Просыпаться совершенно не хотелось. Было тепло и уютно, под теплым-то одеялом! Но мерзкий будильник запиликал прямо над ухом. Я поморщилась, протянула руку и выключила мобильный. Вот так-то лучше, тише будь. Все равно выходной, и я почти на больничном. Пусть и не на официальном.

— Уру-ру-ру-ш-ш-ш? — поинтересовался нахальный татцельвурм и деловито помял лапами мое бедро.

— Паульхен, не наглей, — зевнула я и потянулась.

Татцельвурм, разумеется, проигнорировал замечание и попытался забраться на меня полностью. Пришлось спихнуть немалую тушку и сесть на постели. В дверь тихонько поскреблись.

— Славка, заходи, — дала добро я.

Подруга осторожно приоткрыла дверь, увидела монстра, разлегшегося у меня на постели, и хихикнула.

— Кажется, он решил остаться с тобой.

— Просто у него правильная ориентация, — хмыкнула я и потрепала змеекотяру по ушам. — Он любит девочек.

— Хороший котик, — одобрила она, плюхнувшись ко мне на кровать. — Как ты себя чувствуешь?

Я пожала плечами. Несколько даже обидно, что Славка очухалась куда быстрее. В ее тело вон вообще тьма вселилась и использовала как проводник. А я пропустила через себя только мощь Перстня Снов и до сих пор не могу восстановиться. Клаус пояснял — причина в том, что я хоть и зеркальщица, но все же человек. А сила Кайзера и ночные кошмары мне слишком чужды.

— Есть хочу, — подумав, сообщила я.

Славка рассмеялась:

— Узнаю тебя наконец-то. А то как статуя, страшно смотреть было. Завтрак скоро готов будет. Слушай, а Валентин никак…

Я покачала головой, молчаливо перебивая подругу и заставляя ее нахмуриться. После того как мы втроем оказались в доме Стефана, отношения с Кайзером Страшных Снов стали ощутимо прохладнее. Нет, ничего особо плохого не случилось. Мы не ссорились. Я даже приняла как должное, что пришлось самой разбираться с Бесе Мэдхен. Спасибо, что дал оберег. Ведь Валентин мне ничего не обещал. Да и толком не предлагал. Обидно? Да. Но в то же время хотя бы честно.

Слова про «будущую жену» да и предложение, сделанное по пути на Бал Горгулий, я старалась не вспоминать. Особенно после того, как узнала, что она… его сестра. Ведьма, порождение тьмы, женщина из хаоса, о которой сложили не одну легенду и сказку. В реальный мир она выйти не может, довольствуясь мирами вроде Зеркалья, тенями и снами. Правда, вот… Влиять может хорошо и оттуда. Она безумна и часто не помнит, что творит. Уважает старших по рангу, только не всегда может их различить. Прожитые века, постоянная злоба и невозможность узнавать, что происходит вокруг, наложили свой отпечаток. Бесе Мэдхен нельзя убить. Она может исчезать и появляться, но навсегда исчезнуть — никогда. Нельзя уничтожить зло и добро. Особенно если они находятся в состоянии, близком к своей истинной сути. В очеловеченном еще все относительно. Валентин борется с сестричкой, но при этом всегда оставляет ей возможность ускользнуть. Да и остальные ребята из Шаттенштадта хоть и могут точить зуб на Бесе Мэдхен, но убивать ее не готовы.

Пусть у меня и был Перстень Снов, но… Вдруг бы что-то пошло не так? Я задвинула неприятные мысли на задний план. Сейчас лучше об этом не думать.

— Никак, — наконец-то сказала ей. — Не готова я становиться Королевой Кошмаров. Да еще и с такой родней.

— Будто твоя лучше, — буркнула Славка и тут же прикусила язык, виновато посмотрев на меня.

Собственно, наблюдать за ней было забавно. По сути, ее спас Стефан. Потом, как выяснилось, он был спокоен за меня, зная, что у меня на пальце Перстень Снов и Валентин не оставит меня в беде. А еще он понимал, что Славка сама не выберется, поэтому и поставил Бесе Мэдхен условие. Отпустить подругу. При этом про себя — ни слова.

До меня тоже не сразу дошло: о собственном спасении он не позаботился. И после того как я попыталась завести разговор об этом, только пожал плечами и дал понять, что не собирается об этом говорить.

— Самопожертвование мне не к лицу, — твердо только и сказал он.

Образ угрюмого рыцаря ему тоже не идет, будем откровенны. Но при этом поступок оставался прежним. Спасая нас, он не думал о себе. Да и приключись что со мной, уверена, не оставил бы в беде.

Славка Стефана по-прежнему недолюбливала. Однако теперь была обязана жизнью. Хочешь или нет — сдерживайся. Впрочем, Стефан тоже, казалось, совершенно не представляет, что ему теперь делать. Неприступный, колкий на язык и холодный, Глава Зеркальщиков, оказалось, способен на человеческие поступки. И это ему явно не нравилось. Точнее, не поступок, а ощущение, которое он, Стефан, теперь испытывал.

Зато Крампе искренне радовался нашему возвращению и скрывать это нужным не считал. Кажется, еще чуть-чуть — и потянет Славку выходить замуж, чтобы под присмотром была. С одной стороны, это было бы невероятно забавно, с другой — Славка слышать не хотела ни про какое замужество, не в силах простить Крампе, что не смог защитить ее тогда в больнице.

И как Клаус ни пытался объяснить ей, что во время Крампусианы Крампус становится уязвим (просто не все это знают), ничего не мог сделать.

— Моя хороша, — улыбнулась я. — Конечно, не предел мечтаний, но и я далеко не печеное в меду яблочко.

Подруга что-то пробурчала про обалдевших сестричек и неугомонных братиков. Паульхен недовольно заворочался, подставил мне под руку брюшко и приоткрыл один глаз, немо вопрошая: чесать-то будешь?

Я тихо рассмеялась:

— Бандит.

— Уру-ру-ш-ш-ш.

— Идиллия, — прокомментировала Славка. — Пошли завтракать.

Предложение было дельным. Поэтому, быстро приведя себя в порядок и надев подобающую одежду (в смысле, сняв пижаму и натянув спортивный костюм), спустилась в столовую.

Стефан уже был там. И ранний гость — вольный художник Эрих Шмидт. С тех пор как он пришел в себя, стал часто приходить сюда. Юноша оказался весьма неглупым и хорошо воспитанным. Именно это не дало ему расслабиться и как следует огрызнуться, когда мы со Стефаном вцепились в него с обеих сторон и принялись вытрясать информацию.

— Я не знаю, как так получилось, — признался тогда Шмидт, сжавшись под нашими взглядами.

Совсем не то уверенное и чуть циничное создание, манившее меня из Зеркалья на крышу. Или мое восприятие играло злые шутки, или впрямь играли чары Бесе Мэдхен.

— Я купил зеркало в прошлом году, тоже было время Крампусианы, — вздохнул он. — На одном из рождественских рыночков возле вокзала. Мне очень понравилась рама зеркала — бронзоватая такая, с зеленью. Увитая стеблями шиповника, ягодками и колючками. В такую могла бы смотреться принцесса Шиповничек, если б после пробуждения ото сна не вернулась к своей сути, а перешла на темную сторону.

— Да уж, — мрачно отметил Стефан. — Ты оказался не так далек от истины.

Эрих закусил нижнюю губу, но потом упрямо продолжил:

— Принес его домой, поставил в комнате. Оно… — Он посмотрел на меня, в глазах промелькнуло сожаление. Не о зле, случившемся со всеми нами, о красоте потерянного шедевра. — Оно было великолепно. И впрямь поверишь, что сотворил какой-то волшебник из сказки.

— Волшебники бывают разные, — заметила я.

Эрих только кивнул:

— Да. Так вот… Так вышло, что тогда я работал над портретом Юстуса фон Либиха. Задание в университете было — нарисовать кого-то из предков… А потом, через несколько дней, я случайно разбил зеркало. Сам порезался, и его было уже не склеить…

В общем, то ли Шмидт сильно вложил душу, то ли на зеркале были какие-то чары Бесе Мэдхен, но кровь Эриха в итоге пробудила не только Злую Девочку, но и ее мощь. Душу Эриха утянуло в Зеркалье. А еще она каким-то образом вызвала дух фон Либиха. Правда, тот остался в Зеркалье, как только исчезли чары ведьмы.

Долгое время Шмидт не знал, где находится. Потом уже, когда пришла фрау Леманн, смог выбираться бродить в реальный мир. Бесе Мэдхен тем временем набирала силу и сумела забрать душу Юргена Леманна. Жена последнего учуяла, что рядом бродит шатта, и попыталась втянуть и ее к себе. Но фрау Леманн так просто не далась и провела ритуал с кровью. Правда, Эрих его предназначения не знал.

Все складывалось в единую картинку. Печальную и отталкивающую. Из-за нее умерли двое: фрау Леманн и Райн. Одна пыталась защитить своего мужа, другой полностью отдал себя ради моего исцеления. Бесе Мэдхен уничтожила обоих. Она нарушила ритуал объединения дара, она во время обряда на суженого пришла ко мне, приняв облик Теневого Короля.

— Соня, ты спишь на ходу, — раздался голос Стефана, вырвав меня из мыслей о прошлом разговоре. — Осторожнее.

— Да, мой генерал, — бодро отрапортовала я, изучая поданные на завтрак блюда.

Ага, сосиски и брецели, такие потрясающие немецкие крендельки, паштет, вареные яйца, ветчина и фрукты. Одобрям-с, кормят нормально.

— Доброе утро, — улыбнулся Эрих.

Я села за стол и кивнула:

— И тебе не болеть.

Он хмыкнул и перевел взгляд на Стефана, словно что-то хотел попросить. Тот только плечами пожал.

— Объект теперь тут. Вот у нее и спрашивай.

Я насторожилась и перевела взгляд с одного на другого:

— Что задумали?

Эрих прокашлялся:

— Соня, а можно, я нарисую ваш портрет? У меня задание изобразить сказочную героиню и… если… в общем…

Славка хихикнула. Стефан попытался сохранить невозмутимое выражение лица.

Некоторое время я молчала. Однако, вновь взглянув на Эриха, поняла, что отказать нереально. Поэтому только откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

— Хорошо, — медленно произнесла я, пристально глядя на него. — Но учти, никакой спящей королевны Шиповничек!

Все замерли и недоуменно переглянулись. А потом за столом грянул дружный хохот.

…Ночью мне приснился Валентин. Ну или просто пришел во сне, кто его, Кайзера Страшных Снов, знает. А еще рядом был красивейший дворец, светлый и чистый, будто сотворенный из хрусталя, пронизанного солнечными лучами. Смеющаяся золотоволосая королевна Шиповничек и улыбающийся Валентин, заботливый и любящий брат, который тогда еще не имел никакого отношения к кошмарам.

— Ты же любишь своего брата, Соня, — как-то отстраненно произнес он, не глядя на меня.

Картинка не менялась, а голос словно звучал в голове.

— …и я тоже. Она не всегда была Злой Девочкой. Только не все знают, что Спящая красавица недолго жила счастливо после своего пробуждения. Прекрасный принц оказался не тем, за кого себя выдавал. А от горя и боли моя Шиповничек сама стала ведьмой и навсегда вернулась в пустой дом проклятой волшебницы. Впитала всю тьму и одиночество, отказалась от внешнего мира и осталась навсегда в мире снов и зеркал. И я… пошел за ней. Своих не оставляют.

Да… Ответить было нечего. Не оставляют. Хорошая мысль, правильная. Только и чужим тогда лучше не приближаться. Я прекрасно помню слова Дитера и Валентина про Шаттенштадт, про борьбу за власть, про тайные интриги шаттов. Нет, не надо мне такого… И Зеркалья слишком много тоже… не надо. Помогла и будет с меня. Пора домой. Завтра. Утренним рейсом.

Решив это, вновь крепко уснула, на этот раз без сновидений.