Глава 9
– Так что же все-таки произошло? – спросил Гуров, когда машина покинула территорию авиачасти. – Как ему удалось тебя заставить?
– Очень просто, – с волнением ответил Максим, по-видимому вспомнив недавние переживания. – Вечером мы с Ларой гулять пошли, я ведь, кажется, говорил вам, что она должна была зайти.
– Да, говорил, – ответил полковник, вспомнив свои наблюдения за этой прогулкой.
– Вот и погуляли. То есть на прогулке все хорошо было, ничего особенного. А когда я домой пришел, вдруг обнаружил у себя в кармане какую-то флэшку. Я-то точно никаких флэшек с собой не брал. Да и не моя это была, другая совсем. Что, думаю, за дела такие? Вставил в компьютер, посмотрел. А там…
Слушая этот рассказ, Гуров невольно проводил параллели. Испорченная флэшкарта, которую нашли в кабинете Иванникова, сразу пришла ему на память. И теперь, когда Максим рассказывал новую историю про подброшенную флэшку, он думал, что догадки о находившемся там компромате, похоже, оказались недалеки от истины.
– В общем-то, сначала там ничего и не было, – продолжал Максим. – Маска какая-то и голос. Аудиозапись.
– И о чем в ней шла речь? – с интересом спросил полковник.
– О том, что кое-кто имеет в своем распоряжении нож с моими отпечатками, и в любое время этот нож могут найти в любом трупе. Например, в трупе Ларисы. – Голос Максима дрогнул. – Или в любом другом. Потом этот человек сказал, что если я не хочу, чтобы это произошло, то должен ночью, в два часа, снять браслет и прийти к месту, откуда отходит служебная маршрутка.
– Голос не вызвал у тебя никаких ассоциаций? Может, показался знакомым?
– Нет. Он вообще был каким-то странным. Как металлический. Скорее всего, изменили. Ведь есть такие специальные устройства, которые делают голос неузнаваемым.
– Что-то еще было на этой флэшке? Или только аудиозапись?
– Нет, не только. – Максим снова нахмурился. – Еще были фотографии.
– Правда? – Гуров снова навострил уши. – И что же на них было изображено?
– Лариса. В подъезде, в каком-то закоулке, на пустынной аллее. Везде одна и везде без защиты.
– Понятно. Показывали, что вонзить нож ничего не стоит.
– Да. Мне, собственно, наплевать было, что там мои отпечатки, но Ларке действительно грозила опасность, если бы я не выполнил их требования. Точнее, его.
– Есть какие-то соображения о том, как подбросили флэшку?
– Сначала я вообще ничего не понял. Но потом вспомнил один небольшой эпизод на прогулке и догадался. Мы когда по аллее прохаживались, на меня налетел какой-то парень. Шел, уставившись в телефон, ничего перед собой не видя, и в итоге врезался в меня. Я-то поначалу особого значения не придал. Мало ли что случается. Каждый может зазеваться. Ничего особенного, посмеялись, да и разошлись. А потом, когда стал обо всем этом думать, понял, что неспроста это было. Это он, парень тот, мне флэшку подсунул. Долго ли в карман опустить? Думаю, это он.
– Значит, ты прослушал это «обращение» и решил, что придется выполнить их требования? – спросил Гуров.
– А что мне оставалось? Они угрожали Ларисе. Ее я не мог подставить. И без того у нее из-за меня одни проблемы, а тут еще… Нет. Ее я не мог подставить.
– Что было, когда ты пришел на остановку?
– Сначала ничего. Я просто стоял и ждал. Ничего не происходило.
«Муса хотел убедиться, что нет «хвоста», – понял Лев. – Резонно».
– Потом из кустов выскочил этот парень и сразу приставил мне ствол к затылку, – продолжал Максим. – Велел идти на летное поле.
– Вы всю эту дорогу проделали пешком?
– Да. Там, в общем-то, не очень далеко. Не так, как по основной трассе.
– Он сказал, зачем ведет тебя туда?
– Да, сказал.
– И сказал, куда собирается лететь?
– Нет, этого не говорил. Сказал, что я должен буду поднять вертолет, а курс он мне сообщит позже.
– Откуда на аэродроме взялись полицейские?
– Этого не знаю. Я точно не вызывал, – усмехнулся Максим. – Может быть, кто-то нас увидел. Он все время своей пушкой мне в затылок давил, думаю, со стороны это выглядело интересно. Может быть, кто-то был на летном поле или из окон увидел. Но не успели мы дойти до «Медведей», как из-за администрации одна за другой стали появляться эти машины. Выстроились они на поле, кто-то в мегафон стал орать. Потом снайпера эти вылезли. От того места, где мы на тот момент находились, до «Охотника» еще далеко было. Похититель мой, похоже, сначала растерялся, но потом ничего, освоился, только сильнее мне стволом в затылок стал тыкать. Все пугал, дернешься, мол, пристрелю. А куда уж там дергаться? Шли мы медленно, он все за меня прятался, но до вертолета в итоге все-таки дошли. Он велел мне в кабину лезть, двигатели запускать. Я и полез. А потом вас увидел. Вот, собственно, и все, дальше вы знаете.
– Да, дальше знаю.
Рассказ Максима полностью прояснял произошедшее этой ночью. Но он не давал ответа на главные вопросы, за решением которых Гуров прибыл в Покровск.
На улице уже светало, и он решил не откладывать разъяснение дела в долгий ящик, поэтому тут же набрал номер Сырникова:
– Сергей Степанович? Как твое самочувствие? Успокоился от треволнений? Все, кажется, закончилось хорошо?
– Да, если не считать того, что мы подставили под удар уважаемого московского гостя, – смущенно, как будто извиняясь, ответил Сырников.
– Ничего, я привычный. Я, собственно, зачем звоню. Кажется, все главные фигуранты у нас в сборе. Как смотришь на то, чтобы сразу же с ними и побеседовать? Пока, как говорится, впечатления еще свежи. Зачем понапрасну тянуть время?
– Отчего же, я не против. Вы Китаева и Джункаева имеете в виду?
– Нет, я имею в виду Джункаева и Белавина.
– Белавина? А он здесь при чем?
– А вот мы и выясним. Я сейчас Максима домой отвезу, а потом сразу в СИЗО. Постарайся к этому времени их обоих туда доставить.
– Минуточку! Как это домой? Ведь Китаев сбежал из-под ареста. Это статья. Он должен в СИЗО находиться.
– Не нужно ему в СИЗО. Парень натерпелся, пускай отдохнет. Можешь не сомневаться, больше он никуда не денется.
– Но как же…
– Послушай, Сергей. На него надавили, угрожали убить невесту. В такой ситуации даже противоправные действия, за которые полагается статья, трактуются совершенно иначе. Кроме того, я уверен, что в ходе допроса Джункаева и Белавина обвинения с Максима удастся полностью снять. Так что давай не будем цепляться к пустякам, а сосредоточим усилия на том, что важнее. К моему приезду ты должен подготовить очную ставку между Белавиным и Джункаевым. Этим и займись. А за Максима не беспокойся, с ним больше проблем не будет.
Закончив разговор, Лев повернулся к Китаеву. Тот смотрел на него сияющими от восторга глазами, кажется, боясь верить своему счастью.
– Это… это правда? Я могу ехать домой?
– Правда, правда. Ты свое отработал. Отдыхай!
Полицейский «Форд» ненадолго притормозил у подъезда ветхой трехэтажки, и, попрощавшись с Максимом, Гуров поехал в изолятор.
Очная ставка между Джункаевым и Белавиным превратилась в искрометное шоу, напоминающее фейерверк. Накал эмоций и количество взаимных претензий превышали все мыслимые нормы.
Гуров, поначалу даже с некоторым интересом слушавший этот обмен любезностями, быстро понял, что реальной пользы от этой перепалки ждать не приходится. Несмотря на то, что в ходе этого эмоционального «обмена мнениями» он даже отметил для себя несколько новых, ранее не известных ему фактов относительно доказательств чьей-то конкретной вины в конкретном преступлении, все было так же безрадостно, как и до этой «встречи старых друзей».
– Это он, товарищ начальник, он меня заставил! – устремив на Гурова пионерски-честные глаза, уверял Муса. – Он меня все время заставлял. Как будто я его раб. И видео подделывать заставлял, и людей разных подсылать. И с вертолетом этим. Сам бы я ни за что не решился. Это все он, он придумал!
– Чего? – презрительно кривил лицо Белавин. – Да это ты меня постоянно провоцировал. Не слушайте его, это он только сейчас такой, паинькой прикидывается. Тоже мне, ребеночек беззащитный! Жареным запахло, вот он и заскулил. Шакал вонючий! Вы бы на него в другом месте посмотрели. Ему что в консервную банку выстрелить, что живому человеку в затылок – все едино.
Еще немного послушав этот прочувствованный диалог, полковник решил, что необходимо переменить тактику, и, вызвав охрану, велел развести задержанных по камерам.
Через некоторое время, когда, по его подсчетам, волнения должны были уже несколько успокоиться, он вновь пригласил к себе приятелей для беседы, но уже по одному.
Сначала Гуров решил поговорить с Джункаевым. Что-то подсказывало ему, что, несмотря на всю свою брутальность, он будет менее склонен искажать информацию, чем поднаторевший в интригах Белавин.
– Ладно, Муса, что было, то было, – примирительно произнес он, глядя на сидевшего перед ним азиата. – Я зла не держу. Так что и тебе обижаться незачем. В конце концов, это ты хотел меня убить. Тогда ночью, помнишь? Тебя Белавин послал?
– Не знаю. Никто меня не посылал. А этот вообще всегда эксплуатировал. Как раба.
– Нет, Муса, так дело не пойдет. Я с тобой как с умным человеком хочу поговорить, а ты мне снова «дуру лепить» начинаешь. Неинтересно. Ты пойми: причастность твоя фактически уже доказана, и попытка угнать вертолет – только дополнительный аргумент в серии этих доказательств. А еще побег из СИЗО, нападение на полицейского. Уже немало, согласись. Хочешь, чтобы вдобавок на тебя повесили убийство командира части? Если все так и будет продолжаться, когда Белавин все валит на тебя, а ты все пытаешься свалить на него, результат в итоге только один.
Раскосые глаза Мусы вопросительно уставились в лицо полковника.
– Хочешь знать, какой? Не проблема. Могу тебе сказать точно. Вину просто разделят пополам, и соответственно сроки вы будете мотать совершенно одинаковые. Оно тебе надо? Может быть, твоя часть во всем этом не такая уж большая, а ты должен будешь отвечать так, как будто именно ты все это организовал.
– Я не организовывал, – угрюмо проговорил Муса.
– Так вот я же об этом и говорю, – чувствуя, что лед тронулся, поддержал Гуров. – Давай разберемся, кто и чем здесь занимался. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Взрывчатку заложил Белавин?
– Да, он. И придумал все он. И начальнику своему мозги замутил. Мол, давай над этим молокососом еще одну шутку сыграем. Я, дескать, слабенькую заложу, он полезет проверять, она и рванет. А ты, мол, потом на некомпетентность спишешь, скажешь, что пацан этот все сам испортил.
– Поэтому Курбанский в момент взрыва в кабине находился? Чтобы самолично засвидетельствовать «некомпетентность»?
– Поэтому.
– А он не боялся? Знал, что будет взрыв, и все равно пошел на эту аферу, сидел себе преспокойно в кабине, дожидаясь, пока у него под самым носом бомба взорвется? Как-то немного странно получается.
– Нет, он не боялся. Коля всегда очень точно рассчитывал. Он в этом деле вообще ас. До миллиметра может определить безопасное расстояние от бомбы. Работал просто ювелирно. Даже я удивлялся. Он и для командира несколько раз такие штучки устраивал. Да и на построении тоже. Это у них самая любимая забава была, над курсантиками прикалываться. Засунет Коля где-нибудь поблизости «секретик» и в самый неожиданный момент на кнопочку-то и нажмет. Эти молокососы, бывало, аж подскочат, бедные. Но членовредительства никогда не бывало. А если никто не пострадал, значит, никто и не виновен.
– Но один раз он, кажется, не угадал?
– Да, в тот раз не угадал.
– Но ведь и с вертолетом этим тоже. Похоже, не такая уж там слабенькая была, если два взрослых мужика в отключке оказались.
– Само собой. Ему это и нужно было. Если бы они не вырубились, как бы тогда можно было все дело провернуть?
– То есть ты хочешь сказать, что если бы Максим после взрыва был в сознании, навряд ли он согласился бы оставить на ноже свои отпечатки? – с иронической усмешкой спросил Лев.
– Да. Навряд ли согласился бы.
– Значит, пообещав, что заложит «слабенькую», Коля ввел любимого начальника в заблуждение? В действительности взрыв намеренно готовился более сильный?
– Да.
– Чем же ему так не угодил Курбанский? Вроде были друзья неразлейвода. И вдруг такой поворот. Что такого могло произойти, что отношения так круто переменились?
– Этого я не знаю.
– Неужели он совсем ничего не объяснял? Просто сказал, что вот такого-то очень хочется отправить на тот свет, и ты с готовностью согласился помогать?
– Подробно не объяснял. Говорил, что Курбанский с ним поступил как-то нехорошо, а что и почему, этого я не знаю.
– Откуда взялся нож?
– Я принес. Коля сам не хотел «светиться», сказал, что мне сподручнее будет. Я ведь все время хожу по территории, прибираюсь. Вот он и сказал, что даже если меня и увидят там поблизости, все равно не заподозрят. Где Курбанский, и где я. Пока они там, в вертолете, с Китаевым разговаривали, я за силовой установкой сидел. Прятался. Она там совсем рядом с этим «Ми-8» всегда стоит. Удобно. Потом взрыв услышал, выглянул, смотрю – они уже готовы. Оба. Пульс пощупал – живые. Я нож достал, руку молокососа этого на рукоятке сжал. А потом…
– Вонзил Курбанскому в горло? – договорил Гуров, видя, что Муса не решается закончить фразу.
– Да.
– Какие были мотивы у Белавина, ты, как я понял, не знаешь. Но какие были у тебя? Убийство – серьезная статья. И по факту выходит, что совершил его ты, а не Белавин. Ради чего эти жертвы? Чем он купил тебя, что ты не остановился даже перед преступлением?
– Он меня шантажировал, – после небольшой паузы медленно произнес Муса.
– Вот даже как? И чем же, если не секрет?
– Одним старым делом.
– Что за дело?
– Неважно.
Помня, какую характеристику дал бывшему спецназовцу Крячко, изучивший его личное дело, Гуров предположил, что речь может идти еще о каком-нибудь «убийстве по неосторожности», которое, поддавшись власти эмоций, совершил Муса. Вполне могло случиться так, что Белавин что-то узнал об этом или нечаянно стал свидетелем, и это дало ему возможность использовать Джункаева в своих целях. Угрожая, что раскроет «секрет», он мог заставлять его выполнять свои указания.
«Похоже, неслабый там секрет, если, опасаясь его раскрытия, Муса готов даже на убийство, – размышлял полковник. – Интересно было бы узнать, что это за «скелет в шкафу».
Но, как он ни старался, на все вопросы об «одном старом деле» Джункаев отделывался лишь дежурными фразами.
Понимая, что Мусе не с руки добавлять к списку своих подвигов, и без того достаточно внушительному, еще один «интересный» пункт, Лев не стал настаивать. В конце концов, он здесь для того, чтобы разобраться в череде загадочных смертей, произошедших в авиачасти, а не для того, чтобы копаться в биографии одного отдельно взятого отморозка.
– Почему из изолятора сбежал? – спросил он. – Чего тебе не сиделось?
– Подумал, что дело раскрыли. Увидел, что молокососа отпускают, и решил, что Коля меня заложил.
– А потом собрался этого же «молокососа» и использовать?
– А что тут такого? Он будет прохлаждаться, а мне до конца дней на нарах сидеть?
– И еще раз попробовал отыграть историю с отпечатками…
– А что тут такого? Способ проверенный.
– Что за парни обрабатывали Максима?
– Просто парни.
– Да? И имен-фамилий их ты, конечно, не знаешь?
– Конечно, нет.
«Надо будет сказать Сырникову, чтобы обратил внимание на этот пункт, – подумал Гуров. – Мне с этими отморозками ковыряться некогда, а ему как следователю, ведущему дело, даже полагается все эти подробности выяснить. Если опять не прошляпит, конечно».
– Значит, говоришь, с отпечатками – способ проверенный. Но и с флэшкой, похоже, тоже? Что вы там такое подсунули Иванникову? Мужик так расстроился, что и жить не захотел.
Узкие глаза азиата на мгновение расширились, и в них мелькнуло неподдельное изумление. Похоже, Джункаев не предполагал, что подобная информация тоже могла всплыть на поверхность.
– Ничего особенного мы не подсовывали, – медленно, подбирая слова, проговорил он. – Просто напоили его, да и повеселились немного. Он же первый доволен был. И вообще в этом деле я ни при чем, это Колина затея. Его Курбанский попросил компромат какой-нибудь на нового командира соорудить. Видимо, не нравилось ему, что на его месте другой теперь сидит. Вот Коля и придумал. Таблетки какие-то нашел, для кайфа, а я только девочек привел…
Слушая этот бесхитростный рассказ, Гуров начинал понимать, что именно «довело до ручки» Иванникова. Если верить рассказу его супруги, он в тот день напился как следует чуть ли не первый раз в жизни. При таком раскладе неудивительно, что кадры с устроенной Колей оргии могли на него подействовать фатально. И потом, ведь неизвестно, что они там наснимали. Может быть, просто зафиксировали все как есть, а может, и «подредактировали», в сторону усиления, так сказать. Бедный Иванников, увидев себя главным героем в подобном действе, вполне мог потерять контроль, даже если и не был склонен действовать под влиянием порыва.
В целом все, что хотел узнать от Джункаева, полковник узнал. Теперь предстояло поговорить с Белавиным и, сопоставив показания, найти ту золотую середину, которая позволила бы раскрыть подоплеку странных событий, произошедших в авиачасти.
– Ладно, Муса, больше у меня к тебе вопросов пока нет, – сказал Гуров. – Набрал ты себе, прямо скажем, полные руки, и положению твоему не позавидуешь. Убийство, побег, взятие заложника, попытка угона боевой машины. Другому за всю жизнь столько не накопить, а ты в несколько дней управился.
– Я старался, – угрюмо буркнул Джункаев.
– И у тебя получилось. Покушение на полицейского я к твоим подвигам, так уж и быть, прибавлять не буду, заявление не напишу. Я не кровожадный. Но если хочешь послушать моего совета – со следствием сотрудничай. Это всегда положительно влияет, а в твоей ситуации особенно. Иди отдыхай!
Лев вызвал охрану, и Джункаева увели.
Через несколько минут перед ним уже сидел светловолосый мужчина средних лет и смело, даже немного нахально глядя в глаза, нес околесицу.
– Да это все он, он меня на эти пакости подбивал. Если бы вы знали! Это просто вампир ненасытный. Все время крови жаждет, всегда ему мало.
– И что же заставляло вас так слепо подчиняться? – внимательно изучая собеседника, поинтересовался Гуров.
Несмотря на то что львиную долю личных огорчений доставил ему Муса, фигура Белавина почему-то вызывала у него гораздо больше неприязни. Анализируя то, что уже было известно, он видел, что пронырливый сотрудник отдела научных разработок предпочитал добиваться своих целей чужими руками. Даже убийство Курбанского было организовано им так, что основную работу сделал опять-таки не он.
«Нет никаких сомнений, что и в провокации, устроенной Иванникову, и в убийстве Курбанского «идейным вдохновителем» выступал именно этот Коля. А между тем по факту ему, собственно, даже нечего предъявить, – думал полковник. – Ну устроил он где-то там веселую вечеринку. А кто их не устраивает? Отснял на видео? Так и это не запрещено. Но самолично он никому пистолеты к виску не приставлял и ножи в горло не втыкал. Белый и пушистый».
– Подчиняться? – между тем продолжал говорить Белавин. – А попробуй ему не подчиниться – загрызет. Если бы вы знали! Это не человек, это просто настоящий зверь.
Поняв, что, если не принять мер, Белавин так и будет валять дурака, Лев решил действовать жестко.
– На очной ставке из вашего разговора с Джункаевым было ясно, что вы оба причастны к убийству Леонида Курбанского. Следовательно, есть все основания предположить, что и остальные противоправные действия Джункаев совершал при вашем прямом участии. Тем более если учесть ваше заявление о том, что вы вынуждены были ему подчиняться. Таким образом, кроме соучастия в убийстве, вы обвиняетесь в подготовке нападения на полицейского, побега из СИЗО, попытке угона боевого вертолета и доведения до самоубийства Игоря Иванникова.
– Э-э-э, одну минуточку! – сразу стал серьезным Белавин. – Какого еще угона? Вы что, всех собак решили на меня повесить?
– Вешать на вас я ничего не собираюсь, просто делаю логические выводы из ваших же собственных заявлений.
– Я ничего такого не заявлял. Ни об угоне, ни о доведении до самоубийства. Это провокация!
– Ничуть. Если Джункаев имел на вас такое сильное влияние и мог заставить сделать все, что ему заблагорассудится, сам собой напрашивается вывод о том, что вы помогали ему во всех его рискованных затеях.
– Он?! Да кто он такой вообще? Влияние он имел! В подсобке вениками руководить – вот его влияние!
– Тогда я вообще ничего не понимаю. Вы только что утверждали, что Джункаев был для вас чуть ли не диктатором, а теперь говорите совершенно обратное. Чему я должен верить?
– Да я… да он…
Поняв, что Белавин окончательно запутался, полковник выдержал небольшую паузу, после чего проникновенным, чуть ли не отеческим тоном проговорил:
– Послушай, Коля, я думаю, ты уже понял, что вчистую тебе все равно не отмазаться. Так зачем же усугублять положение неумными выдумками? Этим ты добьешься только одного – добавишь себе срок. Зачем кивать на других и обсуждать, что сделали они? Расскажи, что сделал ты, расскажи честно и правдиво. Тогда тебя осудят только за совершенное лично тобой и не будут приписывать тебе того, что совершили другие. Бомбу в вертолет заложил ты?
– Да, – после длинной паузы с трудом выдавил из себя Белавин.
Внушение Гурова явно подействовало на него, но было видно, что откровенность требует титанических усилий.
– А нож? Кто вонзил его в горло Курбанскому?
– Это Муса.
Пока все совпадало. Но повторение истории, уже рассказанной Джункаевым, не слишком интересовало Гурова. Ему хотелось разгадать главную загадку этого дела и получить ответ на вопрос, который и сейчас, когда он знал уже почти все, оставался открытым.
– За что ты так возненавидел Курбанского? – спросил он. – Ведь вы были друзьями.
– Да. Друзьями, – снова немного помолчав, проговорил Белавин. – Хорошенькая дружба. Бегал для него высунув язык, каждую прихоть исполнял. А он только и знал, что приказания отдавать. Ни благодарности, ни… Да что там говорить! Я перед ним выстилался, как… как раб какой-то. Можно сказать, по свистку являлся. Кто ему все эти смешные шутки устраивал? И с Китаевым с этим, да и вообще. Все Коля и Коля. А когда Колю прижало, выяснилось, что этого как бы и не было ничего. Ноль! Фикция. Все эти мои побегушки, праздники для его друзей, услуги «не в службу, а в дружбу». Все это, как выяснилось, незначительные мелочи, не стоящие внимания. Ничего. Ноль!
Обида в голосе Белавина была неподдельной, и Гуров понял, что Курбанский чем-то действительно задел его за живое.
– Так что же все-таки произошло? Чем тебя так прижало?
– А вы не знаете? – с сарказмом глянул на него Белавин.
– Скажи – узнаю.
– Из-за чего я, по-вашему, с этой дрянью на ноге должен был разгуливать?
– Убийство? Но при чем здесь Курбанский?
– Ну да, конечно. Действительно, при чем? Вот и он, похоже, так думал. Когда Коля для него по поручениям бегал, тогда он не спрашивал, при чем. А тут вдруг в одночасье все понимание потерял.
– То есть ты хочешь сказать, что попросил Курбанского помочь тебе в этом деле, и он отказал?
– Да нет, не отказал. И не отказал, и не пообещал, что поможет. Держал на длинном поводке, все «завтраками» кормил. «Погоди», да «не спеши». Меня уж вот-вот в кутузку должны были упечь, а он все «годил».
– Но подожди, ведь если я ничего не путаю, именно Курбанский договорился о том, чтобы твоим делом занялся опытный адвокат. Как же ты говоришь, что он не помог?
– Селезнев-то? – презрительно скривился Белавин. – Да таких «опытных адвокатов» пруд пруди. На каждом углу полно, хоть мешками собирай. Только деньги брать горазды. Я этого придурка и без Лени мог бы нанять. Толку от него, как от козла молока.
– Но какую еще помощь мог оказать в подобном деле Курбанский? – недоумевал Гуров. – У него что, были знакомые в полиции?
– У него-то? – как-то загадочно произнес Белавин. – У него такие знакомые были, которые очень многим даже и во сне не снились. Или вы думаете, что он за просто так сумел эту историю с вертолетом замять? И в части остался, и звание сохранил, да и понизили его так, для виду больше. Думаете, это все – случайность? По щучьему велению произошло?
– То есть, если я тебя правильно понял, с помощью своих связей Курбанский мог кардинально повлиять на расследование по твоему делу?
– Да он его вообще мог закрыть, это дело. С помощью своих связей. Что такое убийство по неосторожности? Казус, непредвиденный случай, от которого не застрахован ни один человек. Форс-мажор, обстоятельства непреодолимой силы. Здесь даже говорить не о чем. Но я его ни о чем глобальном даже и не просил, ни дело закрыть, ничего такого. Совершил – значит, совершил, пускай остается. Просто хотел, чтобы срок условно дали. Это-то он мог организовать? Пустяковую скидку за всю мою многолетнюю преданную ему службу? А? Мог? – Белавин вопросительно уставился на Гурова, и в голосе его было столько обиды и боли, как будто перед ним сейчас сидел не полковник, а сам Курбанский. – Но нет, не заслужили. Слишком вяло на цырлах прыгали перед дорогим начальником. Побойчее надо было.
«Вот оно что, – подумал Лев. – Вот где зарыта собака. Значит, Курбанский мог чуть ли не полностью отмазать своего наперсника от этого досадного «казуса», но сделать этого не захотел. И тогда Белавин, которому в преддверии неминуемого ареста уже нечего было терять, решил, что не уйдет неотомщенным».
– Так что, когда я понял, что садиться мне все равно придется, то подумал – пускай хоть будет за что, – как бы отвечая на его мысли, продолжал Белавин.
– То есть ты задумал реальное убийство, где ни о какой «неосторожности» речь уже не шла. Но ведь в действительности все главное сделал Муса. Как тебе удалось уговорить его?
– Еще не хватало! – снова презрительно скривился Белавин. – Кто он такой, чтобы я его уговаривал? Он мне всем, что имеет, обязан. Если хотите знать, это я его в часть устроил. Можно сказать, из грязи вытащил. Еще я его уговаривать буду! Просто сказал, что он должен сделать, он и сделал.
– Это ты подговорил его напасть на меня в ту ночь?
– То есть… как сказать, – замялся Белавин. – Я когда увидел, что вы возле дома моего околачиваетесь, мне это почему-то очень не понравилось. Вот и шепнул Мусе – пойди, мол, объясни человеку. Но вы не думайте, ничего плохого я не хотел. Надеюсь, он не очень грубо себя вел?
– Нет, не очень.
– Хорошо. Значит, мои рекомендации выполнил, – с лукавой улыбкой произнес Белавин. – Да и то сказать, победителем-то все равно вы остались. Кто его в «обезьянник»-то отправил? Так что, если и было тут что с нашей стороны, вы все уравновесили.
– Да, я уравновесил. Что было на флэшке, которую подбросили Иванникову?
Этот вопрос моментально согнал с лица Белавина улыбку, и он некоторое время сосредоточенно молчал. Но, поняв, что возвращаться к отрицаниям бессмысленно, снова заговорил:
– Да ничего там не было. Ничего особенного. Просто запись с веселой вечеринки. Никто и не думал, что он это так близко к сердцу примет. Просто приструнить хотели немного, дать понять, что, если неправильно вести себя будет, это кино можно и в Сеть выложить. Обычное предупреждение. Кто же мог знать, что он все так болезненно воспримет? Может, подумал, что выложили уже? Не знаю. Мы ничего плохого не хотели.
– «Мы» – это ты и Курбанский?
– Можно и так сказать. Но тут, конечно, больше у Лени интерес был. Как и всегда, впрочем, – добавил Николай.
– Чем ему не угодил Иванников? Или это просто ревность?
– Да нет, не совсем. Он, Иванников этот, начал как-то слишком уж активно кадровую политику проводить. Начальников отделов менять и прочее в таком духе. А у Лени здесь свои интересы были. Вот и захотел он этот пыл его немного поостудить. Но что оно так глобально получится, никто не рассчитывал.
– «Начальников отделов» – это ты отдел научных разработок имеешь в виду? – пытливо взглянул на него Гуров.
– И это тоже. Да и вообще. Слишком уж по-хозяйски он начал распоряжаться. Лене не понравилось. Вот он и решил…
– В кабинет к Иванникову флэшку подбросил ты?
– Да. Утром, когда еще никого не было. Это ведь Ленин кабинет был, так что ключи у него имелись. Он мне дал, я зашел, флэшку на стол положил и вышел.
– Ясно. Еще один вопрос. Бомба, которую подбросили Китаеву, когда я был у него в гостях, – твоих рук дело?
– А, это, – улыбнулся Белавин. – Надеюсь, вы не обиделись? Просто шутка. Так сказать, приветственный салют. Она у меня в «запасниках» лежала, еще с тех времен, когда мы с Леней над мальчиком этим прикалывались, Максюшей. Соорудил на всякий случай, думал, авось пригодится.
– И пригодилась.
– Да ладно, не сердитесь. Ведь без жертв обошлось?
– На этот раз да. Кто Лехе ее подсунул?
– Да никто не подсовывал. Положили ее возле подъезда, он сам нашел. Эти ребята синюшные, они ведь так и рыскают, где бы чего бы этакого надыбать, чтобы на пол-литру хватило. Вот он и надыбал.
– Ясно.
Все вопросы, интересовавшие полковника, были выяснены, и в этом загадочном и неоднозначном деле больше не оставалось белых пятен.
Отослав Белавина, он сел писать докладную, где раскладывались по полочкам все факты и делались логические выводы. На это у Гурова ушел весь остаток дня.
Закончив свое творение, Лев внимательно перечитал его и убедился, что все изложено вполне доходчиво и загадочные события, происшедшие в последнее время в авиачасти, предстают в ясном свете.
Посмотрев на часы, он увидел, что если поторопится, то сможет еще успеть на вечерний поезд. Наскоро попрощавшись с покровскими коллегами, по привычке вызвал такси и поехал на вокзал, чтобы вернуться в Москву, по которой он уже успел соскучиться. Очередное запутанное дело было раскрыто, но его ждали впереди еще многие и многие не менее запутанные и пока не раскрытые дела…
