Глава 3
На дне
– Ты это слышала? – спросил Фред, останавливаясь.
Кира тоже замерла и навострила уши. Они шли через заброшенное здание, резонно решив, что на открытой местности их будет легче приметить, а так хотя бы полуразрушенные стены позволят укрыться от случайных взглядов недоброжелателей. Но, разумеется, даже помянутые стены не могли полностью защитить их от всех неприятностей московской Зоны.
– Как будто… шаги, – помедлив, тихо пробормотал вояка.
Теперь Кира тоже их слышала. Шаги многих ног. Как будто целый отряд неизвестных людей шествует через Куркино.
«Друзья? Или враги? – задумался Фред. – Плевать, пока что готовимся к худшему…»
Он посмотрел влево, потом – вправо. Казалось, шаги доносятся снаружи – звук был сухой, практически лишенный эха.
– Давай к окну, – одними губами произнес вояка, указав на один из проемов. – Прижмемся к стене под ним, переждем. Только не высовывайся.
– Понимаю, не дура, – буркнула Кира и первой устремилась в указанном направлении.
– Знаю, что не дура, – отозвался Фред.
Несмотря на то, что ситуация была довольно напряженная, девушка, не удержавшись, тихо фыркнула. При всех своих странностях вояка ей почему-то нравился. Была в нем некая скрытая сила, которая внушала в окружающих уверенность и надежду на удачный исход; при этом никаких особых подвигов Фред пока что не совершил – кроме недавней встречи с неандертальцами, когда он храбро ринулся в бой против двух мордоворотов, вооруженный одной трубой. Пожалуй, именно то стремление помочь в беде, граничащее с безрассудством, пленило Киру. Ее брат, Агап, был совсем иным. Он никогда не считался смельчаком – даже сам себя к таковым не приписывал – и брал, скорей, хитростью, нежели отвагой. Иными словами, предпочитал прятаться, а не вступать в бой, даже если речь шла о схватке с одной-единственной крысособакой.
Такими, в общем-то, были большинство выходцев из куркинского бункера.
Именно поэтому на их фоне Фред казался настоящим героем.
Добравшись до окна, Кира прижалась плечом к стене под ним и, шумно вздохнув, стала медленно выдыхать воздух из легких. Такому приему ее научил Агап – это помогало успокоиться и собраться с мыслями.
«Где же ты, братец?»
– Главное, не нервничай, – оказавшись рядом с боевой подругой, первым делом сказал Фред. – Не знаю, кто это, но, надеюсь, они не станут шерстить все окрестные здания.
– Это еще неизвестно, – тихо хмыкнув, сказала девушка. – Если жрать сильно хотят – прошерстят как миленькие!
Вояка невольно поежился. Киру такая реакция немного удивила. Что, Фред прежде не знал, что неандертальцы охотно лакомятся человечиной? Должен был, иначе б не дожил и до двадцати лет, а ему на вид все тридцать. Но тем не менее, каждый раз слыша про тварей, пожирающих людей, он кривился и морщился.
«Вот ведь человек-противоречие – то рвется в бой с дикарями, а то удивляется, когда я упоминаю про их людоедскую сущность…»
– Жрать охота, – донесся снаружи хриплый голос.
– Да кому не охота! – фыркнул другой, схожий с первым по тембру.
– Жареную крысособаку бы, – мечтательно произнес третий.
Фред с Кирой недоуменно переглянулись. Голоса незнакомцев отдаленно напоминали неандертальские, но и человеческого в них хватало. Этакая диковинная помесь, чуть-чуть того, чуть-чуть сего…
– Ты что-то подобное слышала раньше? – тихо спросил вояка.
Кира лишь покачала головой. Она не лукавила: прежде судьба сводила ее только с рычащими неандертальцами, зверьми, заключенными в человекоподобную оболочку, которые жили не мозгами, а инстинктами. Те же, кто шествовал снаружи, изъяснялись заметно сложней.
«Кто это такие? Люди?»
Крохотный огонек надежды загорелся в душе у Киры. Доселе она общалась только с жителями куркинского бункера и вот теперь – с Фредом, который говорил похоже на ее «земляков». Но что, если сейчас мимо их укрытия шагают такие же люди, просто слегка одичавшие из-за окружающего сумасшествия?
Взгляд Киры скользнул по вояке. Мужчина сидел, сжимая пистолет обеими руками; дыхание Фреда было ровным, спокойным. Почувствовав взор девушки, вояка вопросительно покосился в ее сторону и осведомился:
– Что?
– Может, покажемся им? – поколебавшись, тихо предложила девушка.
– Чего? – Фред удивленно выпучил глаза. – Зачем?
– Мне кажется, это… это люди.
– Кажется или ты уверена? – раздраженно прошипел вояка. – Ты хочешь на авось действовать или что, я не пойму? А если это те же дикари лохматые?
– По голосу не похоже…
– А по содержанию – очень даже! Они ищут пожрать, слышала? А мы с тобой – чем не мясо?
Их перепалку прервал голос снаружи:
– Давай в эти дома заглянем, вдруг тут шастают? Может, услышали, что мы идем, и попрятались?
Фред так громко скрипнул зубами, что Кира невольно зажмурилась.
– Ну что, довольна? – спросил вояка, хмуро покосившись на девушку. – Сейчас они к нам сами заглянут… вот и поздороваешься!
Кира в ответ на это слабо улыбнулась, но внутри у нее похолодело. До этой минуты ей казалось, что стоит рискнуть. Теперь же она засомневалась. Фред прав: московская Зона – слишком непредсказуемое место, чтобы заговаривать с первым встречным.
«Но теперь, похоже, у нас нет выбора…»
– Давай, за мной, – вновь зашептал вояка.
– Куда? – удивленно пробормотала Кира, наблюдая за тем, как он поворачивается к ней спиной.
– Как – куда? Надо уходить отсюда, пока они нас не нашли.
– А ты не боишься, что мы только их внимание привлечем?
– Ты не слышала, что они сказали? – снова начиная закипать, спросил Фред. – Они собираются проверить дома. И если ты думаешь, что у нас получится слиться со…
Он вдруг запнулся на полуслове. Кира нахмурилась, хотела что-то сказать, но он прервал ее, подняв указательный палец – помолчи, мол. Девушка послушно застыла и прислушалась.
Шаги. Совсем близко. Фред облизал пересохшие губы и поднял взгляд на оконный проем. Он поудобней перехватил свой пистоль правой рукой и приготовился застрелить идущего, едва он засунет голову внутрь. Момент истины, судя по всему, был чертовски близок.
– Только не спеши жать на курок, – шепнула девушка, глядя на сосредоточенную мину вояки.
– Курок спускают, – проворчал он.
– Ты понял, что я имею в виду, – надулась Кира.
– Да понял… – буркнул Фред. – Но мне это не нравится.
– А представь, как не понравится тем, кто снаружи, если мы застрелим одного из них?
– Замолчи уже, – шикнул на нее мужчина. – Сказал же – понял.
Они так сосредоточились на окне, что совершенно забыли про дверной проем. А меж тем именно оттуда донесся хриплый голос:
– Вы кто?
Фред и Кира, вздрогнув, медленно повернулись к говорившему. Стоящий в дверях воин, судя по облику, был рожден от странного союза между неандертальцем и человеком – у него имелись все атрибуты дикаря, но неявные, смягченные природой. Те же клыки, вдвое короче, чем у неандертальцев; та же шерсть на руках, но куда менее густая.
– Это что еще за тип… – пробормотал Фред.
Впрочем, на раздумья оставалось не так много времени, потому как в руках незнакомец сжимал потрепанное ружье. Можно было, конечно, посоревноваться с ним в точности стрельбы, но стоило ли так рисковать? Ведь даже если ты попадешь в цель, где гарантия, что этот странный ублюдок не успеет ответить тем же? Сомнения одолевали Фреда, и потому он решил поговорить с незваным гостем.
Кто знает, чего в этом парне больше – звериного или человеческого?
– Так кто вы такие? – повторил вопрос мутант.
Для убедительности он встряхнул ружьем.
– Просто путники, – поколебавшись, ответил Фред. – Охотимся, как и вы. Выживаем, как можем.
– Вас двое всего? – подумав, уточнил дикарь. – Больше никого нет?
– Нет, – нехотя сказал вояка.
– Бросайте ваши огнестрелы, – вдруг раздался сверху хриплый голос. – И на выход.
Фред повернулся и увидел, что в окно заглядывает еще один мутант. Этот был вооружен заряженным самострелом.
– Мы просто хотим выжить… – начал было вояка, но арбалетчик не дал ему договорить.
– Молчать! – рявкнул мутант. – Разбираться, кто вы, будет Бартаб, когда мы вас к нему приведем.
– Бартаб – ваш вожак? – догадалась Кира.
– Правильно, женщина, – снисходительно улыбнулся парень с ружьем.
Вид его желтых зубов заставил девушку брезгливо поежиться. Фред оставался невозмутим. Он прикидывал, сможет ли выйти из этой передряги живым. По всему выходило, что нет – как ни крути, а кто-то из двоих мутантов его наверняка прикончит. А если случится чудо, и Фред пришьет обоих дикарей, их дружки наверняка сбегутся на шум и довершат дело собратьев.
«Тут даже Кира не поможет, – скользнув взглядом по спутнице, подумал вояка. – Как бы хорошо она ни стреляла, нас просто задавят числом. Лучше сдаться, а там чем черт не шутит? Может, этот их Бартаб, когда во всем разберется, отпустит нас на все четыре стороны?..»
– Кладите огнестрелы на пол, – процедил арбалетчик, видя, что мужчина колеблется.
Выхода не было, поэтому пришлось подчиниться. Бормоча под нос проклятья, Фред медленно положил свой пистоль на бетон и неторопливо, чтобы не провоцировать дикарей, выпрямился. При этом он поднял руки, демонстрируя, что они пусты.
– Делай, что они говорят, – уголком рта прошипел вояка, чувствуя на себе недоуменный взгляд Киры. – Если хочешь жить.
Она скрипнула зубами, но подчинилась и по примеру спутника опустила пистолет на пол.
– Какие послушные хомо, – продолжая скалиться, похвалил их дикарь с ружьем.
– Просто жить хотят, – сказал арбалетчик.
Он тоже позволил себе улыбку, которая Фреду совершенно не понравилась. В контексте беседы она вполне могла означать: «зря надеетесь».
– Как и все мы, – сказал вояка, красноречиво посмотрев на мутанта с ружьем.
Голос Фреда при этом не дрожал, да и взгляд был преисполнен спокойствия, что, конечно же, заметно удивило дикаря.
– Ты чего, вообще не боишься, хомо? – напрямик спросил он.
– Нет, – честно ответил вояка.
Кира снова вылупилась на него; на сей раз ее взгляд буквально вопил: «заткнись!».
– Не боишься, что мы вас убьем? – спросил арбалетчик.
– Хотели б убить, уже давно убили бы, – даже не оглянувшись на него, ответил Фред.
Он откуда-то знал, что обычно следует за подобными вызывающими фразами – твои пленители тут же начинают размахивать оружием, направлять на тебя все стволы, какие у них имеются, дабы ты предательски задрожал и тем потешил их самолюбие. Но Фред был, судя по всему, тертый калач; по крайней мере, даже дуло ружья, глядящее ему в лицо, не заставило его колени трястись. Вояка действительно свято верил, что убивать их не собираются – по крайней мере, до тех пор, пока таинственный Бартаб не разрешит открыть огонь.
– Какой умный хомо, – с некоторой долей уважения в голосе произнес дикарь, опуская ружье.
– Чего там у вас? – послышалось с улицы.
– Двое хомо, – гаркнул арбалетчик. – Девка с мужиком.
– О! Бартаб будет доволен! – обрадовались снаружи. – Вот только жрать охота… Крысособаку бы, жареную…
– Не трави душу, а? – прикрикнул на него мутант с самострелом. – Сейчас, может, на обратном пути кого изловим…
– А, может, этих…
– Нет! – рявкнул мужчина с ружьем. – Этих – к Бартабу! Таков приказ!
«Значит, человечинкой все же не брезгуют? – отметил Фред про себя. – Грустно, грустно… но, пока живы, будем верить до конца!..»
Посмотрев в сторону Киры, вояка обнаружил, что его боевая подруга бела, как снег. Она, судя по всему, тоже все прекрасно поняла.
«Бедная…»
Поддавшись сиюминутному порыву, Фред обхватил руку девушки своими длинными пальцами и крепко сжал. Она вздрогнула и недоуменно покосилась в его сторону, а он улыбнулся ей самыми уголками рта и одними губами сказал:
– Все будет хорошо.
Залившись краской, Кира отвернулась, но руку не выдернула. Так они и стояли, сцепившись пальцами, покуда дикарь с ружьем не сказал:
– Ну все, выходите уже! Сколько можно тянуть?
Идти за ручку показалось глупой затеей, и потому Фред позволил Кире освободить свою кисть и первой стронуться с места. Он пошел сразу за ней, попутно прикрывая собой ее спину: доверия к арбалетчику, наблюдающему за пленниками через окно, у вояки было значительно меньше, чем к парню с ружьем.
Мутант попятился назад, позволяя Кире выйти из здания. Она ненадолго задержалась у порога, но все же нашла в себе силы через него перешагнуть.
Снаружи ярко светило солнце. Его лучи играли бликами на клинках дикарей, стоящих снаружи, отражались в металлических нагрудниках, и Кира невольно закрылась рукой, когда один юркий «зайчик» ударил прямо ей в глаза. Мутанты рассматривали людей с интересом, глумливо улыбаясь, и периодически обменивались многозначительными взглядами. Кажется, они с радостью слопали бы обоих пленников, если бы не предостережение их вожака, Бартаба.
«Проклятые людоеды», – подумал Фред, с плохо прикрытой неприязнью глядя на отряд дикарей.
Считая двух стрелков, с которыми странники уже познакомились, в группе было семеро воинов. Большая часть вооружена клинками – видимо, с оружием у этих бедняг все обстояло не очень здорово.
«Огнестрел, видимо, является привилегией вожака», – подумал Фред, покосившись на мутанта с ружьем, который прошел мимо него к своим товарищам. – Получается, этот парень – главный в группе, а тот, с самострелом, надо полагать, его первый сменщик…»
Судя по угрюмой морде появившегося из-за угла арбалетчика, он был из тех малодушных сволочей, кто с радостью прикончит вышестоящего собрата ударом в спину, дабы занять его место.
«Наверное, однажды такой день настанет», – решил про себя Фред.
– Ну что, вперед? – сказал мутант с ружьем, окинув взглядом свое воинство. – На обратном пути еще попытаемся, конечно, крысособак настрелять…
– А, может все-таки… – Один из дикарей, в старой ржавой кольчуге, шумно сглотнул набежавшую слюну. – Все-таки скажем Бартабу, что хомо был… один, баба вот эта? – Корявый палец указал на Киру. – А мужика… – Мутант снова сглотнул. – Того?
– Сдурел? – фыркнул арбалетчик. – Вожаку сбрехать предлагаешь?
– Да не то, чтобы сбрехать… – тут же смущенно потупился дикарь. – Просто… жрать охота…
– Соображать надо, прежде чем предлагать, – буркнул предводитель. – Думаешь, баба эта не расскажет про второго, когда ее к Бартабу приведут?
– Ну так а с чего б Бартабу ей верить? – неуверенно хмыкнул голодный мутант. – Кто она такая?
– Она – никто, – пожал плечами командир. – Но Бартаб же наверняка пожелает разобраться, она ему врет или кто-то из его людей? И станет всех по отдельности спрашивать… и ты, получается, предлагаешь нам всем врать вождю из-за того, что ты захотел пожрать?
Все дикари хмуро уставились на обжору, который под их осуждающими взглядами невольно втянул голову в плечи и, кажется, даже стал немного ниже ростом.
– Ладно-ладно, не хотите – как хотите, – поспешно буркнул пристыженный мутант. – Я просто предложил…
– Поаккуратней с такими предложениями, – угрюмо предупредил его арбалетчик, будто невзначай проводя рукой по своему самострелу. – А то Бартаб лжецов не любит…
Кира смотрела на спорящих дикарей и не могла поверить своим ушам.
Речи мутантов никак не сочетались с их внешним видом. Казалось, эти звероподобные твари не должны изъясняться столь связно. Пожалуй, если б они выли или лаяли, Кира удивилась бы куда как меньше.
Но они говорили совсем как люди – хоть и с неандертальскими интонациями.
– А, может, у того мужика в мешке есть, чё пожрать? – вдруг подал голос один из дикарей.
Горбатый, с уродливым бельмом на глазу, он немного выделялся на фоне высоких и статных собратьев. И, судя по предположению, не только внешне, но и умом.
«Сейчас еще наши консервы сожрут!» – невольно одарив горбатого дикаря злобным взглядом, подумал Фред.
– А ведь и вправду! – повернувшись к вояке, медленно произнес командир. – Ну-ка, снимай мешок, хомо!
Фред скрипнул зубами, но все-таки подчинился, решив, что никакое упрямство не поможет ему защитить тушенку, лежащую в вещмешке. Будет сильно упираться – дадут в морду и отберут, так зачем провоцировать? Кто-то, вероятно, счел бы такие рассуждения трусостью, но на самом деле это был лишь здравый смысл. Тогда как драка с десятком мутантов, явно превосходящих тебя в силе и ловкости, являлась не доблестью, а неприкрытым идиотизмом.
– Ты собираешься отдать им наши запасы? – тихо спросила Кира.
– Иного выхода все равно нет, – буркнул вояка, хмуро глядя на пленителей исподлобья.
– Знаю, – нехотя признала девушка. – Но до чего же не хочется…
– Заткнитесь и давайте сюда мешок! – прикрикнул на пленников арбалетчик.
Размахнувшись, Фред швырнул ему рюкзак, и дикарь без труда поймал его свободной рукой. Вознаградив покорность вояки самодовольной улыбкой, мутант уложил вещмешок на землю, открыл его и заглянул внутрь.
– Ха! – громко хмыкнул арбалетчик. – Банки с едой!
Остальные дикари тут же заулыбались и стали переглядываться, подмигивать друг другу. У парочки даже слюна потекла; разумеется, утирать ее никто не стал.
Правда, этот праздник продлился недолго.
– Тут всего три банки! – разочарованно протянул арбалетчик, получше рассмотрев содержимое вещмешка.
Дикари замерли. Такого подвоха они явно не ожидали.
Видя недоумение на мордах собратьев, предводитель поспешно сказал:
– Одну банку на троих делите, я обойдусь.
Фред удивленно выгнул бровь. Такого самопожертвования от кого-то из мутантов он явно не ожидал. До сего момента вояке казалось, что мысли каждого из этих поджарых уродцев крутятся вокруг одного-единственного желания – набить живот едой. А поступок предводителя как-то совершенно не укладывался в эту теорию, более того – беспощадно ее опровергал. Да, он командир, да, это его десяток, но разве долг для подобных тварей может значить больше, чем голод?
Видимо, да. По крайней мере, для некоторых из них.
Дикарей, что греха таить, решение предводителя тоже удивило несказанно, однако отговаривать его никто даже не подумал – каждый ведь хотел отведать мяса, пусть немного, но хоть что-то… Более того – даже арбалетчик, первый заместитель, лишь радостно воскликнул:
– Налетай!
И передал две банки другим собратьям, а сам, выудив третью, отбросил ненужный уже мешок в сторону и схватился за нож, который болтался у него на поясе. Фред и Кира угрюмо наблюдали за трапезой дикарей; животы обоих при этом обиженно урчали. Каждый из дуэта путников жалел, что не съел тушенку раньше.
«Ну кто ж знал!»
Предводитель отвернулся, дабы не соблазняться, и теперь делал вид, что его куда больше интересует здание, которое они только что покинули. Наверняка этот милосердный дикарь изнывал от голода не меньше прочих. Но, видно, человеческого в нем было все же куда больше, чем звериного… и уж совершенно точно больше, чем в родичах.
«Чтоб вы подавились!» – подумал Фред, глядя на мутантов, отбирающих друг у друга мятые жестяные банки.
Судя по виду Киры, ее тоже одолевали мысли подобного рода. Наблюдать за ужимками зверья было попросту отвратительно.
– Обыщите их, – распорядился предводитель отряда, когда с трапезой было покончено. – Заберите все, что можно использовать, как оружие, а потом свяжите их обоих.
Вояка покосился на спутницу и снова прошептал одними губами:
– Все будет хорошо.
Судя по ее скептическому взгляду, она больше не верила в подобный расклад.
К пленникам уже спешили мутанты с веревками, на ходу утирая рукавами тушенку с губ.
* * *
Громобой не сразу понял, что произошло. Просто вот только что он бежал, шустро переставляя ноги, и вдруг услышал треск и почувствовал, что падает. Похоже, неизвестные умельцы организовали посреди коридора ловушку, в которую нейромант угодил из-за проклятой спешки.
Все это проносилось в голове Громобоя, пока он летел вниз. Падение его было довольно долгим…
И закончилось не самым мягким приземлением на гору разного хлама.
Опыт стаббера пригодился: сгруппировавшись в воздухе, нейромант избежал серьезных травм, но все равно болезненно ударился правым плечом о прогнившую деревянную дверь. Правда, могло выйти и хуже: на полметра левей из груды строительного мусора торчала одинокая металлическая труба. Некоторое время, пока адреналин еще притуплял боль, Громобой просто лежал и смотрел на этот «кол», невольно представляя себе, как падает прямо на него, и как эта ржавая железяка пронзает нейроманта насквозь, совершенно нелепо обрывая его жизненный путь.
«Одолеть столько тварей… потерять жену и обрести ее вновь… а потом погибнуть, упав на какую-то… трубу…»
Тут наконец подоспела боль. Она вспыхнула в правом плече, на которое Громобой упал, и стала растекаться по всему телу, заставив нейроманта стиснуть зубы и пожалеть о том, что он все-таки остался в живых. Покорчившись еще с полминуты, бородач задрал голову и уставился на дыру в потолке, через которую недавно провалился. Сейчас в нее отчаянно пыталась протиснуться достопамятная туша, но, к счастью, габариты не позволяли.
Тем временем Рухлядь наконец-то расправился с констром, который мешал ему прийти на помощь к хозяину. Громобой позвал био, и тот снова заторопился вперед по коридору с обшарпанными стенами. Лежа на гнилой двери, нейромант глазами металлического паука смотрел на пыхтящую тушу, которая корячилась на полу. Меч Рухляди обрушился на мутанта, вошел в его рыхлое тело и стал продираться через слои жира и мышц к единственному уязвимому месту этой диковинной твари – к ее пульсирующему сердцу. Будь на месте био человек или даже нео, о подобном и задумываться не стоило бы; но робот обладал достаточным количеством сил, чтобы пропихнуть клинок через все преграды и поразить тушу в ее «ахиллесову пяту».
Визг, который эхом разнесся по коридорам заброшенной постройки, возвестил о том, что меч достиг своей цели. Туша, пронзенная клинком Рухляди, забилась в конвульсиях, словно бабочка, безжалостно прибитая к альбомному листу булавкой натуралиста. Казалось, еще немного, и тварь попросту оторвет меч вместе с металлической конечностью робота, но это впечатление было обманчиво: Громобой славно потрудился, когда приваривал клинок к манипулятору верного паука.
Несколько секунд спустя туша окончательно обмякла и растеклась по полу бесформенной лужей. Убедившись, что дело сделано, Рухлядь под чутким руководством нейроманта выдернул клинок из раны, после чего сгреб дохлого мутанта в охапку и оттащил в сторону, дабы освободить достопамятную дыру. Затем био принялся методично выламывать доски пола, желая расширить отверстие и спрыгнуть вниз, к хозяину, бессильно возлежащему на груде хлама.
«Как бы Бо предупредить?..» – подумал Громобой.
В этот самый миг нечто яркое и крылатое пронеслось мимо Рухляди и нырнуло вниз, через уже помянутую дыру в полу. Повернув головную башню металлического паука, нейромант с удивлением обнаружил, что к нему на всех парах несется бабочка-падальщик.
«И откуда столько отваги в таком ничтожном паразите? – удивился бородач. – Тем более что трупов рядом нет, а я еще вроде бы вполне жив…»
Подлетев к Громобою, бабочка-падальщик зависла в двух метрах от него и уставилась на беднягу фасеточными глазами. Некоторое время они молча рассматривали друг друга, после чего нейромант неуверенно пробормотал:
– Это ты, Бо?
Бабочка-падальщик тут же принялась остервенело кружить над ним, подтверждая его догадку.
– Только не вздумайте ко мне спускаться, – предупредил Громобой. – Забери ребят, они остались у входа, и ждите меня снаружи. Мы с Рухлядью сами как-нибудь выберемся.
Бабочка осталась на месте.
– Ты меня слышишь? – с нажимом уточнил нейромант.
И снова крылатый падальщик принялся выписывать над ним замысловатые фигуры.
– Ну хорошо, хорошо, – подняв руку, сказал Громобой. – Чтоб проще было найтись, можешь оставить при мне свою бабочку. Пусть летит за нами с Рухлядью, если тебе так будет спокойней… а там уж встретимся.
Бабочка снова осталась висеть на прежнем месте. Био вверху практически закончил; еще пара досок – и можно будет спрыгнуть вниз, к хозяину.
– Дай-ка я встану, что ли, чтоб он меня не прихлопнул, – проворчал бородач.
Он приподнялся на локтях, болезненно поморщился – все-таки падение с такой высоты трудно пережить без травм, – но нашел в себе силы усесться, а затем и встать. Бабочка больше не кружила над ним – она опустилась на тот самый достопамятный ржавый кол и уставилась на Громобоя, с нетерпением ожидая, что же он предпримет дальше.
«Хотел бы я сам это знать!..»
Первым делом нейромант огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что находится не в подвале дома, а некоем подземном тоннеле: стены находились слева, справа и сзади, но впереди ничего не было. Легкий сквозняк в лицо как бы намекал, что темный коридор ведет наружу, по крайней мере, сообщение с поверхностью определенно было.
«Вот только что таится в этом мраке? Наверняка какие-нибудь мутанты…»
Рухлядь вверху застыл перед расширенной дырой в ожидании приказа от хозяина. Громобой бросил в сторону «питомца» рассеянный взгляд и послал мысленную команду. В следующий миг громадный стальной паук, прижав к ржавому корпусу все свои многочисленные манипуляторы, спрыгнул вниз и приземлился на то же самое место, что и нейромант. Эту «посадку» несчастная гнилая дверь пережить уже не смогла – просто рассыпалась в труху под тяжеленным био, да и вся груда строительного мусора как-то просела к центру, образовав этакий «кратер имени Рухляди». Впрочем, здешний хлам мало волновал Громобоя; главное, био остался цел и невредим. Нейромант отряхнул запачканный плащ и запоздало понял, что при падении потерял один из своих пистолей.
«Вот ведь гадство!» – подумал бородач, зорко оглядываясь по сторонам.
Подумав, он отдал Рухляди команду включить головной фонарь. Пусть монстры из мрака идут на свет, пусть. Они ведь не будут ждать, что этот пресловутый «огонек» в конце тоннеля означает для них быструю смерть. А потом клинок Рухляди взлетит и опустится, оборвав никчемную жизнь очередной кровожадной твари, слоняющейся по подземельям в поисках прокорма…
Естественный отбор, как он есть. Выживут только наиболее приспособленные.
К счастью, головной фонарь био помог отыскать оброненный ствол – тот обнаружился у стены, щедро присыпанный рыжей кирпичной крошкой. Нейромант не сдержал победной улыбки; он уже настолько привык к стрельбе «по-македонски», что, вероятно, чувствовал бы себя калекой, лишившимся одной руки…
«…как Бо».
Покосившись в сторону крылатого падальщика, Громобой сказал:
– Идем в тоннель. Где-то там, должно быть, выход. Через дыру в потолке все равно уже подняться не выйдет… хотя если что ты найдешь где-то в окрестностях громадного рукокрыла…
Судя по тому, что бабочка осталась неподвижно сидеть на трубе, нетопырей в округе не было.
– Что ж, я, честно говоря, особо и не рассчитывал, – со вздохом сказал нейромант и, пропустив вперед Рухлядь, устремился следом за ним.
Не успели они отдалиться от груды хлама и на десяток метров, как сверху послышался топот множества ног. Остановившись, Громобой повернулся и уставился на дыру в потолке…
…из которой буквально в следующий миг вывалился достопамятный тур.
Выпучив глаза от неожиданности, бородач смотрел, как рогатый мутант, неловко кувыркаясь, падает вниз. Громобой примерно догадывался, чем это может закончиться, но все равно наблюдал за происходящим с неподдельным интересом.
И болезненно скривился, когда тур вполне ожидаемо приземлился на спину и сломал себе шею.
– Добей его, – буркнул Громобой, глядя, как мутант, брызжа пеной, бьется в конвульсиях.
Рухлядь послушно устремился к туру. Подойдя, био без лишних раздумий вогнал меч в судорожно вздымающийся и опускающийся бок. Тур взвыл дурным голосом и выгнулся дугой, однако его мучения продлились буквально пару мгновений – после этого последние силы улетучились, и мутант издох.
Громобой смотрел на мертвого тура без тени сожаления. В конце концов, эта тварь хотела его убить, поэтому сочувствовать ей бородач не смог бы при всем желании. Однако вид покойного мута пробудил в душе нейроманта совсем иное чувство…
Глядя на окровавленного тура, Громобой вдруг вспомнил, что не ел с самого утра. События, которыми нынешний день был попросту перенасыщен, отвлекали от будничных мыслей, но едва возникла небольшая пауза, и голод напомнил о себе во весь голос. Нейромант покосился на бабочку, чьими глазами за ним приглядывала Бо, после чего мысленно подозвал Рухлядь. Био подошел к хозяину и распахнул грузовой отсек, где хранились скудные пожитки отряда. Поколебавшись, Громобой вытащил банку с консервами и, вогнав в крышку нож, в считаные мгновения открыл тушенку. Запах ударил в нос, и нейромант взволнованно облизал пересохшие губы. Дрожащей рукой вытащив из внутреннего кармана плаща помятую ложку, бородач принялся жадно есть. При этом Громобой стеснялся повернуться к крылатому падальщику, дабы не дразнить Бо понапрасну.
«Обидится еще, – подумал нейромант. – Она там, наверху, переживает за меня, а я тут жру…»
Впрочем, бабочка, конечно же, прекрасно видела, чем занят бородач. Поэтому Громобой максимально быстро доел тушенку и, швырнув пустую банку обратно в грузовой отсек, велел Рухляди закрывать дверцу.
– Что ж, пошли? – бросив оценивающий взгляд на крылатого падальщика, спросил Громобой.
Рухлядь снова возглавил шествие. Его головной фонарь замечательно освещал дорогу.
«Интересно, куда ведет этот тоннель? – думал Громобой, следуя за верным «питомцем». – И кто в нем может обитать?»
Ответа пока что не было.
Странный отряд из бабочки-падальщика, хомо и био шагал в глубь подземелья под осточертевший скрип шарниров.
* * *
– Убью! – ревел нео. – Порву!
Поморщившись, Танг повернулся к нео и крикнул:
– Да заткнись ты! И без того тошно!
– И тебя порву! – приподнявшись на локтях, с ненавистью прорычал дикарь. – Ноги, сука… ноги!..
Он снова без сил упал на бетон и принялся кататься по полу, сходя с ума от боли и безысходности. Пленники наблюдали за ним с раздражением, но втайне немного сочувствовали мутанту. По крайней мере, Танг искренне считал, что ни одна тварь на свете не заслуживает подобных мучений. Те же дикари, насколько знал темноволосый воин, никогда не пытали своих жертв. Для них хомо были всего лишь ходячими кусками мяса – просто их не получалось сожрать так же легко, как, например, крысособак. То есть люди для нео – это, по сути, еда, а разве придет кому-то в голову издеваться над едой?
Угрюм же, похоже, являлся настоящим садистом, и в своей ненависти к нему что хомо, что нео были совершенно единодушны.
Безногий дикарь, видимо, истратив последние силы, замер на правом боку. Вскорости до ушей пленников донесся его оглушительный храп.
– Поорал, поспал, опять поорал… – проворчал Агап, хмуро глядя на мутанта. – Странно, что кровью до сих пор не истек.
– Видно, Угрюм чего-то с ним… наварганил, – предположил Танг. – Крутился ж он рядом с ним, колдовал что-то…
– Наверняка еще какую-нибудь дрянь ему вколол. Как нам с тобой. Только вот зачем ноги отнял?
– Не знаю. Лишь бы к нам не пришел за тем же самым.
– Да не дай Бог, – невесело усмехнувшись, пробормотал Агап.
Справа заверещал рукокрыл. Этот жил в схожем с дикарем режиме – то забывался сном, то кричал во все горло, то снова отрубался.
– Уже б пристрелили лучше, – буркнул Агап, с ненавистью глядя на нетопыря. – Чем вот так мучиться.
Танг хотел подбодрить соседа, сказать, что все не так уж и плохо, но тут вдалеке снова послышались шаги. Пленники обменялись красноречивыми взглядами: похоже, их молчаливый тюремщик снова решил наведаться в свое царство боли и ненависти.
– Интересно, по чью он душу? – тихо, как будто Угрюм мог услышать его даже в коридоре, прошептал Агап.
Танг промолчал. Воин мог только надеяться, что целью их пленителя станет или рукокрыл, или нео.
«Хотя, может, он тащит сюда еще кого-нибудь? Кто знает, сколько раз в день он выезжает на охоту… и сколько вообще дней прошло с тех пор, как нас сюда приволокли?»
Звук шагов отвлекал от размышлений, мешал трезво думать. Впрочем, развлекаться догадками тоже не имело особого смысла – Угрюм должен был появиться с минуты на минуту и развеять последние сомнения.
Ожидая пришествия молчаливого тюремщика, Танг невольно вспомнил тот детский череп, который видел в коридоре, и ненависть запылала в темноволосом воине с новой силой. Ему захотелось проломить Угрюму голову его же топором, изрубить мерзавца на мелкие части и скормить получившийся «гуляш» безногому нео и орущему рукокрылу.
«Как жаль, что такая возможность мне вряд ли представится!»
Угрюм на сей раз шел без добычи, только за плечом его болтался старый вещмешок.
«Небось, там его зелья-снадобья лежат», – догадался Танг.
Пульс участился. Дурные мысли возникли, как по мановению волшебной палочки, и темноволосый воин протяжно скрипнул зубами. Он чувствовал себя ребенком, которого окружила стая крысособак – сил, чтобы одолеть мутантов, недостаточно, а сбежать не дадут. Находясь в плену мрачных дум, Танг смотрел на великана, идущего к их камерам. Судя по всему, он явился к кому-то из них.
Слева шумно сглотнул Агап. Похоже, его мысли были очень схожи с танговскими.
Угрюм остановился, не дойдя двух метров до решетки, потянулся к кобуре на поясе и достал пистоль. Танг при виде оружия буквально застыл.
«Это боевой? – промелькнуло в голове. – Или тот, с усыпляющими дротиками?»
Понимая, что, стоя на месте, он только облегчает Угрюму задачу, воин принялся расхаживать из стороны в сторону. При этом Танг ни на секунду не выпускал из виду пистоль молчаливого тюремщика, попутно обдумывая, как бы до него добраться.
А Угрюм, меж тем, с невозмутимым видом поднял руку с пистолем и направил его на пленника. Танг тут же ускорился, надеясь, что его мельтешение собьет великана с толку. Агап, наблюдающий за происходящим действом, затаил дыхание. Секунды теперь утекали в вечность, словно остывшая смола – медленно, явно не слишком мечтая о расставании со временем настоящим.
Выждав несколько чудовищно долгих мгновений, Угрюм все-таки нажал на спусковой крючок.
Дротик ударился в стену прямо перед лицом Танга, и парень невольно замер, с легкой оторопью уставившись на «снаряд», упавший к его ногам. Тут же грянул второй выстрел, и воин, спохватившись, шагнул в сторону, но было уже поздно: на сей раз Угрюм попал точно в цель.
Танг почувствовал укол в области шеи, поспешно схватился за дротик, выдернул его и отшвырнул в сторону… однако зелье уже попало в кровь. Ища поддержки, темноволосый воин уставился на Агапа, но картинка перед глазами уже расслаивалась и теперь напоминала веер – вместо одного соседа бедняга увидел пятерых, нечетких, практически размытых. Ноги моментально налились тяжестью, и Танг, попытавшись их передвинуть, без сил рухнул на пол своей камеры. Хотел быстро встать, но тело уже не слушалось. При этом сознание отчего-то меркнуть не спешило; возможно, Угрюм заменил прежнее усыпляющее зелье парализующим, желая, чтобы жертва не отключалась, а воочию наблюдала за всеми его последующими действиями.
«Может, он и мне ноги отрезать решил? – подумал Танг, глядя в стену перед собой: из-за проклятой отравы он не мог даже шею повернуть. – Сейчас достанет из своего мешка тот самый топорик и давай рубить…»
С громким щелчком открылся замок камеры, скрипнули петли, и сильная рука грубо и резко перевернула Танга на спину. Увидев перед собой маску Угрюма, воин попытался зажмуриться, но даже на эту мелочь оказался не способен.
«Что ж за проклятье?!»
Молчаливый тюремщик положил вещмешок Тангу прямо на грудь, открыл рюкзак и склонился над ним. Не в силах ничего предпринять, темноволосый воин наблюдал за тем, как Угрюм внимательно изучает содержимое, как медленно, будто до последнего сомневаясь, вытаскивает какой-то коричневый пузырек и шприц.
«Ну, хоть не топор!..»
Мысль эта принесла мало облегчения. Что, если зелье из пузырька превратит Танга в такого же уродца, каким уже стал Агап? Что вообще представляют из себя эти снадобья? И чего хочет добиться Угрюм?
Вопросов было масса, но хмурый тюремщик явно не собирался отвечать ни на один из них. Не говоря ни слова, он набрал полный шприц мутноватой зеленой жижи из уже помянутого коричневого флакона, после чего воткнул иглу в вену на шее Танга и стал медленно выдавливать содержимое. Темноволосый воин внутренне напрягся, но что он мог поделать? Парализующее зелье лишило его возможности двигаться, и Танг смиренно терпел, практически физически ощущая, как по венам растекается странная сыворотка Угрюма. Пока что неясно было, как она повлияет на организм, но воин не сомневался: как только он вновь обретет способность чувствовать собственное тело, зелье тюремщика заявит о себе во весь голос. Агап говорил, что первые несколько часов он буквально горел изнутри, а потом еще долго изнывал от периодических вспышек боли.
Резким выверенным движением выдернув шприц из вены, Угрюм залепил ранку на шее куском грязного пластыря, дабы не кровила. Подхватив вещмешок, молчаливый тюремщик резко встал. Танг увидел, что в правой руке великана снова появился пистоль.
– Стой! – успел воскликнуть Агап, прежде чем грянул выстрел.
Темноволосый воин не видел, что случилось, но слышал, как что-то упало на пол.
«Видимо, сосед», – догадался он.
Угрюм, с мешком в руках, перешагнул через неподвижного Танга и вышел из камеры. Снова зашумели петли, заскрипел замок, снова заголосил нео в клетке:
– Убью! Сука! Ноги!
Проснулся и рукокрыл, при виде Угрюма замахал целым крылом и опять бросился на решетку всем изувеченным телом. Только Агап молчал; его, судя по всему, парализовало, как и Танга.
«Скорей бы прошло это оцепенение… – думал воин, глядя то влево, то вправо, то перед собой. – Хотя… если за ним последует боль, может, лучше пусть вообще не проходит?»
Звуки, уже знакомые, повторялись снова. По ним Танг легко мог представить, что происходит в соседней камере – Угрюм открывает дверь, входит, склоняется над парализованным Агапом, вкалывает ему мутно-зеленое (или иное) зелье и уходит, предварительно заперев замок обратно.
Вскоре шаги молчаливого тюремщика стихли. Остался только слабый крик одинокого нетопыря и храп уснувшего нео.
Двое хомо лежали в своих камерах и смотрели в потолок, не в силах пошевелиться.
Возможно, перемены в их телах, которые должны были вызвать последние инъекции, уже начались, но пленники этого пока что не чувствовали.
И втайне мечтали подольше пребывать в неведении.
* * *
Племенной дом находился примерно в двух километрах от того места, где дикари выловили Фреда и Киру. Шли пару часов; добрались бы и быстрей, если б не проходивший мимо «Маунтин А14».
– Терпеть не могу эти проклятые железяки, – проворчал мутант с ружьем, хмуро наблюдая за роботом через дверной проем.
По инициативе командира отряд укрылся от напасти в небольшом одноэтажном флигеле без окон. Едва увидев эту постройку, Фред вдруг отчетливо представил, какой она была прежде; перед его внутренним взором моментально возник образ рыже-коричневой будки с желтым значком на матово-черной двери. В самом центре значка находился черный череп с двумя перекрещенными костями.
«Что это еще был за бред? – уже находясь внутри, в окружении дикарей, размышлял Фред. – Галлюцинация? Или воспоминание из прошлого, о котором мне практически ничего не известно?»
Ответ снова повис в воздухе, словно бабочка-падальщик. Решив не ломать голову зазря, Фред попытался сконцентрироваться на био, который брел снаружи, возвышаясь над окрестными домами. И посмотреть там было на что – особенно если прежде ты ничего подобного не видел… или, по крайней мере, забыл о том, что видел…
«Хотя как такое вообще можно забыть?..» – завороженно глядя на робота, подумал вояка.
Сложно было описать словами, насколько громаден и устрашающ был этот странный плод людской изобретательности. Видя подобное создание рук человеческих, невольно задумываешься – насколько же надо ненавидеть себе подобных, чтобы произвести на свет подобную машину для убийства? Оснастить ее огромной головной башней, явно готовой выдержать несколько попаданий артиллерии; приделать множество различных манипуляторов, необходимых как для передвижения, так и для убийства теплокровных; наконец, дополнить свой шедевр различными датчиками, работающими на достижение все той же цели…
Убить как можно больше людей.
«Достойная задача, нечего сказать…» – с раздражением подумал Фред.
Он ненавидел науку именно за это: что бы люди ни изобретали, в конечном итоге у них получалась какая-нибудь смертоубийственная штуковина. Иной простак, вполне возможно, решил бы вставить свои пять копеек и сказать, что-де ученые могли и не знать, для чего создают этих гигантов…
«Ага. Щаз-з-з… Не знали, что вот эта спроектированная ими огромная пушка будет обращать здания в горы руин? А для чего она тогда нужна? Чтобы орошать поля водой? Или стрелять конфетти на праздниках?»
Нет, определенно, ученые прошлого знали, что получится на выходе. Другое дело, что они могли стать заложниками собственного разума – те же бессердечные вояки могли при содействии правительства силой принудить самых талантливых изобретателей к разработке оружия массового поражения.
«В любом случае, правду мы уже никогда не узнаем… и точно ничего не сможем изменить».
Оставалось только с грустью наблюдать за тем, как уродливая груда железа весом в несколько десятков тонн передвигается по разрушенному городу в поисках последних представителей человечества. Кто не спрятался, будет истреблен.
– А кто их любит? – пожал плечами арбалетчик. – Сколько они наших уже сожрали?
– Вот-вот, – закивал предводитель. – Ублюдки…
Фред смерил их насмешливым взглядом: дикари с такой ненавистью рассуждали о роботах, которые пожирали их соплеменников, но при этом продолжали как ни в чем не бывало есть хомо. Что это, как ни лицемерие чистой воды?
«Но глаза им открывать бесполезно, – подумал вояка. – В лучшем случае, сочтут меня идиотом и останутся при своих. В худшем еще и морду набьют. Или прямо тут сожрут – чтобы не умничал. Ну, Кире в назидание».
Вспомнив о спутнице, Фред оглянулся через плечо. Девушка стояла чуть поодаль и смотрела себе под ноги. Отчего-то вид «Маунтина», прогуливающегося снаружи, не вызывал в ней благоговейный трепет. По крайней мере, Кира точно предпочитала разглядывать носы своих ботинок, а не гигантского робота.
«Почему? До того часто видела подобных, что уже приелись?»
– Пошли, – скомандовал предводитель отряда. – Он уже достаточно далеко.
И они торопливо покинули ту странную постройку, которая показалась Фреду до боли знакомой, а спустя условные полчаса уже стояли рядом с дверью, наспех обшитой металлом.
«Что же, здесь они живут?»
Это было двухэтажное здание с заколоченными окнами и полуразрушенной крышей. Признаков жизни снаружи не наблюдалось, но Фред не сомневался, что за досками, в темных комнатах прячутся другие дикари, возможно, женщины и совсем крохотные детишки, которых родители с младых когтей готовят к невеселому будущему. Наверняка, там же находятся и другие мужчины – должен ведь кто-то охранять самок от вторжения агрессоров?
Предводитель несколько раз опустил кулак на помянутую металлическую дверь, и та буквально полминуты спустя отозвалась металлическим скрежетом засова.
– С возвращением, Карик! – прорычали изнутри.
Дверь открылась, и Фред увидел, что на пороге стоит гигант, превосходящий ростом и предводителя отряда, и его главного завистника, арбалетчика. Вояка поначалу даже грешным делом решил, что это и есть вожак (хотя сложно представить, что глава племени самолично бежит открывать дверь после каждого стука), когда великан, обратив внимание на пленников, сказал:
– О, да ты хомо привел! Где нашел?
– В доме сидели, – отозвался Карик. – Тут, неподалеку. Мы хотели крысособак пострелять, но не было нигде особо. А эти вот – нашлись.
– А чего не сожрали? – совершенно искренне удивился гигант.
– И ты туда же, Таргрут, – закатив глаза к небу, покачал головой предводитель отряда. – Бартаб велел хомо прежде всего к нему отводить. Он их судьбу должен решать, он – вождь…
– Надолго ли? – хитро сощурившись, спросил Таргрут.
Предводитель отчего-то смущенно отвернулся и буркнул:
– Не знаю, и хватит об этом. Завтра все прояснится.
– Ну ты вообще как, готов? – понизив голос, осведомился гигант.
«К чему готов?» – невольно задумался Фред, с интересом косясь на Карика.
Тот одарил Таргрута многозначительным взглядом исподлобья и спокойным ровным голосом сказал:
– Готов.
– Давай уже зайдем? – нетерпеливо предложил арбалетчик.
Таргрут покосился на Карика, и тот со вздохом произнес:
– Отходи. Надо еще к Бартабу зайти же… устали с дороги мы, передохнуть тоже не мешает… да и пожрать.
– Ну входите, чё уж… – пожав плечами, буркнул гигант и попятился, дабы освободить дверной проем. – Пока к Бартабу сходите, попрошу чего-нибудь вам сварганить.
Карик оглянулся на Киру с Фредом и сказал:
– Давайте внутрь, покажем вас нашему вожаку.
Вояка и его спутница быстро обменялись взглядами, но спорить с конвоирами не стали – перешагнули порог… и тут же почувствовали аромат, от которого их желудки заурчали еще сильней, чем прежде.
«Мясная похлебка, – шумно втягивая носом воздух, догадался Фред. – Где-то тут варят мясную похлебку!»
Он моментально представил себе костер, две рогатины с жердью между ними и котелок, висящий на этой жерди. В котелке булькает и дымится варево, а гигант – как вот тот самый Таргрут, который им дверь открывал – неспешно помешивает содержимое огромной ложкой.
«Господи, как же хочется есть!..»
Фред оглянулся на спутницу. Кира, судя по выражению лица, тоже мечтала слопать полную миску этой ароматной похлебки.
«Нельзя показывать ей, что я тоже изнываю от голода, – мелькнула мысль в голове вояки. – А то еще больше хотеться будет».
– Живей топайте, – раздраженно буркнул арбалетчик.
Он обогнал их и пошел впереди процессии, явно намереваясь первым войти в покои Бартаба…
Однако не все оказалось так просто: миновав пустой зал, путники устремились вперед по узкому коридору. Фред из любопытства заглядывал в каждый дверной проем, мимо которого они проходили, но в комнатах не было ни души.
«Где же остальные дикари? – недоумевал вояка, в очередной раз разочарованно глядя в пустоту. – И куда подевался Таргрут? Он, кажется, не сюда пошел… но куда? Может, мутанты в той, другой, стороне живут, а в этом «крыле» у них только вожак обитает…»
Однако коридор закончился тупиком, и Фред окончательно растерялся. Не понимая, зачем они сюда пришли, вояка принялся оглядываться по сторонам. Стены… Потолок… Пол…
Люк. Черная квадратная металлическая крышка с кольцом, заменяющим ручку.
Фред недоуменно нахмурился.
«Они что же… под землей живут? – догадался вояка. – Надо же…»
Арбалетчик наклонился и, ухватившись рукой за стальное кольцо, потянул крышку вверх. Пыхтя, он откинул ее в сторону, и она с грохотом рухнула на бетонный пол, и без того покрытый паутиной трещин. Затем арбалетчик обернулся к пленникам и торопливо перерезал веревки, связывающие их руки.
– Сейчас я спускаюсь, – покончив с путами, наставительно изрек арбалетчик. – А вы – сразу за мной. И – без глупостей!
– Какие уж тут глупости… – не удержавшись, тихо пробормотал Фред.
– Ты что-то сказал, хомо? – заметив, как шевелятся губы мужчины, тут же осведомился мутант.
Он даже сделал шаг вперед – чтобы их лица оказались в считаных сантиметрах друг от друга. От арбалетчика пахло тушенкой и гнилью, и Фреду стоило большого труда, чтобы не сморщиться от омерзения. Он выдержал взгляд своего конвоира, но обострять не стал – ответил лишь:
– Нет.
– Я так и подумал, – прорычал арбалетчик и, еще раз сверкнув глазами, полез в открытый люк.
Фред провожал его задумчивым взглядом. Велик был соблазн наступить зловредному мутанту на пальцы, которыми он цеплялся за край люка при спуске, однако вояка поборол это желание, понимая, что последует за такой выходкой. Дождавшись, пока арбалетчик окончательно скроется из виду, Фред шепнул Кире:
– Ты же помнишь, что все будет хорошо, верно?
Девушка благодарно улыбнулась ему самыми уголками рта, и он, удовлетворенный, отправился вниз следом за арбалетчиком.
Лестница, по которой пришлось спускаться, успела за долгие годы проржаветь насквозь. Опуская ногу на очередную ступеньку, Фред втайне боялся, что крепеж сейчас лопнет и оторвется, и вояка вместе с этим ржавым куском металла рухнет на пол. Однако лестница оказалась прочней, чем выглядела. Впрочем, оно и немудрено – если учесть, сколько дикарей лазило по ней ежедневно.
Вот подошвы ботинок коснулись пола, и Фред, заинтересованный, оглянулся и увидел еще один коридор. Эхо доносило до ушей вояки голоса, мужские и женские; понять, о чем говорят невидимки, не представлялось возможным, но этого и не требовалось. Главное открытие Фред уже сделал: все без исключения дикари жили здесь, внизу – в подземных катакомбах под заброшенным домом.
Снова задребезжала лестница. Вояка задрал голову и увидел Киру; она споро спускалась вниз следом за боевым товарищем.
– Чего встал? – грубо осведомился арбалетчик. – Пошли. И подругу свою поторопи.
– Она и так спешит, как может, – ответил Фред.
– Ты снова со мной оговариваешься? – нахмурился мутант.
Висящие на стенах факелы с горюн-травой позволяли рассмотреть дикаря в деталях. И он, судя по всему, был достаточно раздражен, чтобы с ним не связываться.
«А, может, к черту все? – вдруг подумал Фред. – Пока мы тут одни, пока другие или в комнатах, или наверху… Может, рискнуть, наброситься на него, попытаться одолеть? В конце концов, что я теряю?»
Но вояка сдержался от этого опасного и, что греха таить, довольно глупого поступка. Нет, за свою жизнь он боялся не особо, хотя, безусловно, и умирать не желал – тяжело полностью игнорировать инстинкт самосохранения, даже если очень хочется. Скорей, Фреда остановило сопение Киры, которая, видимо, услышав недовольный голос арбалетчика, с утроенной прытью поползла вниз. Девушка явно не хотела, чтобы у нового товарища были из-за нее проблемы, и Фред пристыженно разжал кулаки, которыми уже втайне мечтал отходить мутанта по наглой морде, и тихо сказал:
– Нет.
– Ты это мне брось, – пощелкав языком, произнес дикарь. – Или я тебя прибью раньше, чем к Бартабу дойдем. Не побоюсь даже, что он потом мне сделает за это!
Фред промолчал. Он уже понял, что любые слова будут истолкованы как дерзость, и ему только навредят.
Позади Кира, презрев последние несколько ступенек, спрыгнула на пол. Фред понял это по характерному звуку, с которым подошвы ботинок встретились с бетоном.
– За мной! – прорычал мутант. Его глаза превратились в две узкие щелочки. – И заканчивайте трепаться, а то я точно… сорвусь!
Сказав это, дикарь круто развернулся вокруг своей оси и устремился к коридору, который, надо полагать, вел в покои Бартаба. Кира и Фред без лишних слов отправились за ним. Походя они обменивались красноречивыми взглядами, порой говорящими куда больше любых слов.
Впрочем, сейчас и говорить-то, на самом деле, было особо не о чем. Повторять в тысячный раз «все будет хорошо» Фреду не хотелось, да и помогут ли эти подбадривания Кире? Она ведь далеко не дура, прекрасно понимает, что их шансы на спасение в лучшем случае пятьдесят на пятьдесят. А если учесть, что лакомиться человечинкой у дикарей в порядке вещей, то надежда кажется еще более призрачной. Вот и получается, что лучшее, на что пленники способны – это идти вперед, следом за разгневанным арбалетчиком, слушать, как позади спускаются остальные члены отряда, и представлять, каким окажется этот достопамятный Бартаб, о котором мутанты вспоминали при случае и без.
Отряд шел мимо дверных проемов, ведущих в комнаты с дикарями, и Фред наконец смог насладиться зрелищем здешнего быта. Хмурясь, вояка смотрел на женщин, выкармливающих детенышей, видел самцов, которые ругались с самками, а однажды углядел в одной из комнат дряхлого старика – высохший, перекошенный и горбатый, он фигурой походил на свою собственную клюку. Завидев хомо, этот великовозрастный дикарь отчего-то разозлился и замахал руками, будто прогоняя незваных гостей из племенного дома. Когда старик приблизился достаточно, Фред услышал:
– Ненавижу… все из-за вас… все…
Вояка не стал уточнять, чем они провинились перед горбуном – кажется, тот был слегка безумен. Арбалетчик оглянулся через плечо, и Фред прибавил шагу, дабы не отставать.
«Наверное, в них все-таки действительно хватает человеческого, – мелькнуло в голове, – если они не сожрали его еще до того, как он стал стариком!»
Преодолев коридор, путники уперлись в массивную, окованную сталью дверь. Подступив к ней, арбалетчик без стеснения несколько раз обрушил кулак на металл.
– Кто? – практически тут же донеслось изнутри.
Голос был грубый, хриплый; Фред представил себе хмурого гиганта, восседающего на внушительном троне из различных ржавых железяк.
– Мидрок, – отозвался арбалетчик.
– Чего тебе, Мидрок? – осведомился хозяин.
– Мы двух хомо поймали, привели тебе показать.
– Заходите, – прорычал великан.
Арбалетчик распахнул дверь и, первым переступив через порог, скрылся внутри. Фред и Кира, снова обменявшись обеспокоенными взглядами, последовали за ним.
Это оказалось довольно просторное помещение с высоким, в два человеческих роста, потолком. Фантазия на сей раз не подвела Фреда – у дальней стены стоял трон, сделанный, кажется, из всего, что только попалось под руку неизвестному мастеру. В ход шли куски арматуры, стальные трубки и любой другой, мало-мальски прочный хлам.
Ну а на троне этом восседал самый настоящий неандерталец – куда больше похожий на двух застреленных Кирой гигантов, чем на Мидрока или его командира, Карика. При этом габаритами Бартаб превосходил любого виденного Фредом мутанта… за исключением «Маунтина А14», от которого путники прятались в старой трансформаторной будке, но тот робот не являлся мутантом в полном смысле этого слова. Как бы то ни было, в слабом свете от двух факелов с горюн-травой, висящих за троном, вожак племени выглядел по-настоящему угрожающе.
При этом нельзя сказать, что на гостей своих «покоев» Бартаб взирал как-то особенно зловеще. Ирония в том, что человек смотрит на лежащий перед ним прожаренный свиной окорок точно так же – без особых эмоций, поскольку прекрасно знает, чем все это закончится для окорока. Фред уже не питал иллюзий насчет своего будущего. Пожалуй, единственное, в чем он все еще сомневался – это в способе подачи блюда. Иными словами, захочет ли Бартаб сожрать их живьем или для начала велит сварить из пленников похлебку?
– Вы кто такие? – осведомился вожак.
Его интонация подтвердила догадку Фреда – никакой ненависти к ним этот гигант не испытывал. При этом вопрос его звучал, мягко говоря, странновато. Как будто Кира с Фредом самолично решили заявиться в гости к этому лохматому самцу и его разношерстной кодле.
И тем не менее вояка ответил:
– Просто люди. Ходим по Москве, пытаемся выжить.
– Все пытаются, – ответил Бартаб, сверля мужчину взглядом. – Кто как может.
Судя по его речам, в массивном черепе вожака все же мозгов было значительно больше, чем в башках тупорылых неандертальцев.
Тут дверь за спиной Фреда скрипнула, и Бартаб перевел свой тяжелый взгляд на вновь прибывшего.
– Карик… – угрюмо констатировал вожак племени.
– Приветствую, Бартаб, – отозвался предводитель отряда.
Он старался говорить непринужденно, но с его появлением воздух моментально наэлектризовался настолько, что, казалось, все присутствующие вскорости просто сгорят от невидимых разрядов.
– Смотрю, охота прошла успешно? – осведомился Бартаб.
– Тебе решать, – без тени иронии, но и без энтузиазма ответил Карик.
Тут дверь скрипнула во второй раз. Не удержавшись, Фред оглянулся через плечо… и замер, удивленный тем, что увидел.
Точней, кого.
В покои вожака вошла девушка, до того мало общего имеющая с обитателями подземелий, что вояка поначалу и вовсе счел ее самым обычным человеком. Однако когда их взгляды встретились и гостья обнажила зубы в улыбке, Фред понял, что она тоже дикарка: характерные клыки выдавали родство с другими мутами. Спешно отвернувшись, мужчина уставился на грозного Бартаба. В голове Фреда крутились самые разные мысли:
«Кто она? Что тут делает? И почему никто из мутантов не гонит ее прочь? Не знаю, какие у них тут обычаи, но, подозреваю, что они не слишком охотно доверяют женщинам свои дела. Тем более здесь – покои вождя всего племени… Нет, очевидно, она какая-то… особенная… не только внешне!»
Пока он ломал голову, откуда взялась странная особа, эта самая особа с интересом разглядывала Фреда. Кира, кажется, волновала ее несколько меньше. Впрочем, вояка успел хорошенько обдумать этот вопрос – в частности, потому, что Бартаб, завидев девицу, пророкотал:
– Сестра? Что ты тут делаешь?
«Сестра? Ну, тогда все понятно! Брат – у руля, так почему бы не своенравничать? Все равно никто слова поперек не скажет!»
– Вести, как обычно, бегут впереди их источника, – ответила она низким, грудным голосом. – До меня дошел слух, что Карик взял в плен двух хомо. Вот, пришла на них посмотреть. Я ведь так редко вижу их… живьем.
От ее запоздалого дополнения у Фреда мороз прошел по коже – уж больно изобретательная у него была фантазия, уж больно красочные и устрашающие картины рисовала перед внутренним взором.
– Ну? Посмотрела? – раздраженно спросил Бартаб. – Довольна?
– Не совсем, – продолжая беззастенчиво пялиться на Фреда, ответила сестра вожака. – Мне интересно не только, как они выглядят, но и, например… их имена? Вот ты. – Она указала пальцем на вояку. – Как тебя зовут?
– Фред, – нехотя ответил мужчина.
Она беззвучно, одними губами, повторила услышанное, словно хотела получше запомнить, после чего, бросив скучающий взгляд на Киру, спросила:
– А твое?
Девушка назвала, и сестра Бартаба проделала тот же трюк, что и с именем вояки – прошептала его еле слышно, самой себе под нос.
– Уходи, Рена, – не выдержав, грубо велел вождь. – Наш разговор – не для твоих ушей.
– Отчего же? – Саркастически улыбнувшись, девушка повернулась к брату. – Решили обсудить завтрашний бой? Так если вы не собираетесь его отменять, говорить тут не о чем.
– Это – священная традиция! – разозлившись, проревел Бартаб. – И не нам с тобой от нее отказываться! Карик бросил мне вызов, и я обязан его принять!
Предводитель отряда стоял молча, лишь изредка с неудовольствием оглядываясь на Рену, так некстати возникшую на горизонте. Карик явно недолюбливая сестру Бартаба – это было видно по каждому едва уловимому жесту, по каждой гримасе, хоть на секунду задержавшейся на морде мутанта с ружьем.
Впрочем, сестру вождя в племени вряд ли любил хоть кто-то – уж больно язвительной она была, уж больно откровенной.
А откровенность, кто бы что ни говорил, никогда не была в чести.
– Что за глупая традиция – убивать друг друга на потеху публике? – фыркнула Рена.
– Сестра, ты забываешься! – еще больше разозлился Бартаб.
Его огромная правая кисть сжала подлокотник, который моментально потерял былую форму – то ли металл оказался настолько хлипок, то ли вождь чересчур сильно на него надавил своими мощными пальцами. Казалось, при желании Бартаб может смять весь свой трон, точно лист бумаги, и швырнуть им в обнаглевшую сестрицу.
Но Рену, судя по всему, это не слишком напугало – по крайней мере, она с прежней едкостью спросила:
– А, может, забываешься ты, брат? Забываешь, например, о том, для чего наши предки изначально учреждали ритуальный зал?
– Мы проводим там службы во имя наших богов, – прорычал Бартаб. – Разве этого мало?
– Предки завещали, что там следует проливать кровь чужаков. – Рена махнула рукой в сторону пленников, стоящих чуть поодаль. – Но никак не нашу собственную. Не твою. И не Карика.
– Докучливая сука… – услышал Фред тихое бормотание Мидрока: араблетчик явно не любил сестру Бартаба.
– Не выдавай желаемое за действительное! – строго произнес вождь. – Бой за право стать вождем – это тоже одна из древнейших традиций. Мы ее не сами придумали. И если б ты с большим уважением относилась к наследию наших предков, ты бы это знала.
Рассердившись, Рена вскинула голову и бесстрашно уставилась вождю прямо в глаза: Бартабу удалось уязвить сестру.
– А они? Что будет с ними? – спросила дикарка, вновь указывая на пленников.
Отчего-то их судьба не давала Рене покоя.
«Может, хочет сама нас сожрать?» – подумал Фред, с опаской поглядывая на дикарку.
– Какое тебе дело до этих хомо? – хмуро осведомился Бартаб.
– Я просто хочу знать, – упрямо сказала Рена. – Неужто так трудно ответить на вопрос?
Вождь смерил пленников долгим задумчивым взглядом, после чего сказал:
– Велю освежевать их и зажарить.
Фред вздрогнул. Он, в общем-то, не ждал чудес, но в глубине души до последнего на них надеялся. И уж точно вояка не хотел слышать, что их ждет, в таком «формате».
– Прямо сейчас? – уточнила Рена.
– Ну… практически, – слегка удивившись такому вопросу, сказал Бартаб. – А почему тебя это волнует?
– Мне просто кажется удивительным, что такой ярый поборник традиций, как ты, забыл о праздничном пире в честь победителя, – пристально глядя на брата исподлобья, сказала дикарка. – Или этот обычай я тоже выдумала?
– Нет, не выдумала… – медленно произнес Бартаб.
Взгляд его стал размытым, утратил фокус; вождь явно погрузился в размышления. Все, включая Карика и Мидрока, терпеливо ждали, когда он заговорит вновь.
– Молодец, сестра, – наконец сказал Бартаб. – Действительно, столь ценные куски мяса нам лучше отложить на завтра – чтобы зарезать их в честь прошлых вождей… и будущего.
– А пока с ними что делать? – осведомился арбалетчик.
В голосе его явно слышалось раздражение.
– Ты проявляешь нетерпение, Мидрок, – угрюмо заметил Бартаб. – А ты знаешь, как я ненавижу нетерпеливых.
Под его тяжелым взглядом словоохотливый арбалетчик невольно втянул голову в плечи: судя по всему, вождь быстро остывал только после ссор с неуемной сестрицей, а вот другим спуску не давал. И, похоже, любимейшим развлечением Бартаба было подлавливать зарвавшихся сородичей на дерзости и показательно их чихвостить, выливая на голову несчастного весь тот гнев, который накопился в нем за время перепалки с Реной.
«Как это знакомо… Вот только откуда?»
– Прости, Бартаб, – понурившись, буркнул Мидрок. – Забылся.
– Прощаю, – веско сказал вождь. – А по вопросу, который ты задал… Пленников на ночь поместить в тюремное крыло, пусть там до утра посидят.
– И покормить их надо, – вдруг произнесла Рена.
Тут уж даже Карик удивленно на нее уставился.
– Это еще зачем? – нахмурившись, осведомился Бартаб. – Они ж сами – еда!
– А ну как издохнут в клетке? – горячо воскликнула дикарка. – Вот ты, Фред! Скажи: когда ты ел в последний раз?
Судя по хмурому выражению лица Бартаба, странная игра сестры ему совершенно не нравилась. Но прерывать ее великан отчего-то не стал. Поэтому вояка, помедлив, все-таки ответил:
– Вчера вечером.
Воспоминания о банке тушенки, которую они с Кирой в целях экономии разделили пополам, заставили его желудок заурчать с новой силой. Страх успешно забивал голод ровно до этого момента, но вопросы «докучливой суки» все испортили.
– Вот видишь! – мигом позабыв о пленниках, воскликнула Рена.
Бартаб с неудовольствием покосился на сестру.
– Не думаю, что за ночь они умрут, – сказал вождь.
– А если все-таки умрут? – с нажимом произнесла дикарка. – Что тогда? Ты разве будешь есть мертвечину?
Заслышав последнее слово, Бартаб поморщился вновь.
«Надо же, какие они брезгливые! – с удивлением подумал Фред. – Кира говорила, неандертальцы жрут любое мясо, неважно, свежее или падаль, а эти, похоже, тухлятину не любят! Насколько же причудливо в них переплелось человеческое и звериное!»
– Черт с ними, – махнул рукой вождь. – Мидрок! Уведи их в камеру и дай им чего-нибудь пожрать.
– Да жалко как-то… – пробормотал арбалетчик.
– Делай, что говорят! – раздраженно воскликнул Бартаб.
– Вообще-то Мидрок – мой воин, – вдруг заявил Карик.
О нем в суматохе, устроенной Реной, все как-то успели позабыть, но одной фразы хватило, чтобы внимание мутантов и пленников разом оказалось приковано к претенденту на жестяной трон.
– Что? – переспросил Бартаб.
– Мидрок – мой воин, – спокойно повторил Карик. – Он выполняет мои распоряжения.
– А ты – мой воин! – прорычал великан, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев. – И должен выполнять мои!
Казалось, от второго подлокотника очень скоро тоже останется лишь призрачное воспоминание.
– Завтра все может поменяться, – заявил Карик.
– Пока завтра не наступило, вы оба подчиняетесь мне, вашему вождю! – в сердцах воскликнул Бартаб и от переизбытка эмоций ударил себя кулаком в грудь, вероятно, моментально сломав себе несколько ребер. – А, значит, должны делать то, что я говорю!
– Я уже ухожу, – поспешно вставил Мидрок и, подталкивая пленников в спины, заторопился к выходу.
– Ты понял меня, Карик? – успел услышать Фред, прежде чем арбалетчик захлопнул дверь в покои, и голоса мутантов превратились в неразборчивый бубнеж.
– Шустрей давайте! – прикрикнул на пленников Мидрок. – Теперь еще жратву вам ищи… больно надо…
Фред и Кира послушно потопали вперед, прочь от покоев, где, судя по всему, снова начался ожесточенный спор между завтрашними противниками. Мидрок шагал позади, бормоча всякое:
– Ну ничего… сегодня вы съедите по куску старого мяса… а завтра мы будем есть ваше, свежее, прожаренное до корочки…
Он шумно сглотнул слюну, и Фред невольно поежился – до того омерзительный отклик слова арбалетчика нашли в мыслях вояки.
Пленники и их конвоир устремились куда-то то ли теми же коридорами, которыми шли сюда, то ли иными, но безумно похожими на уже виденные – с неизменными комнатушками и их недружелюбными обитателями. Фред больше не пытался заглядывать в помещения – больно колючими были взоры здешних мутантов. Кира помалкивала, и вояка, не решаясь первым начать разговор, полностью погрузился в свои невеселые думы, связанные с грядущей казнью «через съедение». Снова мелькнула шальная мысль внезапно напасть на их угрюмого конвоира, но Фред опять безжалостно отбросил эту идею, как наиглупейшую: одолеть этакого бугая без оружия у них с Кирой все равно не получится, а даже если бы и получилось, что бы они делали дальше? Искали путь на свободу? Но они ведь даже близко не представляют, как выбираться из странных дикарских катакомб. Это Мидрок тут себя ощущает вольготно, точно рыба в воде, ориентироваться, небось, с закрытыми глазами умеет, а вот его пленникам одной такой прогулки мало, конечно же, чтобы освоиться.
– Ну вот и пришли! – сообщил арбалетчик, когда Фред и Кира поравнялись с очередным дверным проемом.
Практически одновременно повернув головы, пленники уставились на вход в темное помещение. Что находилось внутри, из-за сумрака было не так-то просто рассмотреть, но буквально через несколько мгновений глаза привыкли ко мгле, и спутники увидели стальные прутья решетки, очерчивающей контур тюремной камеры.
– Шагайте! – поторопил застывших пленников Мидрок, и те вынужденно подчинились.
Вот он загнал их внутрь, точно дрессировщик – провинившихся зверей, затем с раздражающим лязгом провел по прутьям ключом и, осклабившись, запер им дверь. Пленники угрюмо взирали на него из-за решетки.
– Завтра все будет кончено, – пряча связку ключей в карман, объявил Мидрок. – И не мечтайте, что вам каким-то чудом удастся избежать съедения.
С этими словами он развернулся и устремился прочь, оставив Киру и Фреда наедине друг с другом и их невеселыми думами, делиться которыми они не спешили.
Просто понимали, что мысли их сейчас и так совпадают.
* * *
Когда впереди показались ржавые рельсы, нейромант наконец понял, где они очутились – в одном из заброшенных тоннелей метро, ныне превратившегося в царство отвратительных руконогов (или багов – кому как больше нравится). Удивительно, но пока что уродливые мутанты не торопились появляться из тьмы и нападать на бредущего по их владениям бородача: видимо, в этих краях дичи было немного, а потому обитатели подземелий охотились в других, более благодатных местах.
«Тем лучше для нас. Хотя расслабляться, конечно же, не стоит».
Это было главное жизненное правило Громобоя – всегда находиться в напряжении, чтобы врагу, коль таковой что-то против тебя задумает, не так-то просто было застать тебя врасплох. Да, изматывает, да, седых волос больше, чем следует, в таком-то смешном возрасте, но пока живой и даже почти не ранен. Шрамы при таком образе жизни неизбежны, однако справедливости ради стоит заметить, что московская Зона далеко не всегда таит в себе смертельную угрозу. Люди гибнут, скорей, по глупости и самонадеянности, чем из-за хитрого расположения ловушек.
Тот, кто знал Громобоя совсем недолго, мог бы на это возразить, что нейромант и сам ходит по Зоне беспечно, даже нагло. Но на самом деле за этим вызывающим поведением крылась уверенность, основанная на массе наблюдений и логических выводов.
Иными словами, бородач вел себя подобным образом, только досконально проанализировав окружающую обстановку. Просто на этот самый анализ ему, опытному стабберу и не слишком опытному нейроманту, требовались считаные мгновения – в отличие от большинства забредающих в Зону бедолаг. Во многом благодаря этому уникальному навыку Громобой до сих пор разгуливал по разрушенному городу, а от тысяч иных людей не осталось даже пепла.
Внезапно проснулся желудок – призывно заурчав, он напомнил хозяину, что нелишним было бы поесть, но Громобой в ответ только невольно скривился.
«Что-то быстро я проголодался… а ведь, казалось бы, только что целую банку съел! Хотя, может, это только кажется, что прошло немного?.. Надо обязательно перекусить, едва окажемся на поверхности…»
Однако уже в следующий миг нейроманту стало не до перекусов, ведь сработало его чутье. Опытные стабберы называли это «шестым чувством» – умение предвидеть опасность и тем самым спасать себе жизнь.
Остановившись на месте, Громобой резко поднял левую руку, и Рухлядь покорно замер рядом с хозяином.
Био, разумеется, среагировал не на жест, а на мыслекоманду, но сторонний зритель, вероятно, решил бы иначе – уж больно синхронно все прошло.
Впрочем, «сторонние зрители», обитающие в заброшенных шахтах метро, не слишком-то интересовались вопросами дрессировки и прочей подобной ерундой. Гораздо больше этих опасных, кровожадных «зрителей» волновало, чем бы набить свое брюхо, дабы унять его неистовое урчание.
Вот и сейчас как минимум одно «дитя подземелья» ошивалось где-то поблизости, явно выжидая момент, чтобы напасть. Но Громобой не зря обучался у лучших стабберов Зоны Трех Заводов – его слух всегда был на высоте, не подвел и теперь: как ни старался таинственный мутант действовать бесшумно, обвести вокруг пальца нейроманта ему не удалось. Бородач мог сделать вид, что ничего не услышал, и позже застать мерзавца врасплох, но решил, что игры в кошки-мышки с обратным перевертышем не годятся для подземных катакомб, где один чувствует себя, как дома, а второй впервые пришел в гости. Поэтому Громобой сразу заявил – я знаю, что ты наблюдаешь за мной, гаденыш.
«Может, это заставит тебя хоть немного понервничать?»
Стоя посреди темного зала, Громобой упрямо вслушивался в окружающий звуковой фон. Где-то вдали тихо шуршали невидимые твари, но они пока что не особо волновали бородача. Куда интересней был другой звук – редкий, но чрезвычайно близкий.
Как будто невидимка находился прямо над путниками.
«Свети!» – мысленно воскликнул он, и Рухлядь направил свой мощный фонарь на потолок.
Поначалу нейроманту показалось, что там никого нет. Однако пару секунд спустя он увидел, как некая продолговатая тень шустро перемещается по темно-серой поверхности, стремясь уйти из-под прожектора Рухляди.
«Потолочник!» – внезапно осенило нейроманта.
Он никогда прежде не встречал этих странных тварей, но был о них наслышан. Одни говорили, что их искусственно вывели иностранные ученые для подрывной деятельности на территории России; другие утверждали, что это вовсе не живые существа, а некая диковинная помесь био и кио – слишком маленькие для первых и слишком глупые для вторых. Теперь, по прошествии времени, докопаться до истины не представлялось возможным, но каждый стаббер знал, что встретить потолочника – смерть в девяти случаях из десяти. Уж больно убийственными вышли у разработчиков эти странные ассасины. Чего только стоил их стелс-режим, благодаря которому потолочники без особого труда подкрадывались к будущей жертве вплотную и стремительно обрушивали на ничего не подозревающего человека всю мощь своих клинков, вмонтированных в задние конечности.
Единственное, что могло выдать подобного изощренного убийцу – это тихий чмокающий звук, с которым присоски на их передних лапах отклеивались от потолка… и ещё тень, неподвластная никакому стелсу.
«Чертова подлая тварь!..»
Рухлядь преследовал овальную тень потолочника, словно борзая – испуганного зайца, не позволяя ей скрыться во мраке ни на миг. Громобой вскинул руку с пистолетом и нажал на спусковой крючок, но пуля высекла из потолка искру и ушла в молоко, не задев потолочника. Бородач от досады скрипнул зубами: попробуй тут прицелься, когда твой противник – невидимка.
Потолочник, меж тем, решил проявить чудеса находчивости: сделав ложное движение в одну сторону, он рванул в другую и все-таки скрылся во тьме.
«Проклятье!..»
Громобой почувствовал, как внутри у него медленно, но верно разгорается пламя страха. Многие любят сравнивать страх с чем-то липким, неприятным, но бородач всегда считал, что лучшая ассоциация – это пламень, который безжалостно и в то же время бесстрастно пожирает все и вся. Наводнение – это страшно, но это можно пережить, можно найти высокий дом и отсидеться на верхнем этаже, пока вода не уйдет. Огонь не подарит такой роскоши. Огонь сожрет дом, сожрет все, что можно, уничтожит, оставив только черную, как сама бесконечность, золу.
Часть этой золы – твои надежды на спасенье.
И вот сейчас Громобой стоял в центре зала и ждал атаки потолочника, а страх внутри у нейроманта пылал все сильней и сильней, потихоньку съедая выдержку и самообладание. Смерть бродила где-то поблизости, готовая пронзить бородача насквозь, а он отчаянно размышлял, как бы не позволить ей это сделать…
…как вдруг почувствовал разум био.
Громобой не сразу понял, где находится обладатель специфического разума, а когда понял, едва ли не ахнул от удивления: судя по всему, он только что сделал весьма интересное открытие.
«Выходит, потолочники все-таки… био?!»
В тот миг, когда бородач нащупал сознание робота, тот уже мчался к нейроманту, намереваясь прикончить его и сожрать. Очевидно, потолочнику, как тому же самому Рухляди, требовалось постоянно подпитывать свои аккумуляторы энергией во избежание их отключения и последующей смерти. Поэтому Громобою стоило немалого труда, чтобы затормозить разогнавшегося монстра и вынудить его замереть на месте в паре метров от вожделенной цели. Неспешно повернувшись к этой импровизированной статуе, нейромант отдал Рухляди приказ направить на нее фонарь.
Внешний вид твари заставил вздрогнуть даже многоопытного Громобоя. Огромная зубастая пасть, примерно на полголовы; большущие фасеточные глаза, как у квазимухи, притом напрочь лишенные век; между глазами и пастью – усы в виде двух прутков длиной примерно с полметра каждый. Тело у потолочника было человеческое, но с рядом оговорок: так, руки его, скорей, напоминали не в меру гибкие щупальца осьминога с круглыми присосками, чтобы цепляться за отвесные поверхности. Что касается ног, то те разработчики зачем-то позаимствовали у кузнечиков: вывернутые коленками назад, задние конечности миниатюрного био оканчивались тонкими острыми пилами. Громобой с ужасом представил, как подобная пила обрушивается на его шею, и невольно поежился. Кажется, одного взмаха хватило бы, чтоб перерубить позвонки и отделить голову от туловища.
И все это убийственное чудо – надо же! – теперь оказалось в полной власти нейроманта.
«И что делать с этим добром?» – задумчиво разглядывая новую «игрушку», озадачился бородач.
Он попробовал немного поуправлять этим чудным экземпляром – пошевелил правой рукой, потом левой, затем соединил их, заставив присоски с громким чмоканьем склеиться между собой, а после развел с тем же мерзковатым звуком. Со стороны происходящее, вероятно, напоминало выступление цирка уродов – помимо взъерошенного нейроманта и его новоиспеченного «питомца», на арене находился странный «серв» по прозвищу Рухлядь, а также бабочка-падальщик, почти незаметная на фоне других участников действа.
Мысленной командой заставив потолочника вытянуться в струнку, Громобой бросил хмурый взгляд на потолок. Био, исполняя немного запоздавший приказ, направил луч света туда же, освещая грязно-серую поверхность.
«Снаружи от его навыков будет немного толку, – разглядывая уродца, подумал нейромант. – Его тело предназначено для подземных операций, только тут он может использовать свои присоски. Интересно, а невидимым он тоже может становиться только для искусственного света? Вряд ли для солнечного тоже…»
Недостатки определенно перевешивали достоинства, да и вдобавок Громобой плохо представлял себе, как будет управлять двумя био одновременно. В дежурном режиме заставить пару роботов перемещаться по пересеченной местности – задача плевая, но как удержать оба сознания в узде, когда дело дойдет до хорошей драки (а оно дойдет, ведь это московская Зона, черт бы ее побрал!..). Вот и получалось, что потолочника надо либо отпустить на все четыре стороны, либо прикончить…
«Либо придержать – до тех пор, пока не выберемся из тоннеля. А то мало ли, с чем мы столкнемся по дороге на свободу…»
Он снова – в который уж раз!.. – окинул потолочника оценивающим взглядом. Обратить его в груду металлолома или все-таки попытаться использовать стального бойца в качестве пушечного мяса?
«Пожалуй, пущу его вперед, – решил Громобой. – Пусть обезвредит все ловушки, если таковые найдутся… все лучше, чем собственной шкурой рисковать».
– Согласен быть нашим вожаком? – осведомился нейромант, хмуро глядя на потолочника исподлобья.
И сам же мысленно велел миниатюрному био покивать в ответ на этот вопрос. Странный способ удовлетворить самолюбие, но знал бы кто, как часто Громобой прибегал к нему за тот год, что провел вдали от Бо. Единственным спутником нейроманта тогда стал ржавый ящер «Рекс» по прозвищу Щелкун, который, на его беду, вынужден был выполнять любые прихоти бородача. Стальной динозавр плясал, прыгал, махал хвостом, точно дрессированная крысособака… словом, делал все то, чего роботы обычно не делают, так как подобная суета противоречит основной программе, заложенной в каждого био – программе выживания.
И вот теперь Громобой проделывал тот же трюк с потолочником, издеваясь над ним, как ему угодно. Бо находилась гораздо ближе, чем прежде, более того, ее «аватар» сопровождал нейроманта в его путешествии по заброшенной шахте метро. Однако бородач продолжал забавляться, словно малое дитя. Почему? Возможно, потому, что от этой привычки оказалось не так просто избавиться, как он думал изначально.
– Шагай, – милостиво разрешил Громобой, хотя потолочник, конечно же, никуда не рвался – кроме, разве что, к самому нейроманту, которого определенно мечтал прикончить самым изощренным способом.
Но бородач, разумеется, не предоставил био такой возможности – вместо этого бывший стаббер велел искусственному убийце рысцой бежать навстречу неизвестности. Затем Громобой приказал Рухляди направить луч света потолочнику в спину и пошел рядом с «сервом». О бабочке-падальщице нейромант отчего-то и думать забыл… а, может, просто был слишком занят своими мыслями, чтобы в одностороннем порядке вещать для Бо через ее крылатого «аватара».
Поток воздуха, ласкающий лицо Громобоя, внушал оптимизм и заставлял шустрей переставлять ноги.
