Владимир Вацлавич жил на улице Савушкина, в уютном трехэтажном домике старой постройки. Паркуясь возле него, я вспомнил Высшего вампира Костю Саушкина из Москвы и историю с книгой «Фуаран». А я, как и большинство Иных, проработавших в Дозорах хотя бы пару месяцев, не верил в простые совпадения. Это первое, от чего нас отучало древнее противостояние между Дозорами.

Подъезд в доме имелся один, так что ошибиться было невозможно, и я, набрав номер квартиры, позвонил в домофон.

Может, надо было бутылку купить? С пустыми руками вроде и неудобно как-то.

– Да? – через некоторое время из динамика донесся приглушенный техникой старческий голос.

– Владимир Вацлавич?

– Слушаю.

– Меня зовут Степан Балабанов, – представился я. – Извините за беспокойство. Я из Ночного Дозора.

– Откуда-откуда? – глуховато прохрипели динамики, но я почувствовал легкое прикосновение и раскрылся, давая себя рассмотреть.

– А-а-а, из Дозора. – Собеседник был явно удовлетворен. – Открываю-открываю. Заходите.

Я вошел в ярко освещенную парадную и стал подниматься по лестнице на третий этаж, слушая, как наверху щелкают дверные замки. Архивариус мне отпирал.

Вопреки освещенной лестничной клетке в прихожей, да и, как оказалось, во всей квартире пожилого Иного царил полумрак. Я замялся на коврике – меня никто не встречал.

– Раздевайтесь и берите тапки, любые, – донеслось из глубины коридора, по бокам которого виднелось несколько дверей, по всей видимости, ведущих в комнаты. В самом конце мерцал тусклый свет. – Проходите сюда. Извините, я просто работаю.

Я послушно направился на голос и оказался в небольшой комнатке, плотно заставленной разномастными стопками бумаг и файлов разной степени пожелтелости. Был стенной шкаф, явно сохранившийся с советских времен, за стеклом которого выстроились в ряд древние фолианты в кожаных переплетах. На одной из полок я увидел семь вьетнамских фарфоровых слоников, расставленных от самого большого к самому маленькому.

Рядом с разложенной двуспальной тахтой (хотя было очевидно, что архивариус обитает один), небрежно застеленной пледом, стоял невысокий стол, за которым, сидя на старом стуле, спиной ко мне сгорбился Владимир Вацлавич.

Когда я появился в комнате, он повернулся и, нашарив тросточку, прислоненную к тахте, с усилием поднялся навстречу. Я с удивлением заметил на столе мерцающий экраном современный ноутбук с развернутым текстовым файлом. Еще больше меня удивило то, что, пока я поднимался, он отпер дверь и успел вернуться в комнату, хотя, судя по его движениям, передвигался пожилой маг не слишком быстро.

– Здравствуйте, – еще раз поздоровался я. – Степан Балабанов.

Как же он был стар. Безнадежно, как-то по-человечески. Для полноты картины не хватало только россыпи лекарств рядом с компьютером. Но вместо них была круглая пепельница в форме лебедя и початая пачка дорогих французских сигарет, в которую была засунута зажигалка.

Судя по всему, инициировали Владимира Вацлавича уже в почтенном возрасте. С покрытой старческими пятнами залысиной, обрамленной жидкими белесыми волосами, длинной, но все-таки подстриженной бородой, с крючковатым носом, на горбинке которого висели очки со скользящей по щеке цепочкой. В мятой клетчатой рубашке, шерстяной безрукавке, брюках и домашних тапочках. Кстати, таких же, как и у меня.

– Очень приятно, очень. – Он протянул сухую жилистую руку, и я пожал ее. Вопреки ожиданиям рука оказалась крепкой. – Владимир. Присаживайтесь-присаживайтесь. – Он откинул часть пледа с тахты. – Ночной Дозор, надо же, лично. Не часто, не часто… За новой статьей прислали? Хм, могли бы и позвонить. Я же вчера только отправил.

– Нет, я не за статьей.

Оказавшись в чужой квартире и только познакомившись, я замялся, не зная, с чего начать.

– Интересно у вас, – оглядев комнату, сказал я и, видимо, затронул актуальную тему.

– О-о-о, – перехватив трость, Владимир Вацлавич обвел помещение рукой, – видите это богатство, молодой человек? Сколько трудов, исследований, времени. И все набрано на печатной машинке вот этими руками. А сейчас…

Он кивнул на ноутбук.

– Все приходится переносить в компьютер, заново, перебирать собственные архивы. Это же уйма времени. Я словно попал во временную петлю. Да еще пока с техникой разберешься. Но привыкаю потихоньку, что ж делать. Времена-то меняются. Так чем обязан?

Я присел на край тахты и, сложив руки между колен, скрестил пальцы.

– Владимир Вацлавич, я насчет одного вашего очерка. Касательно артефакта Сумеречные клыки.

– Так-так. – Он тяжело опустился в кресло напротив. – Слушаю.

– Меня интересует вопрос ревоплощения, – осторожно начал я. – Но не на какой-то определенный отрезок времени, а насовсем.

– Да, действительно, припоминаю… – Он пожевал губами. – Писал. А зачем вам?

– По работе, – туманно ответил я. – В нашем архиве информации мало, вот хотелось бы узнать побольше.

– Побольше, – задумчиво повторил архивариус и посмотрел на шкаф с фолиантами. – В наше время молодежь редко чем интересуется. Думает, что это всего лишь легенды. Бесполезная информация, интересная лишь старикам.

– Мне очень интересно, – честно признался я. – Что случается с Иными после так называемой смерти?

– Черные псы, хранители Сумрака, – помолчав, сказал Владимир Вацлавич, думая о чем-то своем или просто роясь в глубинах памяти. – Призрачные огромные собаки-полуволки, излюбленные персонажи фольклора Британских островов. Они якобы часто появлялись в грозу, а также на перекрестках, местах, где когда-либо имела место казнь, убийство, смерть, или просто на старых дорогах.

Я весь превратился в слух.

– Кстати, а вы знали, что легенды о черной собаке Харгест, популярные на границе Херфордшира и Пауиса, и о так называемой пэк-хантинг, гончей собаке фей из Дортмура, вдохновили Конан Дойля на сочинение «Собаки Баскервилей»?

– Нет.

– Так и есть. Доподлинно неизвестно, в каких глубинах Сумрака обитают эти загадочные существа, – положив руки на трость с костяным набалдашником, рассказывал Владимир Вацлавич. – Появляются они неожиданно. Обычно очень крупные, черные, им свойственны резкие запахи, а глаза их горят ярким огнем. Они могут молниеносно исчезать во вспышке пламени, напоминающей электрический разряд.

– А как же клыки?

– Они действительно обладают определенными свойствами. Поговаривали, что псы могли найти и принести из недр Сумрака тень развоплощенного Иного. Но огромные клыки и жуткая внешность – не единственные приметы этих существ. Есть версия, что их предводитель, Высший оборотень, – посмертное воплощение обычного волколака. Считается, что однажды он может вернуться из Сумрака в образе Баргеста, если на земле он должен совершить какие-либо важные дела. Но достоверно это неизвестно.

– А ревоплощение? – Внимательно слушая, я попытался направить беседу в нужное мне русло.

Архивариус немного помолчал.

– Есть старая легенда о Светлом Ином Томасе де Сансе. Во времена Инквизиции, не нашей, а человеческой, его жену, слабенькую Иную, сожгли на костре по подозрению в колдовстве и ереси. Обуреваемый горем, он призвал из Сумрака Вожака псов и попросил его вернуть ему любимую. Но тот отказался. – Владимир Вацлавич остановился и прочистил горло, промокнув губы платком. – Извините. Так вот. По преданию, Томас и Вожак сражались в Сумраке несколько дней, и на исходе последнего Светлому удалось одолеть чудовище и вырвать из его пасти два клыка, которыми он надеялся воспользоваться. Он торжествовал. Но Вожак сказал ему, что надежда тщетна. Из Сумрака можно вернуть лишь тень Иного. Де Сансе был безутешен, и на этом легенда обрывается. Далее путь клыков то теряется, то снова появляется. С ними связано множество преступлений и невинно пролитой крови. По всей видимости, они какое-то время кочевали по миру, пока не оказались здесь. И тут есть более интересная история, вполне способная оказаться правдой. В конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века в Петербурге был известен некий граф Коробов, Темный, фаворит при дворе, кутила и повеса. У него была красавица-жена, причина многочисленных дуэлей, из которых граф неизменно выходил победителем. И вот однажды в результате придворной интриги карета, в которой находилась супруга Коробова, была взорвана. По слухам, клыки в тот момент находились у него. А через несколько дней граф сбежал в Великое княжество Финляндское. Многочисленные очевидцы утверждали, что Петербург граф Коробов покинул не один, а с таинственной спутницей, лицо которой было скрыто вуалью. Мы же с вами вполне можем допустить, что это была его ревоплощенная жена.

– Как клыки оказались у Инквизиции?

– После того как граф покинул город, его имение разграбили. Но Инквизиция успела забрать артефакт в свои запасники.

Владимир Вацлавич перевел дух.

– Как видите, клыки Сумеречного пса, по сути, могут призвать тень Иного из Сумрака. Но документально это не подтверждено. Кстати…

Владимир Вацлавич поднялся и, подойдя к шкафу, отодвинул одну из стеклянных створок.

– Так, посмотрим-посмотрим… – ведя пальцем по корешкам старых книг, бормотал он. – Где же это у меня… Ах, вот!

Вытащив один из пожелтевших от времени фолиантов, он некоторое время листал его, а потом с радостным возгласом протянул мне:

– Смотрите!

Я стал разглядывать изображение небольшой инкрустированной шкатулки из дерева с выпуклой мордой то ли пса, то ли волка на крышке, с красными глазами, сделанными из драгоценных камней. Предмет покрывала замысловатая инкрустация, а четыре маленькие подставки по бокам были выполнены в виде когтистых лап.

На втором развороте шкатулка изображалась раскрытой, а внутри нее лежали клыки. Чуть изогнутые, бледно-желтые, с нанесенными на кость рунами.

– Владимир Вацлавич, а вы, случайно, не знаете, какая примерно длина у этих клыков?

– Думаю, от десяти до пятнадцати сантиметров.

Я невольно присвистнул, представив, животное каких размеров должно было обладать такими зубами, и мне стало не по себе.

– А что это за руны?

– Неизвестно. Возможно, это какое-то заклинание, которое выпытал у Вожака де Сансе, а им впоследствии воспользовался Коробов. Но точной информации у меня, к сожалению, нет. Действие его мне неизвестно.

Я сидел и разглядывал книгу, постепенно переваривая услышанное. В голове крутились последние слова Владимира Вацлавича. Призвать тень из Сумрака. Документально не подтверждено… Но все-таки возможно!

– Хотите чаю? – Голос архивариуса вывел меня из раздумий. – Или, может…

Вернувшись к столу, он коснулся тонкого горлышка, венчавшего пузатый графин с пятизвездочным коньяком.

– По рюмочке, так сказать.

– Спасибо, за рулем, – отказался я, аккуратно откладывая фолиант на тахту.

– Тогда чай! – Владимир Вацлавич жестом пригласил меня за собой. – Прошу на кухню.

Мы снова оказались в темном коридоре с несколькими дверьми. Открыв одну, архивариус нашарил на стене выключатель, зажег свет и зашел внутрь. Кухня, а точнее было бы сказать – кухонька встретила опрятностью и чистотой. Даже если Владимир Вацлавич и жил один, то, судя по квартире, отличался крайней чистоплотностью.

Пока старичок колдовал с газовой плитой и водружал на нее чайник – из современных гаджетов в квартире скорее всего был только ноутбук, – я устроился на табуретке возле квадратного стола в углу.

– Простите, что задаю личный вопрос, но я не мог не обратить внимание, что у вас весьма необычное отчество, Владимир Вацлавич. – Я попытался вести некое подобие светской беседы. – Ваши предки родом из Чехии?

– Вы правы, молодой человек, имя это традиционно для жителей Чешской Республики. Но семья моего отца перебралась жить в Румынию, там я и родился. Позднее судьба занесла меня в Петроград.

Я постарался скрыть удивление. Еще одно совпадение, не многовато ли для одного дня? Сглотнув ком в горле, я поспешил перевести тему в другое русло.

– Должно быть, музей Инквизиции очень сильно охраняется, раз в нем находятся такие вещи, – сказал я и добавил, вспомнив шутку Дарии: – Не хватало только джинна в бутылке.

– О-о-о, а вот это вы метко подметили, Степан. Джинны… – Покончив с чайником, архивариус открыл пенал над плитой и стал что-то там искать. – Джинны и дэвы. Это существа совсем иного рода, молодой человек. Вам с бергамотом или ромашкой?

– С бергамотом.

– Так вот, – доставая из пенала нужную коробочку, продолжал Владимир Вацлавич, – джинна сложно подчинить, он обладает невероятным могуществом и никогда не покидает Сумрак, хоть и умеет контактировать с реальным миром. Я слышал, что Инквизиция нередко призывает их и еще дэвов на службу. Хотя это тоже не подтверждено. Скоро закипит…

Присев рядом, он поставил на стол две кружки с насыпанной в них заваркой.

– Сахар?

– Да, спасибо, – машинально ответил я, полностью захваченный рассказом.

– И что интересно, Сумеречные клыки сейчас находятся под охраной джинна.

Удивляться дальше у меня не было сил, и я просто сидел и слушал словно зачарованный.

– Иногда Инквизиция выставляет артефакты в других музеях, в рамках программы культурного обмена, подробностей я уже не помню. И как вы прекрасно понимаете, оставлять столь могущественные вещи, пусть даже в разряженном состоянии, без надлежащего присмотра опасно. Поэтому Инквизиция в подобных случаях, когда артефакт покидает пределы хранилища, или выставляет рядом с ним круглосуточные наблюдательные посты, или присовокупляет могучий охранный артефакт. Так и теперь, вместе с Сумеречными клыками, три недели назад выставленными в Эрмитаже…

Владимир Вацлавич откашлялся и продолжил:

– Вместе с Сумеречными клыками и Минойской сферой Инквизиция передала в Эрмитаж бутылку с джинном, его зовут Маймун. Ему тысячи и тысячи лет. Он настолько древний, что точный его возраст невозможно установить. И, конечно, силен. Так силен, что может мгновенно уничтожить Иного любого уровня, полностью лишив его Силы. Бутылку с джинном вместе с прочими артефактами привезли из Персии еще в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. И последние три недели Маймун денно и нощно сторожит клыки и Минойскую сферу, не покидая своего пристанища.

С тонким свистом закипел чайник.

– Сидите-сидите, я налью. – Опередив снова доставшего платок Владимира Вацлавича, я встал, снял чайник с плиты и разлил кипяток по кружкам.

– Спасибо. Есть один интересный факт, – явно радуясь благодарному слушателю, со смешком продолжил архивариус. – Джинн, конечно, может покидать пределы Эрмитажа, но его свобода ограничивается бутылкой. Это, как бы поточнее сказать, его поводок.

– Покидать Эрмитаж?

– Совершенно верно, – кивнул Владимир Вацлавич. – Но заклятия, наложенные на бутылку, не позволяют ему далеко уйти.

Я задумчиво пил чай, помешивая его ложечкой. Больше вопросов к архивариусу у меня, собственно, не было. За окном наступали сумерки. Скоро заступать в Дозор.

– Ну а как дела в Дозоре? – словно прочитав мои мысли, спросил Владимир Вацлавич, когда молчание затянулось. – Наверное, много всего изменилось. Вы ведь не боевой маг, насколько я понимаю.

– Нет. Я фотограф. Но иногда выезжаю на операции, чтобы делать снимки для протоколов.

– Фотограф… – Архивариус подлил себе еще кипятку. – Интересно. А как поживает Геннадий Петрович?

– Крутится. В последнее время много работы.

– Как всегда, – согласился Владимир Вацлавич и с грустинкой вздохнул. – А я вот тут, как видите, прозябаю. Книжный червь, так сказать. Хотя правильно говорится – кто на что учился.

– Вы мне очень помогли, – сказал я, ставя на стол пустую кружку.

– Да не за что. У меня редко бывают гости. Приятно иногда с кем-нибудь поговорить и видеть, что твои знания еще могут быть полезны.

Более чем, подумал я и стал потихоньку прощаться. Владимир Вацлавич проводил меня в прихожую и стоял, опершись на свою трость, пока я обувался и снимал с вешалки пальто.

– Извините, что отвлек от работы, – уже стоя в дверях, сказал я. – Спасибо за беседу и чай.

– Работа-то никуда не денется. Это вам спасибо, что навестили старика. Я всегда рад гостям.

– До свидания, Владимир Вацлавич.

– И вам не хворать, Степан. Заходите, если еще будут вопросы.

Он закрыл за мной дверь и опять неторопливо щелкал замками, пока я спускался по лестнице. Сев в машину, я, не заводя мотора, некоторое время сидел и смотрел на улицу, думая, кому первому позвонить. Если честно, сейчас мне было не до Дарии. Успеется.

Рисунок с изображением шкатулки, в которой хранились клыки, я запомнил.

Простой запрос у меня не примут. Да и уровня не хватало. К тому же в одиночку не справиться. Нужен другой план. Наконец я достал телефон и набрал Мишу.

– Ну что, разобрался с делами? – ответив через пару гудков, поинтересовался он. – Скоро заступать. Батька нам определил участок рядом с Александровским садом. Инвентарь я уже получил.

– Да, я готов, – ответил я и немного помолчал. – Послушай, кажется, я знаю, кто убивает девушек.

– Хренасе, а…

– Погоди, – оборвал я. – Это не по телефону. Сможешь для меня кое-что сделать в офисе? Это важно.

Постаравшись сформулировать как можно точнее, я передал Мише инструкцию.

– Ладно, попробую, – выслушав, удивленно сказал он. – А зачем это тебе?

– Не по телефону, – повторил я. – Все расскажу на месте. Главное, привези.

– О’кей, тогда увидимся.

Нажав сброс, я завел машину, чувствуя, как частички загадочной головоломки потихоньку начинают проступать из тени, а внутри созревает холодная решимость.

Я знал, что искать.

Ведя «Форд» по вечернему городу к точке сбора, где меня ждал Миша, я снова и снова прокручивал в голове разговор с Владимиром Вацлавичем.

Это было чистейшим безумием. Отчаянным и запрещенным. Осмеливаясь на такое действие, я преступал черту.

Да и в Библии было сказано: колдовство – это зло. «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего…»

Верил ли я в Бога? Скорее всего нет. А если он и существовал, то мне уже давно было отказано в его Царствии Небесном. Я ведь колдун.

Но, честно говоря, мне было на это плевать.

И когда я уже почти подъезжал к указанному месту, решимость превратилась в уверенность.

Я ограблю Инквизицию.