Глава 12
Слово Люцифера
Перед глазами все плывет. В ушах стоит звон. Нет сил даже закрыть за собой дверь в комнату.
Заставлять людей делать то, что тебе нужно, – полезнейшая способность. Большинство может о ней только мечтать. Но мне она, к сожалению, сулит не только счастливое будущее.
Это не дар. Я бы назвала это семейным проклятием.
Присев на край кровати, трясу головой. Нужно сделать то, что сделали тетушки; то, что сделала моя мать. Но я не понимаю, как это работает. Позвать его? Выкрикнуть в окно его имя? Написать на запотевшем зеркале в ванной?
Измученно улыбаюсь и прикрываю ладонями лицо. Кожа ледяная. Я и не чувствовала, что так сильно замерзла. Окна открыты. Надо закрыть. Но у меня совсем нет сил.
– Нужно нарисовать перевернутый треугольник, – слышу я знакомый голос и цепенею.
Сердце вспыхивает подобно факелу. Внутри все переворачивается, и кажется, что каждое нервное окончание моего тела взвывает от напряжения.
– Не бойся. Страх отступает, когда ты смотришь ему в глаза.
Я опускаю руки, распахиваю глаза и неожиданно вижу человека, из-за которого моя жизнь больше не имеет смысла, ведь рядом его больше нет.
– Мам? – шепчу я. Слезы скатываются по щекам.
– Я здесь, милая.
Бросаюсь к маме, тяну к ней руки. И мама тянется ко мне. Прекрасная, живая Реджина Монфор делает широкий шаг ко мне навстречу, а затем наши пальцы сталкиваются и проходят друг через друга. Я ошеломленно застываю, услышав, как в груди разбивается на миллионы осколков сердце, а она глядит на меня широко распахнутыми карими глазами и кусает дрожащие губы.
– Прости, – шепчет она.
– Мам, мама, – я стараюсь даже не моргать, боясь, что видение исчезнет, – ты здесь, ты пришла ко мне!
– Я никуда не уходила, Ари.
Слезы скатываются по щекам, я их смахиваю порывисто и зло, потому что не хочу быть слабой. Но не выходит.
Мне так плохо. Так больно. Я вижу маму. Она здесь. Передо мной! Но я даже не могу к ней прикоснуться.
– Все в порядке, дорогая, – робко улыбаясь, говорит она.
– Нет.
– Ари, пожалуйста…
– Нет, мама. Все очень плохо.
– Не говори так.
– Но это правда. Тебя больше нет. И папы нет. И Лоры.
– Тише… – Мама подходит ко мне. У нее удивительно красивые руки. Пальцы тонкие и изящные, как у пианиста. Она делает движение, будто гладит меня по щеке. А я зажмуриваюсь и представляю, что она рядом, что она смогла ко мне прикоснуться. Тепло расплывается по коже, и наплевать, что мамы больше нет. Она не призрак! Нет. Она теплая и живая. И руки у нее мягкие, нежные. – Мы всегда были с тобой рядом. Даже тогда, когда ты нас не видела, Ари.
Я смотрю в родное лицо. Густые волосы, ровные брови, широкие скулы, родинка на щеке. Морщинки почти не видны, разве что складка у губ. Это потому, что она часто улыбалась.
Внешне мы совсем разные. Но я часто замечала, что повторяю ее жесты, говорю, как она. Раньше меня это раздражало. Раньше я ни черта не понимала. Теперь у меня вспыхивает что-то в груди, едва я кажусь себе на нее похожей, и я горжусь этим, мне хочется быть моей матерью, потому что она была удивительной и смелой женщиной.
– Почему ты мне не рассказала? – спрашиваю я едва слышно. – Почему скрывала, что…
– …я ведьма? – Мама взмахивает рукой, как часто делала, когда пыталась выиграть время, и вновь переводит на меня темный взгляд. – Я хотела защитить тебя. Тебя и Лору, я не хотела, чтобы вы знали об этом мире. Он опасен. И опаснее всего в нем не чудовища, а мы сами, Ари. Наши желания. Возможности.
– Ты боялась, что я перейду черту? Не смогу контролировать себя?
– Нет. О чем ты? Несмотря на то что ты эксцентрична и порой упряма, ты очень добрая девочка. Я ведь знаю тебя.
– Тогда почему… – меня пошатывает. Ноги делаются ватными. К горлу подступает тошнота, а по спине пробегает холод.
– У тебя совсем немного времени, – взволнованно говорит мама. – Пожалуйста, ты должна сделать то, что я скажу. Слышишь?
– Но ты ведь не хотела, чтобы я стала такой. Что изменилось?
– Все изменилось. Теперь ты можешь умереть.
– Я не хочу умирать, – словно оправдываюсь я. Мне кажется, мама должна это услышать, должна меня понять и не считать предателем.
– Не надо, Ари…
– Но я ведь предаю вас! Появился шанс вновь быть вместе, а я…
– Хватит нести чепуху, Ариадна Мари Блэк, – решительно обрывает меня мама. Вот это уже голос моей матери, той самой, что протягивала мне руку даже тогда, когда я не висела на краю обрыва. – У меня не было возможности сказать тебе, какая ты сильная. Теперь в этом нет смысла. Тебе предстоит через многое пройти, но ты справишься.
– И ты будешь рядом?
– Я всегда рядом, дорогая. Но еще с тобой Норин и Мэри. Твои друзья. Ты не одна. Да, я нужна тебе. Но только как воспоминание.
– Нет, – испуганно распахиваю глаза, – не говори так.
– Тому, что ты видишь мертвых… есть объяснение, – быстро шепчет мама и смотрит на меня взволнованно и пристально. – Тебе нужно найти…
– Кого?
– Ноа Морта, – едва слышно говорит мама.
– Кто это?
– Спроси у сестер. Они скажут. А сейчас внимательно меня слушай, – я стискиваю зубы, пытаясь унять звон в ушах, который мешает разбирать мамины слова. – Сделай надрез на ладони. Кровью надо нарисовать на полу перевернутый треугольник.
– Резать ладонь?
– Давай, Ари. Времени мало.
Киваю и медленно направляюсь к тумбочке. Перед глазами все плывет. В конце концов нахожу ножницы. Неужели я решусь на подобное?
Пальцы сжимают холодный металл, и я вдруг ощущаю неколебимую решимость. Обратного пути нет.
Опускаюсь на колени. Волосы палают с плеч. Дышать трудно. Из горла вырывается болезненный хрип. Что со мной? В груди все горит. Мне очень больно.
– Давай, – подгоняет мама. – Ты справишься. Мы все справились, Ари. Небольшой разрез. Это совсем не больно.
Может, это и не больно. Но очень страшно.
В широком лезвии отражаются испуганные глаза. Наверное, со стороны я выгляжу безумной.
Тяну ножницы в сторону. Кожа на ладони вспыхивает болью. Красная линия становится все шире. Кровь капает на деревянный пол.
– Рисуй, – командует мама. Я не вижу ее, но чувствую ее присутствие совсем рядом. – Мы все в разное время встретились с Хозяином, – глухо шепчет мама. – Я была первой и согласилась сразу. Не сопротивлялась, потому что жутко испугалась. Я не хотела умирать, и такой выход казался мне вполне разумным. Затем настал черед Норин, и нам с мамой пришлось рисовать треугольник ее пальцами, потому что она до последнего отказывалась принимать свою сущность.
Искоса гляжу на призрак матери. Она стоит у окна. У нее бледное лицо и синеватые губы. Почему я раньше не замечала, что у нее такие худые плечи?
– Она не хотела становиться… такой?
– Не хотела. Но мы ее заставили.
– Почему?
– Потому что не хотели потерять. – Мама виновато прикусывает губу. – Теперь ей сложнее всех.
Отворачиваюсь. Из меня словно высасывают остатки сил. Протираю вспотевший лоб, оставляя кровавые разводы.
– Ты должна произнести: vocavit vos, Lucifer, – вдруг шепчет мама мне в самое ухо. Меня передергивает от ее ледяного дыхания. По спине бегут мурашки. – Не бойся. Ничего не происходит просто так.
Поднимаю голову и понимаю, что рядом больше никого нет. Мама ушла. Ее нет. Боль вновь наполняет каждый уголок моего сердца. Не знаю, когда мне станет легче. А может, легче не должно быть? Может, легче только мертвым?
В тусклом свете плавают пылинки. Представляю себя одной из них. Сколько правильных поступков мы совершаем в жизни? А сколько неправильных? Что лучше – умереть человеком или превратиться в чудовище? Мы балансируем на краю пропасти, мы вынуждены ежедневно делать выбор, который всегда имеет свои последствия. И когда мы говорим, что выбора у нас нет, мы нагло обманываем и себя, и окружающих.
Сейчас я могу стереть корявый перевернутый треугольник, нарисованный окровавленными пальцами, лечь в постель и закрыть глаза. Я могу воссоединиться с родителями и сестрой, а не превращаться в существо, внушающее ужас всей Астерии. И я хочу этого. Да. Но не больше, чем остаться в живых.
Упираюсь ладонями в пол и шепчу:
– Vocavit vos, Lucifer.
Неприятный шум проносится по комнате. Дверь захлопывается, порыв ветра колышет занавески и обдает холодом мое мокрое лицо.
– Vocavit vos, Lucifer! – громче повторяю я, и через мгновение с грохотом захлопываются оконные рамы. Я чувствую безумный прилив энергии, меня корежит, спина выгибается, голова запрокидывается сама собой. Я не могу дышать! Мое тело больше не подчиняется мне. Позвоночник вот-вот грозит лопнуть от напряжения. Горло раздирает криком, но я не слышу ни звука. Я едва не теряю сознание, когда неведомая сила швыряет меня на пол. Вдруг становится очень тихо, и в этой тишине я, наконец, слышу собственный хрип.
– Ариадна Монфор-л’Амори, – произносит низкий голос. До моей шеи кто-то дотрагивается. Сероватые пальцы тянутся выше, откидывают разметавшиеся волосы и медленно поворачивают на себя мое лицо. Я не зажмуриваюсь. От страха проступают слезы, но я не отворачиваюсь. Послушно поворачиваю голову, хрипло втягиваю воздух и неожиданно оказываюсь в плену красных, огненных глаз, смотрящих внутрь меня, сквозь меня. Смотрящих в мою душу.
– Здравствуй, Ари.
К горлу подкатывает ком. Пальцы падшего ангела все еще держат мой подбородок. Он выпрямляется, тянет меня за собой, и я неторопливо поднимаюсь с колен, не отрывая глаз от его идеального лица, изуродованного только мертвым взглядом, переливающимся маджентовым цветом. Люцифер похож на человека: у него светлые волосы, острые скулы, но я уверена, глаза мои видят лишь то, что он воссоздал. И, возможно, передо мной стоит уродливое, сгорбленное чудовище с испачканными кровью когтями.
– Хм, – он лениво проводит пальцами по тонким губам, изучая меня, будто я – его творение. Меня колотит от страха, но я упрямо держу спину ровно и смотрю этому ублюдку прямо в глаза. Я не позволю ему запугать меня. – Как много раз я бывал в этом доме, Ариадна.
Молчу. Он обходит меня со спины медленным шагом и останавливается у стены. На нем черный костюм и ботинки с блестящими носами. Дьявол выглядит именно так, как выглядел бы любой другой человек, пришедший заключить сделку. Вот только он не человек, и потому глаза у него не синие, не зеленые, а ярко-рубиновые.
– Твоя мать вела себя иначе. Она меня боялась.
– Я тебя не боюсь.
Люцифер ухмыляется, однако его взгляд остается мертвенно холодным. Внезапно он исчезает. А затем материализуется прямо у меня под носом.
– Ты все-таки умеешь разговаривать.
– Умею.
– Это хорошо. С твоим-то даром.
– Вы знаете о нем?
– Конечно. – Мужчина надменно кривит губы. – Управление разумом. Тебе повезло. Кто может повелевать людьми, повелевает миром. Мне бы пригодился твой талант, Ариадна.
– Не думаю, что мы с вами подружимся.
– Нам придется.
– Я здесь только потому, что не хочу умирать.
– Ты здесь, потому что ты принадлежишь мне. – Он касается моей щеки и растягивает губы в холодной ухмылке. Взгляд его красных глаз пронзает меня, словно острой стрелой. Я задыхаюсь от ужаса. – Я живу вечно, но ты – нет. И ты можешь сопротивляться хоть до конца своих дней. Но это вряд ли можно будет назвать жизнью.
Высвобождаюсь из его пальцев. Я не сдамся. Он должен это понять. Из моих сжатых до судорог кулаков сочится кровь.
– Я уже видел такое, Ариадна, – шипит Люцифер. – Спроси у Норин. Мы часто разговариваем.
– Она сильная.
– Поразительная слабость человека состоит в том, что в вашей жизни ничто не вечно. Вы не в состоянии контролировать и сотой доли того, что имеете, и заблуждаетесь, считая, будто у вас есть власть над собственными эмоциями, поступками или желаниями. Сегодня Норин говорит мне «нет». Но изменится одна деталь, вырвется из клубка одна ниточка… – он тихо выдыхает и, отшатнувшись, закрывает рубиновые глаза, – я услышу то, что хочу, потому что умею и могу ждать. И в отличие от вас, у меня много времени. Я не спешу.
– Вы живете так долго.
– Очень долго.
– И никто не сумел вам воспротивиться?
– Понимаешь, Ариадна, бороться со мной сложно. Вопреки всеобщему мнению, я не насылаю на людей демонов и не коверкаю их души. – Люцифер небрежно пожимает плечами. – Мне незачем делать это. Я лишь пробуждаю в людях их истинные желания и страхи. Дьявол – это не мое имя, а имя каждого человека, когда он сбивается с Пути Господнего и наконец понимает, на что он способен. И потому борется он не со мной и не с «темными силами».
– А с чем же?
– Со своим отражением.
– Очень удобное объяснение, – едва слышно рычу я.
– Спроси Норин, чего она боится больше всего, и ты удивишься, услышав ответ. Самый страшный монстр сидит в каждом из вас, а вы так и не поняли этого… – Мне хочется накинуться на него с кулаками, но я понимаю, что это бессмысленно. Более того, я невольно понимаю, что в чем-то он прав. И это раздражает меня еще сильнее.
– Я милосерднее вашего бога! – восклицает Люцифер, резко оборачиваясь ко мне. Его взгляд чуть не отбрасывает меня к стене. – Я даю вам шанс выбрать: жить или умереть. Я даю вам возможность не только ощутить силу, но и оказаться абсолютно беспомощным! Я знаю цену твоей силе, Ариадна, потому наделяю тебя не только даром, но и проклятием.
– Проклятием?
– Это моя любимая часть сделки, – из воздуха появляется черное, обитое бархатом, кресло. Люцифер присаживается, достает из внутреннего кармана черный пергамент и щелкает пальцами. В его руке появляется авторучка.
Я ошеломленно хлопаю ресницами. «Лишь бы не упасть в обморок».
– Итак, Ариадна Мари Монфор-л’Амори. Твоя способность заключается в умении контролировать разум людей и распоряжаться их жизнью.
– Жизнью? – глухо переспрашиваю я.
– Насколько мне известно, сегодня по твоей вине чуть не умер человек.
– Но это вышло случайно.
– Из случайностей складывается ваша жизнь, Ариадна. Потому стоит быть предельно осторожной, когда делаешь что-то «случайно».
– Но я не хотела…
– Не надо лгать, – шипит Люцифер. Глаза его темнеют.
– Но я сделала это со злости! В этом не было чистого намерения.
– Пусть эти мысли успокаивают тебя, когда каждый месяц на несколько дней будешь меняться местами с обычными людьми. – Люцифер неторопливо откидывается на спинку широкого кресла и пронзает красным взглядом мою голову. Становится так страшно и пусто, что внутри все сжимается. – Восемь раз в году, во время языческих праздников, ты не будешь в состоянии управлять разумом людей. Но они смогут управлять твоим.
– Что? Не понимаю.
– Какой прок от твоих способностей, если ты ни разу не испытала их на себе? Теперь ты будешь знать, что случайные просьбы вполне могут обернуться трагедией.
– Праведный Люцифер? – усмехаюсь я. – Наказывает меня за мои грехи?
Кресло исчезает так же неожиданно, как и появилось.
– Не стоит недооценивать глубину моей черной души, Ариадна. – Он грубо хватается пальцами за мой подбородок и дергает его на себя. – Вы не осуждаете справедливость, но в ней столько же греха, сколько и в расплате. Считаешь, это благодетель? Не буду спорить, я взгляну на тебя, когда ты придешь, чтобы признать, что в моих словах истина. Ничто так не уничтожает людей, как сами люди. Вы находите себе сотни оправданий, но никогда не находите оправданий для других.
Ты, Ариадна, ощутишь себя на месте тех, кого пленишь своей красотой, звуком своего голоса. А потом придешь к Хозяину, потому что он открыл свет для тебя. Я открою для тебя истину. И никто другой.
Люцифер отталкивает меня назад, и я с силой ударяюсь спиной о стену. Гляжу на падшего ангела и тяжело дышу. Сейчас мне так страшно, как никогда еще не было.
– Ты заключаешь сделку с Дьяволом, Ариадна Мари Монфор-л’Амори… – Люцифер вкладывает в мою руку черный пергамент, на котором светлыми чернилами написано, что моя жизнь, как и мой дар, принадлежат ему. – Я дарую тебе силы, а ты мне – свою верность.
В моих пальцах появляется авторучка. Я сглатываю ком, смотрю в красные глаза Дьявола и вдруг думаю, что умереть было бы куда проще.
– Я не хочу служить вам.
– Никто не хотел. – Его лицо искажает животный оскал. – У тебя есть выбор. Смерть?
«Или жизнь», – думаю я и крепко зажмуриваюсь. Дрожащими пальцами подношу ручку к листку и ставлю подпись. Меня пробирает холод, но затем вдруг раны на шее вспыхивают огнем! Морщусь и поднимаю взгляд на Люцифера. Он складывает листок обратно в карман пиджака.
– Мы скоро увидимся, Ари, – кивает он с самодовольной улыбкой. – Ты мне пригодишься.
– Я…
– Тсс, – он прикладывает палец к моим губам. – Передай Норин, что я вернусь. Она ведь ждет меня, пусть и боится это признать…
Люцифер испаряется в воздухе, а я осматриваю опустевшую комнату и больше не вижу здесь родного места. Гляжу на окровавленный пол, треснувшую раму и упираюсь лбом в стену. Что я натворила? Прикасаюсь ладонью к горящей шее и понимаю, что теперь и у меня выведена ниже мочки уха татуировка в виде перевернутого треугольника. Теперь и я угодила в клетку.
