Шайю мучил голод. Золотой город был безжалостен по отношению к тем, кто ничего не мог ему предложить. А она вернулась из вечных льдов без средств к существованию. Она оставила там все: свои травы, свои надежды, своих подруг.

Некоторые выжившие были перед ней в долгу. Она могла бы стребовать его, но опасалась, что тогда ее заметят. Женщина боялась, что Аарон может догадаться, что она была не просто лицом, мелькавшим над ним в лихорадочном бреду. Нужно уходить из Золотого города и ни в коем случае не привлекать к себе внимания. История о целительнице во льдах и так уже распространилась слишком широко.

Начал моросить дождик. Прижавшись к стене дома, Шайя надвинула капюшон чуть ниже на лицо. Просторный плащ скрывал фигуру. Она обменяла его на хорошую шубу, оставшуюся от Нинве. Конечно, такую сделку не назовешь удачной, но в Золотом городе, где было слишком жарко, в мехах никто не нуждался. Дырявый плащ, пара штанов, сандалии и горстка медяков — вот и все, что удалось выручить за нее три недели тому назад. Одежда скрывала фигуру, в движениях и походке напрочь отсутствовал даже намек на женственность, поскольку она слишком долгое время была воином. Женщина не привлекала к себе внимания, будучи одной из тысяч безликих фигур в этом растущем жадном городе, которому было тесно в своих границах.

Шайя прижала кулак к животу, стараясь подавить судорогу. Она не ела уже три дня. Если продержаться еще немного, худшее будет позади. Нет, это глупая мысль! Рано или поздно она свалится от слабости, а если люди обнаружат, кто она… По отношению к женщинам Золотой город был особенно жесток! Почти все здешние мужчины были безумны. В этот мир приходило слишком мало женщин. Одна на сотню, так говорили. Ни в коем случае нельзя становиться слабой и беззащитной! Ей нужны деньги, еда и место, где можно спать, не опасаясь, что ее ограбят.

Она вспомнила о Нинве, Кире и всех остальных обозных шлюхах, которые надеялись на то, что сумеют разбогатеть в славном походе на север. Если она станет продавать себя, то быстро найдет себе место. И здесь не обязательно ложиться в постель с мужчиной. Некоторые приходили просто ради того, чтобы поговорить или поесть вместе с женщиной. Она слышала немало удивительных историй от шлюх, которым она помогала своими знаниями от всевозможных напастей, ставших результатом их общения с мужчинами. Можно подрядиться целительницей в городские бордели.

«Плохая идея», — отругала она себя. Это тоже привлечет к ней внимание. Нужно уходить из Золотого города, причем как можно дальше от него, где Аарон совершенно точно больше никогда не услышит о ней. И ее брат Субаи.

Он был единственным человеком, что-то выгадавшим от похода на Север. После героической гибели отца он стал бессмертным, правителем ишкуцайя и народов Шелковой реки. Но он никогда не должен узнать о том, что она еще жива, что ее не сожгли на костре и ее пеплом не засеяли поля Лувии. Субаи выдаст ее без малейших колебаний, дабы богиня была ему обязана.

Улица, по которой шла Шайя, заканчивалась у площади Тысячи языков. По периметру площади стояли четыре длинных колонных зала, разделенных на множество каморок, выходивших на площадь. Там сидели переводчики из всех стран Дайи. Поговаривали, что нет такого языка, на котором здесь не говорили бы. В этих каморках не имелось передних стен, и Шайя хорошо видела, что почти все они заняты, хотя клиентов было немного. В некоторых торговались купцы, пользуясь услугами переводчика, в других царапали письма на мягкой глине, чтобы затем отнести их в печь для обжига на южной стороне площади.

Принцесса знала четыре языка. Она наверняка сумеет прокормиться, но, как и во всем Нангоге, здесь всем заправляли мужчины.

Женщина, говорящая на языке широких степей, владеющая различными диалектами Шелковой реки и к тому же неплохо знающая языки Арама и Лувии, — нет, это тоже не годится.

Она шла по обрамленной обелисками аллее, которая вела на северо-восток Золотого города. Тут над разбитыми на террасы горными склонами возвышалось несколько якорных башен. Слизь, стекавшая с щупалец собирателей облаков, длинными, потемневшими от пыли полосами висела на стенах домов, а комки ее, которые лизали тощие псы, валялись на выложенной большими каменными валунами улице. Из руин манили к себе небольшие забегаловки под яркими парусиновыми тентами, с которых сейчас стекали тонкие струйки дождевой воды. В нос Шайе ударил запах только что поджаренного мяса ящериц, который нельзя было спутать ни с чем. Во рту собралась слюна. Нужно поесть!

Она поспешно зашагала по аллее, протиснулась сквозь колонну носильщиков, несших на плечах вязанки ароматных дров лакме, из которого можно было сварить вязкий и вкусный черный сироп.

«Только не думай о еде», — приказала она себе, но во рту снова стала собираться слюна. Женщина остановилась у Змеиного колодца, неподалеку от базара, где продавали свои изделия золотых дел мастера, и напилась воды, пытаясь заглушить голод. Дождь пошел сильнее, охлаждая все вокруг. На мостовой пáрили валявшиеся повсюду конские яблоки. На краю города расположились несколько караван-сараев, и здешние дороги были покрыты толстым слоем испражнений этих животных. От квартала дубильщиков, находившегося у реки, ветер принес отвратительный запах. Здесь можно было дешево снять квартиру, но это тоже не вариант, если у тебя нет ни единого медяка. Тем не менее Шайя надеялась, что сумеет применить здесь свои познания. Она выбрала караван-сарай, на высоких стенах которого были нарисованы две стоявшие на задних ногах лошади. Сюда приходили торговцы скотом из Степи ножевой травы. В каменных стенах имелись широкие загоны, куда поселяли целые стада, прежде чем отправить их на живодерни, что в миле к югу по течению реки.

Стражи у ворот не было. Шайя вошла во двор и принялась искать те немногие конюшни, где стояли лошади, которых хозяева ценили настолько, что им тоже доставалась крыша над головой. Вот здесь стража была.

Шайя отбросила капюшон, чтобы в сумеречном свете уходящего дня стража могла разглядеть ее лицо, длинные волосы и то, что оставили от ее женственности ужасы льдов. По форме бород и брошам с орлами, скреплявшим их плащи, молодая женщина решила, что перед ней лувийцы.

— Я целительница, которая должна присматривать за лошадьми. Вы пропустите меня или мне придется сначала поднимать ваших хозяев, чтобы можно было сделать свою работу?

Мужчины озадаченно переглянулись, а затем пропустили ее.

Шайя любила запах конюшен, звук топочущих копыт, большие черные глаза, внимательно глядевшие на нее. Она почти всю свою жизнь провела с лошадьми. Научилась ездить верхом лишь немногим позже, чем стала ходить. Любила лошадей всем сердцем. Животные чувствовали это и отвечали ей взаимностью.

Она входила в отдельные загородки и осматривала лошадей, насколько это было возможно в свете уходящего дня. У пятой она нашла то, что искала, опустилась на колени и принялась осторожно ощупывать левую заднюю ногу. Она была опухшей у самого копыта. В ответ на легкое нажатие кобыла фыркнула. Кончики пальцев Шайи почувствовали тепло. Еще один признак воспаления.

— Ты кто такая? — раздался у нее за спиной низкий раздраженный голос. Оба стражника оказались не наивными дурачками. Они сообщили своему хозяину о том, что пришла целительница, за которой он не посылал.

Принцесса поднялась и поглядела в темно-карие глаза высокому мужчине, стоявшему прямо перед ней.

— Думаю, эта каурая кобылка вам очень дорога, господин. Вы даете ей овес, она стоит в хорошей конюшне. Полагаю, вы отдали за ее седло и сбрую больше, чем может заработать за год семья из десяти крестьян. Вы заметили, что она охромела? Или не замечали до последнего?

— О чем ты говоришь, женщина?

— О воспалении сгибательного сухожилия у вашей кобылы. Подойдите и посмотрите сами. Вы долго ехали по низменностям? Под дождем по пастбищам, взрыхленным копытами целых стад?

Купец подошел к кобыле. Нежно погладил ее ноздри, что-то шепнул на ухо. Он любил свою лошадь, как и предполагала Шайя.

Не обращая внимания на грязь, запачкавшую его дорогой вышитый плащ, он присел и осмотрел опухоль.

— Ты права, женщина. Ее нужно перевязать…

— Нет, при всем уважении к вам, этого будет недостаточно. Вы загоните ее до предела, если будете просто перевязывать ее и заставлять двигаться слишком быстро.

Раздраженный словами незнакомки, он угрюмо посмотрел на нее. У него были сросшиеся на переносице брови и поистине мрачный взгляд. На узком лице выделялся длинный, слегка загнутый книзу нос, а коротко постриженная борода придавала ему сходство с хищной птицей. Было очевидно, что он не привык, чтобы женщины возражали ему.

— А ты что предлагаешь, источник мудрости?

— Пиявок. И месяц очень спокойного движения, хоть это, возможно, и перечеркнет ваши планы.

— Пиявок? — Он нахмурился.

— Вы удивлены? Если позволите использовать их, воспаление спадет значительно быстрее.

Он задумчиво провел рукой по бороде.

— Я слыхал о таком. Ишкуцайя используют пиявок… Ты из степей?

Шайя прекрасно осознавала дурную славу, которой пользовался ее народ. Особенно не любили мятежный степной народ торговцы.

— Я что, похожа на них? — самоуверенно поинтересовалась она.

Демон, спасший ее из укрытого в горах монастыря, действовал очень тщательно, когда подошел к вопросу изменения ее лица.

Тот покачал головой:

— Вообще-то нет. Но почему я должен доверять тебе здоровье своей лошади, которая стоит в два раза больше той суммы, что я выручил бы за тебя, если бы продал на невольничьем рынке?

Шайя невольно улыбнулась, вспомнив о том, как бессмертный Муватта когда-то заплатил за нее баснословный выкуп: тысячу лошадей из королевских конюшен. А теперь ее оценивают всего лишь в половину лошадки.

— Что тебя развеселило?

— То, что вы лучше разбираетесь в лошадях, чем в женщинах, господин. Вы можете принять мою помощь или довериться целителю, который будет делать все так, как вы скажете. Тугая повязка поможет, но ненадолго. И если после этого ваша кобыла будет испорчена, вы вряд ли вернетесь сюда ради того, чтобы привлечь шарлатана к ответу, ибо окажетесь слишком далеко от Золотого города.

Мужчина негромко рассмеялся, и вокруг его глаз образовались морщинки.

— А это вполне вероятно. Ты какая-то необычная, женщина. Говоришь откровеннее, чем большинство знакомых мне мужчин.

— Значит, вас окружают не те люди, господин.

Улыбка застыла на его губах.

— Что ж, у тебя есть возможность доказать, что ты целительница, а не болтушка. Я даю тебе три дня на то, чтобы излечить мою кобылу. Если сумеешь, получишь три серебряные монеты, но если…

— Если вы ждете чуда, молитесь Иште, повелитель. В моих силах сделать так, чтобы опухоль, образовавшаяся из-за скопившихся в той области дурных соков, значительно спáла. Но это еще не значит, что лошадь будет исцелена окончательно. Кроме того, мне потребуется один серебряный сразу, чтобы купить настоящих пиявок.

В зарослях его бровей над переносицей образовались еще две морщины.

— Ты легкомысленно используешь имя богини, женщина.

— Ишта любит, когда говорят правду. Так чего мне опасаться?

— Кажется, ты за словом в карман не лезешь.

Он поднялся, провел рукой по гриве кобылы.

— Ты получишь три дня на то, чтобы извлечь дурные соки из ноги кобылы. Если сумеешь, получишь три серебряных, за вычетом того, который собираешься потратить на бесстыдно дорогих пиявок. Если не будет серьезного улучшения, я буду считать тебя обманщицей и велю привязать нагой к колоннам на рынке, чтобы самолично отвесить тридцать ударов палками.

Суровая складка, обозначившаяся вокруг губ купца, заставляла предположить, что ему будет приятно унизить ее публично. Этому человеку нравится, чтобы женщины вели себя униженно, но Шайя не умела притворяться настолько сильно. Она прекрасно осознавала, что лучшего предложения у нее не будет, и протянула руку:

— Договорились, господин… Как зовут вас?

— Питана, вот мое имя. Если ты знаешь лошадей так хорошо, как утверждаешь, то наверняка слышала обо мне. Я поставляю лошадей на конные заводы бессмертного Лабарны. — Купец не ударил по руке. Вместо этого он вложил одному из стражников в руку серебряную монету и сказал: — Натан, ты пойдешь с ней. Заплатишь за нее и ни на миг не спустишь с нее глаз. Она напоминает мне воровку, на казни которой я присутствовал прошлым летом. Если она попытается бежать с деньгами, то поступишь с ней так, как поступили с той воровкой.