Глава 39

Бывает так, что ты идешь на речку, чтобы поймать большую рыбу, а вместо этого падаешь в воду, промокаешь до нитки и еще теряешь снасти и ключи от дома. Примерно так я чувствовал себя, когда уверился, что никакой ошибки нет, что Ракшан – голем, созданный деймолитами и подосланный ко мне. Но если ко мне, тогда мелкому барону, был подослан такой отличный голем, то что говорить о более значительных людях? О герцогах и королях? Сколько големов в их окружении?

Я был вынужден созвать небольшой совет, чтобы объясниться перед народом. Кроме Никера, Туссеана и моих высших офицеров, на совете присутствовала и Эмилия.

– Как вы уже поняли, мы невольно раскрыли одну большую тайну, – сказал я, сидя во главе длинного стола. – Среди нас живут големы, которых создают деймолиты. После смерти Ракшана я кое-что изучил, поразмыслил и вот к каким выводам пришел. Но хочу сразу сказать, что все, что о чем я расскажу, является огромным и опасным секретом. Не думаю, что обладатели этого секрета проживут долго, если начнут болтать. Угроза распространяется не только на них, но и на всех близких им людей. Но к делу. Предполагаю, что големов, живущих среди нас, много, их трудно отличить от обычных людей. Их внедряют к нам затем, чтобы препятствовать развитию некоторых технологий, а также контролировать правителей. Вероятно, големы занимают важные места в управлении государствами. Они могут быть королевскими советниками, министрами и даже коннетаблями.

– Господин граф, – Рупрехт воспользовался тем, что я налил в стакан воды из кувшина, чтобы попить, – если големы так похожи на людей, разве вы можете быть уверены, что големов нет в этой комнате?

Я не хотел вдаваться в подробности проверки присутствующих, поэтому ответил просто:

– Вы, Рупрехт, а также Антуан и Алессандро – местные. Вы родились и выросли здесь у всех на виду. Вы не можете быть големами. В остальных я тоже уверен, но по другим причинам.

Я сделал паузу, ожидая следующих вопросов, и, конечно, Эмилия тут же поинтересовалась:

– Господин граф, вы сказали лишь о королевских советниках или второстепенных людях в королевстве. Но почему сам король не может быть големом?

Синее платье с небольшим игривым разрезом очень шло девушке. Я подумал, что Эмилия тщательно подбирает одежду.

– Король тоже у всех на виду с момента рождения, – ответил я. – Насколько мне известно, деймолиты никогда не умели изготавливать хорошие копии определенного человека.

Эмилия, судя по любопытству, мелькнувшему на ее лице, явно хотела спросить, откуда мне это известно, но сдержалась и спросила о другом.

– Почему големы просто не совершат переворот, если они занимают ключевые должности в государстве?

Я развел руками, демонстрируя, что нахожусь на зыбкой почве догадок.

– Возможно, големов не настолько много или люди их могут не поддержать. К тому же, что голем будет делать, если станет королем? Они ведь не размножаются, и династии не будет. Рано или поздно престол придется отдать человеку, родившемуся обычным путем. Сейчас государственность держится на правящих династиях.

– А если големы захватят власть одновременно во многих странах? И изменят эту самую государственность на что-то другое? Например, на повсеместную власть тиранов, как иногда случалось в Древней Греции, – Эмилия вновь показала класс логического мышления. – Что тогда станет с людьми?

Я одобрительно кивнул, такая мысль мне тоже приходила в голову.

– Тогда людям будет плохо, ведь это приведет деймолитов к власти над нами. Возможно, подобное рано или поздно случится. Еще вопросы есть?

Рупрехт кашлянул, обращая на себя внимание.

– Господин граф, а что мы можем сделать с големами, выдающими себя за людей? Да и будем ли делать? Или отсидимся?

– А я предлагаю каждому подумать об этом, – улыбнулся я. – А потом рассказать мне, до чего додумались. Пусть каждый решит, сможет ли он смириться с тем, что происходит, или нет.

Алессандро рьяно вскочил на ноги, далеко отшвырнув стул.

– Чего ж тут думать, господин граф?! – вскричал наш порывистый чемпион. – Какие-то твари выдают себя за людей, а мы затаимся и ничего с этим не сделаем?!

Антуан похлопал Алессандро по рукаву.

– Поддерживаю, – сказал он. – Этот Ракшан недавно выиграл у меня в карты шесть ливров. Да разве стал я бы с ним играть, если бы знал, что он не человек вовсе? Как теперь жить, господин граф? Я ведь буду подозревать каждого незнакомца в том, что он – голем!

К моему удивлению, к неудержимым воякам присоединился и Туссеан.

– Господа, я уже стар и много повидал на своем веку, – важно изрек маг. – Меня часто преследовали успехи и неудачи… неудачи чаще. Но как знать, может, они все вели меня к великому открытию големов, живущих как люди. Грех бездействовать!

На этой ноте я распустил собрание. Следующие несколько дней прошли в непрерывных раздумьях и беседах с дядюшкой Вилли, Никером или Эмилией. В конце концов мы худо-бедно, но выработали тактику противодействия человекоподобным големам, и я перешел к первой фазе нашего плана – отправил гонца с письмом к преподобному Аскольду в Авиньон.

Несмотря на проблемы с големами, текущие дела тоже требовали моего внимания. Я постепенно перебирался в Фоссано и даже сумел изгнать канцелярию бывшего бургомистра из ратуши. Теперь это большое трехэтажное здание находилась в моем распоряжении.

Я не забыл и о преступниках, которые с легкой руки Праста пытались меня прикончить. Пользуясь сведениями, полученными от моего несостоявшегося убийцы, раненного в руку, Рупрехт произвел несколько арестов. Мои офицеры допросили бандитов, затем схватили новую партию преступников, допросили этих тоже и доложили мне, что если арестовывать всех, непосредственно связанных с криминальными делами, то придется бросить за решетку десятую часть города. Выяснилось, что в моем драгоценном Фоссано наряду с гильдиями мастеров существуют гильдия убийц, гильдия воров, гильдия разбойников, гильдия сводников и даже гильдия попрошаек.

– И что мне с этим делать? – спросил я у Никера, когда мы стояли на балконе ратуши и разглядывали тусклые огни от свечей, усыпавшие город.

– Повесить всех, – равнодушно пожал плечами добрый Никер.

– Придется вешать сотен пять. Не многовато ли?

Мой друг с удивлением обернулся ко мне.

– Арт, с каких это пор ты стал жалеть преступников?

– Мне не хочется проливать больше крови, чем нужно, – признался я. – Наш поход на Жоффруа принес нам графство и ничего больше. Эта ситуация с человекоподобными големами перевернула все наши планы. Я даже не знаю, имеет ли смысл готовиться к нападению на соседей. Изначально нам нужна была большая армия для атаки деймолитов. А теперь получается, что мы увязнем в скрытных сражениях с их шпионами.

– Титул графа придал больший вес нашему влиянию, – Никер провел рукой по шершавым каменным перилам балкона. – А титул герцога принесет еще больше пользы. Даже в войне со шпионами к графу прислушаются охотнее, чем к барону, а к герцогу охотнее, чем к графу.

В это мгновение арбалетный болт примчался откуда-то снизу, пролетел в сантиметре от моего лица, врезался в стену и упал на деревянный пол.

– Черт! – воскликнул я, и мы с Никером быстро отступили в комнату.

Поднялась тревога и забегала охрана ратуши, состоящая как из моих людей, так и из городских стражников.

– Интересно, кто на этот раз хочет меня убить, – произнес я, надевая доспех.

– Сейчас поймаем и спросим, – серьезно ответил Никер.

Я возглавил поисковый отряд, но дело с поимкой не заладилось. Внизу под балконом было слишком много темных мест, откуда мог прилететь болт. Злоумышленник скрылся, и даже опрос местных жителей ни к чему не привел. Мы оцепили кварталы вокруг ратуши, проверили городские ворота и убедились, что они с вечера не открывались, а затем мои солдаты принялись методично прочесывать территорию.

Я никак не мог оставить это покушение безнаказанным. Иначе что это был бы за пример для других? Этак каждый может решить, что он имеет право напасть на целого графа, и такой поступок сойдет с рук. Даже в мою бытность простым бароном все покушавшиеся на меня несли наказание.

Никер тоже недоумевал, кто посмел напасть на графа. Все явные уголовники находились в наших руках, а кроме них у кого бы хватило духа совершить покушение, да и зачем это делать? Никер даже предположил на следующее утро, что, может, агенты деймолитов пронюхали о том, что мы раскрыли их тайну, и собрались меня прикончить.

– Сомневаюсь, что это агенты деймолитов, – ответил я, собираясь возглавить очередной рейд, чтобы прочесать наиболее криминальные районы Фоссано. – Они обычно ликвидируют всех причастных к тайнам, а не кого-то одного.

– Надо же с кого-то начинать, – философски пожал плечами Никер. – Почему бы не с тебя?

Рейд увенчался лишь относительным успехом. Мы захватили парочку пришлых головорезов, которые, впрочем, не имели никакого отношения к покушению на меня. Дело приобрело мистические очертания, будто невидимый убийца взялся ниоткуда и исчез в никуда. Но потом, совершенно неожиданно, нам открылась истина. Она оказалась более прозаической, чем предположения Никера о деймолитах, но довольно неприятной.

Уже вечером следующего дня, когда мы с офицерами вырабатывали очередной план по поимке неуловимого убийцы, а Эмилия, прибывшая ко мне в гости, этот план критиковала, к нам пришел некий Раксис, десятник городской стражи.

– Господин граф, несмотря на то что ваши люди и мы, городская стража, недолюбливаем друг друга, – Раксис выглядел, как пожилой грек, с большим крючковатым носом и черными подвижными глазами, – я считаю своим долгом сообщить, что догадываюсь, кто вчера покушался на вашу жизнь.

Я показал десятнику на место за длинным столом, а потом произнес:

– Мне ничего не известно о «нелюбви» между моими людьми и городской стражей. И гарнизоны замков, и моя личная гвардия, и городская стража работают на одного человека. Этот человек – я. Мы все делаем одно общее дело. Так кто же преступник, по-вашему?

Раксис наклонил голову, показывая, что принял к сведению мою небольшую лекцию, и ответил:

– Господин граф, один из моих подчиненных Олаф несколько раз выражал неудовольствие теперешними порядками. Оба его брата арестованы дней пять назад. Они содержали притон, где перепродавалось краденое, а иногда даже занимались явным разбоем. Олаф слышал, что их собираются повесить.

– Может, и собираются, – подтвердил я. – Это уж как суд решит. Так что там с этим Олафом? Я не караю за неудовольствие, если оно не высказывается слишком уж громогласно.

– Олаф вчера находился в патруле, господин граф. Вместе со мной и еще двумя стражниками он обходил улицы вокруг ратуши. Мы видели вас с господином Никером, вы стояли на балконе и что-то обсуждали. Олаф сказал, что ему нужно отойти по нужде. Он куда-то ушел, и вскоре поднялась тревога. Все бегали, кричали, что вас кто-то хотел убить. Я сначала не подумал на Олафа, но он сегодня весь день вел себя странно, нервничал слишком…

– Он вчера в патруле был вооружен арбалетом? – перебил десятника Рупрехт.

– Да, господин сотник.

Я с досадой отодвинул от себя листы бумаги и чернильницу.

– Просто здорово! Вчера меня пыталась убить моя же городская стража!

– Что вы, господин граф! – отчаянно замахал руками Раксис. – Не стража, а Олаф! Один Олаф!

– Это потому, что в страже служит кто угодно, – включился в разговор Никер. – У него оба брата – воры, а он в страже.

– Так если всех с братьями-ворами прогонять, то никого не останется, – мудро заметил Рупрехт. – У нас тут все братья и кумовья. Вы, господин Никер, думаете, что в нашей свежеотобранной гвардии все в порядке? Там у половины родственники среди арестованных. Ко мне каждый день ходят с просьбами заступиться.

Я подумал, что невольно Рупрехт выдвинул важный аргумент в пользу того, что массовых казней лучше избежать. Как ко мне будут относиться мои же люди, если я казню их родных?

– Где сейчас Олаф? – спросил я.

– В этом здании, в карауле, – ответил Раксис с виноватым видом.

– Рупрехт, допросите Олафа, – сказал я. – Да сделайте это так, чтобы узнать правду. Мне не нужны самооговоры. Мне нужен настоящий убийца.

Сотник сразу поднялся и вышел из комнаты. Я поговорил с Раксисом и расспросил о настроениях среди городской стражи. Оказывается, народ в целом принимал меня положительно. Многие надеялись, что их финансовое положение улучшится, бедность отступит. На людей особое впечатление произвело то, что я забрал голодающих сирот у жрецов и организовал что-то вроде юнкерской школы для мальчиков. А девочек Эмилия перевезла в замок Таглиата.

Еще Раксис сказал мне, что люди взволнованы вестями о надвигающейся с юга Италии эпидемии какого-то мора. Впрочем, и тут раздавались голоса, уверяющие, что граф защитит от этой напасти.

Рупрехт вернулся вскоре и доложил, что Олаф во всем признался, даже не особенно запирался. Стражник думал, что убийство графа способно остановить казнь его братьев.

В моей голове мелькнула забавная мысль, что мы раскрыли это преступление, сидя в кабинете, в лучших детективных традициях. В тот же день я и Рупрехт отобрали из всех наших арестантов десяток самых отпетых разбойников и убийц, а остальных поручили городскому суду под председательством бывшего бургомистра Эжена.

Я старался выполнять все данные обещания и потому сделал Эжена дворянином. Для этого пришлось прибегнуть к ухищрениям, я же все-таки граф, а не король. Я выделил небольшое поместье рядом с Фоссано, назвал это поместье манором и взял Эжена в вассалы. Прямой вассал графа, обладающий манором, автоматически считается дворянином.

Все последние дни я ждал вестей от преподобного Аскольда и наконец дождался возвращения гонца. Аскольд писал в ответном письме, что встревожен моими туманными намеками насчет появления опасных «големов нового типа», и звал меня в гости. Наш план по противодействию шпионам деймолитов перешел в активную фазу.