арестован на дому, нужно знать, где он находится, этот дом. Да и координаты адвоката этого умелого мне тоже не помешали бы. Они, наверное, есть в деле.
– Да, разумеется. В бумаги можно даже не лезть, адреса и явки я для удобства держу в компьютере. Одну минуту, я вам сейчас найду.
Пощелкав кнопками, Петров продиктовал Гурову адрес дома Белавина и юридической фирмы некоего Селезнева Ираклия Антоновича, который выступал в качестве защитника и помощника Николая.
Записав новые данные в свой блокнот, полковник еще раз поблагодарил следователя и покинул прокуратуру.
Контора адвоката Селезнева располагалась неподалеку от покровского городского суда. Удобное местечко нравилось многим, и окрестности пестрели разнообразными вывесками юридических контор.
Но в отличие от коллег, снимавших полуподвалы, Ираклий Селезнев занимал вполне приличный современный офис на первом этаже жилой многоэтажки.
Войдя, Гуров оказался в просторном помещении, где стояли столы с офисным оборудованием. Кроме столов, в комнате находились миловидная девушка и молодой мужчина. Мысленно Гуров определил их для себя как «секретарша» и «помощник».
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась девушка. – Чем мы можем вам помочь?
– Мне нужен Ираклий Антонович, – ответил Лев. – Могу я поговорить с ним?
– А по какому вопросу? – включился в разговор мужчина.
– По личному.
Больше ничего прибавлять он не стал, но, по-видимому, выражение его лица было достаточно красноречивым. Переглянувшись с парнем, девушка скрылась за дверью, ведущей в соседнее помещение. Через несколько минут она вновь появилась, милостиво разрешив:
– Можете войти.
– Спасибо.
Комната, находившаяся за дверью, немного уступала предыдущей размерами, но зато выигрывала в дизайне. И мебель, и оборудование здесь были дороже и новее, чем в предназначенном для рядовых посетителей «предбаннике».
За внушительным столом важно восседал плотный рыжеволосый мужчина с юркими серыми глазами. Именно они портили общее впечатление солидности, постоянно бегая туда-сюда и придавая своему хозяину сходство со средней руки мошенником.
– Полковник Гуров, – без лишних слов протянул удостоверение гость. – Я провожу проверку по факту недавних происшествий в местной авиачасти. Если не ошибаюсь, именно вы работали по делу Николая Белавина? Дело об убийстве по неосторожности, – для большей ясности уточнил Лев.
– Да. Я работал с ним. С этим делом.
Селезнев говорил спокойно, но юркие глазки метались из стороны в сторону, как перепуганные мыши, увидевшие кота.
Прочитав написанное в удостоверении, адвокат сразу утратил всю свою солидность. Обегая пространство быстрыми глазками, он, очевидно, гадал, в чем таком мог провиниться, что привлекло совершенно ненужное ему внимание московского полковника.
– Надеюсь, в моей работе вы не обнаружили чего-то, что нарушало бы существующие законы? – добавил он.
– Ни в коем случае.
Чтобы узнать необходимую информацию, полковнику нужен был разговор «по душам» и пугливо-настороженное настроение адвоката ему совсем не нравилось. Он добродушно и приветливо улыбнулся и постарался придать своей речи интимно-доверительный тон, каким разговаривают со старым приятелем.
– Я просто хотел выяснить некоторые дополнительные детали, касающиеся этого дела. Вы как человек, занимавшийся им, так сказать, вплотную, наверняка знакомы со всеми нюансами. Собственно, я провожу дополнительное расследование по факту убийства Леонида Курбанского, бывшего командира части. Остальные происшествия меня интересуют лишь постольку-поскольку. Но иногда случается обнаружить нужную информацию там, где совсем не ожидаешь. Вот и с этим делом тоже. Ведь, если я правильно понял, Николай Белавин был в неплохих отношениях со своим начальником? Можно даже сказать, в приятельских.
Наблюдая за лицом своего собеседника, Гуров сразу заметил изменившееся выражение, едва лишь он упомянул фамилию Курбанского. Казалось, мгновенно растаяла ледяная глыба.
Поняв, что нашел волшебный пароль, открывающий заветные двери, Лев поспешил сориентировать свою речь в нужном направлении:
– В своих беседах с подзащитным вы не касались темы убийства Курбанского? Ведь, если я правильно понял, этот случай вызвал большой резонанс.
– Да, вы совершенно правы.
Поняв, что нежданного гостя интересует совсем другое убийство, а не то, в котором замешан его подзащитный, Селезнев успокоился и теперь вновь выглядел солидно и важно.
– Убийство действительно вызвало резонанс. Да и как не вызвать? Никем не знаемый авиаинженер посягает на жизнь самого командира части, пускай даже и бывшего. Поневоле задумаешься о многом.
– То есть вы в разговорах с Белавиным обсуждали это? – не давая адвокату уклониться от сути дела, спросил Гуров. – Как он относился к происшедшему? Неужели эта размолвка с Максимом Китаевым была настолько фатальной? Может, все можно было решить мирным путем? Неужели не было возможности предотвратить такую трагическую развязку?
– Кто может предвидеть подобные вещи? – философски проговорил Селезнев. – Чужая душа потемки. Но, конечно, Николай очень переживал гибель своего командира. Они действительно были в хороших отношениях, и не только как коллеги. Можно сказать, это была настоящая мужская дружба в самом лучшем, классическом понимании этого слова.
Селезнев, похоже, вошел во вкус, и полковник уже начинал скучать, слушая беспредметные пафосные рассуждения. Но едва лишь он собрался прервать заговорившегося адвоката, снова вернув его на твердую землю, как услышал нечто настолько интересное, что вместо того, чтобы открывать рот, навострил уши.
– …и не только это, – говорил Селезнев, продолжая какую-то фразу, начало которой Гуров пропустил. – Настоящие друзья познаются в беде, это давно известно. И в данном случае могу вам с полной ответственностью заявить: помощь и взаимовыручка никогда не заставляли себя ждать. Да что далеко ходить! Взять хотя бы этот случай. Ну мало ли что может произойти по ошибке. Конечно, жалко этого парня. Но ведь сделанного не воротишь. Зачем же калечить еще чью-то судьбу? Но нет. Накинулись со всех сторон, давай скорее арестовывать. Как же, ведь виноватого нашли. Но Леонид Григорьевич здесь поступил просто и благородно, как это умел только он. Он позвонил мне, объяснил ситуацию, сказал, что нужно парню помочь. Кто тогда мог знать, что этот благородный поступок он совершает, можно сказать, буквально накануне собственной гибели.
– Минуточку! То есть вы хотите сказать, что взялись защищать Белавина по рекомендации Курбанского? Я правильно понял?
– Да. Именно так. Леонид Григорьевич всегда готов был прийти на помощь. И можно ли было предположить, что в то самое время, как он с такой самоотверженностью оказывал помощь человеку, попавшему в беду, кто-то замыслил в отношении его самого подлое и коварное преступление. Всех сумел защитить, всех, кроме себя.
После этой фразы Селезневу оставалось только смахнуть скупую мужскую слезу, и Гуров так и ждал характерного жеста. Но романтический ореол благородного начальника, созданный велеречивым адвокатом, по-видимому, глубинных струн его души не затронул, и до рыданий дело не дошло.
Между тем сам Гуров был взволнован не на шутку. Сообщение Селезнева вновь заставляло переиначивать основную версию.
«Выходит, что к «послаблениям режима», которые выхлопотал для Белавина адвокат, Иванникова не имеет никакого отношения, – думал он. – Что это может означать? Оплата услуг «исполнителя» заключалась в чем-то другом? Или Иванникова вообще никаких услуг не заказывала? Но кто тогда мог заказать их?»
– Вы сами, наверное, тоже были в дружеских отношениях с Леонидом Григорьевичем? – стараясь вывести разговор на интересующую его тему, спросил он. – Вы говорите с таким сочувствием. Давно с ним знакомы?
– Нет, не очень. Нельзя сказать, что мы были близкими друзьями. Мне довелось участвовать в разбирательствах с крушением вертолета. Вы, наверное, слышали. Не так давно там у них произошел довольно досадный случай – по неосторожности разбили боевую машину. И почему-то всю вину хотели свалить именно на Леонида Григорьевича. Хотя он, на мой взгляд, меньше всего был там виновен.
– Вот как? – с интересом слушая эту новую версию происшедшего, произнес Гуров. – И что, удалось вам добиться справедливости?
– Как вам сказать, – медленно, с очень глубокомысленным выражением лица проговорил Селезнев. – Частично обвинения удалось снять. Но в должности Леонида Григорьевича все-таки понизили, и, на мой взгляд, совершенно несправедливо.
«Похоже, все трое – одного поля ягоды, – слушая эти рассуждения, думал Лев. – Белавина следователь, помнится, назвал «скользким типом». Этот Селезнев из той же породы. Видимо, друзей и адвокатов Курбанский подбирал по собственному образу и подобию».
– То есть, если я правильно понял, вы познакомились с Леонидом Григорьевичем, когда он обратился к вам за помощью в деле об испорченном вертолете?
– В целом да, – ответил Селезнев. – Хотя, в общем-то, он не сам обратился. Меня попросили… очень солидные, уважаемые люди. Я просто не мог отказать. Но, ознакомившись с делом и пообщавшись с Леонидом Григорьевичем, совершенно не пожалел, что согласился этим заняться. Знаете, работа работой, но когда действительно удается восстановить справедливость, это само по себе всегда очень приятно. Так сказать, дополнительный бонус.
«Представляю себе, – с сарказмом подумал Гуров. – Учитывая статус этого дела, бойкий адвокат, наверное, брал «бонус» за каждое дополнительное движение мизинцем. А вот что это за «солидные и уважаемые люди» – очень хотелось бы мне узнать. Селезнев на глобальную фигуру не тянет. Хотя контора у него и в престижном месте, но сам он, похоже, из «средних». Серьезные люди работу с такими клиентами, как Белавин, передоверяют помощникам. А этот сам возится. В истории с вертолетом он, скорее всего, присутствовал больше для соблюдения формальности. Основная заслуга в «частичном снятии» обвинения, по-видимому, принадлежит тем самым загадочным «солидным людям».
Но полковник понимал, что имена и фамилии этих людей Селезнев не выдаст даже под пыткой.
– А вам приходилось еще по каким-то вопросам работать с персоналом авиачасти? – спросил он. – Или ваше взаимодействие ограничивалось только этими двумя делами?
– Да, только этими. Из военных, кажется, больше никто не обращался ко мне за услугами. Хотя я, разумеется, всегда готов. – При этих словах юркие глазки Селезнева застыли с выражением напряженного ожидания, как будто Гуров собирался порекомендовать ему нового клиента.
– Это я к тому, что там ведь произошел еще один загадочный случай, – осторожно проговорил Гуров. – Командир, заступивший на место Курбанского, неожиданно покончил жизнь самоубийством. Причины неизвестны, случай до сих пор вызывает у всех недоумение. Я подумал, если вы так тесно взаимодействуете с этой военной частью, может быть, к вам обращался кто-то из родственников? Помочь в наведении справок, в выяснении каких-либо обстоятельств…
– Нет. Кроме Леонида Григорьевича и Николая, оттуда ко мне больше никто не обращался.
Слушая ответ, Гуров очень внимательно смотрел в лицо Селезневу, но ничего подозрительного в выражении этого лица не находил. Адвокат, несомненно, говорил правду и не подозревал в заданном ему вопросе никакого подвоха. Даже его беспокойные глазки ненадолго затихли, оставив свою лихорадочную беготню по углам комнаты.
– Как вы оцениваете перспективы дела Белавина? – для страховки еще раз закинул удочку Лев. – Удастся здесь восстановить справедливость так же, как с делом о крушении вертолета?
– Я работаю над этим. – Глазки адвоката снова беспокойно забегали. – Ситуация неоднозначная, много негативных свидетельств. Хотя, согласитесь, кто же из нас хотя бы раз в жизни не ошибался.
– Действительно.
– Я не теряю оптимизма.
– Что ж, желаю вам удачи. Спасибо, что так подробно и обстоятельно ответили на мои вопросы.
– Не за что. Если возникнет еще что-то, обращайтесь. Я всегда рад помочь.
Попрощавшись с хозяином офиса, Гуров вышел на улицу, но вызывать такси на этот раз не спешил. После разговора с Селезневым красиво разложенная мозаика снова спуталась, и он находился в недоумении. Последние слова адвоката убедили его в том, что домашний арест – это предельный максимум помощи, который мог получить по своему делу Николай Белавин. В более серьезных вопросах никаких подвижек не предвидится, и показной оптимизм Селезнева – лучшее тому доказательство.
Значит, либо Иванникова рассчиталась с Белавиным как-то иначе, либо она вообще здесь ни при чем.
«Но чем еще можно мотивировать человека, которого не сегодня завтра отправят на нары? – размышлял полковник. – Деньги? Шантаж? Какое это может иметь значение для обвиняемого в убийстве? Деньгами он просто не сможет воспользоваться, а говорить о шантаже вообще смешно. Какими разоблачениями можно напугать того, кто вот-вот окажется за решеткой? Для такого человека может иметь значение только одно – возможность избежать наказания. Или в лучшем случае отсидки. Но этот мотив не такой уж весомый, чтобы подвигнуть на убийство. На второе убийство, после того, как уже доказано первое. Нет, что-то здесь не сходится».
По мере всех этих размышлений Гуров все больше сомневался в том, что Нелли Иванникова выступила в роли заказчицы убийства Курбанского.
Но главное даже не это.
Из беседы с адвокатом было понятно, что, кроме безвременно почившего начальника, к судьбе Белавина не проявил сочувствия никто. Именно по звонку Курбанского Селезнев взялся защищать Николая. И вполне возможно, что именно на его дальнейшую помощь надеялся последний.
Если бы не трагический случай, прервавший жизнь Курбанского, возможно, ему с помощью своих связей удалось бы и здесь восстановить «справедливость» так же, как и в случае с «Ночным охотником». Но случай произошел, и возможность отделаться «малой кровью» для Белавина была утеряна. Получается, что из всех, кто мог бы оказать Белавину помощь в его ситуации, наиболее вероятной кандидатурой был сам убитый Курбанский. И о чем это говорит? Только об одном. То, что Белавину в данный момент было больше всего необходимо, мог дать ему только любимый начальник. Не Иванникова, не Селезнев, не кто-то еще. А значит, никто не имел в руках главного рычага, который мог мотивировать Белавина на такой решительный и рискованный поступок, как убийство. Выходит, что заказчика вообще не было?..
Гуров понял, что окончательно зашел в тупик. В том, что исполнитель в этом деле Белавин, он почти не сомневался. А если заказчика не существует, то разумно объяснить действия Николая представлялось практически невозможным. Выходило, что он прикончил единственного человека, способного оказать ему помощь в непростой ситуации, своими руками уничтожив для себя последнюю надежду выпутаться из нее.
«Бред какой-то! – Лев даже тряхнул головой, как бы сбрасывая наваждение. – Для чего ему делать это? С Курбанским они дружили, он даже взялся помогать Белавину «в беде», как выразился адвокат. С какой стати ему рубить ветку, на которой он сидел? Вздор, бессмыслица!»
По-видимому, за всем этим скрывался какой-то подвох, некая дополнительная информация, которой полковник пока не обладал, но которая, вполне возможно, могла объяснить необъяснимое и указать на мотив.
Сам он не сомневался, что замысловатое убийство Курбанского организовано и исполнено его вероломным другом. Но для суда его личная уверенность – не аргумент. Суду нужны доказательства, а с доказательствами дело обстояло сложнее.
То, что Белавин увлекался взрывотехникой, в сущности, ничего не значило. Мало ли кто чем увлекается. Ведь никто не видел, как он закладывал в вертолет бомбу. Значит, и доказать, что сделал это именно он, практически невозможно.
«А если свидетелей нет, пусть скажет сам, – решил Гуров. – Домашний арест – неплохая идея. Почему же только Белавин может пользоваться ее преимуществами? Есть много других достойных кандидатов. Постараемся сделать так, чтобы наш домашний арестант поскорее узнал, что он не одинок в своем везении».
Новый план быстро сложился в голове, и, вызвав такси, Лев поехал в изолятор.
Там он объяснил удивленному дежурному, что повторный визит связан с необходимостью поговорить с Максимом Китаевым.
Беседа не затянулась. Уяснив план полковника и поняв, что требуется лично от него, Максим согласился с радостью.
– Неужели все это наконец-то закончится, – устало проговорил он.
– Имей в виду, затея рискованная, – в очередной раз напомнил Гуров.
– Хуже, чем есть, уже не будет, – обводя взглядом комнату для допросов, усмехнулся Максим.
Переговорив с заключенным, полковник вернулся в гостиницу. Для осуществления задуманного ему нужно было составить официальный документ, где имелись бы железные аргументы и неопровержимые логические цепочки, приводящие именно к тем выводам, которые ему необходимы, а такая работа требовала времени и сосредоточенности.
Промучившись над бумагой около двух часов, он наконец нашел свое творение вполне удовлетворительным. Изложенные обоснования были неопровержимы, факты красноречивы, тезисы понятны и однозначны.
Оставалось только передать документ по назначению, и Гуров вновь отправился в прокуратуру.
Он торопился, опасаясь, что не застанет Сырникова на рабочем месте. Но, когда вошел в кабинет, тот спокойно сидел за столом, изучая какие-то документы, и по его безмятежному виду можно было подумать, что он собирается просидеть так до утра.
– Сегодня у меня день повторных визитов, – улыбаясь, произнес Лев в ответ на удивленно-вопросительный взгляд Сырникова. – То и дело приходится возвращаться.
Он подал следователю написанную им бумагу и терпеливо дождался, когда тот ее прочтет, после чего объяснил Сырникову, что требуется непосредственно от него.
– Завтра. Максимум – после обеда. Хотя лучше, конечно, с утра.
– Это просто нереально! – в волнении воскликнул Сырников. – Как я смогу успеть? Поймите, это ведь целая процедура!
– Любую процедуру можно и сократить, и растянуть. Было бы желание. В данном случае я прошу посодействовать, чтобы процедура была по возможности сокращена. Все бумажные формальности вполне можно будет осуществить уже постфактум.
– Да как же я… Да кто же меня слушать будет? Поймите, я ведь не могу там диктовать. Существуют правила.
– Никто и не просит тебя ничего диктовать, Сергей. Объясни ситуацию, скажи, что очень велика вероятность ошибки, что оставлять положение таким, как есть, неправильно. Даже несправедливо. В конце концов, можешь сказать, что я готов поручиться. Под мою ответственность.
Поволновавшись и еще несколько раз упомянув о важности правил и процедур, Сырников наконец пообещал сделать «все, что сможет».
– Спасибо, Сергей, – с чувством поблагодарил его Гуров, изначально не сомневавшийся в успехе этих переговоров. – Я знал, что могу на тебя положиться.
Выйдя из здания прокуратуры, он вновь взглянул на часы. В предпринятых им «подготовительных мероприятиях», которые необходимо было провести, чтобы приступить к выполнению задуманного плана, оставался еще один невыполненный пункт, и полковник снова поехал в «летку».
Рано или поздно встреча с Белавиным, несомненно, должна произойти, и в ожидании этого события Лев посчитал нелишним узнать, где находится его дом.
Уточнив в своем блокноте адрес, который сообщил ему следователь Петров, и поплутав в лабиринте деревьев и построек, он вскоре отыскал нужное ему здание.
В отличие от ветхих жилищ, в которых обитали Китаевы и Ушаков, квартира Белавина располагалась в одной из немногочисленных многоэтажек, имевшихся на территории городка. Впрочем, хотя в панельной «коробке» было целых девять этажей, внешний вид ее мало чем отличался от обшарпанных малоэтажных собратьев.
Дом был старый, и по сравнению с ним уже знакомая Гурову пятиэтажка «в белых тапочках» выглядела настоящим дворцом.
Медленно обходя дом, он мысленно высчитывал, на каком этаже может находиться квартира Белавина и куда выходят окна, и вскоре решил, что этаж, скорее всего, второй, а подъезд, вероятно, третий.
Взглянув на предполагаемые окна нужной ему квартиры, даже заметил, как колыхнулась занавеска, но тут же мысленно одернул себя. Ему не хотелось торопить события и раньше времени раскрывать карты. Он надеялся, что противник сам сделает первый ход.
Именно в этом заключалась главная цель его тайного плана. И именно об этом собирался сейчас поговорить с отцом Максима Китаева.
Взглянув на часы, Лев решил, что старый техник должен уже вернуться с работы, и направился к знакомому трехэтажному дому, покрытому трещинами и «язвами» от отколотой штукатурки.
