Глава 12

В офисе начальника отдела убийств царила странная атмосфера. Открыть дверь в этот недавно возникший ад из конфетти и войти в помещение было сродни попаданию на разоренное место преступления. Разорванные и измельченные документы, технические отчеты, фотографии, взгляда на которые не выдержал бы ни один нормальный человек, содержимое ящиков, усыпавшее рабочий стол, словно снег. По-видимому, хозяин кабинета занимался чисткой и сортировкой, однако это больше было похоже на отзвуки многовековых баталий и боев.

– Маркус, кто бросил ручную гранату? – попытался Карл приступить к диалогу, одновременно ища взглядом поверхность, на которую можно было бы присесть. Но тщетно.

– Сейчас придет Лиза с мусорными мешками. Не можешь подождать полчасика, Карл?

– Я только хотел сказать, что отдел «Q» возьмется за дело Анвайлера. Там сплошные пробелы.

Шеф остановился, погрузив руку в ящик с месивом из старых ластиков, сломанных карандашей, высохших ручек и крошек, которые ящики имеют свойство постоянно производить килограммами по истечении некоторого срока.

– Нет, Карл, отдел «Q» за него не возьмется. Оно входит в компетенцию третьего этажа и не предназначалось вам в дар. Роза всего лишь должна была на нем потренироваться, помнишь это? Должен же ты наконец уяснить, что ваши дела – те, которые мы к вам отправляем. Вы не можете сами выбирать дела или отказываться от них, только лишь расставлять приоритеты.

– Маркус, я только что сообщил тебе о том, что это дар тебе от меня. Ты даже оглянуться не успеешь, а оно уже будет раскрыто, и ты сможешь справить себе очередной нагрудный знак. В свои последние дни на службе ты заслужил очередное полноценное раскрытие дела. Как вообще дела, ты в порядке?

Маркус вдруг поднял голову. Его чувствительность в профессиональной сфере, по-видимому, абсолютно притупилась. Если мысли о пенсии настолько захватили его уже сейчас, как они могут не подтачивать его спустя неделю или год? Он ведь мог бы просто взять и оставить все к чертовой матери… Сколько вообще ему лет? Шестьдесят?

– Карл, я должен тебя предупредить. Я знаю твое отношение к Ларсу Бьёрну, но он прекрасный человек, так что нет никаких причин с ним ссориться.

– Благодарю за предупреждение. Но если у него кишка тонка, пускай увольняет меня, мне по барабану. Зато тогда ему придется задуматься над тем, как поступить с отделом «Q». Он ведь не станет рисковать миллионами, которые текут через этот отдел в ваш департамент, правда? А кроме того, поверь мне, он ни бельмеса не сечет, что это за дело.

Шеф запрокинул голову и прикрыл глаза. Может, у него болела голова? Карл еще никогда не видел его таким отстраненным.

– Может быть; а может, и нет, – глухо буркнул он. – Но Бьёрн запросто может передать твой отдел кому-нибудь другому, если ты этого добиваешься, Карл. Ты выстроил отдел «Q», но именно Бьёрн являлся его архитектором, а не я. Так что давай-ка не возникай особо, ладно?

– Муж погибшей стоит на посту охраны, Карл, – входя, доложил Ассад. – Он – бурильщик на плавучем агрегате, но в данный момент оказался на материке, так что нам повезло.

Карл кивнул.

– Бурильщик? – Недурно. Такие люди привыкли подставлять лицо встречному ветру, стискивая зубы, и принимать вещи как они есть. А потому выведывать у них тайны проще простого.

Мёрк ожидал увидеть мужчину с ручищами как тиски, с широко расправленными плечами, однако он ошибся. В действительности этот тип довольно сильно напоминал Сверре Анвайлера. Очевидно, перед этим типом мужчин жертва пожара никак не могла устоять.

Рядом с Ассадом он казался мелким. Почти как человек, внезапно родившийся из внутреннего вакуума. Впалая грудная клетка, худенькие мальчишеские плечики. Только взгляд был стальной. В нем читалась готовность сделать то, что требуется. Человек правильной закалки.

– Что это за проклятая дыра, в которую вы меня притащили? Похоже на чертов подвал для пыток. – Он глухо рассмеялся. – Надеюсь, вы в курсе, что в Дании пытки запрещены? – Протянул руку. Несмотря на скромные габариты, рукопожатие его оказалось весьма крепким. – Ральф Вирклунд, супруг Минны. Вы хотели со мной поговорить?

Карл предложил ему присесть.

– Нам с моим ассистентом перепоручили расследование дела о пожаре, в котором погибла ваша жена. Мы подробно ознакомились с делом и считаем, что остался открытым целый ряд вопросов.

Ральф кивнул. Кажется, он был вполне настроен на сотрудничество. Если он и ощущал какое-то беспокойство, то умело это скрывал.

– Из материалов дела мы выяснили, что супруга покинула вас непосредственно перед роковым пожаром. Она адресовала вам письмо, в котором сообщила, что нашла себе более подходящую партию. Как вы это прокомментируете?

Кивнув, Ральф отвел взгляд. Явно упомянутый факт не являлся для него предметом гордости.

– И не фиг ее в этом упрекать. Или, быть может, вы считаете, идеальный вариант – делить постель с человеком, который бывает дома всего несколько месяцев в году?

В точку! Как еще он мог ответить на этот гребаный вопрос? Несколько месяцев в году рядом с Моной были бы для Карла мировым рекордом. И какого лешего он сейчас об этом подумал?..

– Но многие именно так и живут, – ответил вместо него Ассад, улыбнувшись чересчур тепло. Ага, значит, играем в хорошего и плохого полицейского; и теперь настала очередь Карла быть злым, что отлично подходило к его теперешнему расположению духа.

Мёрк наклонился вплотную к бурильщику.

– Ральф, послушайте. Прекратите нести этот вздор, ладно? Вы ведь не считаете, что был какой-то смысл поменять вас на мужчину, который вообще никогда не бывает дома?

Мужчина в изумлении посмотрел на Карла.

– Вы снова принимаетесь за свое? Я же уже объяснял чертовым полицейским тысячу раз, что Минна вообще не знала этого человека. Она всего лишь купила у него лодку, и всё, точка. Только и всего!

Карл посмотрел на Ассада. Как степенный странник, которого только что спросили, где лучше всего укрыться от солнца посреди пустыни, тот сидел и с умным видом кивал, быть может, немного рассеянно. Что у него на уме?

– Ральф Вирклунд, послушайте. То, что вы сейчас говорите, не отмечено нигде в рапорте, – сказал Мёрк. – А поскольку подобные высказывания должны фиксироваться, мне сдается, что вы не говорили об этом нашим коллегам.

– Я точно уверен, что говорил. А также говорил то, что я понятия не имел о пожаре на лодке и о смерти Минны, пока копы мне не рассказали. Это же, черт возьми, зафиксировано в документах, что я испытал настоящий шок, как и то, что у Минны не было ничего общего с хозяином этой лодки, кроме того, что она купила ее у него. Разве нет? А то я попрошу взглянуть на рапорт, ведь я имею право?

Карл снова посмотрел на Ассада, сверкнув глазами: «Выходи из тени, приятель, твоя очередь». Ведь, в конце концов, именно Ассад из них двоих ознакомился с отчетом. И как отреагировал его помощник? Да никак. Он продолжал с улыбкой сидеть под своей пальмой.

Как это все выводило из себя…

– Я думаю, вы поколотили жену за измену и устроили поджог.

– Эй, Ральф, – перебил его Ассад. – А сколько литров сырой нефти может выкачать из земных недр буровая установка в такой вот погожий денек?

Мужчина озадаченно посмотрел на Ассада. И не он один.

– Ну, я интересуюсь исключительно потому, что таким образом можно выяснить количество газа и дерьма, поднимающихся наверх и напоминающих весь этот вздор, который вы только что несли, верно?

На лице собеседника прорезались косые морщины.

– Я связывался с вашими работодателями, – продолжал Ассад все с той же непостижимой улыбкой. – Мне кажется, Ральф, они вас весьма ценят.

Здесь бурильщик кивнул, соглашаясь, но в то же время с некоторым недоумением.

– И они не могли умолчать о том – потому что я сам прямо у них спросил, – что вы жутко норовистый тип, это правда? И что вы любите демонстрировать, что не боитесь ничего на свете. Что скажете?

Собеседник слегка пожал плечами. Ситуация принимала для него какой-то глупый оборот, это было очевидно.

– Ну да, это так. Но я никогда не бил Минну, если вы на это намекаете. Только мелкие потасовки в баре. Меня никогда не арестовывали за насилие, но вы ведь, черт возьми, и так все это знаете?

– Я тут подумал, что нам с Карлом не помешало бы побывать там, где вы жили вместе с Минной, и побеседовать с вашими соседями. Что скажете на это?

Ральф фыркнул.

– Мне как-то насрать. Тоже мне, соседи… Мусульмане, ютландцы и прочий сброд.

«Он сказал „ютландцы“?» – подумал Карл. Человек, сидящий перед ними, провоцирует их в открытую? Не так ли он заваривает потасовки? Весьма изобретательно…

В следующий момент Ассад поднялся, по-прежнему с широкой улыбкой, и с размаху всей пятерней заехал бурильщику по роже.

Насколько это оказалось неожиданно, настолько же чудовищно неправомерно, в особенности в стенах полицейского управления.

Однако Ассад кивком пресек протесты Карла. Он как ни в чем не бывало спокойно стоял, склонившись над бурильщиком, упершись руками в колени и уставившись на лицо с разбитым носом.

Между их глазами было каких-нибудь десять сантиметров.

Что, будь оно неладно, все это значит? Через секунду этот человек вскочит и примется громить все направо и налево. Можно было почти увидеть, как бурлило у него в голове. Неужто план Ассада заключался в том, чтобы упрятать подозреваемого в кутузку за нападение на должностных лиц при исполнении? И им придется лгать насчет того, кто первым нанес удар?

Вдруг оба противника довольно неожиданно разразились громким хохотом, а Ассад выпрямился и похлопал Ральфа по плечу, затем засунул руку в карман и протянул пострадавшему носовой платок.

– Карл, смотри-ка, а у него неплохое чувство юмора, а? – веселился он.

Бурильщик кивнул. Его рожа была прилично разбита, но это, по-видимому, не помешало ему прийти в чувство.

– Только больше так не делай, – попросил парень.

– А ты тогда больше не обзывай меня ютландцем, – отреагировал Ассад.

Сдохнуть можно, как яростно заржали эти два придурка.

Карл совершенно опешил, но это было неважно, ибо в его восприятие Ассада уже и так был вбит клин. С одной стороны, он чувствовал себя странным образом ободренным решительным поведением напарника, так как это указывало на то, что коллега приходит в себя, но с другой стороны, то же самое поведение порождало вопрос – что было такого в сущности Ассада, или, точнее, в его прошлом, что наделило его навыком применять насилие настолько подконтрольно? Конечно, с таким не столкнешься каждый день.

– Лишь один вопрос, прежде чем мы вышвырнем тебя вон, – решительно начал Ассад.

Что он имел в виду? Этот человек не может просто так отделаться от них. Они ведь только начали.

– Твоя жена была недотепой, так, кажется, это называется?

Резким движением их собеседник откинул голову назад, как будто мозолистый кулак Ассада готовился нанести очередной удар.

– А откуда вы знаете? – В его голосе слышалось изумление.

– Так была?

На напряженном лице появилась смешливая ямочка.

– Она была прямо-таки адски неуклюжа, так что моя мама даже отказалась бывать у нас. Никогда в жизни никто не видел на полу такого количества разбитых вдребезги фарфоровых фигурок, как когда Минна впервые очутилась в ее гостиной. – Он кивнул. – Ну да, она была слегка обескуражена.

Ассад вопросительно посмотрел на Карла.

– «Обескураженный» значит «смущенный», «сконфуженный» или «растерянный», – объяснил Карл.

Судя по всему, это не облегчило понимания.

– То есть ты имеешь в виду, что она не слишком ладила с аппаратурой, электроникой и прочим? – продолжал Ассад.

Диафрагма Ральфа Вирклунда завибрировала.

– Если она пользовалась тостером, то подгорал тостер, а не хлеб. Но…

Он осекся.

Все трое переглянулись.

– Ассад, я хотел бы тебе сказать, что не одобряю, когда ты избиваешь людей в моем кабинете, – высказался Карл, когда бурильщик удалился. – Я требую объяснений. Ведь ты прекрасно понимаешь, что еще раз выкинешь подобный номер – вылетишь отсюда, понятно?

– Заткнись, Карл. Ты ведь видел, как это разрядило обстановку. Ты же знаешь: если верблюд пердит, этому может быть две причины, да?

Боже всемогущий, опять верблюды…

– Да-да, либо он обожрался травой, либо просто желает произвести немного прекрасной музыки под солнцем пустыни.

– Ассад, мать твою, каким боком это служит оправданием избиения человека?

– Мне просто казалось, надо было сказать, что на буровой установке жуткая скукотища.

– Точняк, да. То есть ты хотел продемонстрировать, что драка – всего лишь развлечение для этого чувака?

– Ну да, Карл, он ведь пускает в ход кулаки исключительно для развлечения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что оскорбляет нас, а я показал ему, как в этом случае поступают и что затем можно стать прекрасными приятелями. Мы оказались равны, после того как я ему врезал, и он все понял.

– То есть, подобно верблюду, он перестает сдерживаться, чтобы добавить себе чуток музычки в жизни, и именно поэтому легко вступает в драку? А почему то же самое нельзя применить и к собственной супруге?

– Потому что совсем не так весело бить жену, как своих друзей-приятелей. Поэтому.

– Несомненно, это весьма хлипкий аргумент его непричастности к убийству.

– Я и не говорю, что он непричастен. Только, Карл, тот, кто толкает верблюда в задницу, должен быть готов словить копытом по яйцам. Такие дела.

О господи…

– Так что, на этот раз верблюд, похоже, оказался самкой? Твоя мысль состоит в том, что совсем не весело кого-то мутузить, если и пострадавшему от этого не становится весело?

Ассад улыбнулся.

– Ну вот ты и понял. Прекрасно, Карл.

Когда Мёрк был молодым полицейским, отчеты писались на печатной машинке за двадцать минут двумя пальцами. В современной Дании при помощи десяти пальцев и текстового редактора пятнадцатого поколения ему требовалось как минимум два с половиной часа, и то если повезет. Теперь отчеты представляли собой не выводы, а скорее выводы из выводов из выводов.

При нормальных обстоятельствах Карл терпеть не мог всю эту бюрократию, но сегодня ему идеально подошла изоляция перед монитором, хотя и сложно было сосредоточиться.

Он услышал голоса Розы и Гордона, доносящиеся из коридора.

По всей видимости, она хвалилась ему, как ей удалось решить для отдела «Q» дело Анвайлера, причем невозможно было не обратить внимание на его непомерное восхищение ею. Если Гордон собирался кое-что разузнать, то его стратегия заключалась в том, чтобы сделать это посредством проникновения к Розе под юбку.

Карл попытался заткнуть уши. Кому захочется слушать подобные вещи в его-то состоянии?

– Эй, Гордон! – закричал он, когда они проходили мимо его кабинета. – Скоро ты уже закатишь карету в гараж?

Роза послала ему ледяной взгляд и с треском захлопнула дверь.

Мёрк нахмурился. Неужто этот дохлый призрак, едва вышедший из грудного возраста, сумел-таки подъехать к Розе?

Вперив взгляд в мерцающий монитор, он принялся за составление отчета по поездке в Роттердам. Это была нелегкая задача, потому что когда дело дошло до поисков правды, полицейские, занимавшиеся делом об убийствах посредством строительного пистолета в Схидаме, проявляли абсолютно отвратительное знание английского языка по сравнению со всеми остальными знакомыми ему голландцами.

На все про все получились жалкие две страницы, а этого явно было недостаточно. У Карла снова возникла проблема с концентрацией. Возможно, будет лучше, если он разошлет документы, полученные на встрече. В полицейском управлении наверняка отыщется кто-то, кто сможет перевести этот корявый текст.

Мёрк покачал головой.

Ни черта это не поможет.

Единственным конструктивным способом обретения той или иной формы душевного спокойствия было приглашение ко второму акту драмы под названием Мона. И этот акт должен был оказаться более плодотворным, чем первый.

Карл набрал рабочий телефон Моны, но трубку, естественно, сняла не она. В порыве усовершенствовать концепцию саморазвития Мона примкнула к сообществу некоей клиники, обретя при этом одно небольшое досадное неудобство: теперь каждый раз приходилось натыкаться на секретаршу, а эта юная женщина, видимо, мнила себя столь же компетентным психологом, как те, кто консультировал клиентов в кабинетах за ее спиной.

– Нет, Мона Ибсен в данный момент недоступна. У нее пациент. Ну, может, пациента у нее и нет, но факт тот, что на двери висит табличка «Не беспокоить».

Он ей даст факт, когда в следующий раз объявится лично и склонится над стойкой регистрации…

Факт! Едва Мёрк положил трубку, как в нем укоренилось болезненное и мучительное ощущение, что Мона давно вынашивала план его отставки.

Можно ли было допустить мысль, что она встречалась с другими мужчинами, пока Карл прочесывал улицы в поисках обручального кольца? Неужели он упустил сигналы, которые могли на это указывать?

Нет, Мона не такая. Если б она встретила другого, то сразу прямо сказала бы об этом.

И все же в голову Карла закралось мрачное чувство, что его обманули. Признаться, он не чувствовал ничего подобного лет с двенадцати. Тогда одним ярким летним днем он обнаружил любовь всей своей юности, затмевающую собой все вокруг Лизу, позирующей у открытого бассейна. Она вдруг предстала перед ним в декольтированном купальнике, обнажив коричневые покатые бедра, и сразу удалилась от него на расстояние многих световых лет. Они вместе взрослели и смущались своей близости почти влюбленных, – и вдруг ее абсолютно открытая улыбка оказалась адресована другим. Когда она наконец заметила Карла, ее улыбка изменилась. В одно мгновение девочка превратилась в женщину, а он был покинут и унижен, по-прежнему заключенный в мальчишеское тело.

Не менее десяти лет ему потребовалось на избавление от чувства одиночества, в которое она его повергла, и вот теперь он ощущает то же самое. Отправлен в отставку, предоставлен самому себе… Это была даже не ревность, а нечто более глубокое и гораздо болезненнее.

«Черт возьми, приятель, – сказал сам себе Карл, – да ты впал в зависимость от Моны. Когда же это случилось?»