Жил когда-то на свете один трудолюбивый иммигрант по имени Эдвард, приехавший в Америку из Норвегии в поисках счастья. Это было в те далекие времена, когда европейцами была заселена только треть Америки на востоке. Бо`льшая часть ее западных земель все еще принадлежала людям, обитающим здесь со времен последнего ледникового периода. Плодородные равнины в центральной части континента называли целиной. Это было место огромных возможностей, сопряженных с не меньшим риском. Именно тут и обосновался Эдвард.

Он продал все, что принадлежало ему в Норвегии, и на эти деньги купил необходимое фермеру имущество и землю в местности, известной как Территория Дакота, где было много переселенцев из Норвегии. Эдвард построил простой дом и основал небольшую ферму. Несколько лет упорного труда – и ему удалось достичь некоторых успехов.

Соседи твердили Эдварду, что ему следует найти себе жену и завести детишек.

– Ты красивый молодой парень, – говорили они. – Это же в порядке вещей!

Но Эдвард не хотел жениться. Он очень любил свою ферму и сомневался в том, что в его сердце найдется место для любви еще и к жене. Любовь к женщине всегда казалась ему чем-то ненужным, потому что мешала другим, более важным делам. Еще в юности, в Норвегии, Эдвард стал свидетелем того, как его лучший друг отказался от приключений и успеха, влюбившись в девушку, которая не могла даже помыслить о том, чтобы покинуть родителей. Но возможности заработать на родине были крайне ограничены, и теперь другу Эдварда едва удавалось прокормить жену и детей. Таким образом, он сам приговорил себя к жизни, полной лишений, и все из-за романтического юношеского порыва.

И все же судьба распорядилась так, что и Эдвард встретил девушку, которая пришлась ему по душе. Внезапно он обнаружил, что в его сердце любовь к ферме вполне может уживаться с любовью к супруге, и женился. Эдварду казалось, что нет в мире человека счастливее его, что его прежде черствое маленькое сердце заполнено любовью. Но, когда жена заговорила о ребенке, он воспротивился. Эдвард не понимал, как сможет любить ферму, жену, да еще и ребенка. Тем не менее, когда его супруга забеременела, он был удивлен радости, которая наполнила все его существо, и с нетерпением ожидал рождения первенца.

Девять месяцев спустя в мир явился их сынишка. Роды были затяжными и сложными, и жена Эдварда очень ослабла. С малышом тоже было не все в порядке. Его сердечко было таким огромным, что одна сторона грудной клетки была заметно больше другой.

– Он выживет? – спросил Эдвард у врача.

– Время покажет, – ответил врач.

Такой ответ не устроил Эдварда, и он понес ребенка к старому Эрику, целителю, за которым у него на родине закрепилась слава необычайно мудрого человека. Эрик положил ладони на тельце малыша, и через мгновение брови целителя взлетели на лоб.

– Это странный мальчик! – воскликнул он.

– Врач тоже так сказал, – кивнул Эдвард. – У него слишком большое сердце.

– Дело не только в этом, – покачал головой Эрик, – хотя его особенности могут еще много лет быть скрыты от глаз окружающих.

– Но он выживет? – спросил Эдвард.

– Время покажет, – ответил Эрик.

Мальчик выжил, а вот жена Эдварда становилась все слабее и наконец умерла. Сначала Эдвард был в отчаянии, а затем его охватил гнев. Он был зол на себя за то, что позволил любви нарушить его планы. Теперь у него была ферма, на которой нужно было работать, и младенец, о котором нужно было заботиться. Но не было жены, которая могла бы помочь! Эдвард злился также на ребенка – за то, что он странный и хрупкий, но особенно за то, что по пути в этот мир он отправил в мир иной свою мать. Разумеется, Эдвард понимал, что мальчик ни в чем не виноват и что злиться на младенца бессмысленно, но ничего не мог с собой поделать. Любовь, которой он так неосмотрительно позволил расцвести в своем сердце, обернулась горечью. Она поселилась в Эдварде подобно камню в желчном пузыре, и он не знал, как от нее избавиться.

Эдвард назвал мальчика Олли и стал воспитывать его один. Он отправил Олли в школу, где тот изучал английский язык и другие предметы, о которых его отец мало что знал. Мальчик был очень похож на Эдварда внешне и работал так же упорно, как он. Время, свободное от школьных занятий и сна, Олли проводил в поле с отцом и никогда не жаловался. Но иногда мальчик казался Эдварду чужим. Он говорил по-норвежски с сильным американским акцентом. И, похоже, считал, что мир приготовил для него много хорошего – странная уверенность американцев. Хуже всего было то, что сын Эдварда был рабом прихотей своего слишком большого сердца. Он влюблялся в одну секунду. К семи годам Олли успел предложить руку и сердце однокласснице, девочке, жившей по соседству, и молодой женщине, которая играла на органе в церкви и была на пятнадцать лет старше его. Если с неба падала птичка, мальчик еще несколько дней оплакивал ее. Осознав, что мясо на его тарелке – это плоть убитых животных, он наотрез отказался его есть. Одним словом, ребенок был слишком мягкотелым.

Настоящие проблемы с Олли начались, когда ему исполнилось четырнадцать лет – в год нашествия саранчи. Никто в Дакоте до сих пор не видел ничего подобного. Стаи в несколько миль шириной – настолько большие, что они заслоняли собой солнце – казались насланной на людей Божьей карой. Невозможно было пройти по улице, не раздавив ногами сотни насекомых. Саранча съела всю траву, которую сумела найти, а затем переметнулась на кукурузу и пшеницу. Покончив с зерновыми, она взялась за дерево, древесину и кожу, а также крытые дерном крыши. Насекомые обгрызали даже шерсть с пасущихся в поле овец. Один бедолага угодил в рой саранчи, и она сожрала всю его одежду.

Эта напасть могла лишить средств к существованию поселенцев, включая Эдварда, и фермеры боролись с ней, пуская в ход все доступные им средства. Пытаясь прогнать насекомых, они использовали и огонь, и дым, и яд. Люди катали по земле огромные валуны, давя саранчу. Город, находившийся недалеко от фермы Эдварда, издал указ о том, что каждый гражданин старше десяти лет должен еженедельно доставлять на свалку тридцать фунтов мертвой саранчи. За уклонение от повинности полагался штраф. Эдвард с энтузиазмом взялся за дело, но его сын отказался убить хотя бы одно насекомое. Более того, выходя за дверь, Олли волочил ноги, чтобы ненароком никого не раздавить. Это приводило его отца в отчаяние.

– Саранча съела наш урожай! – кричал Эдвард. – Она уничтожает нашу ферму!

– Она всего лишь голодна, – отвечал его сын. – Насекомые не нарочно причиняют нам вред, поэтому с нашей стороны нечестно нарочно причинять вред им.

– Какая разница, честно это или нет? – произнес Эдвард, которому стоило больших усилий держать себя в руках. – Иногда приходится убивать, чтобы выжить.

– Не в этом случае, – возразил Олли. – Сколько саранчу ни убивали, толку от этого все равно нет.

К этому времени Эдвард побагровел от ярости.

– Раздави эту саранчу! – потребовал он, показывая на насекомое, лежащее на полу.

– Не буду! – ответил Олли.

Эдвард вышел из себя. Он ударил непокорного сына, но тот все равно отказался убивать насекомых. Мужчина выпорол Олли ремнем и лишил его ужина. Слушая, как плачет за стеной его сын, Эдвард смотрел в окно на тучи саранчи, вздымающиеся над его уничтоженными полями, и чувствовал, как ожесточается его сердце.

Среди поселенцев прошел слух, что Олли отказывается убивать саранчу, и люди разгневались. Город оштрафовал Эдварда. Одноклассники Олли повалили его на землю и попытались заставить съесть насекомое. Совершенно незнакомые люди оскорбляли мальчика на улице. Эдвард был так возмущен и так стыдился своего сына, что перестал с ним разговаривать. Внезапно Олли обнаружил, что у него нет друзей. Ему даже поговорить было не с кем. Он был так одинок, что однажды завел себе питомца. Это было единственное живое существо, терпевшее его присутствие – саранча. Олли назвал насекомое Тором в честь древнего скандинавского бога и держал его под кроватью в коробке из-под сигар. Мальчик кормил саранчу остатками своего обеда и поил сладкой водой. Он беседовал с Тором глубокой ночью, когда Эдвард считал, что его сын спит.

– Ты не виноват в том, что все тебя ненавидят, – шептал Олли своему другу. – Ты всего лишь делал то, для чего был создан.

– Чирп-чурруп! – ответила саранча, потирая крылышками.

– Тсс! – прошипел Олли и, сунув в коробку несколько зернышек риса, закрыл ее.

Олли начал повсюду носить Тора с собой. Мальчик очень привязался к маленькому насекомому, которое сидело у него на плече и чирикало, когда светило солнце, а когда Олли насвистывал какой-нибудь мотив, весело подпрыгивало. Но однажды отец обнаружил коробку с Тором. В ярости он схватил саранчу, подбежал к очагу и бросил ее в пламя. Раздался тоненький писк, а затем тихий хлопок, и Тора не стало.

Когда Олли разрыдался, горюя по погибшему другу, Эдвард вышвырнул его на улицу.

– В моем доме никто не будет оплакивать саранчу! – закричал он и вытолкал сына за дверь.

Олли всю ночь дрожал от холода в поле. На следующее утро Эдвард раскаялся в том, что был так суров с сыном, и отправился искать мальчика. Но вместо него набрел на гигантскую саранчу, которая спала в борозде на обглоданном пшеничном поле. Эдвард с омерзением отшатнулся от этого существа размером с мастифа, с лапами, напоминающими жирные окорока, и усами, похожими на хлысты наездников. Мужчина побежал домой за ружьем, но когда вернулся, чтобы застрелить чудовище, туча саранчи окружила его и набилась в дуло ружья, выведя оружие из строя. Затем насекомые разделились на линии и кружочки, образовав буквы, из которых сложилось слово:

Потрясенный Эдвард уронил ружье и уставился на гигантскую саранчу, которая теперь стояла на задних лапах, как человек. Ее глаза были не черными, как у обычной саранчи, а синими, как у Олли.

– Нет, – произнес Эдвард. – Этого не может быть!

Но тут он заметил на шее у создания разорванный воротник рубашки. На задней ноге болтались остатки брюк.

– Олли? – нерешительно спросил Эдвард. – Это ты?

Насекомое подняло и опустило голову – это было похоже на кивок.

По коже Эдварда поползли мурашки. Ему казалось, что он наблюдает за этой сценой со стороны.

Его сын превратился в саранчу.

– Ты можешь говорить? – спросил Эдвард.

Олли потер друг о друга задние лапы и издал тоненький писк. На большее он, казалось, был неспособен.

Эдвард не знал, как ему на это реагировать. Один вид Олли внушал ему отвращение, но все же надо было как-то позаботиться о мальчике. Впрочем, мужчина не хотел, чтобы о случившемся узнала вся округа, поэтому не стал звать городского врача, у которого был длинный язык, а вместо этого пригласил мудрого старого Эрика.

Целитель, хромая, приковылял на поле, чтобы взглянуть на Олли. Справившись с потрясением, старик сказал:

– Все, как я и предсказывал. Прошло много лет, и его странность наконец проявилась.

– Это очевидно, – согласился Эдвард. – Но почему? И как обратить ее вспять?

Эрик полистал потрепанную книгу, которую принес с собой. Это был народный справочник странных состояний, передававшийся в его семье из поколения в поколение начиная с прабабушки, которая и сама была странной.

– Ага, вот оно, – произнес целитель, облизывая большой палец, чтобы перелистнуть страницу. – Тут говорится, что когда человек с определенным странным темпераментом и огромным благородным сердцем чувствует, что его собственные соплеменники его больше не любят, он принимает форму того существа, с которым ощущает наибольшую связь.

Эрик так странно посмотрел на Эдварда, что тому стало стыдно.

– У мальчика был друг-саранча?

– Да, что-то вроде домашнего животного, – сознался Эдвард. – Я бросил его в огонь.

Старик поцокал языком и покачал головой.

– Возможно, ты был слишком строг к своему сыну?

– Он чересчур мягкотел для этого мира, – проворчал Эдвард, – но разговор не об этом. Как нам привести его в порядок?

– На этот вопрос я отвечу тебе и без книги, – произнес Эрик, закрывая потрепанный том. – Ты должен любить своего сына, Эдвард.

Целитель пожелал Эдварду удачи и оставил его наедине с существом, которое когда-то было его сыном. Мужчина посмотрел на его длинные, тонкие, как бумага, крылья, на жуткие жвала и содрогнулся. Как ему полюбить эту тварь? Все же Эдвард предпринял попытку. Но его переполняла неприязнь, и вместо того чтобы проявить доброту, он целый день читал Олли нотации.

– Парень, разве я тебя не люблю? Разве я не кормлю тебя и не даю тебе крышу над головой? Мне пришлось бросить школу и пойти на работу, когда мне исполнилось восемь лет, но разве я не позволяю тебе зарываться в книги и выполнять домашние задания, сколько твоей душе угодно? Что это, если не любовь? Что еще я обязан дать тебе, самоуверенному, избалованному американскому парню?

И так далее в том же духе. Когда наступила ночь, Эдвард не смог впустить Олли в дом, поэтому соорудил ему место для сна в амбаре, а чтобы покормить его, вынес ему ведро с объедками. Эдвард верил в то, что настоящие мужчины вырастают благодаря суровому обращению и что если он станет вести себя слишком мягко, это лишь усилит слабохарактерность Олли, из-за которой тот, собственно, и превратился в саранчу.

Утром его сын исчез. Эдвард обыскал амбар и поля, но мальчика нигде не было. Когда три дня спустя он так и не появился, Эдвард начал сомневаться в том, что правильно обращался с сыном. Он держался за свои принципы, но ради чего? Он оттолкнул единственного ребенка. Теперь, когда Олли исчез, Эдвард понял, как мало по сравнению с сыном значит для него ферма. Но этот урок он усвоил слишком поздно.

Охваченный грустью и сожалениями, Эдвард пошел в город и признался людям в том, что произошло.

– Я превратил своего сына в саранчу, – сказал он, – и теперь у меня вообще никого не осталось.

Сначала никто ему не поверил, и поэтому Эдвард позвал старого Эрика, чтобы тот подтвердил его слова.

– Это правда, – говорил Эрик всем, кто его об этом спрашивал. – Сын Эдварда превратился в саранчу размером с собаку.

Эдвард сделал горожанам предложение:

– Мое сердце напоминает старое сморщенное яблоко. Я не могу помочь своему сыну, но если кто-то сможет полюбить его так, чтобы он снова превратился в мальчика, я отдам этому человеку свою ферму.

Это заявление необычайно взволновало жителей города. Они считали, что ради такой награды они способны полюбить все что угодно. Разумеется, сначала необходимо было найти мальчика-саранчу. Горожане организовали поисковые отряды и стали прочесывать дороги и поля.

Благодаря своим сверхчувствительным ушам Олли все слышал: слышал, как говорит о нем отец, слышал шаги разыскивающих его людей, но не желал иметь с этим ничего общего. Он спрятался на поле соседней фермы со своими новыми друзьями-насекомыми. Всякий раз, когда к ним кто-нибудь приближался, взлетала туча саранчи. Насекомые окружали человека, образуя стену, и это давало Олли время на то, чтобы ускользнуть. Но несколько дней спустя саранче стало совершенно нечего есть и насекомые поднялись в небо, чтобы лететь дальше. Олли не смог к ним присоединиться, потому что был слишком большим и тяжелым. Насекомым чужда сентиментальность, и ни одно из них не осталось вместе с Олли. Он снова был один.

Теперь некому было его защищать. Прошло совсем немного времени, и группа мальчишек подкралась к Олли, пока он спал, и накрыла его сетью. Это были те самые мальчишки, которые дразнили его в школе. Самый старший из них перебросил Олли через плечо, и они вприпрыжку направились обратно в город.

– Мы снова превратим его в мальчика, и тогда нам достанется ферма Эдварда! – напевали они, радуясь удаче. – Мы будем богаты!

Дома мальчики посадили Олли в клетку и принялись ждать. Когда спустя неделю он упорно оставался саранчой, они решили сменить тактику.

– Скажите ему, что вы его любите, – предложила мама одного из мальчиков.

– Я тебя люблю! – закричал младший мальчик сквозь прутья клетки, но он не успел даже договорить, как его разобрал смех.

– Постарайся сказать это с серьезным видом, – упрекнул его старший брат, после чего и сам предпринял попытку: – Я люблю тебя, саранча.

Но Олли не обращал на них внимания. Он лег в углу клетки и уснул.

– Эй, я с тобой разговариваю! – закричал мальчик и пнул клетку. – Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

Но это было неправдой, он не мог заставить себя полюбить Олли. Когда саранча начала издавать по ночам пронзительные крики, его продали соседу. Это был старый одинокий охотник, и у него было мало опыта в сердечных делах. После нескольких неудачных попыток проявить к мальчику любовь он отказался от этой затеи и выселил его во двор, где жили его охотничьи собаки. Теперь Олли спал в будке, но общество собак доставляло ему гораздо больше удовольствия, чем общение с их хозяином. Он с ними ел и спал, и хотя поначалу они его боялись, Олли был таким спокойным и добрым, что вскоре собаки к нему привыкли и стали считать его своим. Более того, однажды охотник обнаружил, что гигантская саранча исчезла, а вместо нее появилась огромная собака.

Месяцы, которые Олли провел в теле собаки, были самыми счастливыми в его жизни. Но затем наступил охотничий сезон, когда собаки должны отрабатывать свой хлеб. В первый день охотник выпустил их в поле, поросшее высокой травой. Он выкрикнул какую-то команду, и собаки с громким лаем рассыпались по полю. Олли побежал вместе со всеми. Он тоже лаял и очень суетился. Это было весело! Внезапно он споткнулся о затаившегося в траве гуся. Гусь поднялся в воздух и полетел, но прежде чем он успел скрыться, раздался громкий треск, и птица замертво упала на землю. Олли в ужасе смотрел на нее. Мгновение спустя к нему подбежала другая собака и спросила:

– Чего ты ждешь? Разве ты не собираешься отнести гуся Хозяину?

– Конечно, нет! – ответил Олли.

– Как хочешь, – произнесла собака. – Но если Хозяин об этом узнает, он тебя пристрелит.

С этими словами она схватила мертвого гуся в зубы и умчалась.

На следующее утро Олли исчез. Он убежал за гусями, следуя за треугольником их стаи по земле.

Когда Эдварду стало известно, что его сын нашелся, а затем снова потерялся, он погрузился в бездонное отчаяние, и люди, знавшие его, опасались, что он уже никогда не вернется к нормальной жизни. Он не выходил из дома, перестал обрабатывать поля, и они постепенно зарастали сорной травой. Если бы старый Эрик не приносил Эдварду раз в неделю еду, тот вполне мог бы умереть от голода.

Но, как и нашествие саранчи, этот темный период в жизни Эдварда в конце концов миновал. Мужчина начал снова обрабатывать землю и появляться на городском рынке, а по воскресеньям – на своей скамье в церкви. Спустя какое-то время он опять влюбился и женился, и у них с женой родился ребенок. Это была девочка, которую они назвали Асгард.

Эдвард твердо решил окружить дочь любовью, которой он лишил Олли, и по мере того как она росла, изо всех сил старался держать свое сердце открытым. Он позволял ей любить бродячих животных и плакать по пустякам и никогда не ругал ее, если она совершала добрые поступки. Когда Асгард было восемь лет, на ферме выдался трудный сезон. Урожай пропал, и они питались одной репой. Но однажды над их фермой пролетала стая гусей, и одна из птиц покинула клин и села на землю возле дома Эдварда. Она была очень большой, почти вдвое крупнее обычного гуся, и поскольку она, похоже, совсем не боялась людей, Эдварду удалось подойти и схватить ее.

– Сегодня у нас будет хороший ужин! – сказал мужчина.

Он занес гуся в дом и посадил его в клетку.

Уже много недель на их столе не было мяса, и жена Эдварда очень обрадовалась. Пока Эдвард точил разделочный нож, она развела огонь и приготовила горшок. Но когда Асгард вошла в кухню и увидела, что происходит, она расстроилась.

– Вы не можете его убить! – плакала девочка. – Это хороший гусь, он не сделал нам ничего плохого! Это нечестно!

– Какая разница, честно это или нет, – ответил Эдвард. – Иногда приходится убивать, чтобы выжить.

– Но нам незачем его убивать, – возразила Асгард. – Мы можем снова поужинать супом из репы – я не против!

Она упала на пол возле клетки с гусем и разрыдалась.

Случись это раньше, Эдвард отругал бы дочь, а затем прочитал бы ей нотацию об опасности мягкосердечия, но сейчас вспомнил о своем сыне.

– Ну ладно, ладно, мы не будем его убивать, – произнес мужчина, опускаясь на колени, чтобы утешить девочку.

Асгард перестала плакать.

– Спасибо, папа! Можно мы оставим гуся у себя?

– Только если он этого захочет, – ответил Эдвард. – Это дикая птица, поэтому держать его в клетке было бы жестоко.

Он открыл клетку. Гусь вперевалку вышел наружу, и Асгард обеими руками обняла его за шею.

– Я люблю тебя, мистер Гусь!

– Га-га-га! – ответил гусь.

Этим вечером они поужинали супом из репы и легли спать полуголодными, но счастливыми.

Гусь стал любимцем Асгард. Он спал в амбаре, каждое утро провожал девочку до школы и, пока она находилась внутри, целый день гоготал на крыше здания. Асгард всем сообщила, что этот гусь – ее лучший друг и что никто не имеет права застрелить его или сварить из него суп, и ее питомцу ничто не угрожало. Девочка придумывала истории о своих приключениях с гусем. Например, о том, как она верхом на нем летала на Луну, чтобы попробовать лунный сыр. Каждый вечер за ужином Асгард потчевала родителей подобными сказками, и когда однажды утром она разбудила их и, ужасно волнуясь, сообщила, что Гусь превратился в молодого человека, они нисколько не удивились.

– Поспи еще немного, – зевнув, ответил Эдвард. – Даже петух еще не проснулся.

– Это правда! – воскликнула Асгард. – Пойдем со мной, и ты сам все увидишь!

И она за руку вытащила невыспавшегося отца из постели.

Войдя в амбар, Эдвард чуть не упал в обморок. Посреди соломенного гнезда стоял его давно утраченный сын. Олли вырос и возмужал. Теперь это был взрослый парень шести футов ростом, с мужественными чертами лица и щетиной на подбородке. Вокруг бедер он повязал джутовый мешок, который нашел на полу амбара.

– Вот видишь, я говорила правду! – воскликнула Асгард.

Подбежав к Олли, она крепко его обняла:

– Как дела, глупыш?

Олли заулыбался.

– Здравствуй, отец, – произнес он. – Ты по мне скучал?

– Очень, – ответил Эдвард. Его сердце так сильно стиснулось от боли, что он заплакал. Затем тоже подошел к Олли и обнял его. – Я надеюсь, что ты сможешь меня простить, – прошептал мужчина.

– Я уже давно простил тебя, – сказал Олли. – Мне просто понадобилось время на то, чтобы найти дорогу домой.

– Отец, – спросила Асгард, – что происходит?

Эдвард выпустил Олли из объятий и обернулся к дочери.

– Это твой старший брат, – сообщил он девочке. – Я тебе о нем рассказывал.

– Тот, который превратился в насекомое? – уточнила она. Ее глаза округлились от удивления. – И убежал?

– Он самый, – подтвердил Олли и протянул Асгард ладонь для рукопожатия. – Приятно познакомиться. Я Олли.

– Нет! – воскликнула девочка. – Ты гусь! – Не обращая внимания на протянутую ей руку, она снова обняла Олли. – Как же ты стал гусем?

В ответ Олли обнял сестру.

– Это довольно длинная история, – сказал он.

– Вот и хорошо! – ответила Асгард. – Я обожаю длинные истории.

– Он все расскажет нам за завтраком, – вмешался Эдвард. – Верно, сын?

Олли широко улыбнулся.

– С большим удовольствием.

Эдвард взял его за одну руку, а Асгард за другую, и они повели Олли в дом. Когда жена Эдварда оправилась от изумления, они все вместе сели за стол и позавтракали репой с поджаренным хлебом, слушая рассказы юноши о годах, проведенных в теле гуся. С этого дня он стал членом их семьи. Эдвард любил сына безусловной любовью, и Олли уже никогда не терял человеческий облик. И жили они долго и счастливо.