Атмосфера Питера и Ленинградской области – это два разных мира. Даже ехать далеко не надо. Всего каких-то тридцать километров, и вы попадаете в умиротворяющую, неторопливую жизнь садовых участков и кооперативных хозяйств, выданных когда-то еще бабушкам и дедушкам.

Этот маленький и такой знакомый, ограниченный шестью сотками участок детства, который должны были помнить все мои ровесники, подростки поколения 90-х, каждый год на время летних каникул отправляемых родителями на дачу к бабушке.

Такими были мы со Светой. Веселые, шебутные. Еще не инициированные, обычные дети. Я на правах старшего брата во всех играх всегда брал над ней шефство. Сестренка, конечно, бузила, но слушалась. Мы были хорошей командой.

Послушно помогали по хозяйству. Собирали малину и прочие ягоды, черную и красную смородину, крыжовник и маленькие китайские яблочки. А пока я копал картошку или помогал деду в парниках, ломившихся от всевозможных помидоров и огурцов всех сортов, бабушка со Светой крутили маленькой мясорубкой из них восхитительное варенье, которым мы потом намазывали свежевыпеченные домашние пироги прямо из печки.

В моем детстве на участке было все. Обычные люди, без колдовства и магии прошедшие блокаду, бабушка и дедушка во всем привыкли полагаться на себя и на шести сотках умудрились создать настоящую ферму, которая в непростые, часто голодные девяностые нередко зимой выручала две семьи.

Потом стариков не стало. От мамы ушел отец. И пришло время больших перемен. Мы со Светой повзрослели, интересы стали меняться, и дача, как и воспоминания о детстве, сама собой отошла на второй план.

Время… Оно течет без конца и края, и ему на самом деле плевать на нас.

Думая так, я сидел на низкой, грубо сколоченной из трех ошкуренных колобашек сидушке, найденной в захламленном гараже возле бочки, над которой с гулом металось пламя. Изредка просовывал в прорезанное в железе отверстие сучковатую палку, шевеля проседающие под давлением огня, чадящие сизым дымом опавшие с яблонь листья. С удовольствием вдыхал терпкий, коптящий одежду запах.

Сейчас на участке ничего не было, кроме нескольких постаревших, прогнивших изнутри деревьев, почерневшими, переплетающимся скелетами тянущихся к понурому низкому небу. Раньше их было тринадцать. На шести сотках! Но дед как-то умудрился вырастить. Урожайных, выбеленных, старательно ухоженных заботливой старческой рукой. Дававших разносортные, сахарные и безумно вкусные яблоки.

Теперь осталась только пожухлая, примятая осадками выцветшая сырая трава; чтобы пройти по ней, приходилось надевать резиновые сапоги. Да еще несколько кустов, давно не плодоносящих и куцыми пучками торчащих из земли.

Участок запустел. Но после смерти матери мы со Светой решили его не продавать. Мало ли что еще будет. Земля, какая бы ни была, все равно пригодится.

За все пока платил я. Благо денег хватало. Построил новый высокий забор с широкими двойными воротами. Отремонтировал баньку. До дома только руки не доходили, но если протопить старенькую, еще дедом сложенную печку, ночевать можно было даже сейчас.

Приятно ощущать знакомое тепло, идущее от нагретых огнем кирпичей. Уютно. Впервые за несколько дней я выспался. За окнами стояла тишина, которую никогда не услышишь в городе. Это был особый, словно отделенный от всего остального мир.

Настала суббота.

Накинув старый ватник, я все утро тщательно сгребал опавшие листья вперемешку с гнилыми яблоками и сразу сжигал пахучие охапки в железной бочке. И к обеду почти управился, заодно решив позвонить Мишке.

Он оказался не занят. Ну так пусть приезжает. Вместе веселее.

Пока Миша добирался, я еще повозился в огороде и часа через полтора услышал приближающийся знакомый рокот мотоциклетного двигателя. Я открыл ворота, и на участок заехал Миша на своем «Кавасаки».

– Субботник? – Ставя мотоцикл на подножку рядом с моим «Фордом», Миша кивнул в сторону дымящей бочки и принюхался. – Хорошо.

Я подкинул в огонь последнюю охапку листьев.

– Ну и видуха у тебя, – хмыкнул Миша. – Чистый дворник.

Я улыбнулся, осмотрев свой наглухо застегнутый ватник, старые джинсы, заправленные в сапоги, и грабли, которые держал в руках.

– Видели бы тебя твои девицы. – Миша вылез из седла и стал открывать кожаные сумки, прикрепленные по бокам заднего колеса. По очереди он извлек несколько пакетов. В одном из них что-то звякало.

– В баню же пойдем? – подтвердил мою догадку Миша. – Самое оно. А то сезон уже заканчивается, скоро байк на прикол ставить. Надо гульнуть напоследок.

Я был не против. Баня осенью – это хорошо.

– Ты вовремя меня набрал. Дядя Саша только хотел на меня какую-то дичь повесить, а я деру дал. – Миша дошел до садового столика и стал раскладывать привезенную снедь. – Я бы быстрее приехал, трасса-то пустая. Но в магазине очередь – это песец.

– Главное, что не из «Макдоналдса».

– Обижаешь. Да и остыло бы по дороге. Блин, хотел вечером еще на концерт «Какой-то Band» в «Moto BARRR» заскочить, да ладно уж, переживу. Не в последний раз.

– Да у них же одно и то же.

– Понимал бы ты в роке, Степа, я бы с тобой поговорил. Они ведь к тому же живьем играют.

Из пакетов появились две упаковки сырых стейков, пара контейнеров с магазинными салатами, нарезка хлеба и дюжина пластиковых литрушек пива. Сегодня нас ждал правильный мужской вечер.

– Не лопнем?

– Самое то, – успокоил Миша, копаясь в последнем пустом пакете. – Блин, вилки забыл.

– У меня тут все есть.

– Тогда к труду и обороне готов! – Миша снял байкерскую куртку, под которой была черная футболка с надписью «Slayer». – Куда ее?

– В прихожей повесь и пиво заодно в холодильник кинь.

– Ага.

Взяв палку, я пошевелил тлеющую золу на дне бочки и пошел в гараж за стареньким мангалом.

Пока я там ворочался, гремя накопившимся за годы хламом, Миша нашел в сарае топор и начал колоть дрова.

Вечерело.

Мы затопили баню и принялись жарить мясо, попутно откупорив по бутылочке и с удовольствием вдыхая идущий от мангала аромат.

– Правильно сделал, что приехал, – сказал я.

– Я за любую движуху, кроме голодовки, ты же знаешь, – ответил Миша. – Ну, давай.

Мы чокнулись и сделали по паре глотков. Пиво было вкусным.

– Слушай, у тебя брезент есть или пленка какая? Байк закрыть. – Он с подозрением посмотрел на низкие тучи. – А то вдруг ночью ливанет.

– Придумаем, – успокоил я. – В гараже наверняка что-нибудь найдется.

Конечно, каждый из нас запросто мог укрыть байк простеньким заклинанием, и тогда железному скакуну не были бы страшны ни плохие погодные условия, ни угонщики, ни что-либо еще. Но так поступают Темные. Нам же не следовало тратить силу в тех случаях, когда проблему можно было решить обычными человеческими методами. Драгомыслов строго вбивал эту науку в мою голову, а я, в свою очередь, втолковал ее Бизону. Причины для перестраховки со стороны шефа вполне понятны. После случая с алхимиком Пелем он не хотел рисковать и давать даже малейшей возможности Дневному Дозору обвинить нас в нарушении Договора.

Эти мысли невольно напомнили мне о том, что я уже несколько недель плотно сидел на крючке у Натальи Владимировны. Но думать об этом сейчас не хотелось.

Дожарив мясо, мы с аппетитом поужинали прямо на воздухе и, прихватив еще пива из холодильника, пошли париться.

После бани я ощутил себя другим человеком. Посвежевшим и полным сил.

На улице было уже темно. В оставленном мангале таинственными огоньками тлели угли. В дальнем конце участка что-то шебуршнулось под кустом и послышался странный звук. Скорее всего соседский кот опять пролез через лаз под забором, который я все никак не мог найти, но Миша, да еще после пива, насторожился:

– Что это?

– Гномы, – решив подшутить над другом, как можно безразличнее ответил я. – Норы к зимовью готовят.

– А они колеса байку не проткнут?

– Не. Сначала покатаются по окрестностям, а уж потом…

– Да иди ты.

Я засмеялся.

– Ладно, идем. Пора на боковую.

Накрыв «Кавасаки» большим куском полиэтилена, обнаруженного в гараже, мы засобирались спать. Определив Мишу на тахту в одной из комнат, поближе к печке, я лег на свою кровать и почти сразу уснул.

Миша разбудил меня посреди ночи.

– Степа, подъем…

Я посмотрел на часы, было полчетвертого утра.

– Ты чего? – Я включил ночник.

Миша был серьезный и хмурый.

– Всех срочно вызывают в офис. У нас еще одно убийство. В центре.

Вылезать из теплой кровати и ехать куда-то мне в тот момент хотелось меньше всего.

– А это обязательно? – спросонья пробормотал я. – У меня камеры с собой нет.

– Всех, – каким-то странным голосом повторил Миша. – Собирайся, выезжаем.

Послушно одевшись и заперев дачу, я сел в машину и поехал за байком Бизона в сторону города. Питер не отпускал надолго. Он снова приманивал смертью.

На Певческом мосту нас уже ждали.

Выбравшись из машины, я огляделся и посмотрел на окна квартиры Боярского, выходящие на Мойку. Меня снова кольнуло воспоминание о бойне на Петровском стадионе.

Убийство в самом центре города? Загадочный преступник явно бесстрашен и нагл.

Войдя вслед за Мишей в Сумрак, я увидел дядю Сашу, Илью, Батурина, сжимавшего камеру, и еще нескольких оперативников. Рядом с ними стояли оперативники Дневного Дозора. Некоторых я знал. Они сухо поздоровались. Я кивнул.

– Торопились как могли, – подойдя к дяде Саше, отрапортовал Михаил. – Где тело?

– Там. – Старый боец указал в сторону небольшого кафе в центре моста, как-то странно посмотрев на меня.

В нескольких метрах от того места, где мы стояли, я увидел мерцающий купол заклинания «неприкосновенности».

– Мы-то уже все видели, – вздохнул дядя Саша. – Пусть он лучше один пойдет.

Это было адресовано мне.

– Но камера же у Кирилла. – Я растерянно оглядел собравшихся.

– Иди-иди. «Неприкосновенность» сейчас сниму.

Я медленно пошел к телу. За несколько шагов до него дядя Саша за моей спиной убрал защиту, и мерцание исчезло.

Я остановился.

Света лежала, раскинув в стороны руки и неестественно поджав под себя одну ногу. Светло-русые волосы рассыпались по земле, на одежде никаких следов крови. С правой стороны сумка, в метре от левой руки мобильник в знакомом розовом чехле. Словно она неожиданно поскользнулась и упала на спину, но еще не успела встать.

Если бы не цвет лица.

В нем не было ни кровинки. Мертвенно-бледное, восковое.

Глаза закрыты.

Я остолбенело стоял, ощущая, как на меня бетонной плитой обрушивается страшная правда. Чудовищная реальность, которую я не хотел принимать.

Двигаясь словно на плохо смазанных шарнирах, я обернулся.

– Что с ней сделали?

Собравшиеся за моей спиной Иные молчали.

– Сила, – нарушил тишину дядя Саша. – Из нее выпили всю Силу.

Я снова повернул голову.

В ее открытые глаза я не смог бы смотреть. Всегда веселые, жизнерадостные, умные. Теперь навсегда застывшие под опущенными неподвижными веками.

– Света, – машинально позвал я, опускаясь рядом с ней на колени.

Казалось, она сейчас откроет глаза и улыбнется. Я помогу ей подняться, отряхнуть пальто, и мы пойдем домой. Все будет как обычно. Будем мы.

Я сморгнул, чувствуя, как по щекам побежали слезы.

– Света…

Сестра молчала. Светы больше не было.

Теперь я остался совсем один.

Почему она?! Почему мы?! Какой неведомый рок бросил ее в руки хладнокровного убийцы…

Я протянул ладонь, чтобы убрать прядь волос с лица Светланы.

– Не трогай! – предостерегающе крикнул сзади дядя Саша.

Я не послушал. Сейчас я вообще ничего не слышал, кроме бешено стучавшей крови в висках.

Но едва мои пальцы коснулись Светиной щеки, по всему ее телу прошла рябь, и оно рассыпалось, на глазах превращаясь в пыль, которую тут же рассеял Сумрак. Словно пустая куколка, из которой давно улетела бабочка.

Я стоял на коленях с протянутой рукой, смотря на то место, где мгновение назад лежала сестра.

Ее не стало. Навсегда.

Сзади кто-то подошел. На мое плечо легла рука.

– Все, Степ, вставай, – мягко сказал Миша.

– Света…

– Давай-давай, потихоньку. – Миша просунул руки мне под мышки и потянул вверх, словно пьяного.

– Почему она…

Жестокая боль сменилась холодной яростью.

– Почему она?! – заорал я, пока Миша оттаскивал меня к остальным. – Найду! Убью суку!..

– Прости, Степка, – с горечью сказал дядя Саша.

Иные расступились.

Кто?! Как?! На беззащитную девушку… Почему я не оказался рядом…

Захлебываясь слезами, я продолжал что-то орать, когда Миша уже выволок меня из Сумрака и тащил к «уазику» Светлых.

– Тише-тише, успокойся.

Я позволил усадить себя на сиденье.

– Побудь пока, – сказал Миша и захлопнул дверь.

Слезы прошли, уступив место тупой боли. Посмотрев через боковое стекло, я увидел лишь пустынную улицу.

Почему же я не почувствовал, что Свете вновь грозит смертельная опасность? Почему она не позвала на помощь?

Я упрямо вернулся в Сумрак и с какой-то отстраненностью наблюдал, как оперативники о чем-то переговариваются, ходят вокруг места, где лежала Света, как аккуратно поднимают с земли сумочку и телефон. Кладут их в пакеты для вещдоков. Наконец прощаются и расходятся.

Для одного существа, пусть и Иного, столько потерь – это уже слишком. Поняв, что смотреть больше не на что, я вышел с первого слоя.

На меня в упор смотрел Миша.

– Ну, как ты тут?

– Когда тебе звонили, ты знал, что это она?

Он промолчал.

– Почему не сказал?

– Ты бы в таком состоянии сюда не доехал.

– Я найду его, – сжав на коленях кулаки, глухо повторил я.

– Обязательно найдешь. Мы найдем, – уверенно ответил Миша. – Вместе.

Было утро, но в кабинете Драгомыслова царил привычный полумрак. Геннадий Петрович стоял у окна и, слегка отодвинув штору, смотрел на стекло, по которому неторопливо сползали капли дождя.

– Понимаешь, Степан, я специально старался тебя не отвлекать, не дергать в офис. И дело было не только в том, что у тебя в семье случилась трагедия… даже две трагедии. Но несколько дней назад к нам заглянули на огонек Инквизиторы. Они искали «катушку Теслы».

– А почему они искали ее у нас в офисе? – рассеянно отозвался я, сидя в кресле и глядя на абажур настольной лампы, тускло освещавший участок стола, на котором в пакетах лежали сумочка и телефон Светы. – Я же оставил артефакт в том дворе, на Гороховой.

– В том-то и дело, Степан, что прибывшие на место сотрудники Инквизиции искомый артефакт не обнаружили. Когда вас нашел дядя Саша, вы оба были без сознания. И никто из наших ребят, приехавших к вам со Светой тогда на помощь, тоже «катушку» не трогал. Она словно испарилась.

– Странно, – все так же вяло пробормотал я в ответ.

– Да, странно. Скорее всего артефакт опять исчез в неизвестном направлении. Только вопрос, надолго ли. И Инквизиторы очень хотели поговорить с тобой на сей счет, но я смог их отговорить. Объяснил им, так сказать, структуру момента.

– Спасибо, Геннадий Петрович.

– Не за что, Степан. А теперь я попрошу Михаила отвезти тебя домой. Попробуй поспать, – на прощание сказал он.

Оказавшись в одиночестве, я бродил из комнаты в комнату и пытался совладать с собой. Шок понемногу прошел, но на сердце было погано.

Зайдя в ванную, я выкрутил кран и, зачерпнув воды, сполоснул горящее лицо. Из зеркала на меня смотрел какой-то другой, незнакомый человек. Осунувшееся лицо, налипшие на лоб волосы, темные круги под загнанно горящими глазами.

Вернувшись на кухню, я порылся в аптечке, принял лошадиную дозу успокоительного вперемешку со снотворным и, расстелив диван, забился под одеяло, ожидая, когда лекарство подействует. Тело знобило. Я не заметил, как заснул, и очнулся уже утром, когда из тяжелого сна меня вырвал телефонный звонок. Вызывал Драгомыслов.

Я кое-как собрался и поехал в офис. Машину еще ночью из центра мне перегнал Батурин. Миша был прав, сам бы я действительно не добрался.

И вот я сидел в кабинете начальника, но Геннадий Петрович не торопился начинать разговор.

– Итак, Светлана уже восьмая, – не отворачиваясь от окна, наконец сказал он. – Это становится недоброй традицией – приносить тебе соболезнования. Однако прими.

– Спасибо, Геннадий Петрович.

– Вашу семью словно сглазили. – Драгомыслов отпустил штору и сел за стол. – Сначала мать, теперь сестра…

– Есть какие-нибудь зацепки? – спросил я.

– Никаких, – он покачал головой. – Известно, что в городе действует Иной неопределенного, но скорее всего высокого уровня, нападающий на молодых девушек и убивающий их путем полного высасывания Силы. Преимущественно в центре. У жертв примерно один возраст, у всех седьмой уровень. На этом совпадения заканчиваются. Есть Темные и Светлые. Наших пока меньше. Но это все равно ничего не меняет. Поэтому можно предположить, что выбирает их наш охотник по какому-то особенному признаку.

Он помолчал и добавил:

– Такая вот структура момента.

– Иной-маньяк?

– Похоже. – Геннадий Петрович посмотрел на меня через стол. – Но истинные его цели нам неизвестны. У оперативников пока ничего нет. Ни у нас, ни у Дневного Дозора. Так что на данный момент мы имеем вполне конкретный висяк. Это если в общем.

– А по Свете? – Я указал на вещи сестры. – Неужели совсем ничего?

– Да с ней, как и с остальными, – вздохнул Драгомыслов, беря в руки пакет с сумочкой. – Личные вещи не тронуты. Хотя…

Отложив сумку, он взял телефон.

– Мы проверили ее разговоры. Вроде ничего необычного. Но вот последнее сообщение вчера… Глянь-ка.

Геннадий Петрович подтолкнул ко мне пакет с мобильником через стол. Я поймал его, открыл папку с входящими эсэмэсками и нажал на последнюю.

«Света, привет! Мне нужно с тобой срочно поговорить. Это важно! Давай встретимся в «Распутине» в девять?»

Я перешел в папку с исходящими сообщениями. Света ответила: «Хорошо, давай».

Кафе «Распутин» находилось как раз рядом с Певческим мостом, где обнаружили тело.

Сообщение было от Вити.

В девять часов мы с Мишей парились в бане. Патруль Ночного Дозора нашел Свету где-то в районе двух – половины третьего. Значит, убийство могло быть совершено в любой момент за этот отрезок времени.

Я посмотрел на Геннадия Петровича.

– Кто такой этот Витя, знаешь? – спросил он.

– Бывший парень Светы. Человек. Они собирались пожениться, но расстались после того, как… – Я запнулся, но закончил: – Как она потеряла ребенка.

– Понятно. – Драгомыслов покачал головой. – Иные и люди. Сердцу не прикажешь. Любовь, женитьба, дети. Эх, молодо-зелено.

– Думаете, есть какая-то связь? – Я положил телефон на край стола.

– Не знаю. В принципе он может быть сообщником… Но опять же – мотив? Мы проверили сотового оператора еще ночью. Сообщения действительно пересылались, Света отвечала, но никаких вмешательств или воздействий не обнаружено. Чертовщина какая-то.

– Я поговорю с ним, – предложил я.

– Попробуй, – одобрил Геннадий Петрович. – В любом случае, кроме этого, у нас сейчас ничего нет. Заодно проверь, не было ли там все-таки вмешательства или внушения. Мало ли что.

– Сделаю.

Выйдя от шефа, я достал телефон. Воскресенье. Особых дел у Виктора быть, по идее, не должно. После его расставания с сестрой мы практически не общались, но координаты сохранились.

Набрав номер, я стал ждать. Гудок, гудок, гудок…

– Привет, Степа!

– Здравствуй, Витя. – Судя по приветствию, он тоже не зачистил меня из базы.

Голос у него был спокойный.

– Какими судьбами?

– Ты не занят? Нам нужно встретиться и поговорить. Это насчет Светы.

Он несколько мгновений молчал.

– Что-то случилось?

– Да. Это серьезно и не по телефону.

– Ну хорошо, давай.

Мы договорились пересечься в центре через час. Пока не зная как, я дал себе слово распутать эту историю.