Глава девятая
Орбита Земли.
СССР; Московская область.
СССР; Пермская область.
Март 1965 года.
На самом деле включение тормозной двигательной установки (ТДУ) и начало спуска с орбиты вовсе не означали счастливого завершения всех проблем для экипажа. Это был очередной этап космического полета, также сопряженный с возможными отказами техники и электроники, с опасностями, с чрезвычайными ситуациями, с ошибками в расчетах… Со всем тем, что является следствием «человеческого фактора» и «отказа матчасти».
Еще перед полетом Гагарина, во время испытательных беспилотных запусков четвертый по счету корабль выполнил всю орбитальную программу, однако из-за отказа в системе управления работой ТДУ спуск с орбиты начался в нерасчетном районе и спускаемый аппарат был подорван системой самоуничтожения. На борту корабля находились две собаки — Пчелка и Мушка.
Недублированная тормозная установка «Восхода» была также скопирована с «Востока» и имела те же недостатки, главным из которых являлась однократность включения. Рассчитал время, щелкнул тумблером и… молись, что все сделал правильно. Второго шанса на то, чтобы исправить ошибку, у тебя попросту нет.
Имелась, правда, резервная мера безопасности при невозможности штатного возвращения на Землю. «Востоки» и «Восходы» выводились на низкие орбиты, с которых они за неделю сошли бы сами — естественным образом за счет пассивного торможения о верхние слои атмосферы.
Однако самая первая ошибка в расчетах, из-за которой «Восход-2» закинуло на добрых полторы сотни километров выше, ставила жирный крест на данном способе возвращения. Ресурсов жизнеобеспечения — и в первую очередь воздуха — в спускаемом аппарате оставалось всего на несколько часов. Чего уж рассуждать о неделе пребывания на орбите и тем более о долгих месяцах?..
* * *
Почти сутки рабочая атмосфера на Командном пункте напоминала муравейник или пчелиный улей. Руководство металось от одного стола к другому, беспрестанно кому-то названивало по местным или прямым линиям, совещалось. Связисты копались в радиостанциях и настраивали менявшиеся частоты. Офицеры и гражданские специалисты почти не отходили от своих рабочих мест, лишь изредка передавая дела сменщикам, чтобы пару часов поспать или перекусить.
Когда экипаж перешел на ручное управление и занялся ориентацией «Восхода», Королев попросил сотрудников КП не отвлекать их лишними командами и фразами в эфире. Четкая ориентация корабля перед включением тормозной двигательной установки — дело крайне сложное и ювелирное. Любая команда, сказанная под руку, может все испортить, а запас азота на борту не такой уж большой, чтобы раз за разом исправлять допущенные ошибки.
— Зафиксирован запуск ТДУ, — доложил Феоктистов.
Дыша в затылок Королеву, Каманин проворчал:
— Зафиксирован запуск… Понять бы еще, куда они сядут…
— Сядем мы с вами, если что, — не оборачиваясь, сказал Главный. — А они приземлятся.
Офицер у самописца сделал очередную пометку на ползущей бумажной ленте и доложил:
— Согласно данным телеметрии, у космического корабля появился крен.
— Что это значит? — обернулся по сторонам Каманин, словно ища того, кто мог бы прояснить ситуацию. — Почему появился крен после стабилизации?
— Это означает, что космонавты покидали ложементы, чтобы прицелиться, — предположил Феоктистов. — А когда возвращались в кресла, центр тяжести сместился.
И без того мрачный генерал с раздражением спросил:
— Чем это грозит?
— Траектория снижения может измениться, — ответил Королев.
Черток быстро подошел к висевшей на боковой стене доске.
— Сергей Павлович, вы позволите? — начал он что-то чертить мелком. Свои художества он сопровождал пояснениями: — При отклонении в шесть-семь градусов они столкнутся с атмосферой под достаточно острым углом. Корабль при этом может срикошетить и снова оказаться на орбите. Затем гравитация опять притянет корабль к Земле…
Главный внимательно слушал, затем резко качнул головой.
— Все последующее случится не скоро и сейчас нас не интересует. Борис Викторович, рассчитайте все возможные квадраты посадки, — попросил он. И, обращаясь ко всем, призвал: — Не расслабляемся! Ждем сигнала передатчика и надеемся на лучшее!..
Сам же вернулся на место, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Заметив это, к нему подошла девушка в белом фартуке, разносившая сотрудникам напитки и легкую закуску.
— Сергей Павлович, вы почти сутки ничего не ели, — наклонившись, сказала она.
— Разве? — удивился он.
— Хотите, я принесу вам рассольник или куриный суп? У нас сегодня очень вкусный и наваристый куриный суп.
Пожав плечами, Главный сказал:
— Ну принесите, раз я столько часов не ел.
— А что именно?
— Все равно…
* * *
К еде Королев относился ровно так же, как и к одежде, — был абсолютно неприхотлив и непривередлив.
«Обедал Сергей Павлович очень быстро, на скорую руку, — вспоминала Антонина Алексеевна Злотникова, долгое время работавшая секретарем в приемной Главного конструктора. — Правда, вечером — часов в девять — любил выпить стакан чая с лимоном. Обильной пище предпочитал легкий бутерброд из черного хлеб с толстым куском вареной колбасы, которую, смеясь, называл „собачьей радостью“».
Подолгу находясь в командировках на испытательных космодромах, в письмах домой просил прислать чего-нибудь вкусненького только тогда, когда есть уж совсем было нечего. В такие суровые времена он обращался с просьбой к повару в столовой приготовить хорошо известный по военным годам суп «кондер» — похлебку из желтого пшена, слегка приправленную мясными обрезками.
Его домашний стол в московской квартире был самым простым. Супруга Нина Ивановна затруднилась назвать любимые блюда Сергея Павловича. Иногда он просил сварить обычную пшенную кашу на воде, но со шкварками. Кстати, очень ценил кулинарные таланты своей тещи — Серафимы Ивановны. Всегда нахваливал ее голубцы под сметаной и пышные пироги.
А в целом, как говорится, ел что давали.
* * *
Принудительно включив ТДУ, космонавты снова ощутили сильную перегрузку, вдавившую их в ложементы специальных подпружиненных кресел. Тормозной двигатель работал недолго.
Выработав все топливо, он отключился. Перегрузка исчезла, а в кабину корабля вернулась тишина.
Дабы нарушить тягостное молчание, Леонов спросил:
— Сегодня четверг или пятница?
— А хрен его знает…
— Как считаешь, дети уже проснулись? Интересно… Вика в садик пошла или опять сопли текут?..
— Леш, не переживай, — вяло отозвался Беляев. — Если промахнулись — года через три притяжение все равно сработает.
— Сработает. И похоронят с почестями наш прах…
Похоже, в этот момент космонавты про себя решили, что лучше уж помолчать, чем красочно рассуждать о своей смерти и похоронах. И снова замолкли.
Оба смотрели через маленький иллюминатор на Землю. Теперь картинка за бортом корабля не менялась — постоянно была видна родная планета…
— Тогда, может, пожрем? — встрепенулся через несколько минут Алексей. Не дожидаясь ответа, он дотянулся до упаковки бортового питания, открыл «молнию». — Ого, ничего себе! Какие у нас тут разносолы!..
Первым делом Леонов вытащил из кармашка тюбик с надписью «борщ». Отвинтив крышку, выдавил себе в рот немного содержимого.
— А ты знаешь, неплохой нам положили борщ. Жаль, чесночка к нему нет. Будешь?
Павел сидел в соседнем кресле и молчал, вероятно, понимая бессмысленность затеянной трапезы. Ни он, ни Алексей не знали, насколько удачно был сориентирован корабль, в нужном ли направлении сработало тормозное двигательное устройство и по какой траектории сейчас двигается «Восход-2». То ли они войдут в плотные слои атмосферы, то ли через несколько часов их ждет мучительная смерть от недостатка воздуха.
И в эти долгие минуты томительного ожидания Павел опять со вздохом припомнил о лежавшем в его НАЗе пистолете…
Тем временем из тюбика вылезла крупная капля борща. Оторвавшись от горлышка, она медленно полетела от Леонова к Беляеву. Оба в тишине наблюдали ее полет…
Внезапно их внимание привлекли мелкие пылинки, летавшие по всему обитаемому пространству. Разом вздрогнув, они почему-то медленно двинулись в одном направлении — к полу кабины. А следом за ними красная капля, проплывавшая над Пашиным лицом, вдруг шлепнулась на его нос.
— Леша, твою!.. — смахнул он ее рукой.
Леонов хохотнул, но тут же смолк — все летавшие по кабине предметы обрели тяжесть и дружно посыпались на пол. Плавно, с небольшой скоростью, но посыпались.
— Похоже на гравитацию! — встрепенулся Беляев.
— Очень похоже!
— Так… отставить разносолы! Домой летим.
— Есть домой, товарищ командир, — застегнул Алексей упаковку с провиантом и убрал ее на штатное место.
Космонавты закрыли «забрала» шлемов; Беляев подрегулировал подачу кислорода.
Снаружи стал доноситься шум. Его мощность нарастала, спустя несколько секунд он перерос в чудовищный рев.
Корабль входил в верхние слои атмосферы, обшивка понемногу раскалялась.
* * *
Сила гравитации и перегрузка все сильнее вжимали космонавтов в кресла. Мелкие предметы, оставшиеся после разборки верхней панели, позвякивали и гремели, ударяясь о пол и стенки корабля.
Серия резких щелчков под полом кабины известила о срабатывании замков с пиропатронами, отстреливающих конический агрегатный отсек от спускаемого аппарата.
— Отделение орбитального и приборного отсеков, — прокомментировал Беляев.
Общение происходило с помощью переговорного устройства, но даже его полной громкости порой не хватало, чтобы перекричать мощный рев. Каждую команду приходилось повторять дважды или трижды.
— Подтверждаю, — доложил Леонов, заметив мигавшее сигнальное табло.
— Приготовиться к отстрелу агрегатного отсека. Отстрел!
Не обнаружив срабатывания сигнальной лампочки, Леонов крикнул:
— Один из отсеков не отстыкован!
— Тогда держись, Леш, — сейчас закрутит!..
Корабль сильно тряхнуло и стало разворачивать. Стабильная до этого перегрузка стала знакопеременной, из-за чего космонавтов сильно болтало из стороны в сторону. По обитаемому отсеку вновь заплясали незакрепленные предметы.
Причиной очередной нештатной ситуации стал межблоковый электрический кабель, соединявший спускаемый аппарат с приборным отсеком и тормозной двигательной установкой. Будучи довольно толстым и крепким, он продолжал удерживать капсулы вместе.
Тем временем «Восход-2» снижался по баллистической траектории. Атмосфера становилась все более плотной, заставляя корабль вращаться вокруг нерасчетного центра масс.
В эти страшные мгновения космонавтам пришлось испытать самые тяжелые нагрузки за весь полет. Их то с силой вдавливало в кресла, то норовило выбросить вверх, то швыряло в сторону…
* * *
Спускаемый аппарат с агрегатным отсеком вошли в плотные слои; обшивка обоих отсеков предельно раскалилась. Нагрелся и кабель, препятствующий их разделению.
Вокруг него вспыхивали искры. Загорелась и начала разваливаться на лоскуты плотная изоляция, затем стали плавиться и разрываться многочисленные жилы…
Наконец кабель полностью разрушился, и блоки распались.
Отделившись, агрегатный отсек отправился в свободное падение — ему предстояло полностью сгореть в атмосфере. Спускаемый аппарат довольно быстро стабилизировал свое положение и полностью прекратил вращение.
Теперь снижение происходило нормально.
* * *
— Есть! Отошел! — ликовал Леонов, заметив загоревшееся сигнальное табло и нутром ощущая стабилизацию полета. — Отошел, Паша!
— Рано радоваться, Леша, — прокричал тот.
Алексей и сам знал, что опасностей впереди поджидало немало. Он помнил, как на теоретических занятиях им доводили подробности испытательного сброса макета «Восхода» с самолета, летевшего на высоте десять тысяч метров. По невыясненной причине у макета не отстрелился люк парашютной системы, и корабль разбился всмятку. Но даже штатный выход из отсека парашютов все равно не гарантировал успешной мягкой посадки.
После стабилизации спуска космонавтов больше не швыряло, норовя выбросить из ложементов. Однако значение перегрузки не снизилось, а напротив — возросло.
Вдавленный в кресло Алексей скосил взгляд влево — на иллюминатор. По его внешнему защитному остеклению на фоне огненных всполохов, подобно тонким дождевым струйкам, перемещался расплавленный металл.
* * *
Спускаемый аппарат был похож на огненный шар, оставлявший на небе черный дымный след. Все выступающие части полностью расплавились; в объятиях плазмы догорал нарост возле люка, оставшийся после отстрела шлюзовой камеры.
Но плотная атмосфера постепенно замедляла скорость падения аппарата. Огненные всполохи слабели, их становилось все меньше; стенки корабля остывали.
* * *
Перегрузка слегка уменьшилась.
Беляев не отрывал взгляда от прибора, показывающего внешнее атмосферное давление. Оно стремительно росло; стрелка уверенно приближалась к обозначенному красной риской значению.
— Высота отстрела крышки ПО! — крикнул он, когда она поравнялась с риской.
Будто услышав его, сработал электрический контакт, и над головами космонавтов бухнули пиропатроны.
* * *
Возвращение на Землю спускаемых аппаратов типа «Восход» выполнялось в несколько этапов.
На первом этапе с орбиты до высоты двенадцать километров торможение происходит за счет сопротивления атмосферы и правильной ориентации спускаемого аппарата относительно набегающего потока. На двенадцати километрах скорость падения корабля оставалась весьма высокой — около двухсот сорока метров в секунду, и для дальнейшего ее снижения вступала в действие парашютная система.
На высотах девять-одиннадцать километров автоматически по команде барометрического прибора отстреливалась крышка парашютного отсека и наружу выводился небольшой вытяжной парашют. Он в свою очередь вытягивал тормозной парашют площадью четырнадцать квадратных метров, задачей которого являлось дальнейшее уменьшение скорости падения спускаемого аппарата.
Погасив его скорость до значения девяносто метров в секунду, тормозной парашют вытягивал из контейнера купол основного собрата, который наполнялся постепенно, дабы не превышалась предельная для него нагрузка.
Основной парашют частично выводился на высоте семь километров и всего за четыре секунды эффективно гасил скорость снижения до тридцати пяти метров в секунду.
Полностью раскрыв свой купол, основной парашют в итоге уменьшал скорость падения корабля до шести метров в секунду, что в принципе обеспечивало сохранность спускаемого аппарата и безопасность экипажа.
* * *
С громким треском от верхушки спускаемого аппарата строго вверх отскочила крышка парашютного отсека. Она увлекла за собой небольшой вытяжной парашют. Следом за ним потянулся чехол.
Когда чехол полностью распрямился, из него показался и стал нехотя выходить небольшой тормозной парашют…
Ничего этого космонавты не видели. Они лишь изредка ощущали телами толчки или слышали характерные хлопки над головами. И Беляев, и Леонов отлично помнили из курса подготовки порядок работы тормозной парашютной системы. Эти знания помогали по малейшим признакам представлять и моделировать происходящее снаружи.
Внутри капсулы вновь ощутимо возросла перегрузка — несмотря на свои скромные размеры, тормозной парашют эффективно замедлял скорость падения.
Секунд через тридцать он отделился от спускаемого аппарата, а на его месте стали плавно «распускаться» два огромных купола основных парашютов. Медленно наполняясь воздухом, они окончательно уменьшили скорость снижения «Восхода» до расчетной и безопасной.
В процессе дальнейшего спуска под днищем спускаемого аппарата отстрелилась небольшая круглая пробка; из освободившегося углубления развернулась длинная антенна-щуп, направленная вертикально вниз.
Утеряв скорость, корабль нехотя раскачивался под куполами. Внизу под ним лежала бескрайняя заснеженная тайга…
* * *
В 11 часов 56 минут при раскрытии основной двухкупольной парашютной системы корабль и космонавтов еще раз здорово тряхнуло.
Впившись руками в поручни ложементов, Беляев с Леоновым выдержали это испытание и многозначительно посмотрели друг на друга. Взгляды не выражали недовольства от тряского спуска. Напротив, оба были счастливы, ведь каждый толчок означал штатное срабатывание систем спасения.
Над головами по-прежнему покачивались свисавшие жгуты проводов. Вырванные элементы обшивки, винты и прочая мелочь с незакрепленным инструментом продолжали свободно «путешествовать» по кабине. Однако теперь эти «путешествия» ограничивались размерами пола.
* * *
Сильная раскачка после наполнения основных парашютов успокоилась. Теперь — на последнем этапе снижения — спускаемый аппарат двигался почти ровно. Лишь ветер, усиливавшийся по мере приближения к земле, легонько вращал его вокруг собственной оси.
Местность, над которой снижался корабль, представляла собой глухую тайгу. Кругом, куда ни брось взгляд, темнели вековые ели, сосны, лиственницы и пихты. Ни одной полянки, ни одной седой проплешины.
Последние метры высоты таяли. Спускаемый аппарат с выставленным вперед щупом чудом проскочил меж острых верхушек и с треском обломал несколько длинных горизонтальных веток.
Затем щуп воткнулся в толстый сук и погнулся. Однако сигнал о встрече с препятствием привел в действие последнюю посадочную систему — несколько небольших реактивных двигателей, сопла которых были направлены вниз и в стороны от корабля.
Кратковременная работа этих двигателей скорее походила на взрыв. Мощные огненные струи сбросили скорость снижения до минимальной. При этом в радиусе пятидесяти метров со всех деревьев слетел снег, а «лапы» ближайших елей и лиственниц изрядно обгорели.
* * *
После невероятных кульбитов спускаемого аппарата, изрядной болтанки и страшных перегрузок последние две минуты снижения показались космонавтам приятным путешествием на комфортабельном лайнере. Даже легкое покачивание под куполами внутри корабля абсолютно не ощущалось.
Тем не менее расслабляться Беляев с Леоновым не собирались. Оба отлично знали: впереди встреча с Землей. И мягкой она не будет.
При срабатывании тормозных двигателей их тела резко вдавило в кресла. Снаружи послышался грохот и треск ломаемых деревьев.
Мимо иллюминатора пронеслись струи дыма, затем мелькали мохнатые ветви и комья снега.
Круглое тело спускаемого аппарата несколько раз обо что-то сильно ударилось…
* * *
На пути к поверхности черный обгоревший шар сносил толстые ветви, словно те иссохли до тлена и давно ожидали своего часа.
Запутавшийся в верхушках деревьев и увлекаемый весом корабля первый парашют изорвался в клочья. Второй парашют накрыл собой две кроны соседних деревьев; его стропы каким-то чудом отсоединились от подвесной системы, что позволило огромному куполу остаться неповрежденным.
Последние метры спускаемый аппарат просто падал, увлекая за собой стену обломанных веток и тонны снега. Ухнув в глубокий сугроб, он слегка подпрыгнул и, прислонившись к ободранным стволам трех соседствующих сосен, замер.
Прорезая клубы дыма, оставшегося от работы тормозных двигателей, рядом с протяжным треском рухнула разломанная и тлеющая сосна.
После невероятного грохота и шума над местом приземления снова установилась мертвая тишина.
Черный обугленный шар, беспорядочно свисавшие стропы, белеющий купол на верхушках высоких сосен, продолжавшее дымить тормозное устройство, тлеющие сломанные ветви…
Эта картина пугала и жутко контрастировала с завораживающей взгляд нетронутой человеком природой.
* * *
Внутри спускаемого аппарата было темно и тихо.
— Живой, Паш? — спросил Леонов.
Тот молчал.
Отстегнув привязные ремни, Алексей развернулся к товарищу.
— Паша!
— Да живой я, живой!
— Дурак!
— Ха, попался! — засмеялся Беляев.
— Чего ты пугаешь-то меня?!
— Все! Все… Вот как сейчас выйдем…
— Погоди… Выйдем… Тут еще отстегнуться надо и люк открыть…
Корабль стоял на земле не совсем ровно. Кресло Леонова оказалось выше кресла Беляева.
— Готов? — покончив с ремнями, спросил командир.
— Готов. Тихо-то как.
— Сейчас громко будет, — взялся Павел за ручки выходного люка.
— Погоди, — попросил Алексей и зажмурился.
Но… ничего не произошло. Крышка люка не открывалась.
— Этого нам еще не хватало, — проворчал командир, повторно дергая рукоятку механизма открытия.
Алексей решил помочь, и они стали дергать ее вместе.
— Бесполезно, — сел обратно в кресло Павел.
— Так, давай спокойно разберемся в причине, — предложил Леонов. — Что это может быть? Крышку заклинило из-за воздействия высокой температуры? Долбануло об дерево перед приземлением? Или просто чем-то прижало извне?..
Поразмыслив над проблемой, а заодно осмотрев ближайшие окрестности в иллюминатор, космонавты пришли к выводу, что спускаемый аппарат зажало между мощными стволами деревьев.
— Тогда у нас остается один способ выбраться наружу, — сказал Алексей.
— Какой?
— Давай попробуем раскачать корабль.
— Думаешь — поможет?
— Как говорит Сергей Павлович: других вариантов нет…
Встав, космонавты долго раскачивали спускаемый аппарат, периодически проверяя, не открывается ли крышка. Наконец круглое отверстие люка немного сместилось, крышка сдвинулась с опорных болтов и, отлетев, упала в сугроб. Кабина моментально наполнилась светом, дурманящим свежим воздухом и крупными снежинками.
— Свобода! — воскликнул Леонов.
— Все, выходим, — кивнул командир.
— Ага…
Вывалившись из проема люка, Беляев осторожно наступил в белый снег. Провалиться на всю глубину сугроба ему не дали сломанные ветви, ковер из которых устилал поверхность в радиусе пятнадцати-двадцати метров от спускаемого аппарата. Некоторые из ветвей продолжали тлеть.
Подняв голову, командир посмотрел вверх. Среди темных сосновых крон отчетливо светлела проделанная кораблем «просека», в самом начале которой виднелся оранжево-белый купол парашюта. Под ним болтались обмякшие стропы.
Чуть ниже дымили тлеющие очаги — ветви и стволы, подпаленные огненными струями тормозных двигателей. От очагов изредка отлетали искры с хлопьями пепла, которые тотчас смешивались со снежинками и, кружа, падали вниз.
В пяти метрах от «Восхода» лежала рухнувшая сосна.
Павел с трудом, держась за деревья, сделал несколько шагов вперед…
Сзади на снег из корабля вывалился Леонов. Ощутив лицом холод воздуха, он вздрогнул и оглянулся по сторонам.
Место приземления со всех сторон — насколько хватало взгляда — окружали черные стволы огромных сосен и елей. Сплошную черноту разбавляли темно-зеленые хвойные лапы ветвей и лежащие на них белые снежные шапки. Кроны деревьев были настолько плотными, что не давали пробиться вниз солнцу, изредка светившему сквозь облака.
Зацепив ладонью снег, Алексей слепил снежок, слегка подкинул его и поймал. Затем оглянулся по сторонам, с интересом всматриваясь в каждую деталь…
Странно, но привычные с раннего детства картины после череды космических приключений и переживаний почему-то ужасно радовали. Снежные сугробы, деревья, беспорядочно кружащие снежинки, медленно ползущие по небу облака…
Беляев отошел на два десятка метров и, стоя у основания огромной сосны, внимательно вглядывался в даль.
Вдруг о его шлем разбился снежок, но тот не отреагировал — голова была занята размышлениями.
Подошедший Леонов встал рядом и устремил взгляд в ту же сторону.
Космонавты находились недалеко от края огромного каньона. Вокруг них раскинулась бескрайняя тайга — такая же неприступная и опасная, как космос.
Это означало, что неприятности для них еще не закончились…
* * *
Через три часа после предполагаемого времени посадки экипажа «Восхода-2» в стране велась масштабная поисковая операция. Из-за отсутствия точных данных о месте посадки район поиска был огромен. Экипажи самолетов и вертолетов осматривали местность с различных высот полета. Диспетчеры наземных и морских станций радиолокационного контроля прощупывали всю Западню Сибирь. Радисты вслушивались в эфир в надежде услышать заветный сигнал от космического экипажа…
Высоко над облаками летел «Ту-126» — первый в мире самолет, оборудованный средствами дальнего радиолокационного обнаружения воздушных и морских целей. Над его фюзеляжем медленно вращалась исполинская круглая антенна бортовой РЛС «Лиана». В первом отсеке верхней палубы перед экранами и пультами управления склонились члены радиотехнического экипажа: офицер наведения, инженер и четыре оператора.
— Это борт «Два-семнадцать», — вышел в эфир командир экипажа. — Закончил расширенный поиск в квадрате «24» — сигнала и следов посадки не обнаружил…
Несколько спасательных вертолетов утюжили огромную зону предположительной посадки. Их экипажи выполняли поиск визуально, осматривая таежные массивы, поймы рек и невысокие горные хребты.
— Докладывает борт «Два-двенадцать», — нажал кнопку «радио» командир одного из вертолетов. — Осмотр квадрата «22» закончил. Следов посадки не обнаружил. Следую на дозаправку…
Не прекращали поиски сигналов и многочисленные связисты, работавшие как на мощных стационарных постах, так и на небольших мобильных пунктах.
— Просканировал частоту 143,625, — докладывал молодой старший лейтенант, сидящий перед пультом в кунге передвижной автомобильной станции. — Сигнал маяка не обнаружен. Сканирую следующую частоту…
Были задействованы в поисках и НИПы — наземные измерительные пункты. Бесперебойно работали НИП-1 и НИП-2, расположенные на Байконуре. НИП-3 прочесывал вверенное пространство в районе полигона Сары-Шаган в Казахстане. НИП-4 и НИП-5 действовали в Енисейске и Туруханском районе, сканируя Красноярский край и соседние области. Действующий в Новосибирске НИП-12 искал следы корабля в юго-восточной части Западно-Сибирской равнины. Находящийся в пятидесяти километрах от Улан-Удэ НИП-13 искал пропавший корабль на огромной площади вокруг Байкала — в Иркутской области, в Бурятии и в Забайкальском крае. Воркутинский НИП-18 отвечал за мониторинг Северного Урала.
— Это Ангара, — докладывал диспетчер одного из НИПов. — В тридцатом районе — пусто.
— Говорит Север-2, — вторил ему диспетчер другого пункта контроля и управления космическими кораблями, — в зоне ответственности «объект» не обнаружен. Продолжаю поиск…
НИПы отслеживали с Земли все параметры полета космических кораблей; получая информацию с борта орбитального корабля, они транслировали ее в Центр управления полетами. Однако с помощью расположенных на территории СССР НИПов невозможно было отследить полет космического корабля по всей его траектории. С подобным положением дел руководство отечественной космонавтики мирилось при запусках спутников и автоматических станций, но с началом пилотируемых полетов данный пробел необходимо было ликвидировать, и с 1959 года начал активно создаваться космический флот.
В открытом штормовом море качался на больших волнах один из кораблей, оборудованных мощной радиолокационной станцией, способной отслеживать объекты на космической орбите, в атмосфере и даже на поверхности Земли. Имелись на борту корабля и современные на тот момент приемо-передающие станции.
— Тишина в эфире по всему рабочему КВ-диапазону. Сигнала нет, — передал в центр судовой радист. — Продолжаю слушать эфир…
* * *
На Командном пункте закончилась нервная, напряженная работа, связанная с космическим полетом и началась суета, сопровождающая поисковую операцию. Сюда стекалась вся информация от поисково-спасательных отрядов, самолетов, вертолетов, кораблей и станций радиотехнического контроля. Главной задачей руководства являлся сбор и анализ этой информации, а также принятие правильных решений, касающихся координации поиска.
Вокруг большого стола, на котором была развернута карта предполагаемого района посадки Алмазов, собрались Королев, Каманин, Черток, Раушенбах, Феоктистов, Шаталов и Карпов.
Протирая платком вспотевшую шею, Главный ткнул пальцем в центр карты:
— Почему вся мощь советской науки и техники не способна засечь единственный радиомаяк в заданном квадрате?!
Режим снижения и входа в плотные слои атмосферы всегда сопровождался сильнейшим нагревом корпуса спускаемого аппарата. Температура достигала тысячи двухсот — тысячи пятисот градусов, и передать что-либо с борта корабля в этот момент было невозможно. Сигнал появлялся только тогда, когда скорость уменьшалась и происходил отстрел крышки парашютного отсека с последующим раскрытием парашюта. К этому моменту плазменный «кокон» исчезал, поверхность корабля успевала охладиться, и радиосигнал беспрепятственно уходил в эфир.
— Сигнал пропал при входе корабля в атмосферу — это явление объяснимо, — робко пояснил Раушенбах. — А то, что сигнала нет с земли, может означать…
— Не может! — резко оборвал его Королев. — Нужны конкретные версии!
— Сергей Павлович, очевидно, что Алмазы приземлились не там, где мы ожидали, — предположил Каманин. — Тем не менее развернута полномасштабная поисковая операция — их ищут даже за пределами данного района. Вам нужно успокоиться и отдохнуть.
— Я отдохну, когда мы их найдем, — поморщился тот. И обратился к коллегам: — Какие предположения?
Поправив очки, Раушенбах выдвинул несколько версий:
— Во-первых, при жесткой посадке мог выйти из строя маяк. Во-вторых, они могли повредить его проводку, когда вскрывали обшивку верхней панели.
— Да, но на этот случай у них имеется портативный радиопередатчик из НАЗа, чтобы продублировать сигнал вручную на аварийной частоте, — резонно возразил Черток.
Главный еще ниже склонился над картой.
— Тогда почему мы не фиксируем сигнал аварийной радиостанции?
— На то есть простое объяснение, — сказал Феоктистов.
— Да? Слушаю.
— Батарея передатчика способна работать только при положительной температуре. А в том месте, где они приземлились, — минус двадцать пять.
Каманин криво усмехнулся:
— По-вашему, опытные летчики не догадались бы, как согреть небольшую батарею?
— Сперва им надо озаботиться, как согреть себя, — вставил доктор Карпов. — Минус двадцать пять после комфортной положительной температуры внутри корабля — это очень холодно. Огромный перепад! А неподключенные к системе обогрева и вентиляции скафандры не рассчитаны на отрицательные температуры.
После слов врача вокруг большого стола повисла тяжелая пауза.
Спустя полминуты ее прервал Феоктистов:
— Есть еще одно предположение.
Сергей Павлович с надеждой посмотрел на молодого инженера — первого гражданского человека, полгода назад побывавшего в космосе в составе первого группового экипажа на опять-таки первом «Восходе».
— Возможно, все у экипажа нормально: сели, отогрели батарею, включили станцию на аварийной волне. Но просто не проходят радиоволны. Нам всем известно, что качество КВ-сигнала сильно зависит от рельефа местности и метеоусловий.
Данная версия была наиболее близка к истине, но снова не устроила Королева. Опустив голову, он сказал:
— Допустим, это так. Допустим, они оказались в неблагоприятных погодных условиях. Как долго они сумеют продержаться?
На этот вопрос точнее других мог ответить только врач.
И Карпов после трехсекундной паузы ответил:
— Сутки…
* * *
После приземления первым делом следовало позаботиться о связи и обустройстве места, где экипажу, возможно, придется провести несколько часов до прибытия группы эвакуации.
Достав сектант, определили по высоте солнца приблизительное место посадки. Ближайшим крупным городом, судя по всему, была Пермь.
Проверили работу бортового радиомаяка — он был исправен. По его сигналам поисковая группа довольно оперативно должна была засечь место приземления «Восхода».
Затем в глубоком снегу протоптали вокруг спускаемого аппарата дорожки для того, чтобы было проще перемещаться и собирать дровишки для костра. Сам костер решили развести поблизости от корабля — метрах в шести-семи.
За сбором дров, несмотря на приличный морозец, Леонов радовался как мальчишка. Еще бы! Слетать в космос, впервые в истории выйти в безвоздушное пространство и после череды опасных отказов произвести мягкую посадку на родной Земле — как же этому не радоваться?!
А вот Беляев был почему-то задумчив.
— Слушай, я тут прикинул… — сказал он, подтаскивая большой обломанный еловый сук. — Если бы мы пошли на посадку на следующем витке, то сели бы аккурат в вологодских лесах. Может быть, недалеко от деревни Челищево, где я появился на свет.
— Да, это было бы здорово, — согласился товарищ.
Во время подготовки места для костра память унесла Павла в далекое детство…
* * *
Деревня Челищево Рослятинского района умещалась на одном небольшом пригорке: перекрестье двух дорог, три десятка дворов с аккуратными домишками. Чуть дальше — густые леса. А между деревенькой и лесом — засеянные поля.
Зимой деревня походила на белый гриб — вся утопала в снегу; от дома к дому тянулись сугробы и переметы. Летом хоронилась от ярких солнечных лучей в буйной зелени. Весной, когда солнце ласкало теплом, пригорок первым сбрасывал снежный покров, и в деревне появлялись рыжие проталины. Вниз к полям и лугам устремлялись многочисленные ручьи. Полнея и набирая силу, они несли талые воды в речку Юзу, по берегам которой стоял пропитанный запахами хвои чистый воздух.
Дом сельского фельдшера Ивана Парменовича Беляева стоял на бугре так, что во все окна виднелся великий простор, а одна из комнат просторного дома всегда освещалась солнцем.
В каждой избе родной беляевской деревеньки имелось по двустволке, а то и по две. Как посреди бескрайних лесов обходиться без охотничьего оружия? По наличию ружья определяли, мальчишка ты или уже взрослый. Коль есть у тебя своя двустволка, стало быть, не «босоногий малец», а взрослый самостоятельный человек.
У Павла долго не было своего ружья, но охотничьими тропами он с отцом ходил: на косачей, на зайцев, на лося, а то и на медведя.
Однажды после неудачной охоты сидели они, отдыхая у сооруженного вместе с отцом шалаша.
— Побудь здесь, а я пойду подранка поищу, которого мы упустили, — поднялся Иван Парменович и скрылся в лесной чаще.
Павлик слышал, как трещал сушняк под сапогами отца. Потом стало тихо. Мальчишка оглянулся. Отцовское ружье висело на сечке ближайшего дерева. Сняв его, он погладил ладонью вороненый гладкий ствол и положил оружие рядом с собой.
А вскоре увидел, как неподалеку сели два косача.
Павел сидел под кустом не шелохнувшись. «Надо бы попробовать выстрелить. Вдруг получится попасть?!» — лихорадочно размышлял он.
От волнения у него перехватило дыхание, громко стучащее сердце рвалось из груди, а рука уже сама тянулась к ружью.
Тихонько подняв его, он приспособил цевье на левой ладони, правой ухватился за приклад, прижав его к щеке и плечу.
Зажмурив левый глаз, Павлик наскоро прицелился и резко дернул спусковой крючок.
Раздался громкий выстрел.
Сперва показалось, будто кто-то ударил палкой по голове — мальчуган отлетел назад и повалился в траву. В ушах звенело, губе было больно, а во рту появился привкус крови.
Скоро из леса вышел взволнованный отец. Немало удивился он, увидев потиравшего вспухшую губу Павла и неподвижно лежащего рядом крупного косача.
Отогнув губу и осмотрев рану, Иван Парменович спокойно сказал:
— Пустяковая рана, сынок, — скоро заживет. Молодец, что не растерялся. Видно, пора заиметь свое ружьишко.
Спустя короткое время знакомые ребята стали наведываться в дом Беляевых, чтобы посмотреть и подержать новенькое Пашкино ружье.
