Руины столицы (1942 г.) Юмор от люфтваффе

Утром никого не стали поднимать. Пусть поспят. Ночь будет тяжёлой. И не одна. Сам проснулся на рассвете – трясло. Нет ничего хуже, чем день перед штурмом. Всё одно, что за штурм: экзамен, драка с соседним кварталом, первое свидание, бой с немцами – всё одно испытание. Трясёт, в голове зациклена только одна мысль – всё ли успел, всё ли правильно сделал, ничего не забыл?

Ворочался, ворочался, встал, оделся, вышел на улицу. Надо чем-нибудь занять руки – голова забьётся, иначе можно и сорваться с резьбы.

Ясное небо. Сегодня будет солнечно и тепло. Сел на завалинку, стал чистить ДТ, потом набивать диски патронами из ящика. Мимо поплыл манящий запах – повар готовит завтрак. Я начал успокаиваться. Подошёл осунувшийся, но довольный Иван.

– Что нового слышно? – спросил я его. Отложил диск, взялся за трубку.

– Говорят, интендант застрелился.

– Да ты что?! И как это?

– Говорят, кровью своей написал в партбилете: «Я – вор», – и выпустил себе мозги из собственного пистолета.

– Стрелял один раз?

– Ну да.

– А больше ран не было?

– Нет вроде.

– Эх, Ваня, Ваня! Не быть тебе атаманом! Так и помрёшь казачком! Мститель хренов. Поэтому и сел, что сыпешься на мелочах. Ключевых мелочах.

– Чё это? Как это?

– Если бы ты головой умел думать, а не тем, на чём сидишь, то понял бы, что брешут эти сплетники.

– Что это сразу – «брешут»?

– Ну, следи за моей мыслью. Если интендант выстрелил себе в башку, то он умер мгновенно. Так?

– Так.

– А как же он тогда в партбилете писал?

– Пальцем.

– Мёртвый?

– Наверно, живой ещё был. Написал, а потом стрельнул.

– А кровь тогда откуда? Больше же ран не было. Так?

Ваня насупился.

– Вот я и говорю: учись, Ваня, головой работать. Думать учись. Это тяжело, но надо. Иди. Охламон!

Принялся опять набивать диск. Вот придурок! Ну никому ничего доверить нельзя. Мститель одноразовый! Твою мать! Особисты нагрянут. Хоть всё делай сам! Чем люди думают вместо головы?

Настроение было испорчено до конца. Психуя, добил диск, закинул пулемёт за плечо, зашагал по улице, поглядывая на небо. Оно было ярким и солнечным. Прилетят?

– Воздух!

Прилетели. Двое «лапотников». Прямыми попаданиями неразорвавшихся бомб развалили два макета, погоняли из пулемётов моих сонных штрафников, покачали на прощание крыльями и улетели. Легко отделались. Только одного убили. Раненых нет. Ушибленных много. Это хорошо, что бомбы не взорвались, а то жертв было бы больше. Почему же бомбы не взорвались?

А они и не могли взорваться – это были не бомбы, а брёвна. Так немцы сообщили нам, что разгадали наш замысел с фальшивой батареей. Деревянными бомбами по деревянным пушкам. Я оценил юмор.

– Политрук, в штаб дивизии сообщи, что немцы догадались про деревянную батарею. Так и сообщи, что подверглись бомбёжке деревянными бомбами.

Серёга убежал к заградотряду – звонить. Больше он не вернулся. Лечить отправили.

– Рота! Через час построение. Готовность к маршу!

Суета стала лихорадочной.