Глава 5
Комиссар вернулся на полигон через полчаса, в 12.10. Его машина проехала мимо Серданова. Начальник российской команды увидел в этом плохой знак, но изменить ничего не мог.
Канте же зашел в кабинет и вызвал к себе членов жюри. Прибыли все быстро, благо находились по соседству, разместились за столом для совещаний.
Рядом с комиссаром ООН устроился председатель жюри, француз Сильвен Хенри.
Канте осмотрел присутствующих, поднялся и заявил:
— Господа, ко мне обратился начальник российской команды полковник Серданов с просьбой провести расследование по факту отравления минно-разыскных собак во время первого этапа состязания.
Хенри хотел что-то сказать, но Канте остановил его:
— У вас будет время изложить свое мнение. Российский полковник подозревает, что собаки его команды были намеренно выведены из рабочего состояния. Кто-то заблаговременно заложил отравляющее вещество на полосу разминирования русской команды. Это могло быть сделано ночью, непосредственно перед финалом. Господин Серданов заявил, что один из его офицеров видел в лесу у вышки финального рубежа огни фар двух машин.
— Мало ли что могло привидеться какому-то офицеру! — воскликнул канадец Боуген.
Канте сделал замечание и ему, потом продолжил:
— Нам необходимо принять решение по запросу полковника Серданова. Кстати, я только что вернулся из леса, где русскому офицеру якобы привиделись огни машин. Так вот, господа, внедорожники там действительно были. Топкое место не позволяет снять отпечатки протектора, но по колее можно определить, что в лесу находились именно они.
— Это мог быть начальник охраны объекта, — несмотря на замечание, проговорил председатель жюри, большой любитель воспользоваться своим привилегированным положением.
— Один на двух машинах? — с усмешкой осведомился Ян Доучек. — Зачем начальнику охраны подъезжать к объекту ночью, когда несет службу караул?
— Да мало ли какие у него там дела? — поддержал француза канадец.
— Хочу заметить, господа, что ночью перед стартом на территории полигона отсутствовала машина начальника охраны. Автомобиль британской команды прибыл неизвестно откуда далеко за полночь.
— Ну и что? — воскликнул неугомонный француз. — Мало ли какие дела могли быть у британского полковника в Гронесе или Парамарибо. И вообще, мы собрались обсуждать действия полковника Хукеса или решать вопрос, поставленный полковником Сердановым?
— Мы собрались по просьбе полковника Серданова, — ответил Канте.
Боливиец Камре проговорил:
— Не понимаю, что даст проверка. Если отравляющее вещество и применялось, то наверняка такое, которое быстро распадается. Кому выгоден вывод из строя собак российской команды? Только их соперникам, британцам. Но они не могли попасть на минное поле, так как оно охраняется французским спецподразделением. Чего добивается полковник Серданов?
Канте кивнул и заявил:
— Хорошо. Я отвечу на ваш вопрос, господин Камре. Русские запросили замену расчетов. В случае умышленного отравления собак основной группы это допускается правилами состязания.
— Вот в чем дело. — Боуген ухмыльнулся. — Серданов хочет выиграть время, чтобы его руководство успело направить в Суринам резервную. Но в случае умышленного отправления собак какой-то команды инструкция по проведению состязаний действительно допускает замену расчетов. Более того, она прямо указывает на то, что это должно быть сделано. Однако в ней и в правилах нет ничего о проведении расследования по факту отравления животных. Я за то, чтобы русские провели замену, но против расследования, которое не предписано основными документами, регламентирующими порядок проведения состязаний.
— Каким образом русские произведут замену расчетов, не имея на это времени? Мы находимся в Суринаме, господа, — сказал чех Доучек. — А дублирующий состав русских — в Москве. На перелет им потребуется более полусуток. Это при благоприятном стечении обстоятельств.
Председатель жюри посмотрел на чеха и сказал:
— А это не наши проблемы, Доучек.
— Вы так считаете? — осведомился чех. — Представьте, что мы отказываем русским, несмотря на очевидное отравление собак их команды. Мы игнорируем законную просьбу ее руководителя установить причину этого несчастья. Не сомневаюсь, что российское руководство обратится с претензиями в Противоминный центр ООН, привлечет СМИ, поднимет шум вокруг этой истории. Версия о заговоре против их команды будет выглядеть вполне логично на фоне той истерии, которую устроили ретивые чиновники вокруг российского спорта. Должен сказать, что у нас куда более сложная ситуация, чем там. Мы должны определить команду не для награждения медалями и денежными премиями. Нам поручено выявить самых надежных саперов, которым предстоит весьма тяжелая и опасная работа по обезвреживанию не тех игрушек, что установлены на полигоне, настоящих зарядов. От нашего решения зависят жизни многих людей по всему миру. Если в большой спорт влезла грязная политика, то в нашей работе ей не место. В конце концов, должны же мы разобраться, почему вдруг все три собаки вышли из строя практически на одном рубеже.
Канадец с высокомерным пренебрежением и нескрываемым раздражением взглянул на чеха и заявил:
— Это, господин Доучек, не наше дело. У нас есть правила, инструкции. Мы обязаны их выполнять. Желают русские заменить расчеты, ради бога, это их право. Но если они не взяли с собой дублирующий состав, то это уже их проблема. Пусть руководство российской команды обращается хоть к Генеральному секретарю ООН. Вы правы в том, что от нашего решения зависят жизни многих людей. Здесь я замечу, что британские саперы ничем не хуже российских. При необходимости они справятся с любой задачей. Надо сказать, что англичане технически оснащены куда лучше, нежели русские, до сих пор использующие старое поисковое оборудование и минно-разыскных собак. Да, эти милые животные где-то незаменимы и останутся таковыми еще надолго, но в иных случаях роботы будут действовать гораздо эффективней. Не надо преувеличивать возможности русских саперов. Они хорошие специалисты, но не единственные и не самые лучшие.
Канте поднялся:
— Господа! Прошу тишины.
Все замолчали.
Комиссар поднял толстую красную брошюру.
— Внимание! Перед вами документ, дающий мне право в случае возникновения спорных ситуаций, похожих на ту, что появилась сегодня, игнорировать положение общих правил и инструкций по проведению финала состязаний и применить систему прямого открытого голосования. Всего в жюри семь человек. Плюс я. Итого восемь голосов. При их равенстве мнение комиссара ООН, то есть мое, является решающим. — Он бросил брошюру на стол. — Ознакомьтесь с документом, господа! Лица, не согласные с данным порядком принятия решения, могут не участвовать в голосовании и объявить свое особое мнение. Оно будет рассмотрено в Противоминном центре ООН после завершения состязаний. Кто-то из вас хочет это сделать?
Таковых персон почему-то не оказалось. Но брошюру внимательно изучили все, особенно председатель жюри и его заместитель.
Убедившись в том, что комиссар действительно наделен особыми полномочиями, француз проговорил:
— Хорошо. Правила необходимо выполнять. Пусть будет голосование. Но мне хотелось бы узнать его предмет, формулировку вопроса.
— Ее определяю я, — заявил комиссар. — На голосование ставится следующий вопрос. Удовлетворить ли просьбу российской команды о проведении расследования по факту отравления собак на первом этапе финального состязания?
— Другими словами, предоставить ли русским время на замену расчетов, — не сдержался канадец.
— По-моему, я достаточно четко сформулировал вопрос, — сказал комиссар. — Речь идет о проверке, которая ограничена периодом с момента голосования до восьми часов утра послезавтра, восьмого сентября.
Председатель жюри спросил:
— Кто же проведет проверку?
— Я немедленно свяжусь с профессором Румисом Сакмаром, руководителем клиники токсикологии, расположенной в Парамарибо. Уверен, что он не откажет мне и пришлет самых квалифицированных специалистов.
— Это запрещено правилами.
— Мне напомнить вам о своих чрезвычайных полномочиях?
— Не надо. Но вы должны согласовать решение с Противоминным центром.
— Вы думайте о ваших обязанностях. О своих я позабочусь сам. Итак, господа, прошу голосовать. Кто за?
Удовлетворить просьбу русской команды были готовы сам комиссар ООН португалец Андре Канте, южноафриканец Киган Мал, китаец Ван Сун, чех Ян Доучек.
— Кто против?
Руки подняли француз Сильвен Хенри, канадец Грант Боуген, австралиец Алекс Ридсон, боливиец Педро Камре.
— Подвожу итог, господа, — заявил комиссар. — При равенстве голосов мое мнение является решающим. Просьба российской команды удовлетворена. Второй этап финальных соревнований начнется в восемь часов утра восьмого сентября. Завтра на полигоне работает комиссия по определению наличия отравляющих веществ на участке «А». Руководить ею буду я. Кроме местных токсикологов, предлагаю включить в ее состав двух членов жюри — представителя КНР господина Ван Суна и представителя Австралии господина Алекса Ридсона. В случае обнаружения отравляющих веществ финал приостанавливается на неопределенное время, результаты первого этапа аннулируются. О возобновлении состязаний либо их переносе объявит руководство Противоминного центра ООН. До этого пройдет расследование, которое должно будет выявить виновника срыва состязаний.
— А если ваша комиссия ничего не обнаружит? — спросил председатель жюри.
— Мсье Хенри, ответ очевиден. В четверг восьмого сентября команды выйдут на второй этап с учетом преимущества во времени, полученного командой Великобритании. Совещание закончено. Члены комиссии будут дополнительно оповещены о начале проверки. Если больше нет вопросов, то все свободны.
Полковник Серданов увидел, как члены жюри вышли на улицу, прошагал к кабинету Канте.
— Разрешите, господин комиссар?
— Я только что собирался связаться с вами и объявить решение жюри. Вы сами пришли. Проходите.
— Что решено, сеньор Канте? Вы же понимаете, у меня каждая минута на счету. Если…
— Да, именно если…
— Значит, жюри и вы отклонили мою просьбу?
Канте улыбнулся и ответил:
— Нет. Просьба российской команды удовлетворена. Голоса разделились поровну. Право принимать решение осталось за мной. Не буду говорить вам, кто высказался «за», кто «против», — это не важно.
— Значит, у нас есть время?
— Есть, господин Серданов.
— Я понял. Благодарю вас, сеньор Канте, за справедливое решение.
— Я всего лишь исполняю свои обязанности.
— Всем бы так их исполнять! Еще раз благодарю. Если что, я на связи.
— Удачи вам!
Серданов спешно направился к модулю, в котором размещалась российская команда.
Хенри и Хукес уединились в тени старого дерева.
— Ну и что, Сильвен?.. — спросил британец.
Француз развел руками.
— Принято решение о проведении проверки участка «А», той полосы, на которой работали русские.
— Какого черта? Против этого должны были голосовать ты, Боуген, Ридсон, Камре.
— Так оно и было.
— Но это же большинство. Решение не могло быть принято.
— Оно и не было бы принято, если бы в голосовании не участвовал комиссар Канте. Он использовал свои чрезвычайные полномочия, не только уравнял голоса, но и определил исход дела. Его мнение оказалось решающим. Посему и принято решение о проверке, которая пройдет завтра.
— Черт возьми! — Хукес в раздражении ударил ладонью по стволу дерева.
Хенри с удивлением посмотрел на него и проговорил:
— А что, собственно, произошло, полковник? Ты прекрасно знаешь, что никакая проверка ничего не выявит. Разве что виновность самих русских, отравивших собак кормом, привезенным из России. Даже если не будет результата ни на участке, ни у русских, то послезавтра состязания продолжатся. На старте второго этапа вы будете иметь фору в двадцать восемь минут. Это очень хороший запас.
— Ты ни черта не понимаешь, Сильвен. Думаешь, Серданов рассчитывает на какие-то результаты? Да ему плевать на них и на всю эту комиссию. Он желал выиграть время и добился своего.
— Ты считаешь, что русские успеют перебросить сюда дублирующую команду?
— Да, они сделают это.
— Но людям и собакам надо пройти акклиматизацию.
— Ты что, не знаешь этих русских? Они возьмут только своим упорством.
— Они — упорством, ты — профессионализмом. У тебя будет фора. Она уже есть, Вильям.
— Можно ли сейчас изменить решение?
— Нет, уже поздно.
— Даже если предложить китайцу или чеху хорошие деньги за то, чтобы они потребовали пересмотра решения?
— Вильям, ни Сун, ни Доучек не возьмут денег. Более того, предложи я им взятку, они тут же доложат об этом комиссару. А это автоматическая дисквалификация. Причем пожизненная. Я не желаю из-за твоих проблем лишиться положения, которое меня вполне устраивает.
— Но ты же взял триста тысяч.
— Да. Но никто не докажет, что доллары, поступившие на счет моего двоюродного брата, как-то связаны с моей профессиональной деятельностью. Я отработал их, сделал все, что от меня зависело. Так что успокойся, готовь свою команду ко второму этапу или молись. Все. Я пошел!
— Ты подлец, Хенри!
— Нет, Хукес, это ты подлец. А я просто немного заработал на твоем моральном облике. Всего вам доброго, сэр! — Хенри повернулся и пошел прочь.
Британец плюнул ему вслед.
— Проклятый лягушатник! Не мог он!.. Ладно. Придется задействовать план «В». Хорошо, что в Лондоне не отвергли его.
Серданова ждала вся команда, даже ветеринарный фельдшер.
— А ты чего, Чуйко, здесь делаешь? Где должен быть?
— Состояние животных остается тяжелым, но стабильным. Я выполняю рекомендации капитана Бережной. Сейчас собаки спят.
— Им хоть немного полегчало?
— Разве что немного. Сильное отравление.
— Что по нам, командир? — спросил помощник.
Полковник ответил:
— Комиссару не без труда удалось добиться проведения проверки полосы, на которой пострадали собаки. Она начнется завтра. Если комиссия обнаружит отравляющее вещество, то она отложит финал до получения результатов расследования, которое проведет Противоминный центр ООН. Если отрава не обнаружится, то старт второго этапа послезавтра в восемь утра. Независимо от состояния животных.
— Без собак мы проиграем, — проговорил Пахомов.
— Знаю. — Полковник повернулся к помощнику: — Холин, срочно обеспечь мне связь с Москвой!
— Станция в режиме ожидания. Она находится у вас в служебной секции.
— Идем! — Командир взглянул на саперов и повара. — Всем остальным заниматься по распорядку дня.
— Легко сказать, — проговорил Снегирев. — Вы, товарищ полковник, напомните начальству, чтобы не только группу прислали, но и врачей с техникой, лекарствами.
Серданов взглянул на Снегирева, промолчал, прошел в свою служебную секцию. Там на столе лежал кейс со спутниковой станцией. Он посмотрел на часы: 15.40. Значит, в Москве 10.40. Сколько бы ни было, Адаксин все равно ждет его звонка.
Начальник российской команды набрал номер.
Генерал ответил тут же:
— Да, Леонид Андреевич!
— У нас есть сорок часов для замены группы саперов. Высылайте самолет с ребятами старшего лейтенанта Галдина, медицинским оборудованием, персоналом, лекарствами, в общем, со всем, что будет нужно здесь.
— Честно говоря, не ожидал, что жюри предоставит нам время.
— Это заслуга комиссара ООН Андре Канте. Он не страдает русофобией и смотрит на вещи трезвыми глазами.
— Данный факт, конечно, радует, но…
— Что «но», товарищ генерал?
— У нас не сорок часов, а гораздо меньше.
— Не понял!
— Тебе известно, что такое «не везет» и как с ним бороться?
— Что-то не так?
— Борт, который должен был вылететь в Суринам, технари забраковали, нашли какой-то посторонний шум в работе одного двигателя.
— Это уже не просто невезение, а чертовщина какая-то, — воскликнул Серданов.
— Согласен. Но ты не паникуй. У нас два «семьдесят шестых» задействованы на тушении пожаров в Пермском крае. Ситуация там стабилизировалась. Я отозвал один самолет в Москву.
— Когда он сможет вылететь в Суринам?
— Давай произведем предварительный расчет. Сейчас у вас пятнадцать сорок три, так?
— Да.
— Самолет сможет отправиться в Москву никак не раньше двадцати часов. В двадцать один тридцать борт будет на аэродроме. Резервная команда и врач Бережная уже подняты и находятся в центре. Медицинское оборудование на аэродроме. Свободных экипажей у нас сейчас нет. Тому, который прилетит из Перми, придется вести «семьдесят шестой» и в Суринам. Значит, пилотам нужен полноценный отдых. В общем, так, Леонид Андреевич. Борт майора Суровцева вылетит к вам завтра, ориентировочно в девять часов утра. Напоминаю, по суринамскому времени. Полета ему с дозаправкой, сам знаешь, где-то двенадцать часов. Следовательно, в Парамарибо он прибудет где-то в 23 часа местного времени. Мы загружаем на борт еще одну машину для группы саперов и фургон с оборудованием и медикаментами, чтобы ускорить разгрузочно-погрузочные работы. За завтрашний день решим все формальности с властями Суринама. С этим поможет Противоминный центр ООН. К отбою резервная группа будет в Санкери. Врач с фельдшерами займутся больными собаками. Группе Галдина удастся отдохнуть. Утром восьмого числа на построении представишь комиссару и жюри резервную группу. Дальше, Леонид Андреевич, работа. На втором этапе наши ребята должны как минимум сократить отставание от британцев до показателей, позволяющих обойти их на третьем этапе. Если будет обнаружено отравляющее вещество и Канте отменит финал, все внимание больным собакам. Вылет из Суринама по моей команде. Да еще вот что. Как только борт Суровцева поднимется в воздух, я отзову и «семьдесят шестой» Шутова с обоими экипажами.
— Это меня не касается. Главное, чтобы до восьми утра четверга резервная группа была здесь вместе с врачом и оборудованием.
— Будет. Я проинструктирую Суровцева, чтобы он поддерживал с тобой связь во время полета.
— Хорошо. Я все понял, товарищ генерал.
— Как собаки наши?
— Состояние тяжелое. Но если выжили в первые часы после отравления, то выберутся. Очень надеюсь на это.
— Чуйко на связи с Бережной, работает по ее командам?
— Так точно!
— Добро. Тогда я занимаюсь делами. До связи, полковник.
— До связи, товарищ генерал-майор. — Серданов отключил станцию.
Полковник вышел на улицу и тут же встретился с Хукесом. Судя по всему, тот ожидал начальника российской команды.
— Вильям?..
— Леонид, в моем появлении есть что-то необычное? Я рад, что господин комиссар нашел в себе силы принять единственно правильное и справедливое решение. Мне известно, как проходило голосование. Я крайне возмущен поведением председателя жюри, Хенри, его заместителя Боугена и тех господ, которые голосовали против. Никогда бы не подумал, что политика влезет и в наши дела.
Серданов посмотрел на Хукеса и спросил:
— Ты считаешь, что те люди, которые голосовали против, делали это по политическим мотивам?
— Конечно. Как иначе можно объяснить их поистине ослиное упрямство? Согласись, будь на месте российской команды американская, ни один из членов жюри не поднял бы руки против.
— Кто знает. Но решение принято, и оно справедливо. Завтра пройдет проверка. В конце дня, перед отбоем, мы встретим резервную группу со здоровыми собаками и не менее опытными саперами, а также врача с целой миниатюрной клиникой для лечения пострадавших животных. Так что, Вильям, соревнования продолжатся.
— Значит, к тебе высылают резервную группу?
— Конечно. Работа без собак означала бы вашу победу.
— Ты еще надеешься выиграть, имея солидное временное отставание?
— Двадцать восемь минут — это, конечно, не ерунда, но и не такая уж серьезная проблема. Скажу тебе по секрету, Вильям, наши внутренние нормативы куда более жесткие, чем те, которые в ходу на состязаниях, проводимых под эгидой ООН. Естественно, я рассчитываю на победу. Тебе должно быть известно, что русские не сдаются.
— Да, это я хорошо знаю. В достижении поставленной цели упрямей вас нет никого в мире, — с какой-то задумчивостью проговорил Хукес.
— Я бы сказал, настойчивей, — поправил Серданов британского полковника.
— А разве это не одно и то же?
— Нет.
— Извини. Я не разбираюсь в тонкостях вашего сложного языка.
— Ничего. Все нормально.
— Леонид, ты говоришь так, как будто уверен в том, что комиссия, назначенная комиссаром, не найдет никаких отравляющих веществ.
— А ты не уверен в этом, Вильям? Те негодяи, которые отравили наших собак, далеко не дилетанты. За ними наверняка стоит некая организация, имеющая неплохие связи с охраной полигона. Такие подонки умеют прикрыть следы. Но ты же сам прекрасно понял, что для меня важнее было выиграть время. Я добился своего. Сейчас у нас одна забота — поддерживать жизнь собак до прибытия квалифицированного специалиста с техникой, которая позволит установить, чем именно они были отравлены. Я не исключаю, что российское руководство добьется проведения специального расследования по данному факту.
— Ты кого имел в виду, говоря об организации? Британскую команду?
— Без комментариев. Мы обязательно найдем тех мерзавцев, которые отравили наших собак.
— Мы — это кто?
— Тоже без комментариев.
— Не слишком ты разговорчив. Такое ощущение, что виновником всех своих бед ты считаешь меня.
— Не говори глупости, Вильям. Извини, мне надо еще кое-что сделать.
— Мне тоже.
Начальники команд разошлись.
Хукес зашел за торец модуля, в котором проживала его команда, достал радиопередатчик, вызвал Венсе и заявил:
— Нам надо встретиться.
— Да? Где? В ваш модуль я прийти не могу, ты не пойдешь ко мне.
— Я там, где мы с тобой уже встречались.
— Понял. Хорошо, подойду, хотя и не вижу, чем будет полезна эта встреча.
— Ты подходи, разберемся.
— Буду, но недолго.
— Конечно!
В 16.00 начальник охраны объекта французский подполковник Мишель Венсе вышел в торец модуля британцев. Там он увидел Хукеса.
— Что-то в твоем голосе поубавилось дружелюбия, Мишель, — заявил тот.
— Я сделал все то, о чем мы договаривались, теперь в стороне.
— Вот как? Я думаю иначе.
— Это твое дело.
Хукес сощурил глаза и осведомился:
— Как полагаешь, Мишель, что будет с тобой, если комиссар Канте получит информацию о том, что ты и твои люди отравили русских собак?
— Вот, значит, как? Я отравил?
— Да.
— А ты, следовательно, совершенно ни при чем?
— Конечно.
— Не пройдет это, полковник. Сдавая меня, ты подставляешь и себя.
— Почему же? Мало ли кто заплатил тебе за отравление собак? У русских врагов много.
— Но в первую очередь в этом заинтересован ты.
— Ни в коем случае. Помнится, в лесу нас было четверо: я, мой помощник, сержант и ты. Приказ начальнику караула давал ты. Тот и не подозревал, что к объекту пойдет человек из британской команды. Да, нас видел твой охранник. Он пропустил машину, после того как ты приказал ему это сделать. Но мы были не в лесу, а в аэропорту Йохан Адольф Пенгель, забирали багаж, забытый там. Это подтвердят…
Венсе прервал британского полковника:
— Что ты хочешь, Хукес?
— Русские получили возможность заменить саперную группу. Завтра к вечеру сюда прибудут новые люди и собаки.
— Я в курсе, и что? Ты хочешь отравить полосу русских еще и на втором этапе? Или, может, позже, на третьем?
— Я не идиот, подполковник. Два раза одна и та же уловка не пройдет. Отравление второй группы розыскных собак приведет к отмене финала и тщательному расследованию. В одном случае обвинить тебя труда не составит, но в двух — сложно. Ты тоже далеко не идиот, не пошел бы на такой риск. Следовательно, дело будет возбуждено и закрыто. Финал же пройдет в другом месте, где я ничего не смогу предпринять, не сумею нейтрализовать русских хотя бы частично. Там будет организован такой контроль за всем, что ни единого лишнего движения не удастся сделать. Мне нужна победа здесь.
Венсе посмотрел на британца и заявил:
— Что-то я не пойму, к чему ты клонишь.
— Закладку мин на контрольной полосе проводили твои саперы, так?
— Так.
— Ты получал их непосредственно из Противоминного центра, так?
— Так.
— Пломбы с контейнера снимались в присутствии комиссара?
— Комиссара и членов жюри.
— Отлично. Значит, если заменить одну имитационную мину другой, то к твоим саперам претензий не возникнет?
— Не должно. Закладка тоже производилась под контролем Канте и людей из его бригады.
— Вот я и озвучил, что предстоит сделать на участке «С» перед третьим этапом.
— У тебя есть имитационная мина, полностью идентичная тем, которые прибыли из Нью-Йорка?
Хукес усмехнулся и ответил:
— Есть, Венсе. Мы тщательно готовились к соревнованиям. Наша мина не отличается от тех, которые получил ты, ни по форме, ни по материалу, ни по количеству гексогена, ни по взрывателям. Но она куда более чувствительна к прикосновению. К ней надо лишь прицепить сюрприз. Как только сапер дотронется до корпуса, тут же сработает пиропатрон звуковой ракеты. А это подрыв и проигрыш.
Венсе покачал головой и заявил:
— Глупости! После подрыва комиссар и жюри будут особо тщательно изучать эту мину. Они обязательно определят, что она отличается от других.
— Никто ничего не определит, Мишель, как и в случае с веществом, которое использовалось для отравления собак.
— Позволь узнать, почему ты так уверен в этом?
— Это лишний вопрос. Но мне без тебя не обойтись, поэтому объясню. Возле нашей мины устанавливается миниатюрный дистанционный облучатель. Хочешь взглянуть на него?
— Покажи.
Хукес достал из кармана самый обычный камушек.
Венсе взглянул на него и спросил:
— Это и есть облучатель?
Полковник рассмеялся.
— Видел бы ты свою физиономию. Да, это и есть облучатель. Перед выходом русских на третий этап я активизирую его с дистанционного пульта, находящегося у меня. Мину, образно говоря, накроет электронный колпак. Возникнет магнитное поле, нарушение которого в случае прикосновения, даже самого легкого, заставит сработать пиропатрон. В небо взовьется сигнальная ракета, обозначающая подрыв. Я отключу облучатель, и он превратится в самый обычный камушек. А подрыв — это что?
— Да, я знаю, что означает подрыв. Поражение.
— Вот именно! Посему завтра в ночь, после работы комиссии, нам надо будет повторить то, что мы уже делали. Кларк проникнет на участок «С», поработает там в течение пары минут и уйдет. Все легко и просто!
— Значит, еще один выход на объект?
— Да.
— Тогда с тебя еще двести тысяч евро!
— Имей совесть! Ты уже получил свои деньги.
— Которые отработал. Давай не будем торговаться, Вильям. Деньги завтра же должны быть переведены на мой колумбийский счет. Получу подтверждение, ночью проведем акцию. Не получу, все останется как есть. Извини, мне пора. — Француз пошел прочь.
— Будут тебе евро, Венсе, — проговорил Хукес ему вслед. Жаль, что я не увижу, как ты удивишься, когда попытаешься перевести отлежавшиеся деньги во Францию и узнаешь, что на счету нет ни цента. Это будет весьма занятная картина.
Хукес скрылся в своем модуле, включил спутниковую станцию, доставленную майором Россом, настроил ее, набрал номер.
Спустя некоторое время он услышал голос Флоренса:
— Да, Вильям?
— Добрый день, Гарс.
— Да, он действительно добрый. На рассвете мы охотились. Взяли двух крупных крокодилов. Вы даже представить не можете, сколько адреналина выделяет организм при одном только виде этих монстров.
— Это большой риск.
— Но в этом и вся прелесть. Однако я слушаю вас. Надеюсь, вы не омрачите мое настроение?
— Нет. Наша команда на первом этапе обошла русских на двадцать восемь минут.
— Хороший результат. Значит, наш план сработал?
— Полностью.
— Тогда вам остается завтра не уступить русским слишком много, сохранить превосходство.
— Завтра состязаний не будет.
— Почему?
Хукес объяснил ситуацию.
Выслушав его, Флоренс проговорил:
— Резервная группа — это плохо, Вильям.
— Да, посему я начинаю работу по плану «В».
— Венсе согласен?
— За двести тысяч евро.
— Хорошо. Распорядитесь о переводе денег.
— Может, это лучше сделать вам?
— Нет! Я в ваши дела не лезу.
«Еще бы, — подумал Хукес. — У тебя и своих забот хватает. Охота на крокодилов и анаконд, дикари, а главное — очаровательная Лайза Стоун под боком. Интересно, он спит с ней в палатке или в первобытной хижине?»
— Почему вы замолчали?
— А что говорить? Я все понял.
— Ну и прекрасно. Вы когда-нибудь ели жареное мясо гремучей змеи?
— Боже упаси!
— А я скоро попробую. Аборигены говорят, что это очень вкусно. Но перед этим я на всякий случай все же выпью виски.
— Да, так будет вкуснее.
— По крайней мере не сразу вырвет. Работайте, Вильям. Будьте аккуратнее.
Хукес отключил станцию.
Вроде все нормально. Небольшой сбой с проверкой — это ерунда. Откуда же тогда тревога? Какое-то подсознательное неприятное чувство неуверенности? Ответа на этот вопрос начальник британской команды пока не находил.
Утром 7 сентября на полигон прибыл специализированный микроавтобус и встал у служебного модуля. Из него вышли двое мужчин с чемоданчиками, осмотрелись.
К ним тут же подошел подполковник Венсе:
— Доброе утро, господа. Вы прибыли из центра токсикологии?
— Да, — ответил старший по возрасту. — Я доктор Бантес Гарас, а это мой коллега, доктор Луис Мегуани.
— Очень приятно. Я начальник охраны данного объекта, подполковник Мишель Венсе.
— Вы француз?
— Да, а что?
— Мне недавно посчастливилось быть в Париже. Я потрясен красотой вашей столицы. Это нечто незабываемое.
Венсе усмехнулся и сказал:
— Да, Париж — один из лучших городов мира. Пожалуйста, подождите минутку. Я сообщу о вас комиссару Канте.
— Да, конечно.
Венсе удалился, вернулся вместе с комиссаром.
Канте представился, пожал гостям руки, пригласил их в кабинет. Там он обрисовал им обстановку. Потом комиссар позвал к себе Ван Суна и Алекса Ридсона, входивших в состав комиссии.
Выслушав Канте, Бантес Гарас сказал:
— Я понимаю, что комиссия должна включать и представителей местного руководства, но на самом полигоне попрошу не вмешиваться в наши действия. Задача нам понятна, мы возьмем пробы грунта и проведем экспертизу.
— Вы должны успеть дать результаты до вечера сегодняшнего дня, — сказал Канте.
— Мы сделаем это раньше, если нам не будут мешать, — заявил Гарас, улыбнулся и добавил: — Нам часто приходится проводить экспертизы. Флора и фауна Суринама таковы, что отравлений разного вида случается очень много. Да еще и человеческий фактор!.. Опыт у нас большой.
— Вы повезете образцы грунта в лабораторию?
— Только в том случае, если не сможем провести экспертизу на оборудовании, установленном в автобусе.
— Тогда с вами в Парамарибо поеду я, — сказал Канте.
— Да хоть все руководство вашего объекта. Ничего не имею против.
— Отлично, тогда давайте приступим.
— Мне нужна схема участка, который придется обследовать.
Канте передал ему лист бумаги.
Гарас указал на жирные точки, поставленные на документе, и спросил:
— Это мины?
Канте улыбнулся и пояснил:
— Это места закладки имитационных мин. Они извлечены из грунта. Полоса, которую вам предстоит обследовать, совершенно безопасна.
— Мы должны проверить только одну полосу?
— Проверьте весь участок. Он тоже полностью безопасен.
— Хорошо. Мы готовы, — сказал Гарас, свернул схему и положил в карман.
— Тогда вперед?
Комиссия прошла к участку. За ней потянулись члены жюри и команд. Всем хотелось посмотреть на работу суринамских специалистов.
Действовали они профессионально, основательно, не спеша. По схеме подходили к небольшим ямам, местам закладки имитационных мин, специальной лопаткой брали грунт, клали в пустые пакеты, помеченные номерами, складывали в чемодан.
Эксперты прошли более половины участка и остановились. Луис Мегуани достал какой-то прибор и сканировал четыре места закладки.
Канте хотел подойти к ним, поинтересоваться, зачем это надо, но Гарас остановил его движением руки и заявил:
— Господин комиссар, я просил не мешать нам!
— Я всего лишь хотел узнать, что вы измеряете.
— Позже я все объясню, — ответил Гарас.
Больше специалисты прибор не применяли.
Обследование участка заняло почти два часа. Специалисты дошли до промежуточного финиша, обозначенного межой.
Гарас повернулся к Канте и спросил:
— Это конец участка?
— Да, — ответил комиссар.
— Хорошо. Значит, работу на месте мы закончили.
Суринамцы двинулись к стартовой площадке. За ними шагали члены комиссии.
У микроавтобуса Гарас обернулся к Канте и заявил:
— Мы начинаем экспертизу. Просьба прежняя: не отвлекать и не мешать.
— Одно замечание, доктор, — сказал Канте.
— Да?
— Мне нужен подробный, полный отчет на английском языке. Если вам нужен переводчик…
Гарас прервал комиссара:
— Господин Канте, мы неплохо говорим по-английски, умеем и писать на этом языке. Естественно, мы составим полный отчет прямо здесь или в своей лаборатории, расположенной в столице.
— Хорошо.
Гарас поднялся в салон, закрылся там. Изнутри донесся какой-то шелест. Водитель микроавтобуса включил кондиционер. Иначе внутри можно было зажариться. Термометры с утра показывали тридцать четыре градуса.
Канте повернулся к Суну и Ридсону.
— Прошу вас, господа, в столовую, а затем в мой кабинет. Будем ждать результатов экспертизы.
К Серданову, стоявшему среди подчиненных, подошел полковник Хукес:
— Приветствую, Леонид.
— Привет, Вильям.
— Как тебе работа суринамцев?
— Что можно сказать о ней? Взяли грунт, что-то просканировали. Я не могу оценить их работу. Надеюсь, они знают свое дело.
— Интересно, смогут ли они провести экспертизу в машине или все же повезут грунт в Парбо?
— А какая разница, Вильям? Результаты в любом случае должны быть сегодня.
— Справятся ли?
— Посмотрим.
— Выпить не хочешь? У меня отличный виски.
— Нет, на службе не пью.
— Да какая служба. У нас сегодня получается выходной.
— На службе нет выходных дней.
— Так у вас заведено?
— А у вас по-другому?
— У нас по-другому.
— Извини, Вильям, мне надо к себе в отсек.
— Да, конечно. Ты должен узнать, вылетел ли борт с резервной группой.
— По-моему, ты лезешь не в свое дело. Тебе так не кажется?
— Да брось, Леонид. Мы же не враги, всего лишь соперники, участвующие в соревновании.
— Тем не менее.
— Хорошо. Не смею мешать.
Серданов и остальные члены российской команды вернулись в модуль.
Фельдшер доложил командиру, что состояние собак прежнее, без особых изменений.
— Надо немного потерпеть. Капитан Бережная — превосходный врач. К тому же она сможет взять анализы, определить, чем отравились собаки, и провести эффективное лечение, — проговорил Серданов.
— Да парни и так ухаживают за своими питомцами как за малыми детьми, упрашивают их потерпеть. Собаки понимают их, держатся.
— Так и должно быть. Продолжай наблюдение и процедуры, назначенные Бережной.
— Да, товарищ полковник.
Серданов прошел в кабинет, хотел снять браслет — дистанционный сигнализатор включения спутниковой станции, а тот вдруг завибрировал.
Полковник снял трубку:
— Серданов на связи!
— Генерал Адаксин. Доброе утро, Леонид Андреевич.
— У нас десять ноль две. Уже день.
— Надеюсь, он добрый?
— В общем, да. Состояние собак по-прежнему стабильно тяжелое, с признаками незначительного улучшения.
— Это уже хорошо. Я говорил с Бережной. Она сказала, что если животные не погибли в первые двенадцать часов, то вероятность излечения составляет практически сто процентов. Вопрос в том, смогут ли они и дальше работать.
— Не смогут, отправим на заслуженный отдых.
— Не хотелось бы. Ладно, что по комиссии?
— Спецы только что закончили сбор грунта с мест закладки, закрылись в передвижной лаборатории.
— Что за спецы? Комиссар говорил о них?
— Токсикологи из Парамарибо. По словам Канте, профессионалы высокого уровня.
— Значит, они проводят экспертизу на месте?
— Пока да. Что будет дальше, не знаю. Возможно, эти ученые мужи повезут грунт в Парамарибо.
— Ясно. Борт вылетел к вам час назад.
— Хорошо.
— Не исключена задержка на Канарах. Тамошнее аэродромное начальство неожиданно затребовало предоплату горючки. Я дал команду поспешить с этим. Если и случится задержка, то ненадолго. Самолет в любом случае будет в столице Суринама сегодня.
— Я понял, Георгий Борисович.
Генерал выдержал недолгую паузу, потом проговорил:
— Я вот о чем подумал, Леонид Андреевич. Отравление могли устроить только британцы, скорей всего с помощью начальника охраны. Где гарантия, что они не попытаются подложить нам еще одну свинью?
— Что вы имеете в виду, Георгий Борисович?
— Если бы знал, то не размышлял бы вслух, а дал указания. Допустим, Хукесу поставлена задача победить любой ценой. Коли так, то у него в запасе наверняка не только отрава.
— Но если мы не знаем, что он может сделать, то как должны поступить?
— Думаю, тебе следует обратиться к комиссару и высказать ему свои опасения. Ты можешь сослаться на руководство МЧС и попросить допустить наших офицеров к охране участков, на которых будут проходить состязания.
— Не представляю, как это будет выглядеть на практике, даже если Канте и пойдет навстречу.
— А что в этом сложного? Достаточно получить разрешение на наблюдение за участками вне периметра ограждения. Особенно со стороны леса. Уверен, если наши люди будут это делать, то Хукес не решится на акцию.
— Понял. Я переговорю с комиссаром, немедленно, пока специалисты-токсикологи заняты экспертизой.
— Да. О результате разговора доклад мне.
— Вы не собираетесь отдыхать?
— Ты можешь сообщить мне о результатах переговоров в семь часов.
— Есть, товарищ генерал! Ровно в семь сеанс связи!
— Договорились. Держитесь там.
— Прорвемся!
— Не сомневаюсь. Конец связи.
— Конец.
