— Она — воровка!

Ильмари столкнул умершего в бассейн с илом и, подняв голову, посмотрел на широкую винтовую лестницу, ведущую наверх.

— Приведите Хранителя света! Он знает, что делать.

Носильщик легко взлетел по лестнице. В просторном холле на полу лежала обмывальщица трупов. С разбитой губы капала кровь, левая щека покраснела и стала опухать. Это был один из немногих дней, когда в Дом мертвых пришли гости, чтобы попрощаться с умершим. И сейчас они стояли вокруг красивого резного стола, на котором лежало тело старухи. Умершую уже завернули в саван, и видно было только ее лицо.

— Она обокрала мою мать!

Перед Ильмари встал высокий массивный мужчина с плоским лицом, на котором выделялся широкий искривленный нос, по всей вероятности, неоднократно сломанный. По рукам его тянулись светлые шрамы. Судя по обожженной солнцем коже, он был корабельщиком и служил на поднебесных судах. Наверное, был одним из избранников Таркона.

— Там, откуда я родом, женщин не бьют, — спокойно произнес Ильмари. — Попрошу вас смирить свой гнев. Мы стоим рядом с умершей. — И он обвел взглядом остальных гостей: двух пышнотелых женщин и молодого человека, такого же загорелого, как и говоривший. Только у него не было таких мускулов, как у бойца.

— Там, откуда родом я, с воровками поступают похуже, чем просто бьют по щекам. А теперь пропусти меня, носильщик. Я выбью из этой малышки, куда она подевала цепочку моей матери.

Ильмари преградил ему путь:

— Не думаю, что она будет говорить с тобой.

— Не зли меня, носильщик. Я с тобой не ссорился.

— У нее нет языка.

— У нее есть ноги, этого довольно! Она покажет мне, где прячет краденое!

— Руфий, прошу тебя… — взмолилась старшая из женщин. — Может быть, цепочка просто потерялась.

Мужчина обернулся, и по тому, как вздрогнула женщина, Ильмари понял, что она тоже уже знакома с кулаками этого безумного куска мяса.

— Потерялась? Такие цепочки не теряются. Их крадут. Я до сих пор не понимаю, почему вы не сняли ее с матери. Что у вас в мозгах, тупые курицы? Эта цепочка стоит целое состояние! Ее нельзя было просто так отдавать!

— Унести с собой цепочку в последний путь — таково ее последнее желание, — негромко ответила женщина и съежилась, словно была готова в любой момент принять удар.

Ильмари помнил ту цепочку. Она была сделана из тяжелых золотых полос, лежавших на груди умершей подобно вееру. Половина полосок была украшена темно-синей эмалью. Драчун был прав. Это украшение стоило целое состояние.

— Последнее желание, не смешите меня. Чушь собачья.

— Но ты согласился с ней, — напомнила ему та, что помладше.

— Конечно, кто ж спорит с умирающими. Но, ради всего святого, нельзя же воплощать в жизнь ту чушь, которую человек мелет на смертном одре. — Он снова обернулся к Ильмари: — Я уехал из дому всего на пару дней. Возникли неотложные дела… А когда вернулся, услышал, что моя мать мертва. И ты уже был в доме, носильщик. Остальное ты знаешь. Я послал своего сына, который у нас выносливый бегун, чтобы он помешал нашей матери пройти последний отрезок пути. Я сам пошел за ним вместе с этими никчемными бабами, так быстро, как только мог.

Темноволосого мальчика, который, совершенно запыхавшись, прибежал в Дом мертвых сегодня утром, сейчас с ними не было. Ильмари догадывался, куда он подевался. Мальчик просил его пока не отдавать бабушку Белой пасти, однако сказал, что придет сын умершей, чтобы попрощаться. О цепочке и слова не было сказано.

— Я могу разрезать саван, — предложил Ильмари. — Возможно, цепочка расстегнулась и…

— Ничего ты не найдешь, — перебил его корабельщик. — Я уже ощупал ее полностью. Кроме моей матери в этом саване ничего нет. — И он погрозил кулаком в сторону обмывальщицы. — Я совершенно уверен, что эта дрянь знает, куда делось украшение. И, если она не скажет мне этого, я зашью в саван матери ее! Пусть отправляется вместе с ней в путешествие к Белой пасти.

Ильмари перевел взгляд на маленькую, хрупкую обмывальщицу, которая все еще сидела на полу, прикрываясь руками, чтобы защититься от побоев. Ее темные волосы растрепались. Ложка с длинным черенком, которой она обычно подбирала волосы в пучок, свесилась набок. Она казалась такой хрупкой и беззащитной. Нет, она ничего не могла украсть!

— Твоя мать много часов лежала здесь на носилках. Любой человек из деревни мог подойти и снять с нее цепочку. Я поручусь за обмывальщицу. Здесь, в Доме мертвых, воров нет!

— Слова ничего не стоят, носильщик! — Корабельщик бросил на него презрительный взгляд. — Цепочка найдется. Мне все равно, что вы сделаете. И найдется виновный, который будет наказан у меня на глазах.

— А мне не все равно, каким образом вершат суд в моем городе! — раздался звучный голос.

Все обернулись и посмотрели на высокую арку ворот Дома мертвых, через которые вошел Соломон, Хранитель света, вместе со своей свитой.

Вообще-то Ильмари не любил самонадеянного жреца, но сегодня был рад видеть его. Рядом с Соломоном стоял темноволосый мальчик, передавший ему сегодня утром желание Руфия еще раз увидеть свою мать.

— Ильмари? — произнес лысый священнослужитель, чьи слащавые манеры вызывали у носильщика неприятие.

— Да, господин, — несколько раздраженно отозвался он.

Соломон бросил на него строгий взгляд:

— Ты можешь поклясться мне, что не прикасался к цепочке умершей?

— Нет! — решительно отозвался Ильмари. Он знал, что это глупо, но не мог иначе. Он не собирался подчиняться этому напыщенному болтуну.

— Ты… — кровь прилила к лицу Руфия.

— Я нес твою мать. Поэтому, конечно, я прикасался к цепочке. Но я ничего не крал. Для меня слова имеют значение, Руфий. Я говорю правду. Всегда.

Соломон сжал губы, пытаясь скрыть раздражение.

— Мои люди обыщут Дом мертвых. Если цепочка здесь, они найдут ее. А до тех пор попрошу всех выйти.

Вскоре Ильмари сидел на одном из больших валунов на берегу Чернопоясной и смотрел на лениво бегущие темные воды. Обмывальщица держалась неподалеку, а Хранитель света негромко переговаривался с Руфием.

Прошло довольно много времени, прежде чем лысые жрецы вышли из ворот Дома мертвых. Они ничего не нашли.

— И что теперь? — в ярости воскликнул Руфий. — Вам жаль? Я пойду к Таркону и скажу ему, что в Глубоководье завелась банда вороватых сорок.

Соломон долго смотрел на него.

— Что ж, если люди не в силах распознать правду, боги могут подать нам знак. Предлагаю суд богов. Ты говоришь, что обмывальщица — воровка, и требуешь ее наказания. Пусть сразятся двое бойцов. Ты будешь сражаться за свою мать? Выступишь своей собственной жизнью за то, что твои обвинения справедливы, Руфий?

— С удовольствием. — Корабельщик ударил кулаком по ладони левой руки. — Требую драку на кулаках. Драку, какая бывает на аренах Лувии и Арама.

Нельзя было сказать, что Соломон обрадовался. Подобные бои, как правило, оканчивались тем, что кто-то погибал.

— А кто вступится за обмывальщицу? — Он обвел взглядом своих священнослужителей, но все старательно смотрели в пол.

— Что ж, — с улыбкой произнес Соломон. — Если нет никого, кто будет сражаться за обмывальщицу, то боги не покровительствуют ей. Значит, ее вина доказана. Она твоя, Руфий. Можешь…

— Я буду сражаться за нее! — твердым голосом произнес Ильмари, поднимаясь с камня.

Он был убежден, что Руфий и Соломон сговорились относительно такой возможности решить спор, когда беседовали наедине. Подобная подлость была вполне в духе Хранителя света.

Руфий сердито покачал головой:

— Только не ты, носильщик. Я с тобой не ссорился.

— Я не думаю, что подвергаюсь опасности, корабельщик. Я убежден в невиновности обмывальщицы. Так что пусть боги защитят нас.

Увидев страх в глазах немой женщины, он был тронут. Возможно, впервые в жизни кто-то вступился за нее. Он знал, что вообще-то должен был предоставить ее собственной судьбе. Сам он пришел сюда по поручению бессмертного Аарона, ради разведки в потайных городах. Но, глядя на эту хрупкую и беззащитную женщину, он просто не мог иначе. Слишком часто в своей жизни он сражался из ложных побуждений. Настало время хоть раз выступить за справедливость.

Подобный поворот событий обрадовал Соломона.

— Что ж, значит, пусть боги решают, когда будет бой. Как только рыночная площадь города в следующий раз будет залита ярким светом, настанет час для вашего поединка.