Глава восьмая
Утром первым, кого я увидел, не считая дяди Эма, был Армин Вайсс. Пока мы одевались, кто-то крикнул:
— Как, черт возьми, стучаться в полотняную дверь? — и это был Вайсс.
Он сел на один из складных стульев. Его интересовало все, что связано со смертью шимпанзе, и мы ему рассказали. Он уже побеседовал с Хоуги и Мардж и знал в общих чертах факты, но хотел проверить их и убедиться, не сможем ли мы что-нибудь добавить. Особенно его тревожил вопрос, как обезьяне удалось выбраться из клетки, и я был горд, что догадался проверить это и теперь мог объяснить ему, каким образом это произошло.
Вайсс сказал, что никто не видел, как он входил к нам в палатку, так что неважно, на сколько он тут задержится. Пробыл он у нас довольно долго.
Рассказал, что в Цинциннати он, в общем-то, зашел в тупик. О лилипуте по имени Лон Стаффолд выяснил немало, но ничего из того, что он узнал, не было связано с шапито Хобарта. Вайсс явно был не в духе и признал, что все выглядит так, будто он не узнал вообще ничего важного.
— Все упирается в проклятый цирк, — заявил Вайсс. — В любом другом случае место преступления хотя бы остается на одном месте. Ну а здесь что? Убийство происходит в Эвансвилле, а через несколько дней все чертовы декорации и все замешанные в нем люди уже находятся в Саут-Бенде, затем в Форт-Уэйне, а потом… Куда дальше едем?
— Милуоки, — ответил дядя Эм.
Вайсс презрительно усмехнулся:
— Что ж, у меня на машину скидка с учетом дальности пробега. Слушай, Эд, не считая этого дела с обезьяной — а я, честно признаюсь, не понимаю, какое это имеет значение, — ты не заметил ничего странного?
Я рассказал ему, как повел себя Майор Моут в ночь, когда мы искали Сьюзи.
— Это может что-нибудь да значить, — произнес Вайсс. — Хотя он, как ты говоришь, мог просто испугаться вырвавшейся на свободу шимпанзе. Но когда я с ним общался в ночь убийства лилипута, мне тоже показалось, будто он немного напуган. И если тебе интересно, я проверил прошлое Майора Моута вплоть до его прадедов, поскольку он, как и жертва убийства, лилипут. Так вот, Моут никогда не работал в цирке вместе с Лоном Стаффолдом.
Он сдвинул шляпу на затылок и воскликнул:
— Ну и дельце! Все равно что гоняться за черной кошкой в темном переулке, не зная при этом, там ли вообще эта кошка.
Он отказался от выпивки, но потом передумал и выпил стаканчик.
— Я на время задержусь в городе, — сказал Вайсс. — Завтра до полудня буду в отеле «Ардмор». Будь я проклят, если знаю, зачем. Мне тут делать нечего.
Он выпил еще — дядя Эм называл это прощальным кубком — и наконец ушел.
…Наш разговор с Вайссом состоялся в среду утром, а потом наступила ночь со среды на четверг — тринадцатая ночь после убийства лилипута.
Я никогда ее не забуду. Этой ночью произошло третье убийство, которое ужаснуло нас с дядей Эмом. И в эту ночь я увидел привидение.
В тот вечер посетители разошлись рано, и не по какой-то определенной причине, просто так сложилось. К одиннадцати народ на аллее поредел. Зазывалы взялись за последних зрителей, и Мори дал сигнал к бесплатному шоу — прыжку в бассейн в одиннадцать тридцать, — чтобы потом можно было сворачиваться.
После бесплатного шоу к нам в киоск зашли всего несколько человек, и мы закрылись до полуночи. Как обычно, дядя Эм воскликнул:
— Ну, парень?
Он надеялся, что я захочу снова поехать с ним в клуб, но я сказал, что собираюсь немного поиграть на тромбоне.
Я достал инструмент и попробовал сыграть кое-какие аранжировки Дорси, однако они оказались слишком сложными для меня и быстро отбили охоту этим заниматься. В общем, сыграл несколько гамм и арпеджио и бросил это дело. Тромбон звучал плохо, и ощущения от этого возникали неприятные. Нет смысла валять дурака, когда так себя чувствуешь.
Дядя Эм читал, лежа у себя на койке. Вскоре он отложил книгу и принялся наблюдать, как я полирую тромбон и укладываю его обратно в футляр. Дядя молчал, но я знал, о чем он думает.
— Я не утратил к нему интерес, — счел нужным объяснить я. — Просто… ну…
— Эд, все через это проходят. Некоторые выживают. Иногда мы доживаем до седин. — Дядя медленно покачал головой. — Я тебе когда-нибудь рассказывал про рыженькую, которую знавал в Каире?
— Ты никогда не бывал в Египте, — возразил я. — Не вешай мне лапшу на уши.
Он посмотрел на меня с видом оскорбленного достоинства:
— Ну вот еще! Речь о Кейро в штате Иллинойс. Но я и в Египте бывал.
— Неужели?
— Да, черт возьми! В Маленьком Египте. Как-нибудь напомни, расскажу тебе эту историю. А пока что мы в Кейро на реке Миссиссипи. Это было в… дай-ка вспомнить… в год большой снежной бури. Только происходило летом, а буря была зимой.
Я перестал слушать еще до того, как он закончил свою историю.
— Давай сходим к Кэри? — предложил я.
Дядя Эм согласился и обулся.
Возле фургона Кэри мы застали Эстель, радио орало на полную катушку, слышно было аж с аллеи. Это была ночная танцевальная программа из Чикаго. Кэри и Эстель танцевали. Мы зашли в фургон, и дядя Эм убавил громкость приемника со словами:
— Ради всего святого, вы что, глухие?
— Великие Хантеры! — воскликнул Кэри. — Что хотите выпить? У нас есть виски.
Я ответил, что пока ничего не хочу, а дядя Эм согласился на виски. На столе стояла бутылка, и он отхлебнул прямо из нее.
— Эм, у меня есть наметки идеи для нового фокуса — выбрасывать игральные карты из колоды Свенгали, — сообщил Ли. — Мне нужно, чтобы ты помог мне разработать речевку.
Он сунул правую руку в карман, но схватился за воздух левой, и в ней оказалась колода карт. Они с дядей Эмом сели за стол друг против друга, и Ли начал объяснять, как планирует объединить «мексиканский переворот» Монте с чередованием карт из колоды Свенгали, не обращая на нас с Эстель никакого внимания, как будто нас там вообще нет.
Музыка по радио была неплохая. Выступал небольшой оркестр с выдающимся контрабасом. Я немного прибавил громкость, хотя не так сильно, как было раньше, и протянул руки к Эстель. Она покачала головой:
— Не будем танцевать, Эдди.
Я не стал настаивать, поскольку и сам не очень-то хотел. Я сел, и Эстель устроилась у меня на коленях.
«Ну вот, опять, — подумал я. — Хотя за нами присматривают, если можно так сказать о Ли и дяде Эме». При этой мысли я не смог сдержать улыбки.
— Дядя Эм, — произнес я. — Ты должен защищать меня.
Эстель засмеялась. Дядя Эм посмотрел на меня через плечо и промолвил:
— Бог защитит работящего паренька, — и снова повернулся к Ли.
— Дай-ка мне бутылку, Эдди, — попросила Эстель.
Она выпила, я тоже выпил и поставил бутылку на пол. На мой взгляд, виски был так себе: не слишком приятный на вкус и обжигал горло.
— По-моему, у меня немного кружится голова, Эдди, — сказала Эстель.
— Так и должно быть. Но ты лучше оставь этого белого мула в покое, а не то мне придется нести тебя домой на руках.
— Отнесешь меня, Эдди? Сейчас?
— Нет.
— Ты та-акой романтичный, Эдди. Потому-то ты мне и нравишься. И еще потому, что ты красавчик.
— Еще одно подобное замечаньице, и окажешься на полу.
— С тобой, Эдди?
— Ах ты, маленькая… — начал я, но не смог подобрать нужного слова, чтобы закончить свою мысль. Ни одно из тех слов, что я знал, не подходило Эстель. — Только об одном и думаешь.
— Ты тоже, вот только я бы предпочла, чтобы ты думал о другом. Скажи-ка, виски хороший?
— Довольно паршивый, — ответил я. — Не пей слишком много.
— Мне кажется, у меня чересчур быстро стучит сердце. Послушай. — Эстель приложила мою руку туда, где, как ей казалось, у нее находится сердце.
Я отнял руку. Во рту у меня пересохло, пришлось сглотнуть, прежде чем я смог заговорить.
— Прекрати, Эстель! Прошу тебя, я не деревянный, но, черт возьми, я…
— Ответь мне на один вопрос, Эдди. Честно.
— Что?
Она выпрямилась и повернула голову, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Ты действительно влюблен — в смысле, по-настоящему — в эту… в Риту?
— Наверное, — ответил я. — То есть… Господи, да, влюблен!
Она насмешливо вздохнула, а потом, как ни странно, улыбнулась:
— Ладно, Эдди, ты победил. Я перестану тебя дразнить. Останемся друзьями?
— Приятелями, — произнес я.
— Хорошо, Эдди. С этой минуты. Но сначала поцелуй меня. Всего разок. Как следует.
Рита произнесла почти те же слова, когда я впервые поцеловал ее, две недели назад, в ночь, когда возил кататься на машине Хоуги, чтобы вывести ее из истерического состояния, в которое она впала, споткнувшись о мертвого лилипута. Тогда Рита не делала никаких намеков, но перед тем как ехать обратно, попросила меня поцеловать ее разок и как следует.
Эстель наклонилась ко мне, и я обнял ее. Закрыл глаза, и наши губы встретились, но в эту минуту я вспоминал свой первый поцелуй с Ритой. Потом подумал: почему бы и нет? — и представил, что снова целую Риту. Эстель отстранилась. Она выпрямилась и посмотрела на меня. Ее глаза как будто затуманились, а затем она улыбнулась:
— Ну не здорово ли? Боже мой, Эдди! Что ж, я ведь сама просила, не так ли? Я не шучу, Эдди. Отныне я больше не буду тебя дразнить. Ты принадлежишь Рите, и я не стану к тебе приставать. Будем просто друзьями. Скажи, тебя волнует, что я сижу у тебя на коленях?
Я солгал, заявив, что не волнует. Она потянулась за бутылкой, взяла ее и промолвила:
— Сначала выпей ты, Эдди.
Я выпил и протянул ей бутылку. Пока Эстель пила, я взглянул поверх ее плеча в открытое окно.
Возможно, я поднял голову, почувствовав странный запах. Точно не помню, что изначально привлекло мое внимание: этот запах или ощущение, что кто-то смотрит на меня через окно. Это была обезьяна, шимпанзе. И это была либо Сьюзи, либо ее двойник.
Морда застыла в нескольких дюймах от окна. До нее не доставал свет лампочки, горевшей на потолке фургона, но даже в темноте я четко разглядел ее. Это была похожая на лицо ирландца из комической оперы морда шимпанзе, которую невозможно с чем-то спутать. Вот только мне было не до смеха. Я до смерти перепугался. Я чувствовал запах земли, запах свежевырытой могилы. И я видел, что комья свежей земли, еще не совсем засохшей, повисли на шерсти на голове и морде шимпанзе.
Этот запах мне не померещился. Что бы я ни увидел, запах выдумать невозможно. Мы сидели на сквозняке, из окна задувал ветерок, и на мгновение запах земли перекрыл запах виски и аромат духов Эстель.
А потом морда исчезла, перед окном ничего не было. Запах тоже исчез.
Эстель протягивала мне бутылку со словами:
— Выпивка действительно паршивая, Эдди. Но прежде чем я поставлю ее на место, не хочешь еще глоточек… Что случилось, Эдди? Тебя тошнит?
Она вдруг встала и уставилась на меня, а внезапная перемена в ее голосе привлекла ко мне внимание Ли Кэри. Дядя Эм тоже обернулся.
— Черт подери, что с тобой, парень? — сказал он. — Ты белый, как…
Именно в этот момент мне почему-то не хотелось рассказывать о том, что я видел. Да и сам я уже начал сомневаться в реальности происходящего. Может, на меня так действует алкоголь? Нет, белая горячка не возникает после двух порций виски. Но…
Я покачал головой, делая вид, будто пытаюсь прийти в себя. Было ясно, что, по мнению окружающих, со мной что-то не так, и я сказал:
— Со мной все порядке. Просто мне… вдруг стало нехорошо. Надо выйти подышать.
Я встал и направился к двери фургона. Эстель собиралась последовать за мной, потому что я слышал, как дядя Эм остановил ее и произнес нечто вроде: «Оставь его в покое, если его вырвет, компания ему не нужна». Когда дверь закрылась, я услышал, как Эстель просит Ли побыстрее сварить кофе. И тут я подумал, что хоть и испугался тогда в фургоне, это были еще цветочки. Теперь, оказавшись в одиночестве в темноте, я точно знал, зачем вышел на улицу, но знал также, что если стану об этом размышлять, мне станет еще хуже, поэтому я обогнул фургон и приблизился к окну, сквозь которое видел шимпанзе.
Никакой обезьяны там не было, ни живой, ни мертвой. Света здесь было достаточно. Но у стены фургона почти под самым окном стоял деревянный ящик, взобравшись на который шимпанзе могла бы заглянуть в окно.
Мне стало немного легче. Не знаю, что я рассчитывал тут обнаружить, но вид ящика слегка успокоил меня и частично рассеял мой страх. Я шагнул к ящику и передвинул его. Он был пустой, и под ним тоже ничего не было.
Я отошел шагов на двенадцать, туда, откуда можно было заглянуть под сам фургон. Открытое пространство освещалось огнями, которые горели на аллее всю ночь и сверкали между шатрами. Я наклонился, вглядываясь в темноту под фургоном. Там тоже было пусто.
Я медленно двинулся назад к фургону, думая о том, что хорошо бы зажечь спичку или вернуться и взять фонарик, чтобы поискать следы, но земля под ногами казалась слишком твердой. На такой следы не остаются.
Несколько минут я сидел на ящике, пытаясь успокоиться. Попытки понять, что же я такое видел, только привели меня в смятение. Кроме Сьюзи, в цирке не было других шимпанзе, в этом можно было не сомневаться. Не вызывало также сомнений, что Сьюзи мертва. По-настоящему мертва. Один из рабочих сказал мне, что Хоуги похоронил обезьяну в лесу с западной стороны площадки, в том самом лесу, где вчера утром мы ее искали.
Возможно ли, что Сьюзи на самом деле не погибла? Я отказывался в это верить. Меня там не было, но много людей видели, как ее тело вылавливали из бассейна с водой. Ведь не стал же бы Хоуги хоронить ее…
Это казалось настолько невероятным, настольно чертовски глупым, что я начал сомневаться, уж не видел ли я то, чего в действительности не было. Кто-нибудь из танцевального шоу или один из цветных рабочих просто заглянул в окно, а мое подсознание само дорисовало детали, которых не существовало. Но как я ни старался убедить себя в этом, никак не мог поверить в подобную возможность.
Я поднялся с ящика, еще раз обогнул фургон и зашел внутрь. Эстель стояла возле плитки, на которой кипел кофейник с ситечком.
— Тебе лучше, Эд? — спросил Кэри.
— Да, — кивнул я. — Во всяком случае, больше не тошнит. Не нужно кофе, Эстель.
— Либо ты его выпьешь, либо я насильно волью тебе его в глотку, Эдди. Через минуту будет готов.
— Физиономия у тебя все еще бледная, парень. Кофе тебе не повредит, — заметил дядя Эм.
Я сел за стол и почувствовал себя последним слабаком, поняв, о чем думают другие: мол, выпил ничтожную дозу, и его сразу начало тошнить.
Кэри направился в кухню, чтобы дать Эстель чашку, а дядя Эм, обойдя стол, загородил меня, чтобы им не было его слышно.
— Что случилось, Эд? — тихо спросил он. — Дело ведь не в виски?
Я покачал головой. Ли шел обратно к нам, и я сказал:
— Я тебе потом объясню.
Кэри взял бутылку виски, которая была полна примерно на треть, и промолвил:
— Мы тут посовещались, Эд. Вердикт таков: выпивка, конечно, паршивая, но все же это виски. Сколько ты выпил?
— Всего пару стаканов, — ответил я. — Дело не в этом. Не знаю… может, я что-то не то съел.
Он покачал головой и поставил бутылку на место:
— Может, это острое несварение желудка, Эм. Ты бы сводил его к врачу.
— Со мной все в норме, — сказал я.
— Все будет хорошо, Ли, — произнес дядя Эм и подмигнул мне.
Эстель принесла кофе, густой, словно грязь, и очень горячий. Пришлось его выпить. Теперь я хотел виски. От кофе меня немного затрясло. Но я не мог выпить виски, поскольку Кэри и Эстель считали его причиной моего плохого самочувствия.
Дядя Эм и Кэри снова вернулись к обсуждению нового аттракциона, а я потягивал кофе, пока не допил его. Эстель попыталась всучить мне вторую чашку, но я отказался, объяснив, что на свежем воздухе мне станет лучше и потому я пойду прогуляюсь.
— Я с тобой, — заявила она.
Я не возражал. Мы вышли на тускло освещенную аллею и побрели по ней.
— Хочешь выпить? — спросил я. — В закусочной через квартал отсюда, где мы были в прошлый раз?
— Конечно, Эдди, но… тебе не следует больше пить.
— Дело не в виски, Эстель. Со мной все в порядке, честное слово.
— Ну… если ты уверен…
Мы направились в сторону закусочной, которая еще была открыта. Сев за стол, заказали виски. Эстель быстро опрокинула первый стакан, а второй стала потягивать.
— Эдди, что произошло между тобой и Скитсом Гири? — спросила она.
— Ничего особенного.
— Я бы на твоем месте вела себя с ним осторожнее. Уж не знаю, что ты ему сделал, но он затаил злобу. А такой парень, как Скитс, обычно дает ей выход. Ждет месяц или целый сезон, пока ты не забудешь об этом, а потом…
— Он трус. По нему сразу видно…
— Конечно, Эдди. Скитс не сделает ничего, на чем его можно поймать или что наверняка можно связать с ним. Однако…
— В общем, если на меня упадет шест или я провалюсь в люк, буду знать, что виноват Скитс, найду его и основательно ему врежу.
— Ты недооцениваешь Скитса. У него есть деньги: сайд-шоу в этом сезоне было удачным. Он здорово подзаработал на том убийстве в Эвансвилле в течение недели, отметив место крестом и положив рядом нож. И он не разбрасывается деньгами, как большинство циркачей. Скитс… богатый, во всяком случае, по сравнению с остальными. Он может заплатить за все, что пожелает сделать.
Я потянулся к ней через стол и, похлопав ее по руке, сказал:
— Спасибо, Эстель. Я буду осторожен.
Она высвободила свою руку из-под моей и промолвила:
— Никаких приставаний, Эдди. Мы теперь друзья, помнишь?
Я рассмеялся:
— Верно. Никаких приставаний.
— И платим по-голландски. Следующий раунд покупаю я. Если ты считаешь, что тебе можно…
— Со мной все в порядке. Не беспокойся.
Я уже жалел, что позволил им думать, будто мне стало плохо от виски. Теперь придется каждый раз доказывать обратное. В общем, я разрешил Эстель сделать заказ. Выпивка казалась мягкой и безвредной после той жути, что мы пили в фургоне Кэри.
— Эдди!
— Да?
— Слушай, раз мы теперь друзья: я соврала насчет Риты.
— То есть?
— Она вовсе не стерва. Рита — отличная девчонка, Эдди. Она не так долго проработала в стрип-шоу, но достаточно, чтобы мы это поняли. И никто во всем цирке не дошел с ней до первой базы, кроме тебя.
— А тот парень… банкир?
— Не уверена, Эдди. — Эстель говорила серьезно. — Вроде… она должна была встретиться с банкиром, но, по-моему, по делам. В любом случае…
— После закрытия? В два часа ночи?
— Да, звучит глупо, но… по-моему, так и было.
— Ага.
Эстель наклонилась вперед и предложила:
— Послушай, Эдди. Не надо себя так вести. Рита — хорошая девчонка. Допустим, они встречались не по делу. Но это не означает, что она с ним путалась. Например, они познакомились в банке, когда Рита открывала счет, или обналичивала чек, или еще что-нибудь, и он спрашивает, не согласится ли она с ним выпить, когда цирк закроется. Это ведь не значит, что она собирается прыгать к нему в постель, правда?
— Нет.
— Не всех циркачек просто охмурить, Эд. Большинство — да, но только если они сами хотят. Рита не так легко доступна, чтобы сдаться какому-то банкиру из маленького городишки.
Я широко улыбнулся:
— Только банкиру из большого города?
Мне показалось, что Эстель сейчас рассердится, однако она рассмеялась.
— Почему бы и нет? — воскликнула она и внезапно посерьезнела. — Ты ведь и сам знаешь, Эдди: этой девчонке не место в цирке. Рита может добиться огромного успеха, если пожелает, и для этого ей всего-то надо подразнить больших шишек. Она достаточно умна, чтобы не спать с ними, если ей не хочется. Только вот Рита оказалась недостаточно умна для того, чтобы не влюбиться в тебя.
— Ей нужно голову обследовать!
Я перехватил взгляд бармена, давая понять, что мы хотим еще выпить. Виски только начинал действовать. Это было приятное ощущение, правильное. Бармен поставил перед нами напитки и сообщил, что больше заказывать нельзя, поскольку закусочная скоро закрывается. Мы выпили, я купил полпинты хорошего бурбона, чтобы взять с собой, и мы двинулись обратно на площадку цирка.
В закусочной мне удалось забыть о том, что я видел в окно, но с возвращением на территорию цирка вернулись и воспоминания. Миновав главные ворота, я остановился. Я должен был кое-что сделать и теперь точно знал, что именно. И еще я понимал, что не хочу дожидаться рассвета.
— В чем дело, Эдди? — спросила Эстель.
— Где и когда Хоуги похоронил Сьюзи?
— А что?
— Просто интересно.
— Вчера после полудня. Я видела, как Хоуги и Папаша Дженни шли в лес. Хоуги нес обезьяну, а Папаша — лопату. Это было сразу после того, как ее обнаружили. Что случилось, Эдди?
— Ты уверена, что Хоуги нес обезьяну?
— Эдди, ты с ума сошел?
— Слегка. Это была обезьяна?
— Она была завернута в парусину, но… Кто еще это мог быть?
— Почему именно обезьяна? Ты ведь ее не видела.
— Я видела, как ее тело выловили из бассейна. Мы тогда выступали на рекламной платформе. Наше шоу проходит совсем рядом с бассейном. От нас весь народ сбежал, когда обнаружили Сьюзи. Все столпились вокруг бассейна, и Чарли пришлось перестать зазывать к нам посетителей.
— Ты подходила к бассейну?
— Нет, нам с платформы было лучше видно. Прямо поверх голов. В любом случае на мне был только легкий халатик из искусственного шелка и трусики-танга. В таком виде я бы не полезла в толпу деревенщин. Началась бы заварушка, и я оказалась бы прямо в ее гуще. Я не настолько глупа.
— Значит, ты видела, как Сьюзи вытащили из бассейна?
— Эдди, ты спятил? Я видела, как из бассейна вытащили дохлую обезьяну. Если это была не Сьюзи, то кто же? Здесь нет никакой другой шимпанзе.
Я стоял на месте, размышляя. Внезапно все это показалось такой чудовищной белибердой, что я испугался. Эстель положила руки мне на плечи и встряхнула меня.
— Эдди, ты расскажешь мне, в чем дело, или… ты все-таки пьян?
— Я не пьян, — заверил я. — Ох, черт подери, проще уж рассказать! — Я сообщил ей, что видел через открытое окно фургона.
Дослушав до конца, Эстель какое-то время молча смотрела на меня, а затем произнесла:
— Эдди, мне страшно.
— Мне тоже. Ты готова ехать к себе в отель? Вызвать тебе такси?
— Что ты собираешься делать? Ты ведь не…
Я кивнул:
— Собираюсь. Я должен знать.
— Тогда я с тобой.
Я начал возражать, но потом согласился. Не очень-то мне хотелось ночью тащиться в лес одному и откапывать труп — пусть даже труп обезьяны.
