Глава 9
Азазель помыслил, усиленно двигая складками на лбу, поинтересовался несколько нерешительно:
– Адрес больницы помнишь?…
– Помню дорогу, – ответил Михаил. – Это по Дорогомиловской почти до самого конца.
– Прекрасно, – сказал Азазель, – у нас есть шанс увидеть, что там… гм… Как-то я обеспечивал охрану в том районе. На всякий случай установил видеокамеры как на перекрестках, так и в ряде учреждений. И пусть давно поменяли пароли, но у меня свой доступ… Ну-ка, ну-ка…
Михаил без интереса смотрел, как Азазель азартно топчет клавиши, на экране одни колонки цифр и знаков сменяются другими, мелькают чертежи, потом каскадом промчались фотографии помещения, снова цифры на темном фоне…
Азазель азартно вводил команды, покрикивал, сопел, наконец на вспыхнувшем экране появилось изображение помещения с белыми стенами, такой же пол и бледные занавески на стенах, Азазель довольно хрюкнул:
– Не совсем. Но тепло, тепло… Попрыгаем, проверим… ага… вот так… еще, еще, уже горячее…
Михаил подсел ближе, всматривался, картинки меняются быстро, как только Азазель и успевает всматриваться, в какой-то момент Михаил вскрикнул:
– Вот!.. по этому коридору я шел!..
Азазель отмахнулся.
– На первом этаже ничего интересного. Для нас. Разве что бухгалтерия, но зарплату два дня назад раздали… Да и зачем нам всего лишь деньги?… Сейчас посмотрим на втором этаже… на третьем, раньше там располагалась операционная и реанимация…
Картинки сменялись и сменялись, наконец пошли длинные просторные палаты с рядами коек, Азазель тут же перепрыгнул в поиске на этаж выше, там уже палаты поменьше, для серьезно больных…
Михаил ухватил его за руку.
– Стой!.. Вон там Синильда!
– Где? – спросил Азазель с недоверием, тут же покачал головой, – ну ты и глазастый… Явно на нее запал по уши… Сейчас позумим, тут еще одна камера должна быть в стене, если пациенты не выковыряли для дома, для семьи…
Он приблизил изображение, Михаил с сильно бьющимся сердцем всматривался в приближающуюся Синильду, понурую и даже сгорбившуюся, словно несет на плечах огромную тяжесть.
Из кабинки лифта вышел врач с бумагами в руках, увидел Синильду и бросился за ней, догнал, ухватил за плечи. Михаил видел, как вытаращенные глаза сверкнули, как у безумного, весь растрепанный и взъерошенный он, вскричал счастливо:
– Я знал, я знал!.. Бывает такое, я читал! В самые критические моменты жизни наш организм может, он такое может!..
Она осторожно сняла его руки со своих плеч.
– Простите…
Он крикнул ей в лицо:
– Ваша сестра совершила чудо!.. Вы со своим спутником дали ей такую жажду жизни, что она совершила невозможное… Такие случаи описаны в медицинской практике, но все равно необъяснимы!
Азазель, что жадно наблюдал за экраном, толкнул Михаила локтем.
– Видишь?
Синильда там на экране спросила с непониманием:
– Доктор?
Он сказал с жаром:
– Раковые клетки в ее теле начали распадаться по всему организму! Иммунная система уже распознает и атакует с великой агрессивностью! Уверен, за эти сутки будут уничтожены все опухоли!.. Вот что значит пробудить к жизни наши нетронутые запасы, которые организм хранит, но так и не использует…
Синильда счастливо вскрикнула и ринулась мимо него в палату. Азазель ругнулся, начал щелкать по клавишам, замелькали комнаты операционных и перевязочных, наконец увидели спину Синильды, что сидит рядом с кроватью и склонилась над спящей девочкой.
Та, исхудавшая еще сильнее, бледная до синевы, с трудом открыла глаза, устало посмотрела на нее глубоко ввалившимися глазами.
– Сестренка…
– Родная моя, – вскрикнула Синильда, – врачи говорят, что ты выздоравливаешь!
Девочка прошептала слабо:
– Мне уже сказали… Это утешение?… Чтобы я верила до конца?
Синильда зарыдала, ухватила ее бледную руку, тонкую, как птичья лапка, начала целовать пальцы.
– Правда! Я сама не верила, но…
Девочка сказала шепотом:
– Это тот… который приходил с тобой?
Синильда воровато оглянулась, быстро прикрыла дверь, прошептала ей на ухо:
– Да… Только никому, хорошо?
– Как он это… сделал?
Синильда шепнула еще тише:
– Неважно, как именно. Жаль, за это дорого заплатит, но ты будешь жить, мое сокровище. Теперь только набирайся сил, выздоравливай, хорошо кушай…
Михаил подумал, что они не могут знать, что ему придется расплачиваться, или же имеют в виду что-то другое, но додумать не успел, хлопнула дверь, вошли врач с медсестрой.
У медсестры глаза тоже вытаращены, как у большой совы, но по нетерпеливому жесту врача остановилась, нехотя вышла в коридор.
Синильда поднялась, Михаил со щемом в сердце видел, как сияет счастьем ее заплаканное лицо.
– Спасибо, огромное-преогромное…
Врач развел руками.
– Моей заслуги почти нет, разве что самую малость. Я тоже убеждал ее бороться до конца, но ваше появление было решающей каплей. Особенно убедительным выглядел ваш спутник… Убедительным и жертвенным.
Синильда спросила шепотом:
– А что он говорил насчет возьми мою жизнь… возьми мое… он жертвовал… он чем жертвовал?
Врач сказал с неохотой:
– Вокруг онкологических больных всегда крутятся всякие экстрасенсы и чудотворцы. В основном мошенники, но есть и религиозные фанатики… Да и вообще близость неотвратимой смерти меняет людей. Даже умные люди, образованные, вдруг уходят в какую-то хрень, буддизмы, йогизм, секты христианские и околохристианские… Как я понял, ваш спутник был уверен, что отдает свою жизнь за жизнь этой девочки. Похоже, он выглядел для вас очень убедительно.
Синильда прошептала:
– Но вы же сами говорите, свершилось буквально чудо? Опухоль исчезла?
– Рассосалась, – признал он. – Если аппаратура не барахлит, а то всякое бывает… Но это всего лишь наша соматика. Да, соматика творит чудеса! Если человек твердо уверен, что выздоровеет, никакая болезнь его не переборет. Хрестоматийный пример: когда Наполеон посещал тифозные бараки со своими солдатами, обнимал и целовал их, призывая бороться с болезнью, его соратники в ужасе топтались у входа, не решаясь переступить порог, а Наполеон отвечал бодро: «Болезнь боится отважных!».
Синильда пробормотала медленно:
– Но он был уверен, что жертвует жизнью…
– Я ж говорю, религиозный фанатик! Хотя в наше дурное время возможно все. Однако будьте с такими поосторожнее. Вреда от них больше.
– Буду, – пообещала она.
Азазель ткнул пальцем в крайнюю верхнюю кнопку слева, изображение погасло, а он повернулся на вертящемся стуле к Михаилу.
– Ну как?
Михаил сказал счастливо:
– Девочка, я уверен, излечилась. Слава Господу, это свершилось, я чувствую.
– Кстати, о правиле семидесяти двух часов, – напомнил Азазель. – Если не будет отыграно взад, через семьдесят два часа дежурный ангел вписывает твое деяние в Книгу Судеб, и оно считается свершившимся. И тогда…
Михаил пробормотал:
– Да-да, можешь не напоминать. Я исчезну. Да свершится воля Творца!.. Я нарушил и готов понести наказание.
– Погоди, – сказал Азазель. – Я совсем не к тому веду, чтобы сунуть гвоздь в твою рану и поковыряться там долго и сладострастно, как мне вообще-то присуще.
Михаил взглянул без интереса, Азазель ощутил, что он уже мыслями там, стоит перед небесным судом и покорно излагает, почему так сделал.
– Не намерен отыграть? – поинтересовался он. – Ну, пойти в госпиталь и придушить ту девчонку? Чтобы не нарушать мировой узор? А то когда впишут огненным пером, не вырубишь топором!
Михаил нахмурился.
– Даже не шути так.
– Это не шутка, – ответил Азазель. – Но если ты готов и смирился, гм… ждем-с… Хотя я бы придушил. Представь себе, вырастет в отвратительную склочную бабу, будет визгливо ссориться с соседями, драться с мужем, бухать…
– Перестань, – попросил Михаил. – Сейчас это чистый невинный ребенок.
Азазель вздохнул, сказал громко:
– Сири, приготовь роскошный обед! Представь себе, что у нас поминки… Нет, венок и траурную ленту пока не нужно. А вот жареного гуся можно, но если заменишь каплуном, бить не буду. В последнее время что-то пристрастился к каплунам… А еще мясо кастрированных козлов обожаю! Такое нежное, мягкое, сочное…
– Тебе со скалы Хермон козлов сбрасывали, – напомнил Михаил. – В жертву. Вот и пристрастился.
– Не, – сказал Азазель, – те козлы были противные и вонючие, а для меня откармливают на одной ферме породистых, без запаха, а каких вкусных… Нубийской породы, во, вспомнил!.. Сири, приготовь для моего дорогого гостя козлятины! Вообще-то он обходится мне дешево, но в другом смысле дорогой… Нет-нет, не старайся понять, люди сами не всегда понимают, что несут…
Михаил мягко прервал:
– Азазель, заткнись. Понимаю, ты со своим козлом отпущения стараешься отвлечь меня от тягостных мыслей… и сократить тягостное ожидание, но я все равно не перестаю…
Азазель зажмурился и даже причмокнул, а когда распахнул глаза, посмотрел на Михаила с укором.
– Ну вот, все испортил! А я козлятину уже почти ел!.. Тогда вставай, выйдем на свежий воздух…
– Это куда?
– На улицу, – пояснил Азазель. – Хотя в квартирах теперь воздух свежее, чем на улицах, но мир меняется быстрее, чем язык… Проветрим тебя, что значит продымим запахами бензина и дизельного топлива, сразу почувствуешь себя продвинутым и центровым, а не какой-то деревенщиной…
Михаил не сдвинулся с места, только поморщился.
– Нет желания.
– Тогда сходи куда-нить с Синильдой, – предложил Азазель. – Возьми мою «Теслу». Водить ты почти умеешь… но и этого не придется, она сама девочка шустрая, хотя руль и педали все еще по старинке оставлены. Больше для красоты и спокойствия водителя. Проедешься с Синильдой по злачным или по святым местам, в церковь или на кладбище смиренно сходите…
Михаил спросил враждебно:
– А на кладбище зачем?
– Ты же оттуда, – сказал Азазель и картинно потыкал пальцем вверх, словно пробовал приподнять низкий полог палатки. – Духовность и все такое…
– А каково Синильде смотреть на могилы?
– А-а-а, – сказал Азазель, – о женщине заботишься? Вообще-то субдоминантка должна идти за тобой на два шага позади, как велено в Святой книге, и молча сопеть в две дырочки, но ты, как вижу…
– Правильно видишь, – буркнул Михаил. Он взял протянутые Азазелем ключи и поднялся. – Спасибо. Если машину разобью, помни – бедность приносит счастье и любовь Господа.
– Увы, – ответил Азазель нагло, – я бедным не стану, даже если сто таких автомашин разобьешь. Слабоват ты, Миша, в земной экономике!
Михаил вышел молча, все равно в споре проиграет, а так вроде бы свысока не соизволил отвечать и тем самым посрамил демона.
