Глава восьмая
Орбита Земли.
СССР; Московская область.
Март 1965 года.
Параллельно с изменениями конструкции космического корабля «Восход» подготовку к полету проходили два экипажа космонавтов: Павел Беляев с Алексеем Леоновым и их дублеры — Виктор Горбатко и Евгений Хрунов.
При выборе оптимального состава экипажа руководство отрядом космонавтов, медики, психологи и другие специалисты брали в расчет не только задачи и цели полета, его сложность и продолжительность. Еще в обязательном порядке учитывались индивидуальные и психологические особенности каждого космонавта. Не оставались в стороне и те взаимоотношения, которые складывались между будущими членами экипажа. Когда Королев узнал, с какой настойчивостью Алексей Леонов добивается возвращения в строй космонавтов травмированного Павла Беляева, он понял: лучшего экипажа для выполнения столь ответственного задания не подобрать.
Во время подготовки к полету к экипажу корабля «Восход-2» предъявлялись самые жесткие требования по критериям психологической совместимости и слаженности в работе. Предполагалось, что такую сложнейшую задачу, как выход в открытый космос через шлюзовую камеру, можно было решить лишь при абсолютном доверии и полном взаимопонимании.
В соответствии с исследованиями врачей-психологов, Павел Беляев характеризовался как волевой и выдержанный человек, не опускающий руки даже в самых сложных и нестандартных ситуациях. При достижении поставленных целей он всегда проявлял огромную настойчивость и включал логическое мышление.
Леонов по темпераменту был холериком: порывист, смел, решителен, легко развивал кипучую деятельность по любому поводу. Кроме того, специалисты отмечали его художественный талант, способность мгновенно запоминать представленные его взору картины, а затем очень точно воспроизводить их.
Эти два человека, имея совершенно различные характеры и темпераменты, великолепно дополняли друг друга. По словам психологов, они создавали «высокосовместимую группу», способную успешно решать поставленные перед ними задачи и составлять детальные отчеты обо всех проблемах и неожиданностях, связанных с пребыванием на космической орбите.
Павел с Алексеем и в жизни стали настоящими друзьями. И даже когда судьба перед полетом в космос подвергала их суровым испытаниям, они цеплялись друг за друга и старались всегда быть вместе.
* * *
Два последних года Сергей Павлович появлялся в Особом конструкторском бюро и в главном зале Командного пункта в одном и том же костюме, пиджак от которого только что поднял Феоктистов и аккуратно повесил на спинку стула.
Королев вообще никогда не следил за модой и к одежде оставался равнодушным. Это не относилось к ее виду — одежда всегда была чистой, выглаженной и опрятной. Но, к примеру, галстук он надевал лишь при крайней необходимости — в случае высочайшего официоза.
Как-то супруга купила ему несколько мягких серых рубашек, которые носят без галстуков. Он настолько их полюбил, что носил, пока не протерлись воротнички. Других подобных рубашек супруга в продаже не отыскала. Пришлось ей сесть за швейную машинку. В итоге из нескольких старых рубашек вышла одна практически новая, чему Сергей Павлович был очень рад.
В теплое время года он предпочитал легкие рубашки на «молнии», которые заправлял в светлые бумажные брюки. Брюки носил самые дешевые — китайской фирмы «Дружба». Обут, как правило, был в коричневые летние туфли с дырочками.
Главный конструктор крайне не любил менять свои туалеты: если начинал носить костюм, то заставить его переодеться было невозможно.
— Надень другой, а этот я почищу и поглажу, — предлагала супруга Нина Ивановна.
Но муж отказывался и опять обряжался в старый.
А еще Королев считал счастливым свое пальто из дорогого драпа — с ним были связаны все удачные космические старты.
Как и многие другие ракетчики и авиаторы, Сергей Павлович верил в приметы. К примеру, он считал, что разбитое зеркало — к несчастью. Однажды, найдя подкову, обрадовался и приколотил ее к дереву у своего останкинского дома.
Был у него и своеобразный талисман: две монетки достоинством по одной копейке, которые он всегда носил с собой. Пятого января 1966 года, уезжая из дома в последний раз, он долго искал эти монетки в пиджаке. Проверял и выворачивал карманы, но не нашел и очень расстроился…
* * *
Космонавты внимательно слушали инструкции, звучавшие по радио с Земли.
— Алмазы, датчик компенсации утечки прямо над вами — под панелью в центральной потолочной зоне, — терпеливо объяснял Сергей Павлович.
— Рядом с клапаном сброса давления? — уточнил Беляев.
— Да-да, совершенно верно.
Павел с Алексеем переглянулись и начали расстегивать привязные ремни.
— Для вскрытия обшивки по контуру, — продолжал Главный, — удобнее всего воспользоваться инженерным ножом. — Напоминаю: он находится в инструментальном отсеке.
Освободившись от ремней, Беляев дотянулся до небольшого инструментального отсека и вооружился специальным ножом.
— Заря, я Алмаз, приступаем…
* * *
— Это авантюра! Авантюра, Сергей Павлович! — яростно жестикулируя, возмущался Раушенбах. — Обшивка скрывает оголенные контакты, находящиеся под напряжением! Вспомните, как во время сборки «Восхода» убило нашего техника. А ведь он был опытным и квалифицированным специалистом!
Королев упрямо молчал.
Отшвырнув мешавшую линейку, Борис Викторович ткнул пальцем в точку схемы, где сходились сотни электрических линий.
— Посмотрите, какая здесь плотность укладки! А у них ни инструментов, ни нормального света! Остановите их, пока не поздно! Остановите!
Но Главный уже принял решение. А когда он что-либо решал — остановить его было невозможно.
— Алмазы, слушайте меня внимательно, — сказал он в микрофон.
* * *
Справившись с обшивкой, космонавты на секунду замерли.
— Японский бог! — прошептал Леонов.
Они неплохо знали устройство своего корабля, но такое нагромождение электропроводки предстало перед ними впервые. Самые толстые жгуты, туго обвязанные пластмассовыми стяжками, сидели в центре специальной ниши; по краям и сверху их окружали жгуты потоньше.
Для устранения внезапно появившейся проблемы космонавты должны были разрезать фиксирующие стяжки, раздвинуть освободившиеся жгуты и, добравшись до датчика компенсации утечки, обесточить его. Включался и выключался данный агрегат автоматически, и другого способа прервать его работу попросту не имелось.
— Зря мы вскрыли обшивку, — вздохнул Павел и вытер со лба испарину.
— Ты чего? — озаботился Алексей его нездоровым видом. — Нормально себя чувствуешь?
— Так себе… Ничего. Держусь…
В этот момент в эфир прорвался голос Королева:
— Алмазы, система датчиков находится под жгутами электрических проводов. Чтобы до них добраться, нужно перерезать фиксирующую жгуты обвязку.
— Мы уже поняли, Заря, — ответил Беляев. — Леш, давай… свети…
Космонавты максимально приблизились к нише и принялись за работу…
* * *
— Евгений Анатольевич, что с ними будет, если у нас ничего не получится? — не оборачиваясь, тихо спросил Королев.
Немного помедлив, Карпов ответил:
— Сначала они почувствуют онемение конечностей. Потом начнутся судороги: от безобидного подергивания мышц до продолжительных и болезненных спазмов. Все это будет происходить на фоне частичной потери слуха, ослабления координации и зрительных галлюцинаций.
— А потом? — повернулся к доктору Каманин.
— Потом они просто заснут.
— Заснут, и все?
— Вот именно — все…
* * *
Евгений Анатольевич Карпов родился в 1921 году в Киевской области. Учась в школе, мечтал о двух профессиях: военного и врача. Узнав о том, что их можно совместить, не раздумывая отправился в Ленинград, где поступил в Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова.
Окончание академии пришлось на тяжелый военный 1942 год. Для распределения в войска действующей армии выпускников вывезли из Ленинграда по ладожской Дороге жизни. Свою службу Евгений Карпов начал в дивизии авиации дальнего действия, укомплектованной опытными экипажами, многие из которых в августе-сентябре 1941 года наносили бомбовые удары по столице фашистской Германии. Так авиационная медицина стала его призванием и главной специальностью.
Приобретенный в годы Великой Отечественной войны опыт Карпов приумножал научной работой в Институте авиационной медицины. Поэтому, когда встал вопрос о назначении первого начальника Центра подготовки космонавтов, выбор пал на него.
В кратчайшие сроки, продиктованные стремительно развивающейся космонавтикой, Евгений Анатольевич решил ряд сложнейших проблем: выбрал в Подмосковье место для будущего Звездного городка, организовал там строительство жилья, лаборатории, спорткомплекса, многочисленных стендов и всего остального, что требовалось длякачественной подготовки будущих космонавтов.
Пройдет совсем немного времени, и Карпову, наряду с Королевым и дежурным врачом Никитиным, доведется охранять сон Гагарина и Титова в ночь на двенадцатое апреля 1961 года.
И именно Карпов, помогая первому в мире космонавту надеть перед полетом скафандр, вдруг срочно потребовал красную краску. И, выводя кисточкой на его белом гермошлеме буквы «СССР», сказал:
— Чтоб те, кого ты встретишь на Земле после полета, поняли: ты свой…
* * *
Леонов освещал место работы небольшим электрическим фонарем, привязанным к запястью нейлоновым шнуром.
Его напарник, упершись кленками в кресло, осторожно просовывал ладонь с инженерным ножом между раздвинутых жгутов. В нише поблизости от жгутов поблескивали в лучах желтого света открытые клеммы электрических контактов.
— Стоп, Паша! Тихо! — Алексей заметил, как рука товарища скользнула мимо жгута и лезвие ножа едва не ткнулось в клеммы.
С Павлом творилось что-то неладное: голова безвольно покачивалась, руки не слушались; в какой-то момент он просто стал неподвижен.
— Паш, ты чего? — посмотрел Леонов на друга.
Тот спал.
Перестав светить фонариком в нишу, Алексей осторожно отвел руку товарища от клемм и попытался растормошить его.
Не получилось.
Тогда он отодвинул Беляева в сторону, вооружился ножом и решил действовать самостоятельно…
— Алмазы! Алмазы, вы слышите меня? — доносился из динамика встревоженный голос Королева. — Алмазы, вы слышите меня? Ответьте!..
Отвечать было некогда. Кое-как пристроив включенный фонарь в проводах на краю ниши, Леонов резал скрепляющую жгут стяжку. При этом он приговаривал:
— Хорошо светишь, Паша… Лучше всех. Ровно… Светло так. Ага, молодец…
Расправившись с несколькими стяжками, он медленно раздвинул жгуты, как когда-то в далеком детстве раздвигал ладошками траву перед найденным птичьим гнездом.
И наконец увидел нужный датчик.
— Заря, есть! Вижу датчик! — доложил на Землю Алексей.
— Молодцы! — чуть спокойнее произнес Сергей Павлович. — Теперь главное: желтый провод, подходящий к датчику, видите?
— Да, Заря, вижу.
— Надо осторожно выкрутить его из гнезда. Как поняли меня, Алмазы?..
Последние слова Королева Леонов не разобрал — в голове появился нестерпимый шум; перед глазами поплыл туман, смешавший разноцветные провода в нечто невообразимое.
Сжав ладонями уши, он попытался избавиться от шума. Тряхнув головой, переспросил:
— Заря, повторите!
Начало фразы было неразборчивым, но окончание он понял:
— …Выкрутить желтый провод… Из гнезда!
— А… понял… Гнездо…
— Как поняли меня?!
— Понял… Так вот где она живет…
— Не понял вас, Алмазы!
— Вот где она спит… — бубнил Алексей, — вот где ее домик…
Он пытался дотянуться до датчика, но в глазах все плыло. Вместо окружающей действительности мозг выуживал из глубин памяти яркие картинки далекого детства.
— Какой еще домик?! Не понял вас, Алмаз. Повторите!
— Сейчас… сейчас…
— Отсоединили? Не молчите, Алмазы! Говорите! Отсоединили? — надрывался Главный. — Не слышу вас! Отсоединили?..
Сейчас нагромождение проводов и впрямь представлялось Леонову густой травой, в которой он, будучи маленьким мальчиком, искал птичье гнездо. Гнездо то исчезало, то появлялось…
Просовывая руку через скопление жгутов, он зацепился за что-то рукавом скафандра. Ладонь замерла, не добравшись до цели каких-то пяти сантиметров.
— Где домик?.. Где нож?.. — невнятно бормотал он. — Сейчас-сейчас…
Нащупав другой рукой нож, Алексей разрезал рукав скафандра, освободив путь к датчику. Оставалось дотянуться до искомого желтого провода и выкрутить его из гнезда датчика.
Однако сознание мутнело с каждой секундой. Все перемешалось: провода, клочки травы, проселочная дорога по краю поля, яркое солнце…
— Нашел, — едва пошевелил он непослушными губами.
Пальцы дотянулись до датчика, нащупали нужный провод и даже совершили несколько движений против часовой стрелки, вывинчивая его из гнезда, но… он уже был не в космосе. Леонов лежал на мягкой пахучей траве, и ему ужасно хотелось спать.
— Алмазы, я — Заря, — прорывался сквозь треск помех голос Королева. — Алмазы, вы слышите меня?.. Отсоединили?..
Оба космонавта спали. Главный продолжал вызывать, но его никто не слышал.
— Не молчите! Говорите! Отсоединили провод, Алмазы?..
Пристроенный Алексеем фонарик медленно выскользнул из скопления проводов и отправился в свободное плавание по кораблю. Желтоватый луч скользнул по приборной панели, по скафандру Беляева, по лицу спящего Леонова; по его пальцам, по-прежнему сжимавшим желтый провод у самого гнезда…
Внутри «Восхода» горела единственная лампа дежурного освещения. Слегка подсвечивал антураж и крохотный электрический фонарь, паривший в невесомости около вскрытой потолочной панели. Полумрак, неподвижные тела космонавтов и тишина, изредка прерываемая встревоженными голосами с Земли, создавали странное ощущение, будто жизнь на корабле угасала.
Все так же вращаясь вокруг собственной оси, «Восход-2» подходил к краю освещенной зоны. Впереди была ночь…
* * *
— Алмазы, вы слышите меня? Я спрашиваю: отсоединили? — устало повторял Королев. — Алмазы! Алмазы, ответьте!
— Сигнала нет, Сергей Павлович, — доложил офицер связи. — Корабль ушел из видимой зоны.
Черток, Феоктистов, Раушенбах молча собирали со стола схемы и документы. Главный сидел на своем месте и отрешенно смотрел куда-то в сторону. От уверенности и прежнего энтузиазма не осталось и следа. Локоть правой руки лежал на краю стола, свисавшая ладонь все так же сжимала микрофон.
Давящую тишину нарушил Раушенбах.
— Система автоматической ориентации включится еще до выхода из «мертвой зоны», — напомнил он.
Королев поднял на него тяжелый взгляд, как бы спрашивая: «И как это сможет спасти космонавтов?»
— Цикл-4 посадит их на Землю автоматически, — пояснил Борис Викторович.
Сергей Павлович привстал и отыскал среди сотрудников Командного пункта Евгения Карпова. Кивнув ему, спросил:
— У них есть шанс?
Доктор отрицательно качнул головой.
Тяжело опустившись на стул, Главный дотянулся до стакана с давно остывшим чаем и залпом допил его…
* * *
На часах было около десяти вечера.
Из Командного пункта никто не звонил. Это казалось странным, но по телевизору тоже не передавали новостей о завершающей фазе полета «Восхода-2».
Попрощавшись, Татьяна забрала дочерей и ушла к себе домой. Света накормила Вику и, отведя в спальню, уложила спать. Но та долго не могла успокоиться.
— Мама, а в космосе сейчас ночь? — спрашивала он.
— Конечно. Давай засыпай.
— А папа тоже спит?
— Ну конечно. — Света заботливо укрывала ее одеялом. — Все должны спать. И ты тоже.
— А когда я проснусь, папа уже прилетит?
Молодая женщина очень хотела ответить на этот вопрос утвердительно, но боялась обмануть ребенка. Вместо ответа, она склонилась над детской кроваткой и прижала к себе Вику. По щеке покатилась слеза…
— Он постарается, — тихо сказала Светлана. — Очень-очень постарается.
* * *
Вращаясь вокруг своей оси, «Восход-2» летел над темной зоной Земли. Внутри корабля стояла мертвая тишина — даже динамик из-за отсутствия связи молчал.
Оба космонавта неподвижно висели в центре кабины. Вокруг них летало множество мелких предметов: элементы обшивки, капли пота, перчатки, инженерный нож, тускло светивший фонарик…
Лицо Беляева сохраняло безмятежную неподвижность и выглядело так, словно оно вытесано из гранита. У Леонова дергались веки и мышцы у губ — ему снился эмоциональный и беспокойный сон из детства…
* * *
Маленький Леша бежал со всех ног по полю. Бежал туда, где, как он думал, жила повстречавшаяся ранее птичка.
Он упрямо пробирался через высокую траву, прыгал через кочки и приямки. Им двигало любопытство: там, в густой траве, было спрятано ее жилище — свитое гнездо.
Кажется, где-то здесь.
Леша медленно присел и сделал движение руками, разведя в стороны последний травяной кустик, отделявший его от заветного гнезда…
И вдруг птица — большая, черная и страшная — нервно крикнув, вспорхнула с того места, где должно было находиться гнездо. Вспорхнула и полетела прямо на Лешу.
От неожиданности мальчик тоже вскрикнул и, отшатнувшись, упал на спину.
* * *
Леонов резко дернул во сне рукой. Непокорный провод, державшийся на последней нитке резьбы, наконец-то вышел из гнезда.
Цепь разомкнулась, лишив датчик питания. Электрический клапан перекрыл магистраль, по которой из баллона подавался кислород.
Стрелка манометра, измерявшего парциальное давление внутри корабля, плавно остановилась, «подумала» и… медленно двинулась в обратном направлении.
«Восход-2» подходил к краю темной зоны. Впереди занимался рассвет…
* * *
Шел двадцать второй час полета и двадцать пятая минута с момента включения механизма автоматической посадки. К этому моменту траекторию снижения «Восхода-2» над заданным районом должны были отчетливо наблюдать службы радиолокационного контроля, но… корабль исчез.
Королев нервно вышагивал по центральному проходу Командного пункта.
— Что со связью? — мимоходом справился он.
— Эфир проверяем постоянно, но пока тишина, — доложил офицер-связист. — Радиолокационного контакта тоже не установлено.
— Плохо, — качнул головой Главный.
Феоктистов, Черток, Раушенбах и некоторые другие сотрудники устало посмотрели в его сторону. Настроение у всех было отвратительным.
— Толпа здоровых, крепких мужиков! — распалялся Сергей Павлович. — Сидите сиднями, протираете штаны и еще вздыхаете, будто на поминках! Если мы не можем товарищам помочь, то давайте хотя бы не устраивать преждевременных похорон! Барышня!
Приносившая чай девушка обернулась.
— Всем по чашке кофе! И мне в том числе — покрепче.
Глянув на работавший секундомер, Раушенбах поднялся со своего места.
— Послушайте, ну давайте рассуждать логически, — сказал он, потирая от волнения подбородок. — Корабль должен был произвести посадку в заданном квадрате двадцать три минуты назад. Возможно, при входе в атмосферу он сбился с курса, посадка произошла в незапланированном районе.
Королев вспылил:
— У вас постоянно одно и то же, Борис Викторович: «возможно», «наверное», «кажется»! Дайте мне расчеты предполагаемых отклонений от точки посадки!
— Слушаюсь. Сейчас рассчитаем…
— Все, больше ждать не имеет смысла, — повернулся Главный к Каманину. — Поднимаем технику и приступаем к поиску корабля с воздуха.
Сидевший в наушниках Комарь внезапно вскочил.
— Сергей Павлович, звонят из Кремля! Хотят поздравить с успешным завершением…
— Перезвонят, — категоричным жестом остановил его Королев.
— Понял… Так точно…
И тут встрепенулся Карпов:
— Показатели Алмазов! Они живы! — крикнул он на весь Командный пункт. — Они живы, товарищи!
— Принимаю сигнал с корабля! — вторил ему офицер связи.
Через мгновение прозвучал доклад Шаталова:
— Есть картинка! Есть картинка с корабля!
— Подстроить картинку! — засуетился Раушенбах.
Понимая, что Главному не до разговоров с высоким руководством, Каманин решил подстраховать его и подошел к Комарю.
— Передай, что Королев уехал встречать космонавтов.
— Есть!..
А сам Сергей Павлович уже склонился над столом с зажатым в руке микрофоном.
— Алмазы, черти! Слышим и наблюдаем вас! Где вы? Где сели, орёлики?
* * *
Когда состав воздуха внутри космического корабля нормализовался, Беляев с Леоновым очнулись ото сна. Причем пробудились они практически одновременно.
За остаток времени, пока «Восход-2» приближался к краю «мертвой зоны», космонавты успели навести в корабле относительный порядок, вернуться в кресла, пристегнуться и надеть шлемы.
И теперь на их лицах были написаны смешанные эмоции: удивление, растерянность, радость.
— Мы в ложементах, — ответил на вопрос Главного Беляев. — Как сидели, так и сидим. Находимся на орбите. Только что вышли из «мертвой зоны».
— Понял вас, Алмазы. Датчик компенсации утечки отключили?
— Так точно, Заря.
— Как самочувствие?
— Нормальное.
— А что с механизмом автоматической посадки?
— Заря, «Цикл-4» не запущен. Повторяю: «Цикл-4» не запущен. Причина отказа неизвестна…
* * *
Лишь после этого доклада взоры сотрудников Командного пункта устремились к большой карте, по которой ползла святящаяся точка.
Королев повернулся и вопросительно посмотрел на Раушенбаха, который несколько часов назад ручался головой за работу автоматики.
— Сергей Павлович… я… Объяснений у меня пока нет… — бормотал тот. — Возможно, вращение корабля оказалось слишком сильным. Это нештатная ситуация…
— Да неужели?! И какая уже? — едва сдерживал тот рвавшиеся наружу эмоции. Окинув гневным взглядом присутствующих, громогласно спросил: — Кто-нибудь ведет счет нештатным ситуациям, произошедшим в этом полете?
Черток вел учет, но, заглянув в свой блокнот, решил не усугублять ситуацию и промолчал.
Откликнулся лишь один офицер от самописцев, обязанный фиксировать все происходящее на «Восходе»:
— Я веду.
На робкое признание никто не обратил внимания. Всех интересовал вопрос: что делать дальше?
— Сколько у них осталось воздуха? — спросил Раушенбах.
— Так… — склонился над расчетами Феоктистов. — На два часа. Ровно на два часа.
Это давало скромный шанс — возможно, экипажу хватило бы воздуха на еще один виток и процесс посадки.
— Пробуем перезапустить систему, — несколько оживившись, приказал Королев.
Раушенбах тотчас продублировал команду:
— Подготовиться к перезапуску системы!
— …И сажаем корабль на следующем витке.
Но внезапно заволновавшийся Каманин вплотную подошел к Главному.
— Мы не имеем права сажать их на следующем витке!
— Почему?
— Корабль будет над территорией противника!
— Мы должны вернуть ребят на Землю, — спокойно ответил Сергей Павлович.
— А если они…
— А с территорией разберемся позже.
Спор прервал голос Беляева.
— Заря, я — Алмаз. Прошу разрешения немедленно перевести корабль на ручное управление и совершить посадку прямо сейчас. Прием…
Опешив, Королев переглянулся с Каманиным. И резонно заметил в микрофон:
— Алмазы, для этого необходимо рассчитать район посадки, и быстро — прямо сейчас — мы это сделать не успеем.
* * *
— Заря, не волнуйтесь — все расчеты у нас имеются, — опередив Беляева, выдал в эфир Алексей.
Саркастически улыбнувшись, командир экипажа посмотрел на товарища, держащего в левой руке карту. Указательным пальцем правой он водил по линии последнего витка.
— Значит, Заря, я до полета подготовил карту — нанес все витки. Сейчас тут прикинул, пока летели в «мертвой зоне»… — продолжал Леонов. — Мы сейчас идем над районом Москвы, наклонение орбиты — шестьдесят пять градусов. Если начнем снижение в ближайшие минут пятнадцать, то сядем на Урале — километрах в ста пятидесяти от Соликамска с курсовым углом двести семьдесят градусов.
Над коленями Алексея действительно трепыхалась полностью подготовленная карта с аккуратно нанесенными зигзагами многочисленных витков.
Тем не менее все это казалось несерьезным, и Павел его одернул:
— Леша, заканчивай фантазировать.
С Земли после недолгой заминки ответили:
— Минуту ждать…
* * *
Положив на стол микрофон, Королев задумался. Каманин же был явно раздражен услышанным.
— Сергей Павлович, прошу: будьте благоразумны и не поддавайтесь соблазну, — ворчливо уговаривал он. — Что это еще за расчеты?! Прикинул он… «На Урале, километрах в ста пятидесяти»!..
На сторону космонавтов встал Феоктистов.
— С другой стороны, они оба — опытные летчики. Зная скорость и время снижения с орбиты, рассчитать место приземления не так уж и сложно.
— Никто и никогда не сажал космический корабль в ручном режиме, — подал голос Раушенбах. — Ручное управление, это… я не знаю… как соломинка для утопающего. Оно создано исключительно для безвыходных ситуаций!
— А разве сейчас не такая? — ровным голосом спросил Главный.
— Сергей Павлович, можно вас на минуточку? — направился Каманин к выходу из основного помещения Командного пункта в коридор.
Тот нехотя поднялся со стула и, потирая грудь под расстегнутым пиджаком, пошел следом за генерал-лейтенантом.
Сотрудники молча провожали их встревоженными взглядами…
* * *
Космонавты терпеливо ждали решения. Корабль по-прежнему вращался, подмигивая одним светящимся кружком; за иллюминатором монотонно менялась картинка: Земля, Солнце, бездонная чернота, слегка разбавленная яркими звездами…
— Что-то долго у них там проходит совещание, — заметил Беляев.
— Пока всех соберут, выберут председателя комиссии и секретаря; пока заслушают докладчика, пока пройдут прения… — вздохнул Леонов. — А ты спрашивал, почему я молчал. Да я б там уже ласты склеил…
Павел молча слушал друга и не переставал удивляться его энергии, его неиссякаемому оптимизму.
— …Да посадим мы нашу колымагу, Паш. И не такие корыта с тобой сажали! — не унывал Алексей. — Ты же посадишь? Других вариантов ведь нет?
— Ну почему нет? — пожал тот плечами, вспомнив о лежащем в НАЗе оружии. — Либо сейчас посадим вручную, либо навсегда останемся на орбите. Короче, как Родина прикажет.
— Полагаешь, не разрешат рискнуть?
Подумав несколько секунд, Беляев уверенно ответил:
— Я б не разрешил…
* * *
Сложа руки за спиной и нахмурившись, Королев слушал Каманина.
— Мы с вами не сестры милосердия, Сергей Павлович, а государственные тайны — не предмет для экспериментов… — запальчиво говорил он, изредка затягиваясь сигаретой.
Они стояли рядом с курилкой — небольшим закутком в общем коридоре. Когда к закутку подошел Королев в сопровождении генерала Каманина, два дымивших сигаретами инженера тут же потушили окурки и исчезли, оставив их наедине.
— Честно говоря, я вас не понимаю. Или наоборот, что еще хуже, — возразил Главный. — У них остался единственный шанс вернуться на Землю. Через виток, скорее всего, закончится воздух, и внутри корабля уже будут два трупа. Вы что, предлагаете оставить их на орбите? Я правильно вас понял?
— Идет война. Холодная, но вполне реальная. Что произойдет, если они сядут в Европе? Или, не дай бог, залетят в Китай? Вся подноготная нашей космической программы окажется в руках неприятеля!
— Ну и что, им погибнуть просто вот так — на всякий случай?! Чтобы «не дай бог» не улететь куда-нибудь не туда!
— Они — солдаты, Сергей Павлович, — бросил докуренную до фильтра сигарету Каманин. — А солдатам иногда приходится умирать ради интересов своего государства.
— Понятно. Да, хорошо. Мысль не новая, но конструктивная, — кивнул Королев. — Спасибо, спасибо. Я, видимо, буду думать над этим…
Возвращаясь в главный зал Командного пункта, Королев столкнулся с Гагариным.
— Юрий, ты здесь очень кстати, — взял он его под руку. — На орбите нашим ребятам сейчас очень несладко — отказ за отказом. Нужно их поддержать.
— Я готов, Сергей Павлович, — без раздумий согласился тот.
— Выйди в эфир и дай им добро на посадку в ручном режиме. Твой голос успокоит и подбодрит их…
* * *
Внутри «Восхода» пару минут было тихо — космонавты, думая о своем, ожидали решения.
Наконец рация ожила знакомым голосом Юрия Гагарина:
— Алмаз, Алмаз, это — Заря!
— Юра! — обрадовался Беляев и ответил: — Заря, я — Алмаз! Слышу вас отлично!
— Алмаз, ваш доклад принят. Подтверждаем, что автоматическая система корабля не сработала. Государственная комиссия разрешает использовать ручное управление на восемнадцатом витке. Как поняли?
Леонов облегченно выдохнул и улыбнулся.
Воспрянул духом и Павел.
— Поняли вас, Заря. Использовать ручное управление разрешили, — выдал он квитанцию и принялся переводить корабль на ручное управление.
Панели управления «Восхода» почти полностью копировали панели инструментов «Востока». Главным недостатком данной компоновки являлось то, что даже с поворотом кресел экипажа управлять кораблем в ручном режиме было крайне неудобно. Не помогали решить данную проблему и иллюминаторы; оба были слишком маленькими, к тому же один занимал комплексный прибор под названием «Взор».
Основным прибором, обеспечивающим посадку в ручном режиме, являлся оригинальный оптический ориентатор — тот самый «Взор». Он был вмонтирован в стену корабля по левую руку от кресел космонавтов и представлял собой иллюминатор с кольцевой зеркальной зоной и матовым экраном для проектирования изображения. На экране имелись стрелки, указывающие направление смещения земной поверхности; при правильной ориентации корабля относительно горизонта все восемь визиров кольцевой зеркальной зоны освещались солнцем. Прибор был незаменимым помощником при ручной посадке, но вся беда заключалась в том, что основным методом завершения полета считался автоматический режим, поэтому «Взор» инженеры и конструкторы разместили крайне неудачно.
Время начала маневра экипажу помогал определить другой прибор — небольшой глобус с часовым механизмом, показывающий текущее положение корабля над Землей. Зная точку начала маневра, космонавты могли с относительной точностью назвать район предстоящей посадки.
Готовясь к посадке, Беляев с Леоновым были предельно сосредоточены. Оба понимали: на спасение имеются весьма небольшие шансы.
Отработанными на тренировках движениями Беляев включал датчики угловой скорости, оптический прибор для визуальных наблюдений, блок логики и формирования управляющих сигналов…
— Заря, я — Алмаз. К ориентации корабля готовы, — доложил он.
Несмотря на внутреннее волнение (никому ранее из летавших космонавтов сажать спускаемый аппарат в ручном режиме не доводилось), его голос был ровным и спокойным.
— Все-таки хорошо, что не ты решал, — с улыбкой на лице пошутил Алексей.
«Восход» продолжал вращаться вокруг своей оси. На панели управления загорелись табло, сигнализирующее о готовности к работе систем ручного управления.
— Заря, повторяю, — произнес Леонов, — место нашей посадки приблизительно…
— Угомонись, Леш, — остановил его Павел. — Найдут как-нибудь, если приземлимся.
— А хочешь прям на Красной площади сядем и сломаем Спасскую башню?
— Хватит болтать. Приступаю к стабилизации корабля…
Леонов развернул тело влево и склонился над «Взором», а Беляев положил руки на маленький штурвал и в 11 часов 19 минут включил систему ручной ориентации.
Из управляющих сопел поочередно стали вырываться струйки азота, останавливая вращение и постепенно стабилизируя положение корабля в пространстве.
Не отрывая взгляда от матового экрана «Взора», Алексей фиксировал появление стрелок и подсказывал командиру направление.
— Вроде вырулил, — сказал тот, убрав ладони со штурвала.
— Вот! Можешь, когда захочешь! Осталось только в Землю попасть.
Приближалась точка начала снижения. Леонов переносил взгляд с глобуса на «Взор» и обратно.
— Паша, осталось небольшое вращение, — встревоженно сообщил он, — Стрелка «Бег Земли» не совпадает с направлением.
Руки Беляева вновь легли на штурвал. Управляя кораблем, он пытался самостоятельно рассмотреть параметры вращения на «Взоре», но скафандр товарища загораживал прибор.
— Леша…
— Я вжался.
— Леш, я так ни хрена не увижу.
— Может, мне выйти?
— Направляй. Я готов!
— Запад.
— Есть — запад.
— Юго-запад.
— Есть — юго-запад…
И вновь срабатывавшие клапаны подавали азот из шарообразных емкостей к управляющим соплам. Газ с коротким шипением выбрасывался в вакуум, заставляя корабль вращаться в обратном направлении.
— Север, — продолжал выдавать коррективы Леонов. — Нет, северо-запад.
— Север или северо-запад?
С помощью «Взора» было видно, как чутко корабль реагировал на малейшее отклонение штурвала. Из-за этой «чуткости» Беляеву никак не удавалось ликвидировать небольшое угловое вращение.
— Тише-тише-тише… По часовой, по часовой, — подсказывал Алексей. — Вот-вот. Еще тише… А теперь юг…
— Есть.
— Куда?! Много! Назад! Стоп!..
Понимая, что данный способ управления не годится, Беляев негромко выругался и, максимально приподняв голову, попытался сам увидеть искомый прибор. Леонову тоже надоела бесполезная трансляция команд — он вытянулся в кресле в струнку, стараясь освободить товарищу сектор обзора.
Однако все усилия оказались напрасными — Павел видел только край матового экрана.
— Крути на запад, — скомандовал Алексей. — Давай, Паш, — время теряем.
— Так не получится, Леш. Я сам попытаюсь, — сказал командир и отстегнул привязные ремни.
— Ты что делаешь? Сейчас центр тяжести сместишь!
— Ты тоже освобождай ложемент, — кивнул Беляев в сторону небольшого свободного пространства за креслом.
Подчинившись, Леонов отстегнулся и взлетел над креслом.
— Ну и куда мне?
— Давай туда — под «Взор».
— Попробую…
— Придержи мои ноги.
— Держу!
После разворота над креслами голова Павла оказалась рядом со «Взором», руки при этом кое-как дотягивались до штурвала. Ухватив его за ноги, Алексей зафиксировал это удачное положение. И сам неплохо видел положение корабля на глобусе.
— Леша, я сейчас прицелюсь, и мы с тобой аккуратненько — как мышки — нырнем обратно… — манипулировал Беляев штурвалом.
— Только быстрее целься, родимый, — обнимая его ноги, глядел тот, как приближается точка начала снижения, — а не то в Китае присядем.
— Не торопи. Промахнусь — улетим еще дальше в космос…
Наконец, после многократных попыток, корабль вроде бы удалось сориентировать по трем осям: тангажу, крену и курсу. После чего вращение планеты совпадало с направлением стрелки «Бег Земли», а все восемь визиров зеркальной зоны прибора ровно освещались солнцем.
— Тихонько обратно в ложементы! — почти шепотом приказал Павел.
Теперь корабль летел по орбите, практически прекратив вращение. Космонавты вернулись в кресла и пристегнулись ремнями.
— Земля ровно? — еще раз спросил командир.
Повернув голову, Леонов посмотрел во «Взор». Небольшое вращение все же наблюдалось.
— Смещается.
— Сколько?
— Уже градусов семь.
— Черт… Сколько у нас азота?
— Почти на нуле.
— Ты пристегнулся?
— Ага.
Вариантов исправить положение больше не было. И Беляев с каменным лицом щелкнул тумблером включения тормозной двигательной установки.
Из расположенного в кормовой части корабля двигателя вырвался яркий сноп огня. «Восход-2» стал энергично терять скорость и снижаться…
