Глава 8

Встретившись с Гарсоном, я сразу увидела, насколько он разочарован. Ногалес не сделал ничего такого, что позволило бы нам задействовать следивших за кафе полицейских. Не было также ни подозрительных телефонных звонков, ни уж тем более визитов в “Глорию” и попыток запугать свидетеля. Ногалес, правда, договорился о встрече со своим адвокатом и потом посетил его контору. По мнению младшего инспектора, мы опять оказались в тупике, но он считал, что надо набраться терпения и ждать, не теряя надежды на удачу. Я рассказала ему о своем лингвистическом открытии: Но-га-лес – Лес-га-но. Оно произвело на Гарсона неизгладимое впечатление, хотя он и не мог сообразить, что нам это дает.

– Вот такие наши дела, Фермин. Сегодня вечером, когда хозяин будет закрывать свое кафе, мы нанесем ему визит вежливости. Надо поднажать на него так, чтобы мы могли предъявить Ногалесу официальное обвинение. Приказ комиссара.

– Еще бы! Появляется очередной труп – и все дружно впадают в истерику. Будто никто не знает, что как раз покойники-то уже и не способны причинять неприятностей.

– Вы рассуждаете так, словно убийство Марты Мерчан не меняет ситуации.

– А разве меняет? Каким, интересно, образом?

– Вынуждена сказать вам то же самое, что сказала и Коронасу: я не знаю. И клянусь Господом Богом, что признаваться в этом мне чертовски трудно. Нет ничего хуже, чем двигаться в потемках, сделать шаг вперед и ждать, пока что-нибудь не позволит нам сделать следующий.

– А вы, разумеется, предпочитаете с самого начала ориентироваться на детально просчитанную версию, совсем как Шерлок Холмс.

– Издевайтесь сколько хотите, но это действительно так.

– Вы ведь достаточно долго работаете инспектором и вроде бы должны знать: такого не бывает. Надо ползти, извиваясь червяком, между фактами, а не раскрашивать уже готовый рисунок.

– Как вы можете так говорить, если мы вышли на Ногалеса, опираясь на гипотезу, которую вы же сами и придумали? Вот и теперь вы должны попытаться сделать то же самое.

– Что именно?

– Придумать гипотезу, объясняющую гибель бывшей жены Вальдеса.

– Тут надо призвать на помощь все свое воображение.

– Вот и призовите!

– Ну… Проще всего было бы предположить следующее: Марта Мерчан с запозданием, но все же узнала, что ее бывшего мужа убил Ногалес. Ей это, естественно, не понравилось, и она пригрозила Ногалесу – мол, сообщит обо всем полиции. И тогда этот негодяй нанял киллера – убить и ее тоже, чтобы не проболталась.

– Ваша версия не выдерживает критики. Одни нестыковки. Первый, и главный, вопрос: как Мерчан докопалась до заказчика убийства? И еще: она что, была знакома с Ногалесом? Была в курсе совместных дел Вальдеса и Ногалеса?

– Вот именно! И эти дела приносили ей деньги! Вальдес с ней делился.

– С чего бы такая щедрость? Допускаю, что они время от времени вместе ужинали, что они сохранили добрые отношения, хоть их семейная жизнь и не удалась, но чтобы он стал отдавать ей часть весьма и весьма крупной добычи? Не верю, мои представления о теплых отношениях бывших супругов имеют свои границы.

– Иными словами, сами вы ни в жизнь не отдали бы долю своей наживы бывшим мужьям?

– Уж поверьте, что нет, и тем более если деньги были бы заработаны преступным путем.

– Но лучшей версии у меня нет. К тому же уже поздно, инспектор. И раз ничего путного на ум не приходит, почему бы нам не двинуться в сторону “Глории”? Хороши мы будем, если они как раз сегодня по какой-то причине решат закрыться пораньше.

– Ох, я и думать забыла про часы. Из-за этих метаний между Барселоной и Мадридом совершенно утратила представление о времени. Теперь начинаю понимать, почему чиновники, которые целые дни проводят в самолете, вечно страдают от стрессов.

– Ага, вот и отыскалась работка хуже полицейской, правда, чиновникам хотя бы платят получше.

– Сколько бы им ни платили, это вряд ли можно считать реальной компенсацией потерь.

– Что мне в вас больше всего нравится, Петра, так это ваше умение всегда держать марку. Одно удовольствие смотреть, какую мину вы корчите, стоит упомянуть при вас о деньгах, – словно вдруг съели что-то несвежее или кто-то положил перед вами на стол мерзкое насекомое.

– Ну, этого можно добиться с помощью недолгих тренировок, я вас научу.

Мы попросили машину в мадридском комиссариате, к которому были приписаны, и вскоре она остановилась неподалеку от кафе “Глория”. После десяти часов поток клиентов практически иссяк. “Глория” была не из тех заведений, куда публика собиралась ближе к ночи.

В одиннадцать бар покинула какая-то женщина, скорее всего, кухарка. Посетителей, судя по всему, внутри больше не осталось, так что мы быстро направились к дверям.

По лицу хозяина, когда он нас увидел, можно было бы изучать все разновидности человеческой мимики. Я прочла на нем удивление, страх и желание растаять в воздухе…

– Добрый вечер, сеньоры! Как вы меня напугали, я ведь уже собирался запереть двери.

Мы ничего ему не ответили. Я подчеркнуто грубо бросила на стойку перед ним фотографии убитой Марты Мерчан:

– Ну-ка, Адольфо, взгляните еще и на это.

Он совершенно не умел скрывать свои чувства. Опять на лице его промелькнули, сменяя друг друга, паника, ужас, жалость.

– Господи, спаси и помилуй!

Гарсон тотчас кинулся на него как бульдозер. Он изо всех сил шарахнул кулаком по деревянной стойке, так что зазвенели не убранные оттуда бокалы.

– Ни Господь, ни дьявол тут не помогут! Отвечайте, черт побери, ясно и четко! Именно эту женщину вы видели, когда она вместе с Вальдесом и вторым мужчиной завтракала в вашем баре?

Адольфо выгнулся назад, словно боясь, что теперь кулак попадет прямо в него. Младший инспектор снова заговорил так хорошо мне знакомым громким и хриплым голосом:

– Может, хватит в молчанку играть, так твою мать! Эту женщину вчера убили, потому как вам духу не хватило твердо сказать, что вы узнали мужчину с фотографии. Долго будете дурака-то валять? Может, вам кто угрожал или денег предложил? Так это преступление, к вашему сведению!

Хозяин кафе забормотал:

– Нет, никто мне ничего не говорил, и никто ничего не предлагал, я просто сказал, что не уверен…

– Да плевать я хотел на твою уверенность! Когда мы пришли сюда в первый раз, ты сразу узнал эту рожу. А потом на тебя вдруг накатили сомнения. Послушай, либо ты скажешь правду, либо мы устроим тебе такое, что и кафе свое продашь, чтобы расплатиться с адвокатами.

Мы действовали на самой границе закона, а вернее сказать, давно уже переступили все границы. С Ногалесом мы никогда не стали бы так разговаривать. Если признаться честно, пришлось воспользоваться неискушенностью этого бедолаги. Такова жизнь.

Хозяин кафе был настолько напуган, что ему с трудом удавалось выдавить из себя что-то связное:

– Я никогда… ничего не делал, я никогда не впутывался в сомнительные дела. Только работаю как проклятый… У меня семья, я даже штрафы за неправильную парковку плачу. Если надо помогать полиции, я всегда готов… Думаю, мы просто неправильно друг друга поняли, и поэтому у вас сложилось обо мне неправильное мнение.

– Ну так что, готов ты заявить судье, что узнал этого мужчину?

– Ну конечно же, какой вопрос, я ведь никогда и не говорил, что отказываюсь давать показания. Раз надо, значит надо, и точка.

– А что ты скажешь про женщину?

– Да, мне кажется, это ее я видел тогда.

– Кажется?

– Это она, да, она. Жена того мужчины.

– И ты уверен, что она пришла не с Вальдесом?

– Да нет же, нет, она пришла вот с этим, я очень хорошо помню.

– Пожалуй, тебе удастся отделаться легким испугом, но слишком на это не рассчитывай. Я бы на твоем месте не раздумывая дал показания судье, даю совет ради твоего же блага.

Если все это не было очевидным запугиванием свидетеля со стороны полиции, то уж и не знаю… Я покинула кафе с каким-то тошнотворным чувством.

– Вздумай он рассказать хоть часть того, что сейчас тут происходило, не сносить нам с вами головы, Гарсон.

– Ничего он никому не расскажет, слишком напуган. Кроме того, он ведь понятия не имеет о разнице между нами и судьей. Слышали, что он ляпнул про штрафы? Для него все одно – закон, он и есть закон.

– Мне немного стыдно.

– А вы про свой стыд лучше забудьте, в конце концов, самая поганая часть работы всегда выпадает на мою долю.

– Но это ничуть не уменьшает и мою вину.

– Да не говорите вы мне про какую-то там вину, инспектор. Вина бывает только там, где ее можно доказать. А если посмотреть под таким углом, то разве нас кто-то в чем-то уличил?

Такая вот полицейская логика, каковой и я тоже должна вроде бы руководствоваться.

Гарсон позаботился о том, чтобы полицейских, следивших за кафе, сменили другие – теперь им предстояло охранять свидетеля. Не дай бог, и он пополнит собой список покойников, ведь это стало у нас в порядке вещей.

Мы позвонили комиссару Коронасу и отчитались о своих грязных делах. На его взгляд, все было исполнено идеально.

– Свидетель согласился дать показания судье.

– Очень хорошо, Петра, очень хорошо. А что вы намерены делать дальше?

– Завтра с утра пораньше допросим Ногалеса, но теперь уже в ином ключе.

– Я позвоню вам еще до этого, к восьми утра должны быть готовы результаты вскрытия. Вдруг они чем-то помогут.

Что ж, мы уже начали сами воздействовать на реальность, и реальность стала одаривать нас фактами – только руку протяни, хотя факты пока были не слишком красноречивые и подчас не имели объяснений. Марта Мерчан знала Ногалеса. И ничего больше. Мы сработали топорно, но смогли добавить к материалам дела также и эту информацию. А внутренние связи всей конструкции в целом еще только предстоит выявлять – гораздо более сложными методами.

Я легла спать в тревоге и волнении и была уверена, что телефон разбудит меня среди ночи, но этого не случилось. Я спала, забытая всеми, как старые туфли в шкафу. А проснулась с ощущением, что вот-вот опоздаю на собственные похороны. Однако причин для страха не было – все вроде бы продолжало течь в обычнейшем русле. Было семь часов утра, и до сих пор никто не побеспокоился о моей судьбе – я могла бы спокойно умереть.

Во время завтрака Гарсон выглядел настолько спокойным, что это отчасти рассеяло мои мрачные мысли. Он макал свои чурритос в кофе так же самозабвенно, как интегрист предается первой утренней молитве.

– Вы хорошо спали? – спросила я.

– Как бревно, – признался он. – Мало что в этой жизни может лишить меня сна. Я всегда сплю как младенец. А вы?

– Как убитая.

– Что-то плохо верится, выглядите вы неважно – наверняка всю ночь раздумывали над нашим делом. Нет, все-таки опыта вам недостает! Ладно, но только вы хоть позавтракайте получше, эти чурритос – что-то божественное. Хотите, добавим к ним побольше сахару?

Я улыбнулась:

– Вы, кажется, решили начать опекать меня?

– Мы, одиночки, просто обязаны опекать друг друга. Знаете, что я вам скажу, Петра? Вы должны снова выйти замуж.

Я так громко расхохоталась, что мой смех напугал тех немногих ранних пташек, что сидели за другими столиками.

– И за кого же, позвольте спросить?

– Ну, это уж ваше дело!

– Я подожду, пока женитесь вы, а я уж после вас.

– Ну, тогда…

– Значит, вы только другим советуете вступать в брак?

– Я слишком стар для новых экспериментов.

Вот и опять мы шагнули на территорию личных тем, и я решительно не желала продолжать этот разговор. На столе лежал мой мобильник, я посмотрела на него и сказала Гарсону:

– Спорим, телефон через секунду начнет трезвонить? Комиссар обещал позвонить в восемь.

– Вот еще кого надо бы женить!

– Да, только он уже давным-давно женат! У них с женой четверо детей. Неужели вы этого не знали?

– Мужчины редко откровенничают между собой.

– Зато откровенничают с женщинами.

Он явно удивился:

– Возможно.

Без одной минуты восемь зазвонил телефон. Коронас начинал кипеть энергией, как только новый день продирал глаза. Комиссар сказал:

– Петра, я в нескольких словах сообщу результаты вскрытия Марты Мерчан. Семь ножевых ран, нанесенных как будто вслепую. Только одна оказалась смертельной. Профессиональный убийца исключается. По словам судмедэксперта, удары наносились без особой силы. Ни один не попал выше верхней линии грудной клетки. Как он считает, убийцей был невысокий мужчина мелкого сложения – или скорее даже женщина. Жертва оказала сопротивление, остались следы борьбы, но очевидно, что застали ее врасплох, поэтому должным образом среагировать она не успела. При осмотре места преступления обнаружен один волос, который не принадлежал Марте Мерчан, но мог принадлежать ее дочери, домработнице или кому угодно другому. Волос передали в лабораторию. Что касается соседей, то никто из них не видел подъезжающей машины и не слышал ничего необычного. И это вполне объяснимо, поскольку дома там окружены довольно обширными садами. Вот и все на сей момент. Усвоили?

– Да. А допросы дочери и домработницы?

– Молинер допросит их сегодня же утром. Вчера у Ракели Вальдес не выдержали нервы, когда она, вернувшись из университета, увидела всю эту картину. Ночь она провела с транквилизаторами и под наблюдением врачей. Когда вы намерены отправиться к Ногалесу?

– Как только пробьет девять, комиссар.

– Расшибитесь в лепешку, но своего добейтесь.

– Так мы и поступим.

Я пересказала наш разговор младшему инспектору, и мы двинулись в сторону редакции “Универсаля”. Прежде чем войти, я предупредила коллегу:

– Пока я не стану сообщать ему о смерти Марты Мерчан. Посмотрим, может, если я брошу новость потом, в самый неожиданный для него момент, это произведет нужный нам эффект.

– Вам виднее, инспектор. Лично я понятия не имею, с какого бока лучше подлезть к этому типу.

– Будем действовать экспромтом, доверимся интуиции.

– Сомневаюсь, что при таком хилом завтраке ваша интуиция будет работать как надо.

– Поэтому вы должны быть начеку. Как только почувствую, что мне не хватает вдохновения, переключу допрос на вас. Если суть вопроса в количестве поглощенных чуррос, то у вас все получится лучше некуда.

– Главный редактор еще не пришел, – сказала нам девушка, дежурившая за стойкой у входа.

– В таком случае мы подождем его здесь, – ответила я.

Так мы и поступили. И целый час наблюдали за суетливой утренней жизнью газеты. То и дело звонил телефон, на работу один за другим приходили сотрудники, вооруженные магнитными карточками. Тем, кто здесь не служил, приходилось подчиняться строгим правилам безопасности. Наконец появился Ногалес и, разумеется, сразу нас увидел. Он направился прямо к нам. Мы встали и не дали ему произнести ни слова:

– Сеньор Ногалес, мы ждем вас. Вы должны проследовать в комиссариат для допроса.

– Я арестован?

– Нет, но есть неблагоприятные для вас свидетельские показания, и мы хотим прояснить ситуацию.

– Хорошо, скажите мне, о каком комиссариате идет речь, я позвоню своему адвокату и попрошу его приехать туда.

Рядом с дверями редакции имелась стоянка такси. Когда Ногалес понял, куда мы направляемся, он вдруг сказал:

– Если вы не против, я бы поехал на своей машине.

Едва заметная пауза выдала наши внутренние колебания, хотя, вне всякого сомнения, сбегать он не собирался, а его мобильник прослушивался. Я решительно кивнула.

В комиссариате уже была приготовлена комната для допросов. Ногалес приехал через пять минут после нас, его адвоката пришлось ждать еще полчаса. И мы не начинали, пока тот не прибыл.

– Сеньор Ногалес, за этим стеклом находится управляющий кафе “Глория”. Он уверен, что неоднократно видел именно вас, когда вы завтракали и беседовали с Эрнесто Вальдесом. Сегодня он готов подтвердить свои показания и подписать официальное заявление.

Тут же вмешался адвокат:

– Мы примем это к сведению, только когда увидим подписанные им показания.

– Хорошо.

Затем я встала и вышла. В соседней комнате находились свидетель и несколько полицейских. Я поздоровалась с ним и, не теряя времени даром, задала ему вопрос:

– Это тот самый человек, которого вы видели?

Адольфо нервничал, лицо его покрывал тонкий слой пота. Он кивнул. Я настаивала:

– Скажите, да или нет.

– Да, да, это он и есть. Я совершенно уверен.

У меня словно гора с плеч свалилась.

– Хорошо, распишитесь здесь и вставьте данные своего удостоверения личности. Не исключено, что судья вызовет вас на процедуру опознания.

Он дрожащей рукой подписал заранее заготовленный документ. Почерк у него был корявый.

Я взяла копию и вернулась в комнату для допросов. Бумагу хотела передать Ногалесу, но адвокат его опередил и, едва бросив взгляд на документ, заявил:

– Я хочу увидеть оригинал.

Без всяких комментариев, ничем не выдав своего раздражения, я взяла копию и снова покинула комнату. Через минуту я вернулась с оригиналом:

– Вот, пожалуйста.

Гарсон все это время стоял, переваливаясь с ноги на ногу, что свидетельствовало о легком волнении. Я взглядом велела ему сесть, и он подчинился.

– Итак, вы сами видите, как обстоят дела. Вы можете прокомментировать показания свидетеля?

Ответил опять адвокат:

– Мой клиент будет отвечать официальным образом, когда будет вызван в суд и ему предъявят конкретное обвинение. В настоящее время он подтверждает свое предыдущее заявление: он никогда не посещал названное кафе “Глория” и уж тем более не встречался там с ныне покойным сеньором Вальдесом, с которым к тому же не был знаком.

Ни на миг не теряя присутствия духа, я сказала:

– Хорошо. Позволю себе также сообщить вам – чтобы вы имели это в виду и учитывали в дальнейших действиях: тот же свидетель заявил, что однажды видел сеньору Марту Мерчан, бывшую супругу Эрнесто Вальдеса, вместе с последним и сеньором Ногалесом. Мало того, он утверждает, что названная сеньора явилась в его заведение не со своим бывшим мужем, а с сеньором Ногалесом.

По лицу адвоката мы заметили, что он несколько растерялся, но отреагировал с профессиональным автоматизмом:

– И свидетель запомнил такие подробности, хотя видел эту женщину всего однажды? Безусловно, мы имеем дело с очень наблюдательным человеком! А кто-нибудь еще их, случайно, не видел?

Я пожала плечами.

– Могу информировать вас лишь о том, о чем имею точные сведения, – произнесла я самым нейтральным тоном.

Адвокат вдруг куда-то заторопился. Ногалес наблюдал за ним, и на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Что ж, сеньоры, если вам ничего больше не нужно от моего клиента, мы покинем вас и будем ждать официального вызова в суд. До свидания.

Оба встали и направились к двери. Адвокат шел вторым, словно боялся, что мы нанесем его подопечному удар в спину. А именно это я и собиралась сейчас сделать. Когда они уже стояли почти на пороге, я произнесла громким и строгим голосом:

– Сеньор Ногалес, возможно, вам будет интересно услышать еще одну новость. Пожалуй, и вашему адвокату будет интересно узнать, насколько серьезный оборот приняли события, в которых вы, по нашим предположениям, замешаны.

Оба приостановились, но ни тот ни другой не обернулись, а так и стояли ко мне спиной. Я продолжала ровным тоном:

– Марта Мерчан была найдена вчера в своем доме в Барселоне. Мертвой. Кто-то убил ее, но пока мы не знаем кто.

Наступило гробовое молчание. Я увидела, как Ногалес, все так же стоявший ко мне спиной, поднес руку к лицу. Когда он обернулся, очки соскочили с привычного места и съехали набок, из-за чего совершенно нарушилась строгая гармония его лица. Он не отрываясь смотрел на меня, и в этом взгляде я читала дикое напряжение. Рот его искривился, губы начали дрожать. Адвокат ничего не мог понять и забеспокоился. Он схватил клиента за руку и, не скрывая своих намерений, стал подталкивать к выходу.

– Пошли, Андрес, пошли. Это ни в коей мере тебя не касается. Когда надо будет, они официально сообщат тебе о том, о чем должны сообщить.

Он потащил его за собой, теперь уже явно применяя силу. Ногалес выглядел потрясенным, но дал себя увести.

Как только они исчезли, я спросила Гарсона:

– Видели?

– Да, в первый раз этот сукин сын едва не потерял самообладание, хотя и старался скрыть свое со стояние.

– Как же, скрыл он! Адвокат буквально заставил его уйти, но сам он был просто оглушен.

– Сразу стало ясно, что он ее знал и, возможно, очень даже хорошо знал. И главное – Марта Мерчан служила связующим звеном в этой цепи, хотя и непонятно, что конкретно она связывала.

Зазвонил мой мобильник. Я схватила его, сгорая от нетерпения. Это был Молинер.

– Петра? Пару минут назад кто-то позвонил на мобильный телефон Марты Мерчан. Мы установили, что звонок был сделан с номера Ногалеса.

– А у кого был ее телефон?

– Он лежал у меня в портфеле.

– Ты ему что-нибудь сказал?

– Нет, я не выходил на связь.

– Надо подумать, может, стоит его задержать?

– Сделай это немедленно. Я тебе еще не все сказал. Ракель Вальдес сообщила, что ее мать и Ногалес вот уже больше двух лет поддерживали очень близкое знакомство.

– То есть были любовниками?

– Да.

– А что еще она рассказала?

– Пока не приставай ко мне больше, я как раз допрашиваю ее, она сильно нервничает. Дело идет медленно, но быстрее нельзя. Когда закончу, позвоню тебе.

Мне не пришлось пересказывать ничего из нашего разговора Гарсону, он с ходу все понял сам.

– Вы думаете, Ногалес уже вернулся в редакцию? – спросил он.

– Не знаю, Фермин. Живо бегите к дежурному судье и просите ордер на арест. Скажите, что в Барселоне это дело ведет суд номер одиннадцать.

– А вы?

– Я буду ждать этого негодяя в газете.

– А если он туда не явится?

– Явится. Адвокат наверняка посоветовал ему вести себя как ни в чем не бывало.

– Да, но он наверняка посоветовал ему также не звонить по номеру Марты Мерчан, а Ногалес все же позвонил.

– Вот именно. И возможно, мы нащупали его слабое место.

Гарсон помчался к судье, я тоже помчалась, но совсем в другую сторону, хотя, как оказалось, спешить было незачем. Ногалес уже сидел в своем кабинете в “Универсале”, и на сей раз я не ждала приема ни секунды. Как только секретарша сообщила ему о моем визите, он тотчас пригласил меня войти. Но он был не один, в кабинете находился адвокат, который сразу же бросился в бой:

– Инспектор, не прошло и двадцати минут с тех пор, как я сказал вам…

Я перебила его с нездоровым удовольствием:

– Сеньор адвокат, мой помощник, младший инспектор Гарсон, занят сейчас получением ордера на арест вашего клиента.

– На каком основании?

– Ракель Вальдес только что заявила в Барселоне, что ее мать Марта Мерчан вот уже два года была любовницей Ногалеса и связь эта продолжалась до момента ее смерти.

– В чем обвиняется мой клиент?

– В убийстве.

– В убийстве кого?

– Марты Мерчан.

– Но, инспектор, это же абсурд. Мой клиент не покидал Мадрида.

– По тому, как была убита Марта Мерчан, мы с уверенностью установили, что сделал это профессиональный киллер, которого кто-то нанял. Тот же профессиональный киллер, который в свое время убил и Эрнесто Вальдеса, тоже по заказу, а позднее убил Ихинио Фуэнтеса – уголовника, а заодно и осведомителя, работавшего на барселонскую полицию. Его жену киллер тоже убил.

Лицо адвоката исказилось от ужаса, я поняла, что он был не в курсе темной истории, в которую впутался Ногалес. Однако адвокат решил не отступать, хотя растерянность его с каждой минутой делалась все очевиднее:

– Инспектор, все это требует доказательств, нельзя врываться сюда и…

Неожиданно Ногалес, до того с надменным видом сидевший за своим столом, громко произнес:

– Оставь нас с инспектором вдвоем.

Адвокат явно запаниковал, услышав подобную просьбу. Он повернулся к Ногалесу:

– Андрес, ради бога, я считаю это лишним. Ты не обязан…

Ногалес оборвал его, едва сдерживая ярость:

– Выйди!

– Но это безумие, я твой адвокат и считаю, что…

Ногалес встал на ноги так быстро, что его вращающийся стул отскочил, поехал назад и ударился о стенку.

– Убирайся! – заорал Ногалес с такой злостью, что даже я похолодела.

Не знаю, что выражало лицо упрямого адвоката, так как мои глаза неотрывно следили за Ногалесом. Я услышала, как за адвокатом захлопнулась дверь. Мы остались вдвоем. Я сыграла по-крупному и явно кое-чего добилась, но риск был слишком велик, и теперь нельзя было совершить ни малейшей ошибки.

Ногалес снял очки и положил их на стол. Потом начал массировать пальцами веки. Потом посмотрел на меня. Лишившись своих очков без оправы, Ногалес казался совсем другим человеком. Он поразительно изменился и стал будто голым. Однако, как я тотчас поняла, не ощущал себя сломленным, и вряд ли стоило ждать, что он раскиснет во время допроса. Он был тверд как скала. Мне предстояло двигаться вперед по той же извилистой дорожке, что и в начале пути. Ногалес снова надел очки. Он успел справиться с минутной слабостью. И принялся задавать вопросы, словно был хозяином положения:

– Как я могу убедиться в том, что Марта Мерчан действительно мертва?

– Вы всерьез полагаете, что полиция устраивает такие ловушка, какие описываются в детективных романах?

– Ответьте на мой вопрос.

Я вытащила из сумки свой телефон. Потом передала его Ногалесу:

– Наберите номер мобильника Марты Мерчан. Вы попадете на особую линию, которой пользуется полиция. Когда вам ответят, верните телефон мне.

Он так все и сделал. Немного подождал, потом вернул телефон мне. Я услышала голос Молинера:

– Петра, это ты? Я сейчас не могу…

– Молинер, мне надо, чтобы ты сказал человеку, который сидит передо мной, свое имя, должность и к какому комиссариату ты принадлежишь.

– Но, Петра…

– Сделай это, пожалуйста.

Я поднесла телефон к уху Ногалеса, а сама следила за выражением его лица. Он чуть прищурил глаза, потом кивнул.

– Спасибо, Молинер, позднее я тебе перезвоню.

Затем я с предельным терпением обратилась к подозреваемому:

– Если хотите, мы можем позвонить и на домашний телефон Марты. Кто-нибудь непременно возьмет трубку, там дежурит полицейский.

Ногалес помотал головой. Он получил прямой и сильный удар, но держался по-прежнему стойко, хотя голос его зазвучал теперь совсем иначе:

– Как ее убили?

– Точным выстрелом в лоб из девятимиллиметрового пистолета-пулемета. Потом ей перерезали горло, отрезали голову.

Этот удар заставил его покачнуться. Он не мог вымолвить ни слова, затем прошептал:

– За что?

Я тотчас поняла, что вопрос он задавал себе самому. Лицо его с невероятной скоростью покрывалось потом, капли выступали сквозь все поры одновременно.

– Скажите мне, Ногалес, кто это сделал, мы еще успеем схватить его, скажите мне кто. – Меня тоже прошиб пот, сердце колотилось в груди как бешеное, и я боялась, что скоро не смогу дышать. – Кто убил ее таким диким способом, Андрес? Вы должны сказать. Тот же киллер, которого вы наняли раньше, да? Потому что вы – это Лесгано, правда же? Где нам найти этого киллера? Говорите, время уходит слишком быстро, мы не должны позволить ему улизнуть.

Он открыл было рот, и я быстро пододвинула ему листок бумаги:

– Пишите – имя, адрес…

– Я знаю только кличку и контактный телефон.

– Записывайте, быстро!

Он помнил их на память и быстро записал. Я схватила листок. На этом следовало прерваться. Я была уверена, что стратегически правильно было бы на этом прерваться. Поэтому я весьма театрально встала и чуть не бегом покинула его кабинет. Даже не оглянувшись.

У дверей редакции я позвонила в комиссариат и попросила срочно прислать автозак. Через пять минут явился Гарсон с ордером от судьи. Полицейский фургон тоже не заставил себя ждать. Я передала им ордер на арест.

– Задержите Андреса Ногалеса. Сделайте это без особого шума, он не окажет сопротивления, это главный редактор газеты “Универсаль”. Доставьте его в комиссариат Тетуана, там задержанного уже ждут.

Я бы сейчас с большим удовольствием заглянула в какой-нибудь бар и залпом выпила стакан пива. Но еще не наступило время расслабляться. Наша гонка только начиналась.

Я посмотрела на Гарсона, и, наверное, взгляд у меня был совершенно безумным.

– Вам нравятся активное действие и опасность, Фермин?

– Больше первое, чем второе.

– Тогда у вас, по-моему, появится шанс получить удовольствие.

– Лучше не тяните и расскажите, как это вам удалось вытянуть из него признание.

– Я применила свой, очень особый, прием. Сказала ему, что убийца Марты Мерчан имел тот же почерк и пользовался тем же оружием, что и убийца Вальдеса. На раздумья у него ушла секунда.

– Черт, инспектор, вы его подло обманули! А потом, значит, он раскололся?

– Он дал мне телефон киллера, которого сам же и нанял. Какие еще доказательства вам нужны?

– Сломался, значит.

– Ничего подобного. Хладнокровия ему не занимать, просто он осознал, что кольцо вокруг него предельно сжалось. Он проиграл.

– И еще на него сильно подействовала смерть любовницы.

– Он хочет знать, почему киллер убил ее, и хочет, чтобы мы киллера схватили.

– А как зовут киллера?

– Торибио, но это кличка. Зато у нас есть номер его телефона. Как вы предлагаете поступить теперь?

– Выяснить, кому принадлежит номер, и наведаться туда. Звонить было бы ошибкой.

Мы отправили запрос в комиссариат Тетуана, а пока дожидались результатов, решили, по предложению Гарсона, заглянуть в бар. Сперва, правда, я притворно отнекивалась, но затем согласилась. Я пила свое пиво, целиком отдавшись мыслям о том, что недавно произошло, и о том, чему еще только предстояло произойти. Неожиданно Гарсон скорчил грозную мину:

– Да очнитесь вы наконец, инспектор, выкиньте хотя бы на время все эти мысли из головы, отдохните, не то у вас мозги взорвутся!

– Не могу я перестать думать. У нас пока все сметано на живую нитку, и, боюсь, вот-вот швы расползутся.

– Мы нашли преступника.

– Да, но только одного преступника. Неужели он один поубивал столько людей?

– По крайней мере Марту Мерчан вроде бы прикончил не он.

– Тут можно не сомневаться. Точно не он. Давайте я снова позвоню Молинеру, вдруг эта девушка еще что-нибудь ему рассказала.

– Не торопитесь, инспектор, всему свое время. Не исключено, что ваш звонок навредит делу.

– Вы правы, вы, как всегда, правы.

– Просто я человек спокойный и здравомыслящий.

Он улыбнулся, довольный собой. Да, он был человеком спокойным, и это его спокойствие очень нам помогало сейчас, так как служило противовесом не покидавшему меня сильному возбуждению. Мне приходилось так крепко сжимать зубы, что ныла челюсть.

Где-то через полчаса мы получили нужные сведения. Телефон был зарегистрирован на имя некой женщины – Консепсьон Архентеры. Его немедленно поставили на прослушку. Адрес мало о чем нам говорил. Мы попросили выделить машину с двумя полицейскими в качестве подкрепления, но чтобы они были без формы. Машина ехала перед нами, а мы следовали за ней.

В этом районе обитали люди среднего класса, он был совершенно лишен каких-либо отличительных черт, как и жилой дом, рядом с которым мы сейчас притормозили. Нам пришлось три раза объехать квартал, прежде чем удалось найти место для парковки. Полицейский автомобиль занял скромный второй ряд в десяти метрах от входа в подъезд.

Мы сочли за лучшее не пользоваться лифтом и поднялись по лестнице пешком. Нам был нужен седьмой этаж. Я слышала, как пыхтел Гарсон, его грудь ходила ходуном. Я остановилась на лестничной площадке:

– Как будем действовать дальше, Гарсон?

– Если вы позволите, я возьму инициативу на себя.

Я кивнула.

– Инспектор, если хотите, я займусь этим один.

– Ни в коем случае.

Он нажал на звонок. В желудке у меня что-то крутилось, словно я проглотила змею. Из-за двери ответил женский голос:

– Кто?

– Мы хотим побеседовать с Торибио, – ответил Гарсон.

Воцарилось молчание. Дверь не открыли.

– Откройте, пожалуйста!

– Здесь не живет никакой Торибио.

– Полиция, немедленно откройте дверь!

Мы услышали возню с замком, дверь открылась, на пороге стояла девушка, скорее похожая на ребенка. На ней было платье в цветочек, волосы схвачены лентой. Я сразу заметила страх на ее лице.

– Вы, наверное, ошиблись, – сказала она еле слышно.

Гарсон зачем-то шарахнул по двери кулаком и распахнул ее настежь. Девушка испуганно попятилась. Мы вошли, и младший инспектор защелкнул замок. Потом схватил девушку за руку и, пока мы двигались по коридору, толкал ее вперед. В гостиной, затянутой табачным дымом, работал телевизор. Гарсон швырнул свою добычу на диван так грубо, что от неожиданности я остолбенела.

– Ну-ка, крошка, давай побеседуем.

– Мне нечего сказать.

Увидев ее при полном свете, я заметила, что глаза у нее сильно накрашены, губы покрыты слоем кроваво-красной помады, и это создавало резкий контраст с почти детским лицом. Несмотря на страх, она смотрела на меня с любопытством.

– Где он? – рявкнул младший инспектор.

– Я живу здесь одна.

Разгневанный Гарсон начал осматриваться по сторонам. Вдруг он покинул гостиную, и я услышала, как он ходит по квартире. Девушка даже не пикнула, она по-прежнему сидела, словно страшное напряжение не давало ей шевельнуться. Она уставила взгляд на полную окурков пепельницу и ждала. Я тоже не двигалась, меня потрясла подобная смесь хрупкости и вульгарности. Высокие каблуки, черный лифчик, выглядывавший из выреза платья… Она была похожа на девочку, наряженную проституткой для некой театральной постановки.

Младший инспектор вернулся, неся в руках охапку одежды. Он швырнул ее в лицо девушке и зарычал:

– А эти тряпки чьи, пса приблудного?

В бесформенной куче, образовавшейся на диване, я различила мужские рубашки и брюки. Гарсон продолжал держать в руке пару огромных ботинок, которые оставил под конец. Он бросил их к ногам девушки. Движения его были очень театральными, и это выглядело как балет, который мой помощник заранее отрепетировал.

– Говори, где он, черт побери!

Испуганная девушка только и могла что помотать головой из стороны в сторону.

– Хорошо, будем ждать.

Мы что, и вправду собираемся оставаться в этой комнате? Меня одолевало страшное желание поскорее убраться отсюда. Я чувствовала раздражение, у меня случилось что-то вроде приступа клаустрофобии. Но младший инспектор, кажется, вознамерился исполнить свою угрозу. Я посмотрела на него, ожидая, что он подаст мне какой-нибудь знак, но увидела только, что он совершенно спокойно усаживается перед девушкой. Вытаскивает сигарету и закуривает. Я стала думать, как бы мне получше устроиться, чтобы вытерпеть все это и не утратить остатков твердости и выдержки. Поставила стул рядом с окном и выглянула на улицу. Для обычных людей день был спокойным. Автобусы останавливались на остановках и забирали пассажиров. Парень выгуливал трех маленьких породистых собачек. Со двора школы доносились детские крики. Я позавидовала нормальным гражданам, которые шли себе на работу или возвращались с работы домой, делали покупки в магазинах, встречались с друзьями в барах. Но я не имела права жаловаться, ведь именно ради того, чтобы избежать всех этих повседневных вещей, я и пошла служить в полицию. И кончилось это тем, что я вынуждена сидеть в отвратительной чужой квартире рядом с охваченной паникой девицей. Я почувствовала кризис идентичности. Кто я такая и что здесь делаю? Кто такой этот крупный мужчина, решивший подвергнуть психологической пытке девчонку, которая годилась ему в дочери? Я задремала, возможно спасаясь от всего этого ужаса, – да, положила руки на подоконник и отключилась. Вскоре меня разбудил голос девицы. Что она сказала? Я увидела, как Гарсон обыскивает ее, потом вышел вместе с ней, потом вернулся.

– Она пошла в туалет, – объяснил он.

– И до каких пор мы будем здесь сидеть?

– До тех пор, пока не появится этот тип.

– А если он не появится?

– Появится. Иначе она что-нибудь сказала бы, а не стала бы терпеть нас у себя. Кроме того, она явно приоделась для выхода.

– Кто вряд ли все это вытерпит, так это я.

– Ступайте, я отлично справлюсь один.

– Нет, ни за что.

– Тогда присмотрите за ней, а я поброжу по квартире. Не уверен, что обнаружу что-то интересное, но все-таки…

Девица уже стояла у нас за спиной, хрупкая и помятая, как лист бумаги. Она снова села и подняла на меня глаза. Я протянула ей сигарету и дала прикурить. У меня не было сил разговаривать с ней. И тут зазвонил телефон, стоявший на журнальном столике. Гарсон пулей примчался в гостиную.

– Не бери трубку! – рявкнул он.

Но она и без того даже не шевельнулась. Только прикусила губу.

– Не бери! – снова заорал Гарсон.

Девица тихонько заплакала. Слезы ручьем лились у нее из глаз и стекали по щекам.

– Можно я схожу за платком? – спросила она.

Гарсон жестом дал понять, что нельзя. Телефон замолк. А две минуты спустя опять зазвонил. Так повторялось три раза. Больше звонков не было. Я подумала, что, вероятно, это встревожит убийцу, но вынуждена была положиться на Гарсона, а он держался очень уверенно. Теперь девушка вытирала лицо подолом платья. Я нашла у себя в сумке бумажный платок и дала ей.

А потом мы ждали, ждали и ждали. Гарсон взял пульт и переключил телевизор на другой канал. Он выбрал спортивную программу, в которой показывали фрагменты разных футбольных матчей. И казалось, что все остальное совершенно перестало его волновать. В это трудно поверить, но порой он тихонько вскрикивал из-за неточной передачи или радостно мычал, когда забивали гол. “Он притворяется или на самом деле так увлечен?” – невольно подумала я, пока он вдруг не повысил голос и не бросил в мою сторону, словно мы с ним сидели в “Золотом кувшине”:

– Нет, ну там же был чистый пенальти! Видели, инспектор?

Я готова была убить его прямо здесь, на месте, но ограничилась сердитым взглядом, поскольку в сложившихся обстоятельствах он играл главную роль, к тому же имелся свидетель.

Прошло больше часа. Гарсон достал из холодильника и налил себе пива. Я боялась, что сойду с ума, но тут мы услышали, как в дверном замке повернули ключ. Девица выпрямила спину, глаза у нее вылезли из орбит. До нас донесся звук открывавшейся входной двери, но ее не закрыли, и мужской голос позвал:

– Патрисия, Патрисия, ты дома?

Оправившись от неожиданности, я увидела, что Гарсон приставил пистолет к лицу девицы и очень тихо велел ей:

– Отвечай, отвечай спокойно.

Девица старалась, но, видимо, не могла выдавить из себя ни слова. Младший инспектор ткнул пистолетом ей в щеку:

– Отвечай, дрянь!

Она кое-как пискнула: “Привет!” – и прозвучало это испуганно и надсадно. Ей никто не ответил, и никто не вошел в гостиную. Гарсон кинулся к двери с криком:

– Стой, полиция, стой!

Я побежала следом. Мчалась вниз по лестнице и не переставала вопить, взывая к убегающей тени, которую уже едва различала. Раздался выстрел. Я перегнулась через перила и глянула в глубину лестничного пролета, но тут свет автоматически отключился, и все погрузилось во мрак.

– Гарсон! – крикнула я. – Гарсон!

Ответа не было. Чертыхаясь сквозь зубы, я вернулась в квартиру, подбежала к окну и распахнула его. Выстрелила в воздух. Немедленно из машины выскочили двое полицейских и кинулись к входной двери. Я на миг приостановила свой безумный бег и сделала глубокий вдох. Девица сидела на полу, закрыв лицо руками, и плакала.

Стараясь хоть немного успокоиться, я стала спускаться по лестнице. На площадке второго этажа, согнувшись пополам, сидел Гарсон, я опустилась на колени рядом.

– Фермин, в чем дело? Вас задело?

Он поднял лицо, покрытое потом и искаженное гримасой боли:

– Не пугайтесь, инспектор, он попал мне в руку. Не пугайтесь.

Стали открываться какие-то двери. Кричала как попугай старуха:

– Кто здесь? Что происходит?

Снизу до нас донесся мощный голос одного из наших коллег:

– Мы его взяли, инспектор, взяли!

Я села рядом с моим товарищем. Сейчас я пошла бы на смертоубийство ради одной сигареты.

– Почему они все наконец не заткнутся, черт бы их побрал? – прошептала я.

И вопреки любым ожиданиям, вопреки всякой логике, Гарсон зашелся смехом.