Глава 18
…Лейтенант Кланке, устало облокотившись на изъеденные ржавчиной перила моста, тоскливым взглядом смотрел прямо перед собой. Он заступил в караул всего час назад, но офицеру казалось, будто прошли целые сутки. Возможно, тому виной был туман, по внутренним ощущениям Кланке поглощавший пространство и время.
«Быстрей бы уже наступило утро, может, появится солнце и разгонит пелену! — подумал он, длинно сплевывая вниз. — Хотя в этой непредсказуемой стране и погода соответствующая, ничего нельзя предугадать заранее. Утром ясно, а с обеда ливни на три дня да тучи комаров, так и норовящих высосать из тебя всю кровь. А какая жуть творится зимой! Снега по пояс, ни проехать, ни пройти. Мороз пробирает до самых костей, ледяной ветер обжигает лицо. Одно слово — ужас! И что я тут забыл?!»
Досадливо передернув плечами, лейтенант отлепился от ограждения, вышел на середину моста и покрутил головой в поисках часовых, чьи посты находились неподалеку. Но, несмотря на яркий электрический свет мощных прожекторов, никого разглядеть не смог.
— В такой завесе я скоро не увижу собственных сапог, — проворчал Кланке и полез в карман за сигаретой, прекрасно зная, что курить на посту даже ему, начальнику караульной смены, строжайше запрещено.
Неожиданно с западной оконечности моста послышался звук шагов, по мере приближения становившийся все отчетливее.
«Вот же не спится кретинам, покурить спокойно не дадут, лунатики ущербные! — выругался про себя Кланке, раздраженно запихнув сигарету обратно в пачку и на всякий случай расстегнув кобуру. — Кто может шляться в такой час? Рановато вроде…»
Закончить мысль он не успел, потому что из начинающей слегка розоветь дымки «выплыл», по-другому и не скажешь, тот, кого лейтенант меньше всего хотел сейчас увидеть, — майор Ридмерц собственной персоной!
— Принесло тебя на мою голову, — прошептал Кланке, вытягиваясь в струну.
— Вольно, лейтенант, — судя по голосу, Ридмерц был явно не в духе, однако прочесть что-либо на его лице не представлялось возможным. — Доложите обстановку!
— Все тихо, господин майор, ничего подозрительного!
— Когда вы обходили посты?
— Пятнадцать минут назад! Там мышь не проскочит!
— Хорошо, после моего ухода проверьте часовых еще раз, — задумчиво протянул Ридмерц, размышляя, видимо, совсем о другом. — И будьте настороже, иначе можете повторить судьбу обер-лейтенанта Прольтера и его отряда! Понятно?
— Так точно, господин майор! — глядя на искривленную переносицу командира батальона, четко ответил Кланке.
Ридмерц молча постоял еще с минуту, потом развернулся и направился восвояси.
«Зачем он приходил? — лейтенант стряхнул с кителя несуществующую пылинку и запоздало оправил мундир. — Наверное, переживает за Прольтера и других погибших минувшим днем. Вот и не находит себе места. Хотя на майора это совсем не похоже!..»
Кланке был прав, но только в одном — Ридмерц действительно переживал, и очень сильно. Но не за обер-лейтенанта Прольтера, мирно упокоившегося в одинокой могиле на речном берегу, и не за полсотни человек, навсегда оставшихся лежать в котловине высохшего озера! Покойники его абсолютно не интересовали! Командир разведывательного батальона волновался исключительно за самого себя, имея на то чрезвычайно веские причины.
Суть заключалась в том, что в отправленном вечером в штаб дивизии донесении Ридмерц лишь вскользь упомянул о потерях среди личного состава вверенного ему подразделения.
Основной же упор был сделан на якобы уничтоженных отрядом Прольтера восьми советских танках и четырех бронемашинах! Таким образом, в глазах вышестоящего руководства Ридмерц представал не преступником или как минимум бездарным командиром и глупцом, отправившим на смерть кучу народа, а вполне грамотным военачальником, хотя и не героем.
Но существовал человек, который мог опровергнуть ложные сведения, переданные майором начальству. Это был унтер-офицер Артур Нотбек, как известно, единственный уцелевший в недавнем страшном бою. Именно данный факт и тревожил Ридмерца, не давая ему заснуть!..
* * *
…Ласковый плеск воды, чуть заметно раскачивавшей в своих нежных объятиях дремлющие возле причальной стенки суда, приятно успокаивал и расслаблял. Ничто не нарушало безмятежную умиротворенность шедшей на убыль августовской ночи: спали птицы, не лаяли бродячие собаки, молчали неистовствовавшие прошедшим днем кузнечики. Даже полевые сверчки, эти менестрели темноты, уже окончили свои вокальные упражнения, затаившись в ожидании приближающегося рассвета. И вооруженные люди в количестве шестнадцати человек, собравшиеся плотным кружком на тесной палубе одного из речных катеров, тихой беседой совершенно не мешали окружающей их гармонии.
В этой группе сразу бросался в глаза мужчина средних лет крепкого телосложения с коротко стриженными седыми волосами, выделявшийся из общей массы тем, что именно он в основном и говорил, сопровождая негромко произнесенные слова весьма красноречивыми и понятными для других жестами. Остальные, как правило, лишь односложно ему отвечали или согласно кивали головой. Разговор велся исключительно на русском языке, хотя больше половины из присутствующих были облачены в форму военнослужащих вермахта! Кстати, сам «оратор», явно возглавлявший небольшой отряд, носил на плечах очень скромные погоны обычного немецкого солдата. Что, впрочем, его нисколько не смущало, ведь в Красной Армии он имел звание майора, командовал батальоном, а попутно еще и являлся обладателем достаточно распространенной в Советском Союзе фамилии. Как нетрудно догадаться, этим человеком был Артем Тимофеевич Кочергин, проводивший инструктаж своих подчиненных в преддверии самой опасной части задуманной им операции.
— Итак, повторю вкратце еще раз алгоритм наших действий, — Кочергин надел на голову пилотку, которую до сих пор зачем-то держал в руках. — Когда мы подойдем к мосту, Каминский рулем будет удерживать катер возле одной из его промежуточных опор, пока группа не покинет судно, перебравшись с борта на спускающуюся от верхнего ограждения к воде металлическую лестницу. Первыми идут лейтенант Буренков и переодетые фашистами ребята, за ними танкисты, потом все остальные. Ваша задача: без выстрелов захватить середину и восточный участок моста. Мы с Петром в это время пристанем к берегу и выйдем на мост с запада. По сведениям Гилькевича, там стоят всего двое или трое часовых, так что сложностей, я думаю, не возникнет. Вам, парни, будут противостоять около десяти человек караульных плюс офицер и экипажи танков, поэтому действуйте быстро и решительно, но без лишней суеты. Помните, что на нашей стороне туман!..
— Разрешите, товарищ майор! — весьма бесцеремонно перебил командира Буренков.
— Говори! — повернулся к лейтенанту Артем.
— Меня очень беспокоит, что у нас нет конкретной информации по количеству часовых. Как бы не попасть впросак. Гилькевич-то осуществлял наблюдение днем, а к ночи фашисты наверняка усилили охрану!
— Возможно, но совсем не обязательно! — Кочергин внимательно посмотрел Сергею в глаза и неожиданно жестко спросил: — А даже если и так, то разве это что-то меняет, товарищ лейтенант?
— Конечно, — не обращая внимания на металлические нотки, отчетливо прозвучавшие в голосе командира, хитро прищурился Буренков. — Вы с Петькой на том берегу только вдвоем будете, товарищ майор. Надо бы еще ребят с собой прихватить, вдруг не справитесь!
— Тьфу ты! — с облегчением воскликнул Кочергин, показывая лейтенанту увесистый кулак. — Я уж грешным делом подумал, что ты робеешь, Сережа!
— Никогда! — дурашливо наклонил голову Буренков. — Не дождетесь!
— Фуражку не потеряй, герр офицер! — усмехнулся Артем, намекая на гитлеровскую форму со знаками различия лейтенанта-артиллериста, в которую был одет Сергей, и добавил, обращаясь к улыбающимся бойцам: — У кого-нибудь еще будут замечания, предложения?
Все отрицательно покачали головами, лишь неугомонный Буренков, как старательный школьник на уроке у любимого учителя, приоткрыв от усердия рот, вытянул руку вверх.
— Что еще у тебя, заноза? — Кочергин кинул взгляд на часы. — Говори быстро, через три минуты отходим! И давай, без шуточек своих привычных!
— Я и не собирался хохмить, — ответил Сергей, принимая озабоченный вид. — Тут другое, товарищ майор. Видимость почти нулевая. Как бы нам по ошибке не перестрелять друг друга на мосту. Нужен условный сигнал или пароль!
— А про это я и забыл, каюсь, виноват! — Артем хлопнул себя ладонью по лбу. — Какие будут мысли, ребята?
— Нарукавные повязки отпадают, — произнес Семенюкин, шмыгнув носом, — и кричать, словно птица, не каждый умеет. А слова запомнить нетрудно!
— Согласен, — поддержал товарища Бодарев. — Пароль — «Калуга», отзыв — «Череповец»! По-моему, неплохо!
— Хорошо, принято! — утвердительно кивнул Кочергин. — А теперь, хлопцы, все, кроме Каминского, по местам! «Немцы» в носовую часть, остальные укройтесь за ходовой рубкой и машинным отделением! Курить и громко разговаривать запрещено!
На палубе возникла небольшая толкотня, впрочем, быстро прекратившаяся. Когда все заняли свои места, Артем выбил пальцами дробь по поручню закрепленного болтами на задней стенке рубки трапа и взглянул на Петра:
— Что скажешь, морской волк? Обойдемся без дизелей?
— Думаю, да, — Каминский потер мочку уха, непроизвольно скривив рот. — Судно удачно расположено по отношению к береговой линии, поэтому, когда скинем чалки, я немножко поиграю рулем, и нашу ласточку понесет течением в сторону моста. Кстати, Артем Тимофеевич, на данном типе катеров устанавливается только один двигатель!
— Ладно, не придирайся к словам, шкипер! Лучше скажи, ты проверял рулевой привод, а то отчалим, и понесет нашу неуправляемую бригантину в какой-нибудь Индийский океан!
— Еще нет, но даже если порвутся или уже вышли из строя штуртросы, то я просто вставлю румпель и буду управлять катером вручную!
— Тогда последний вопрос: почему ты выбрал именно катер, а не теплоход, который, по словам Гилькевича, дымил прошедшим днем? Из-за габаритных размеров, наверное?
— Совершенно верно, Артем Тимофеевич! Управлять грузовой бандурой значительно сложнее, а с выключенной силовой установкой точно подойти к опоре моста, развернуться бортом перпендикулярно к течению реки и стоять так некоторое время, чтобы ребята перебрались на лестницу, да еще не бросая якоря, практически невозможно. Якорь же использовать по-любому нельзя, фашисты тотчас услышат грохот цепи! Для примера, у нашего катера длина девятнадцать метров с копейками, и то будет сложно удерживать его на месте, а в теплоходе метров тридцать пять, не меньше! Как говорится, почувствуйте разницу!
— Жаль, что вечером ушел буксир, — почесав затылок, вздохнул Кочергин. — Он бы для наших целей подошел лучше всего! И по размерам, и по водоизмещению!
— Это точно, но придется использовать то, что имеем! — Каминский легонько постучал рукой по капу машинного отделения. — Жду ваших указаний, товарищ майор!
— Нет, ты же у нас капитан, вот всеми и руководи!
— И вами тоже?
— И мной! На судне должен быть только один начальник!
— А вы не обидитесь?
— С какой стати? — удивился Кочергин.
— Тогда отдать концы! — улыбнулся Каминский и добавил извиняющимся голосом: — Товарищ майор, скажите, пожалуйста, кому-нибудь из ребят, чтобы выполнили данную процедуру! А я за штурвал! Надо почувствовать, как слушается руль!
— Действуй, корсар! — усмехнулся Кочергин и пошел в сторону носового швартового кнехта. — Я сам все сделаю!
Завидев приближающегося командира, расположившиеся у лееров разведчики повернулись к нему, видимо, ожидая распоряжений.
— Отдыхайте пока, — Артем наклонился и принялся отвязывать толстый канат, ощущая на себе недоуменные взгляды бойцов.
Выполнив работу, он бросил свободный конец на причал, выпрямился и неожиданно почувствовал страшную давящую боль в голове, казалось, разрывающую на части его мозг. На доли секунды Кочергин потерял ориентацию в пространстве, а затем спазм прошел, причем так же стремительно, как и возник. В голове у майора словно образовалась большая зияющая пустота, а ноги стали тяжелыми. Испытывая смутное волнение и резко нахлынувшее осознание некой незавершенности, он столбом застыл на палубе, отстраненно наблюдая за катером, который, повинуясь течению, начал плавно разворачиваться против часовой стрелки. К счастью, в таком оцепенении Кочергин находился совсем короткое время.
«Я что-то забыл сделать!» — с тревогой понял Артем, постепенно приходя в себя и стараясь собрать все мысли воедино.
Он поднял глаза и, несмотря на туман, разглядел в ходовой рубке энергично размахивающего руками Каминского, который жестами показывал майору куда-то в сторону кормы.
«Твою мать, конечно, ведь надо скинуть второй швартов! — промелькнуло у Артема в мозгу. — А у меня ноги не идут!»
Майор облокотился на ограждение, поправил автомат и жестом подозвал к себе Бодарева.
— Алик, — обратился он к бойцу, — пулей беги на корму, там от кнехта отвяжи канат и выброси его на причал!
— Есть! — красноармеец опрометью бросился выполнять приказание.
— Проклятая контузия, — проворчал Кочергин, медленно направляясь следом за ним. — Не отпускает, зараза! И как же некстати!
Подойдя к двери рубки, он оперся на нее плечом и простоял в таком положении с минуту, пока не вернулся Бодарев, появившийся, будто привидение, из окутывавшей судно пелены.
— Все сделал, товарищ майор! — доложил Алик и посмотрел на свои ладони. — Веревка была замотана странным узлом, я раньше такого не встречал! Пришлось слегка попотеть!
— Это флот, парень, хоть и речной! — усмехнувшись, назидательно произнес Артем. — Здесь все надежно и основательно!
Кивнув бойцу, он открыл металлическую дверь, вошел в рубку и сообщил Каминскому:
— Мы отшвартовались, месье капитан!
— Я чувствую, — прошептал тот, плавно, словно баюкая грудного ребенка, вращая штурвал. — Выхожу на фарватер!
Лицо Петра было напряжено, взгляд сосредоточен. По гладко выбритой левой щеке пробежала капелька пота, оставляя за собой тоненький влажный след.
«Не буду его отвлекать! — решил Артем, присаживаясь на краешек рундука. — Лучше прикину, сколько по времени идти с выключенным дизелем от причала до моста при замеренной мной скорости течения один метр в секунду!»
Массируя пальцами лоб, Кочергин углубился в нехитрые расчеты и вскоре пришел к выводу, что путь займет менее получаса.
— Ух, — протяжный вздох, который испустил Каминский, заставил Артема поднять глаза, — кажется, вырвались на оперативный простор, товарищ майор!
— Хорошо, молодец! — вставая с рундука, похвалил разведчика Кочергин и посмотрел на стрелки своего наручного хронометра. — Три пятьдесят семь, пока из графика не выбиваемся!
— К восходу солнца будем возле моста! — убежденно произнес Каминский. — Здесь пятьдесят минут ходу!
— Откуда такая уверенность?
— Я, когда на причал вышел, сразу палочку в воду бросил и время засек, за сколько она один метр проплывет. Получилось за две секунды. Отсюда, соответственно, высчитал скорость течения реки. Потом общее расстояние от причала до моста, то есть приблизительно полторы тысячи метров, поделил на эту скорость и все!
— А как же ты на воде определил, что это именно метр, а, не скажем, два?
— У меня отменный глазомер, товарищ майор, и шестое чувство! Я не ошибаюсь!
— Хвастун, — улыбнулся Кочергин, — Серега номер два!
— Звали, Артем Тимофеевич? — в незаметно приоткрывшуюся дверь резко втиснулась голова лейтенанта Буренкова.
— Фу ты, напугал, едрена корень! — вздрогнул от неожиданности Кочергин. — Упоминал, и то вскользь, а ты, будто колдун, уже здесь!
— Могу и уйти, — Сергей сделал вид, что обиделся.
— Да нет уж, заходи, раз пришел! И объясни мне, старому маразматику, почему я кидал в реку незажженную спичку и насчитал одну скорость течения, а твой друг Петька совсем другую?
— Потому, что вы ошиблись, товарищ майор, — безапелляционно заявил Сергей, переступая через комингс.
— А он, значит, нет? — сбитый с толку подобной аргументацией, удивился Кочергин.
— Петр всегда прав, когда дело касается математических расчетов! Это многократно доказано на практике и сомнению не подлежит!
— Два сапога пара! И оба сели мне на шею! — беззлобно проворчал Артем. — Скоро небось и Бодарева научите пререкаться с командиром!
— Мы не пререкаемся, товарищ майор, — улыбнулся Петр, корректируя штурвалом курс, — а только ведем дискуссию! Так сказать, в поисках истины!
— А Бодарева мы учим только хорошему! — перемигнувшись с Каминским, подхватил Сергей. — И делаем особый упор на почтительном отношении к нашему уважаемому и любимому командиру, то есть к вам!
— Подхалим калужский, — рассмеялся Кочергин и потрепал лейтенанта за плечо, — врешь и не краснеешь! И язык у тебя без костей!
— Таким уж уродился, — с напускным смирением произнес Буренков, — меняться поздновато!
— Ладно, орлы, пойду к ребятам, свежим воздухом подышу! А вы вдвоем позубоскальте, душу отведите! Только смотрите, чтобы катер к берегу не снесло! — Артем вышел из рубки и направился в сторону кормы.
— Не беспокойтесь, товарищ майор, я контролирую ситуацию, — произнес Каминский, но растворившийся в тумане Кочергин расслышать его слов уже не мог…
* * *
…В этот весьма поздний или, скорее, очень ранний час бодрствовали не только диверсанты майора Кочергина, ожидающие от них сигнала полковник Думинин с подчиненными, а также часовые лейтенанта Кланке и страдающий бессонницей майор Ридмерц. Нервно расхаживавший по дощатому полу в одной из добротных крестьянских изб командир танковой дивизии вермахта генерал-майор Дильсман тоже не спал.
Причиной тому было донесение, полученное накануне вечером от вышеупомянутого майора Ридмерца. В своем докладе командир разведывательного батальона красочно и развернуто живописал потери русских, понесенные ими в бою с отрядом обер-лейтенанта Прольтера, не сообщив при этом самого главного, — конкретных сведений о составе и численности наступающих советских частей. И Дильсман, пребывая в неведении, ломал себе голову, не зная, что следует в данной ситуации предпринять.
«Если в стычке участвовало малочисленное вражеское подразделение, — размышлял он, — то, получив по зубам, дальше они не пойдут, а будут ждать подхода основных сил. Тогда становится понятным, почему русские не стали с ходу атаковать мост и, соответственно, время у нас еще есть. Но если разведчики Прольтера столкнулись с танковым полком или бригадой противника, то нападение может быть совершено в любой момент! В таком случае, нужно срочно отправлять подкрепление в район моста. А это значит: или задействовать резерв, или перебрасывать моторизованные части с северного участка. Сложная дилемма, но я бы не терял времени, а так и поступил. Однако в штабе корпуса об этом слышать не хотят и требуют четких разведданных. Вообще, на мой взгляд, самым правильным решением было бы просто взорвать проклятый мост под носом у русских, избавившись от геморроя. Но у штабных голов свое мнение. Им, видишь ли, нужно сохранить переправу в целости во что бы то ни стало. Наверное, задумали провести контрудар на данном направлении, тогда, конечно, все логично. Вот только мне от этого не легче! Что же делать?»
Генерал-майор подошел к столу, на котором была расстелена карта, и, кусая губы, невидящим взглядом уставился в нее, будто пытаясь в скоплении нанесенных на бумаге обозначений, символов и значков найти ответ на мучивший его вопрос! За этим занятием и обнаружил Дильсмана начальник разведывательного отдела танковой дивизии оберст-лейтенант фон Ройгс, заглянувший в просторную комнату после короткого стука в дверь.
— Разрешите войти, господин генерал-майор? — несмотря на «неурочное» время, голос фон Ройгса звучал бодро, впрочем, как и всегда.
— Это вы, Отто? — услышав знакомый тембр, не оборачиваясь, доброжелательно спросил Дильсман, прекрасно зная, каким будет ответ.
— Так точно! — фон Ройгс, справедливо посчитав, что разрешение получено, уверенно перешагнул через порог и замер возле двери. — Адъютант мне сказал, что вы еще не ложились, и я позволил себе зайти!
— И правильно сделали, — произнес Дильсман, жестом подзывая оберст-лейтенанта к себе.
Когда фон Ройгс подошел к столу, командир дивизии протянул ему небольшую по размерам бумажку, исписанную размашистым почерком.
— Отто, это рапорт майора Ридмерца! Ознакомьтесь с ним, я хочу услышать ваше мнение!
Оберст-лейтенант взял листок и быстро пробежал по нему глазами.
— Сведения, переданные командиром разведывательного батальона, весьма расплывчатые, господин генерал-майор! — сказал он, пожимая плечами, что обозначало у фон Ройгса сильную степень задумчивости. — В тексте сплошь и рядом расписаны победные реляции, которые у меня вызывают большие сомнения, а про русских четких данных нет! Где они, сколько у них танков, людей, неясно!
— Об этом я догадался и сам! — слегка раздраженно произнес Дильсман, забирая бумагу. — Какие у вас мысли по поводу данной, будем называть вещи своими именами, белиберды?
— Нужна основательная проверка, господин генерал-майор! — Фон Ройгс подобрался и замер в строевой стойке. — С вашего разрешения я лично отправлюсь в расположение разведывательного батальона и разберусь в возникшей ситуации!
— Хорошо, Отто, займитесь этим вопросом! Когда думаете ехать?
— Через тридцать минут, не позже, — взглянув на часы, ответил фон Ройгс.
— Прекрасно! Кого возьмете с собой?
— Лейтенанта Шригерта и пятнадцать человек вместе с ним на двух бронетранспортерах «Ганомаг»! Одна из машин оборудована дополнительной радиостанцией, и я сразу же свяжусь с вами, как только получу необходимую информацию!
— Действуйте, Отто, желаю удачи!
Сообразив, что разговор окончен, фон Ройгс отдал честь и, развернувшись через левое плечо, направился к выходу. Когда дверь за оберст-лейтенантом закрылась, Дильсман бросил на стол докладную Ридмерца, которую все еще держал в руке, затем пересек комнату и с глубоким вздохом опустился на стоявшую возле стены кровать, жалобно скрипнувшую под тяжестью его грузного тела.
— Пожалуй, все-таки надо часок вздремнуть, — прошептал генерал-майор, расстегивая мундир. — Скоро рассвет, а там уже не поспишь!
Командир дивизии скинул сапоги и блаженно вытянулся на узкой койке, застеленной грубым солдатским одеялом. Убеленная сединами крупная голова Дильсмана едва коснулась подушки, как он тотчас же провалился в сон, настолько крепкий, что даже прогрохотавшие через двадцать минут практически под окнами избы бронетранспортеры не смогли его разбудить…