Глава 25
Возвращение в пустоту

Темнота. Тихая музыка заполняет пространство, обволакивает меня, качает, убаюкивает, согревает. Наполняет силой, подталкивает к свету, дрожащему где-то далеко впереди. Я должна идти туда. Там мой дом.

Окно светится уютным желтым светом. Прижимаю ладонь к стеклу. Мурашки пробегают по пальцам, вспыхивая крошечными искорками. Музыка доносится из комнаты. В гостиной маленькая девочка с волосами цвета воронова крыла улыбается, наблюдая за родителями, которые танцуют, закрыв глаза и нежно прижавшись друг к другу. Позади горит камин. В ветвях пышной ели мерцает разноцветными лампочками гирлянда.

Рождество. Я всегда любила Рождество. Я узнаю маму и папу, узнаю Лору.

Сердце вздрагивает, на глаза наворачиваются слезы. Мне остается лишь дотянуться до ручки, открыть дверь, и я вновь буду с ними.

Я сделаю это, и пустота останется позади. Тьма растворится, я больше не буду бояться и испытывать боль. Я навсегда останусь с мамой, папой и сестрой. Чего еще желать? Я зажмуриваюсь, смахиваю слезы, прислушиваюсь к музыке.

Сейчас я открою дверь, и все закончится. Да. Все закончится. Мои пальцы уже почти дотронулись до дверной ручки. Уже почти!

Сильнейший порыв ветра бьет меня в грудь и отбрасывает назад. Что это? Что происходит? Я рвусь к двери, но снова натыкаюсь на упругую невидимую преграду. Ветер подхватывает меня и уносит все дальше и дальше от дома. Я кричу, тяну руки. Нет, нет! Мама, Лора! Я вижу их отдаляющиеся лица, музыка становится все тише и тише.

Я с криком подаюсь вперед, распахиваю глаза и… вижу лицо Норин.

Она сидит рядом и поглаживает мои волосы.

– Ты вернулась. Я вернула тебя.

Дышать трудно. Я зажмуриваюсь и думаю: «Да, я вернулась». Однако в моей голове до сих пор играет мягкая мелодия, завлекающая обратно.

В пустоту.

Меня ставят на ноги. Мэри-Линетт поглаживает мои плечи, бормоча что-то себе под нос, но слов я разобрать не могу. Джейсон поддерживает ужасно измотанную Норин. Вид у нее ужасный. Губы потрескались, а руки разодраны в кровь. Пошатнувшись, она тянется ко мне. До сих пор не могу понять, что происходит.

– Как ты? – спрашивает тетя. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Ты едва не умерла.

– Я умерла. Но ты меня вернула.

Оказывается, я стою в подвале. По полу размазана кровь вперемежку с какой-то грязью. Представляю, как Мэри ворвалась к сестре, как держала меня за руку, пока я умирала.

И тут я начинаю вспоминать. Страх парализует меня. Дом трясется, по стенам расползается паутина трещин, пол дрожит.

– Где он? Где Мэтт?

Пальцы вспыхивают красными искрами. Порыв ветра едва не выбивает стекла.

– Ари, ты разрушишь дом. Пожалуйста, успокойся.

– Отвечайте!

– Для начала все же успокойся, прошу тебя, – слабо кивает Норин. – Он…

– Что? – горло перехватывает жаркий спазм. Ладони уже сверкают языками пламени.

– …в больнице.

– В больнице, – эхом повторяю я и ветер постепенно стихает, а стены перестают потрескивать. – И как он?

– Не знаю, – тетя Мэри смахивает со лба испарину. – Когда я нашла тебя, его увозили на «скорой». Состояние было крайне тяжелым. Вы оба потеряли много крови. Очень много.

– Хорошо. – Коротко киваю я и оглядываюсь. Мэтта увезли на «скорой». Это значит, что он был жив. Что он еще жив. Протираю вспотевшее лицо и выпрямляюсь, стараясь не обращать внимания на плавающие перед глазами черные точки. – Идемте.

Мэри-Линетт останавливает меня. Какого черта она делает и что творит?

Я безумно устала злиться, устала объяснять свои поступки, устала понимать людей, читать их мысли, зачастую сумбурные и эгоистичные. Я устала морально, я хочу закрыть глаза и отдохнуть от вечного страха, который прибывает в груди ежеминутно, от погони и обмана. Я устала, а она крепко держит мою руку и не чувствует этого, не осознает, насколько сильно я истощена.

– Что ты делаешь? – шепчу я. – Отпусти.

– День еще не закончился, Ари, – взволнованно отвечает тетушка. – На улице может быть опасно.

Я медлю с ответом, потому что действительно не знаю, как выразить свои чувства.

По моему телу катятся кровавые полосы, в волосах и под ногтями, даже во рту грязь, платье разодрано. Но это неважно, потому что разодраны локти, ноги, лицо, живот. Я вся, словно старая тряпичная кукла, у которой отваливаются конечности. Висят на нитках. Меня хотели убить. Я видела, как горит школа, как кричат люди, видела Хэйдана с пробитой головой. Видела, как в нескольких метрах от меня умирает Мэтт. Эти картинки вертятся у меня перед глазами, будто в дьявольском калейдоскопе.

– Мне все равно. – Я смотрю тетушке прямо в глаза.

– Послушай, будет лучше, если ты останешься дома, а мы съездим в больницу.

– Я поеду.

– Ари, – Норин подходит ко мне, поджав тонкие губы, – пожалуйста, ты не должна выходить, пока не закончился праздник. Более того, вдруг этот мальчик…

– Нет. Не смейте говорить об этом. Или вы поедете со мной, или я поеду одна.

Поднимаюсь по лестнице и ничего не чувствую. Ничего. На ходу вытираю с лица кровь, обрываю болтающийся край платья. Что происходит? Мэтт в больнице? Мы с ним едва не умерли? Он остался в школе, я помогла Хэрри. А потом я вернулась к нему.

Возможно, мы никогда не станем теми, о ком рассказывают красивые истории. Мне это и не нужно. Мне не нужны объятия и признания. Мне не нужны ссоры и примирения.

Я просто хочу, чтобы, когда я окажусь в больнице, Мэтт дышал. Это единственное, что сейчас имеет значение.

Мэри садится за руль, я на пассажирское переднее сиденье. Норин решает ехать с Джейсоном. Может, им нужно побыть наедине, обсудить то, что случилось. И мне нужно понять, каким образом она спасла мне жизнь, если была во власти Дьявола. Выглядит она изнуренной. Но об этом потом.

Парковка перед больницей забита до отказа. Между машин снуют люди. Раненые, перебинтованные, плачущие, растерянные…

Я не сомневалась, что пострадают люди. И Меган фон Страттен не сомневалась.

– Я припаркуюсь через улицу, – говорит Мэри, а я киваю и распахиваю дверь. – Ари, пожалуйста, будь осторожна. Я скоро вернусь, хорошо?

Я не могу заставить себя вымолвить хоть слово. Я смотрю на девушек в закопченных платьях, на обожженных парней, слышу вой сирен и чувствую тяжелый запах гари.

Что я натворила?

Меня провожают ненавидящими взглядами. Они видят чудовище, навлекшее беды на Астерию.

Я иду, опустив голову, чтобы не смотреть на них. Но я не могу заставить себя не чувствовать то, что чувствуют они. В груди беснуется неистовое пламя, которое сжигает последние силы. Но я все иду и иду. Я должна идти.

Доктора в перепачканных халатах носятся по ярко освещенным коридорам, меня то и дело толкают, но я упорно пробираюсь к регистрационному столу. В холле стоит такой гул, что голова раскалывается на части. Хотя, возможно, дело тут в многочисленных ранах, которые появляются на моем теле, едва рядом оказываются пострадавшие.

Остается надеяться, что я выдержу все это. Я знаю, зачем пришла.

Уже собираюсь обратиться к девушке-регистратору, но тут замечаю Джил. Она стоит у стены, сгорбленная как вопросительный знак; спутанные волосы, которые казались мне такими прекрасными, в беспорядке торчат в стороны. Оказывается, нас всех уродует бессилие, страх и невероятная усталость. На теле Джиллианны не видно ран или ожогов, и до меня почти сразу доходит, что здесь она не за медицинской помощью.

– Джил! – окликаю я девушку. Я впервые рада ее видеть.

– Ари? – Она отлипает от стены и глядит на меня отсутствующим взглядом.

– Да, Джил, ты здесь!

– Я здесь.

– Где Мэтт? – я невольно хватаю ее за руки, надеясь на поддержку, но Джил тут же отстраняется.

– Тебе мало? – едва слышно рычит она. В ее глазах проносится нечто такое, что заставляет меня похолодеть, а Джил все наступает. – Как ты смела прийти сюда? Что ты вообще здесь делаешь?

– Я должна увидеть Мэтта.

– Ты его не увидишь.

– Что с ним? Он в порядке?

– Он в операционной.

– В операционной, – эхом повторяю я, – он жив.

– Жив, – кивает Джил, но затем ее лицо багровеет, наливаясь яростью, – он жив, пока тебя нет рядом. Как и все, кто находится в этой больнице, в этом городе.

– Мне плевать, я пришла ради Мэтта.

– С чего ты вообще решила, что ты ему нужна?

– Может, и не нужна.

– Вот именно. Ты думаешь, я не знаю о том, что произошло там, в зале? – Джил скрипит зубами и вновь рвется ко мне. – Признаться, как только я тебя увидела, сразу поняла, что проблем не избежать. Вся твоя семейка – свалка убогих нечестивцев. Твои тети, твоя мама и все твои родственники – средоточие гнусностей.

– Осторожнее, Джил…

– Люди не идиоты! Водить всех за нос не получится.

– Тогда всем будет очень плохо.

– Уверена, от вас стоит ждать еще много бед, еще многие пострадают. – Джил с вызовом задирает подбородок, – но Мэтта я не оставлю. Ты уйдешь прямо сейчас, – грохочет она, – и больше не придешь в больницу.

Принуждение!

Чувствую, как ноги сами пятятся назад.

– Ты не можешь, – сопротивляюсь я, – мне надо увидеть его, Джил.

– Мэтт справится и без тебя.

– Я лишь хочу убедиться, что он в порядке.

– Он будет в порядке, если ты исчезнешь из его жизни, – Джил поворачивается ко мне спиной.

– Черт возьми, остановись! – злюсь я, тщетно борясь с принуждением. Голова горит, а виски пронизывает боль. – Я только…

– Уходи, Ари. Тебе здесь нечего делать.

Девушка уходит.

Цепляюсь за стену, приказываю себе идти вперед, но так и не могу справиться с принуждением. Вскоре сил сопротивляться совсем не остается, и тело выносит меня на улицу.

Останавливаюсь возле ограды, закрываю ладонями лицо и глубоко вдыхаю и выдыхаю несколько раз. На улице холодно. Дрожу, но, как мне кажется, не от ледяного ветра, а от бессилия. Надо успокоиться. Но успокоиться не получается.

Я проиграла. Я дышу, я не умерла, но я проиграла.

На парковке замечаю знакомый старый пикап. Возле машины стоит, уткнув взгляд в землю, Хэрри с перебинтованной головой. Я ощущаю ненависть, но не ко мне.

В его ореховых глазах плещется обида. Я наблюдаю за парнем какое-то время, пытаясь понять, что заставляет его так люто ненавидеть самого себя.

– Хэйдан? – окликаю я друга. Чем ближе я подхожу, тем глубже проникаю в удивительно похожие ощущения, которые испытываю почти каждый день. Словно я должна была справиться, но провалилась. Словно от меня зависело так много, но я оплошала.

Парень наконец замечает меня, отлипает от машины, засунув руки в карманы брюк.

– Ты как? Все в порядке?

– Да, цел и невредим, – он растягивает губы в улыбке, а в его груди бешено колотится сердце, – я счастливчик.

– Ты уверен, что все хорошо?

– А почему все должно быть плохо? Потому что Мэтт в операционной? Потому что на тебе нет живого места? Или, может, потому, что я в очередной раз пропустил все самое интересное, пока был в отключке? – Хэрри запрокидывает голову и морщится от боли. – Черт возьми, голова раскалывается.

– Знаю, – горько усмехаюсь я и встречаюсь с Хэйданом взглядом.

За стеклянной оправой очков на меня смотрят огромные растерянные глаза, налитые глухим непониманием и разочарованием; он моргает, моргает еще раз и еще и покачивает головой, стараясь выкинуть из мыслей то, что гложет, но не преуспевает в этом. Его руки уже в следующую секунду зажимают виски, стискивают их изо всех сил, и мне становится страшно, что Хэрри сделает себе больно.

– Ты чего? – спрашиваю я, подавшись вперед. – Эй, хватит.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Я – пустышка, – вдруг шепчет Хэйдан и замирает с отсутствующим взглядом. А я чувствую, как на меня наваливается тяжесть.

– Прекрати говорить так, прошу тебя, это ведь бред.

– Это правда.

– Нет.

– Да, Ари, – парень улыбается широко и неестественно, пытаясь сделать вид, что у него все отлично. Но я-то вижу, что он буквально разваливается на части.

– Прекрати, – шепчу я, сжав от бессилия зубы. – То, что ты стоишь здесь, а не лежишь на больничной койке, делает тебя пустышкой? Даже думать об этом не смей.

– Я ничего не сделал, как всегда. Я хотел, но не смог.

– Ты и не должен был ничего делать.

– Почему? Потому что я слабый? Потому что у меня не хватит сил?

– Потому что ты не должен рисковать ради меня жизнью.

– Черт возьми, Ари, дело не в тебе, – восклицает Хэрри. – Это всегда было чем-то бо́льшим, чем спасением твоей жизни. Ты никогда не думала о том, что я и свою жизнь спасаю? Что это позволило бы и мне ощутить себя кем-то?

– Ощутить себя кем, Хэрри? Ты не понимаешь, что говоришь.

– Тебе легко…

– Легко?

– Люди всегда так делают, всегда. У них есть нечто важное, нечто такое, за что стоит держаться, и они возмущаются, мол, это сложно и невыносимо. А как жить тем, у кого нет предназначения? Как жить слабакам, которые валятся в обморок каждый раз, едва угроза нависает над головами их близких?

– Ты сделал гораздо больше, чем тебе кажется.

– Не надо успокаивать меня, Ари. Я не ребенок.

– Ты всегда был рядом, когда мне было плохо. Вот что важно!

– Важнее спасти жизнь брату, – отрезает Хэрри, – важнее остановить тебя, когда ты бежишь спасать его.

– Ты поддерживал меня! Руки опускались, а ты… ты всегда был рядом.

– Я не хочу быть просто веселым мальчиком, который только и делает, что отпускает шуточки. Я хочу помочь тебе или Мэтту, кому угодно, когда потребуется.

– И что ты под этим подразумеваешь?

– Умение защитить вас, но я, – Хэйдан взмахивает руками, – я и себя-то защитить не могу. Так что, – он пинает какой-то камень, – ладно, неважно…

Парень отворачивается к пикапу, а я не знаю, что ему сказать. Может, и не нужно ничего говорить? Неожиданно я понимаю, что нас с Хэрри свел вовсе не случай. Мы стали друзьями не потому, что оказались в нужное время в нужном месте. Просто Хэйдан понимает меня. Понимает, что я чувствую. А я понимаю его, пусть и пытаюсь изо всех сил уберечь от опасности. Мы слишком похожи, пусть и очень разные. Поэтому он мой друг, поэтому он рядом. Ведь мы оба боремся не только с миром, но и с собой.

Я беру его за руку, разворачиваю и обнимаю. Остатки сил разом покидают меня. На ногах я стою только благодаря крепким объятиям друга.

– Ты – исключение, Хэрри, – шепчу я, перебирая его волосы, – ты борешься с тем, что гораздо сильнее тебя, и не сдаешься. Я не встречала таких людей. У тебя есть дар и есть проклятье. Как и у меня, Хэрри. Это доброта, которой могут воспользоваться, которую часто недооценивают. Поверь мне, быть героем – это не значит спасать всех. Невозможно спасти всех. Но ты всегда спасаешь меня, ты можешь не знать об этом, но это так. И Мэтт согласился бы со мной.

– Впервые, – едва слышно усмехается Хэйдан, и я киваю.

– Да. Впервые.

Хэрри вновь прижимает меня к себе, и я зажмуриваюсь.

– Ты не должен быть таким, как я или Мэтт, или кто-то другой. Ты должен быть собой.

– Я не хочу быть собой.

– Ты должен им быть, – настаиваю я, тяжело вздыхая, – если бы все люди были такими, как ты, за такой мир стоило бы бороться, Хэйдан. Слышишь?

Он нервно кивает, а я еще сильнее прижимаю его к себе.

Лишь сейчас, когда руки Хэрри обнимают меня, когда глаза его зажмурены, а плечи дрожат, я понимаю, что друзья нуждаются во мне не меньше, чем я в них. Не думала, что кто-то хочет быть со мной рядом, что я могу поддержать и придать сил.

Я не зря очнулась, теперь я в этом уверена: мне есть к кому возвращаться, есть люди, которые действительно меня ждут. Значит, и смысл в жизни тоже есть.

Я с нетерпением дожидаюсь полуночи.

Едва секундная стрелка пересекает отметку, чужие ощущения испаряются, освобождая голову, позволяя собственным чувствам наполнить мое тело.

Я сижу в кресле, завернувшись в одеяло. Я смыла с себя кровь, расчесала волосы. Мне уже не так плохо, да и Норин обработала раны. Я в порядке. Все хорошо.

В полном спокойствии поднимаюсь и надеваю ветровку, собираю в хвост волосы. Выхожу из комнаты. На этот раз мне удается идти бесшумно, и я покидаю дом никем не замеченной. Я уже почти преодолела тропинку, наслаждаясь тишиной, по которой так сильно соскучилась, как вдруг улавливаю рядом с собой движение. К огромной досаде, замечаю Джейсона и картинно закатываю глаза.

– И когда я прокололась?

– Когда закрывала дверь.

Задумчиво покачиваю головой и киваю:

– Буду знать.

Собираюсь продолжить путь, но он кладет руку на мое плечо.

– И ты правда считаешь, что поступаешь разумно? – спрашивает Джейсон, вытаскивая из кармана пальто пачку сигарет.

– Да.

– Неправильный ответ.

– Я должна идти.

– Ты должна остановиться. – Мужчина затягивается. – И ты сама это понимаешь.

– Я хочу найти их, – спокойно объясняю я.

– А потом?

– Убью их.

– Так прямо возьмешь и убьешь. – Джейсон выдыхает дым и кивает. – Отличный план. А вдруг убьют тебя?

– Организуешь похороны, – невесело шучу я.

– Ты совершаешь огромную ошибку.

– Черт возьми, Джейсон, ведь я могу просто приказать. И ты уйдешь. Давай не будем устраивать сцен. Я все равно пойду к ведьмам, я должна отомстить за то, что они сделали с Мэттом, с Хэрри, со школой. Люди достали: смотрят на меня так, будто я Дьявол, а не тот зализанный блондин, что приходил ко мне в спальню. Считаешь, это правильно?

– Нет, – выдыхает мужчина, удивляя меня ответом.

– Нет? Тогда в чем моя огромная ошибка?

– В том, что ты идешь одна. А чему я тебя учил, девочка? – Джейсон выкидывает окурок. – Не борись в одиночку, здраво оценивай свои возможности.

Он кивает, чтобы я следовала за ним, и мы идем к черной машине, припаркованной в густой тени.

Что движет им? Что заставляет его помогать мне? Мы ведь едва знакомы. Мы не ровесники и совсем не похожи. Мы лишь связаны тайной, как и сотни невероятных существ, живущих на земле.

Уже в машине, когда Джейсон выжимает газ, я спрашиваю:

– Почему?

– Что?

– Ты помог мне в Дилосе, отвез домой, остался. Почему, Джейсон?

Мужчина потирает пальцами подбородок.

– Сестра, – Джейсон хмурит лоб, – у меня была сестра, и, клянусь, волосы у нее были такого же огненного цвета, как у тебя.

– Была?

Я изучаю осунувшееся лицо мужчины и неожиданно ощущаю холод, проскользнувший в его глазах.

– Она была оборотнем?

– Нет. Она была человеком.

– И что с ней случилось?

– Она заболела.

– Заболела? – Бессилие и равнодушие не дают мне удивиться, и я просто смотрю на Джейсона, считая полной бессмыслицей, что кто-то умирает от болезней. Я уже не верю в то, что в мире есть зло, помимо Люцифера.

– Да. Ей было тринадцать.

– Несчастливое число, – бросаю я, рисуя на запотевшем стекле узоры. Возможно, умереть от болезни легче, чем переживать то, что каждый день переживает сам Джейсон. Возможно, теперь его сестре хорошо. – Рак?

– Пневмония.

– А от нее умирают?

– Да. Случается.

Я смотрю на мужчину:

– Это неправильно, когда умирают дети.

– Умирать в принципе неправильно, Ари.

– А разве бывает иначе? – устало вздыхаю я и вновь отворачиваюсь. – Мы боремся за то, чтобы прожить чуть дольше. Но в итоге мы все равно умираем.

– Некоторые вещи не изменить. Ты ведь понимаешь, что тот парень оказался в больнице не по твоей вине, верно?

– Да. Слышала, ему стало хуже. Мне звонил Хэрри. – Сердце замирает, но потом снова начинает биться в прежнем ритме. А может, вовсе останавливается. Я уже не знаю, жива я или мне все это мерещится. Потому что так больно, как мне было пару часов назад, быть не может.

– Он храбрый малый, я слышал, как он…

– Не хочу говорить про это.

– Тебе необязательно быть такой, – вздыхает Джейсон.

– Какой?

– Не притворяйся, будто это не больно.

Это не больно, это невероятно жестоко и бесчеловечно. Адски невыносимо.

– Куда мы едем? Я хотела начать с Симплегад.

– Там давно никто не собирается.

– А раньше собирались?

– В прошлом месяце. – Джейсон внимательно смотрит на дорогу. – Я чувствую их запах.

– Весьма кстати, – едва слышно говорю я и решаю молчать до тех пор, пока машина не остановится. Я умею притворяться, я заставлю себя поверить, что умею, иначе свалюсь без сил и рассыплюсь на части.

Мы выезжаем за город и тормозим у двухэтажного серого мотеля с яркой неоновой вывеской. Я изучаю шаткие перила на втором этаже, потертые двери и хмыкаю:

– Здесь проводит время Меган фон Страттен?

– Здесь много ведьм, – кивает Джейсон, – я не знаю, кто именно.

– Ладно, – потираю ладонями лицо, – пойдем посмотрим.

Как только я вылезаю из машины и хлопаю дверцей, мои руки раскаляются, а пальцы начинают потрескивать, словно между ними пробегают разряды тока.

Ветер завывает, гоняя листья по асфальту. С крыши срывается стая небольших птиц. Я иду, глядя строго перед собой. Я помню, зачем пришла.

Ярость – опасное чувство. Ты не контролируешь себя, не понимаешь, что делаешь.

Но месть страшнее.

Я решила убить тех, кто едва не убил меня. И я не колеблюсь. Я знаю, насколько я жестока, и прекрасно осознаю последствия. Такая кровь с рук не смоется. Она впитается в кожу и навсегда останется на моей совести. Но мне плевать.

Зло может победить лишь большее зло. И потому я избавляюсь от жалости, обиды, страха, милосердия. Внутри я оставляю лишь лютый холод.

Силой мысли распахиваю дверь в один из номеров мотеля.

– Добрый вечер.

Комната тонет в тусклом свете. Ведьмы оборачиваются, выгибают спины. Я скольжу взглядом по их лицам в поисках тех самых, кого решила изуродовать мертвенной бледностью. На меня одновременно с рычанием кидаются несколько теней. Фурии скалятся, крылья вырываются из их тел, но я выгибаю руку и откидываю всех к стене, попутно разбив об их отвратительные головы деревянный стол.

– Сейчас вы все замрете.

Незнакомки послушно застывают, вытянув ко мне руки, выпустив когти, а я смотрю на них, на стаканы, наполненные темно-алой жидкостью, и с отвращением морщусь. Какие же все-таки ведьмы мерзкие твари.

Джейсон выводит из соседней комнаты еще двух женщин и кидает к моим ногам.

– Пытались сбежать, – оборотень хрустит шеей.

– Зря пытались.

Одна из незнакомок собирается взмахнуть рукой. Интересно было бы узнать, какой у нее дар. Но не сегодня. Реагирую молниеносно. В комнату врывается порыв ветра, который поднимает женщину над полом и с огромной силой швыряет о стену.

Перевожу взгляд на вторую беглянку.

– Так-так, – шепчу я, присаживаясь на корточки, чтобы лучше видеть ведьму, – кто же тут у нас? Хейзел, верно?

Блондинка, которая еще совсем недавно пыталась проткнуть меня ножом, глядит настороженно, а я почему-то криво улыбаюсь.

– Где фон Страттен?

– Ее здесь нет, – рычит ведьма.

– Где мне ее найти?

Хейзел подается вперед, прищурив голубые глаза. Она едва не касается губами моей щеки и хрипит:

– В аду.

Я и бровью не веду. Я знала, что она так ответит. Смотрю на ведьму, не осознавая до конца, что собираюсь сделать. Но я делаю. Хейзел тянется к ножу, а я вспоминаю, как этот самый нож едва не вонзился в мою шею. Картинка из прошлого только раззадоривает меня. – Перережь себе горло.

Ужас мелькает в голубых глазах. А я спокойно наблюдаю за тем, как Хейзел сопротивляется, но не может побороть принуждение.

Нож вонзается в ее горло. Женщина раскрывает рот в немом крике, и горячая кровь брызжет мне в лицо. Я прикрываю глаза, вдыхаю запах соли и меди, а затем медленно выпрямляюсь.

Хейзел убила себя. Я убила ее.

– Меган была права, – раздается скрипучий голос. Из тени выходит Доротея. Джейсон подается вперед, на что губы ведьмы растягиваются в сумасшедшей ухмылке: – Укусишь меня, песик?

Она скалится, щелкнув челюстями, а потом смотрит на меня, уверенно разминая плечи, будто готовится к драке.

– Как мне найти фон Страттен? Отвечай, – ледяным тоном приказываю я, чувствуя, как кровь предыдущей жертвы течет по моим щекам.

– Этого никто не знает, она появляется сама.

– Здесь ее нет?

– Она гораздо ближе, чем ты думаешь, – шипение Доротеи перерастает в жутковатый смех. – Вы безумно похожи. Ваши глаза… Пустые глаза. Она говорила, что ты – живучая тварь, но никто даже предположить не мог, что ты выживешь после пожара! Норин постаралась? Личный эскорт нашего папочки.

Доротея вновь смеется, а я, стиснув зубы, набрасываюсь на нее, со всей силы прижав к стене.

– Не смей говорить плохо о моей семье!

– О твоей семье? Святая Ариадна, – визжит женщина, запрокинув голову, – у тебя нет семьи, кроме той, что стоит за мною. – Она все скалится, а я чувствую, как мои пальцы начинают искриться. Женщина вопит от боли, а я понимаю, что оставляю на ее теле следы подобно тем, что оставляет раскаленное железо.

Что происходит? Я шагаю назад и гляжу на свои ладони.

– Такая же, – выплевывая дым, хохочет Доротея, – такая же темная.

Она продолжает улыбаться, а кожа на ее лице покрывается трещинами, будто Доротея горит изнутри. Опираюсь о кресло, и оно неожиданно испускает разряд тока, а затем вспыхивает, словно облитое бензином!

Что со мной происходит? Почему от пальцев отскакивают искры? Я должна это контролировать. Я могу это контролировать!

Пламя охватывает весь номер, поглощая фигуры ведьм, которым я запретила двигаться. Раздаются истошные крики. Нет. Это надо остановить. Надо что-то сделать.

– Ари! – Джейсон тянет меня к выходу. – Уходим.

– Не могу…

Я вновь встречаюсь взглядом с Доротеей. Серая, с обугленной кожей, она горбится, не убирая с лица ядовитую ухмылку. Она похожа на чудовище из ночных кошмаров.

– Темная, – шепчут ее губы, а затем фигура разом превращается в груду пепла.

Это отрезвляет меня. Словно дает пощечину. Я послушно срываюсь с места и несусь за Джейсоном к выходу, не обращая внимания на стоны ведьм, оставшихся заточенными в огненной клетке.

Оборачиваюсь только возле машины. Пламя рвется из окон второго этажа дешевого мотеля. Меня будто парализует от ужаса. Что я натворила. Что я сделала.

– Ари, – Джейсон кладет ладони мне на плечи, – нам нужно уезжать. Полиция едет, я слышу сирену.

Он говорит что-то, но я высвобождаюсь из его рук и отхожу назад, наверное, пытаясь убежать от самой себя. Грудь пылает от вины и боли. Я хотела отомстить, но это одно из тех мимолетных, опасных желаний, которые, сбываясь, рушат целые жизни. Я не должна была делать всего этого. Я совсем другая. Я не похожа на Меган.

– Нет, – шепчу я, опустив плечи. Мотаю головой, а легче не становится. Норин не избавляется от одержимости, мама не оживает, а Мэтт не выходит из больницы. Ничто не изменилось! Кроме меня.

Джейсон укутывает меня в свое пальто. Я так привыкла находиться под его защитой, что не сопротивляюсь.

– Все в порядке, девочка, – Джейсон поглаживает меня по спине, – все хорошо.

Но все плохо, и он прекрасно это понимает. Возможно, впервые я согласна поверить в ложь, потому что истина оказывается невероятно горькой на вкус.