ГЛАВА 24

Наверное, в этот момент мне следовало упасть в обморок или хотя бы заголосить про несправедливость жизни и про то, что нечестно сперва красть чужую душу, а потом пытаться вселиться в тело близкой родственницы.

Но осознание того, что собиралась сделать ведьма, произошло на удивление тихо. Почти незаметно. И мгновенно померкло перед мелькнувшей в моей памяти ослепительно-яркой вспышкой, которую спровоцировало одно-единственное имя.

Эмиль ван дер Браас… Эмилио… Эмильен… Дедушка!

Перед моими глазами как наяву всплыло лицо немолодого, но все еще красивого мужчины, в некогда черных волосах которого щедро поблескивала седина. Чем-то неуловимо похожий на меня. Улыбчивый. Отзывчивый и невероятно добрый, он был настоящим кумиром моего детства. Человеком, которого я искренне любила и которым так же искренне восхищалась.

У меня слезы на глаза навернулись, когда следом за ним я так же неожиданно вспомнила свою неугомонную бабулю, не устающую бранить мужа за излишнюю покладистость в отношении их единственного, но горячо любимого сына, умудрившегося унаследовать от нее огненный дар.

Вспомнила отца — внешне грозного, вспыльчивого и опасного, как живое пламя, но на редкость отходчивого здоровяка, который в детстве баюкал меня перед сном. Именно его я видела, когда чуть не погибла в огне. О нем невольно вспомнила, когда была окутана ревущим пламенем. И о его надежных и очень сильных руках, в которых мне всегда было хорошо и уютно.

Я также вспомнила маму — миниатюрную, словно в противоположность отцу, отчаянно красивую и лихую (а кто еще согласился бы связать жизнь с невоздержанным, как говаривала бабуля, огневиком?) воздушницу, которая становилась воистину грозной, когда дело касалось поломанных стен и сожженных занавесок.

Поводов для беспокойства, разумеется, у нее хватало, ведь, помимо меня, в доме обитали мой младший братик, унаследовавший от мамочки магию воздуха, и совсем еще маленькая сестричка, у которой не так давно проклюнулся огненный дар. Благодаря этому мамочке приходилось несладко, а дом приходилось регулярно ремонтировать, подкрашивать и временами даже перестраивать заново. А единственной свободной от магии зоной оставалась только стоящая на отшибе таинственная башня, где бабушка Ви экспериментировала над какими-то жутко сложными вещами и пообещала всех обратить в лягушек, если кто-то хоть раз призовет магию вблизи ее обожаемых кактусов.

Бабушку мы, конечно, любили, но и побаивались тоже — Вивьен ван дер Браас… в девичестве — Деринэ… не зря считалась одним из сильнейших огненных магов своего поколения. А еще она была весьма эксцентричной особой, с детства обожала кошек, была без ума от дедушки и души не чаяла во внуках. Даже когда обнаружилось, что одна из девочек родилась с дефектом, бабуля приложила все силы, чтобы превратить этот недостаток в достоинство.

Я как сейчас помню, как в доме собрался военный совет после того, как я во сне умудрилась развалить стену в детской. Кажется, мне тогда приснился кошмар, и я очень хотела от него убежать. Но вместо этого проделала в каменной кладке громадную дыру, сквозь которую в дом залетела большущая муха. Я потом долго переживала, что совершенно не помню, как это сделала, и по-детски на всех разобиделась, когда выяснилось, что я, строго говоря, вообще не должна была этого натворить.

— Это моя вина, — сказал тогда дедушка. Военный совет собрался в папином кабинете, но дед зря надеялся, что магическая защита поможет — я уже в три года знала, где она снимается, а прошлым летом проковыряла под окном небольшую дырочку, поэтому могла не только слышать, но и видеть все, что происходило внутри. — Я не все рассказал, Ви, когда делал тебе предложение, и слишком рано обрадовался, когда ты подарила мне сына. По мужской линии, насколько мне известно, это проклятие не передается, но Лили… прости, я понятия не имел, что это может быть опасно даже через поколение.

Навострив уши и затаив дыхание, я битый час простояла под окном, слушая страшную сказку про ведьм из другого мира.

О том, что дедушка родился не у нас, мы знали давно, и это было предметом особой семейной гордости. Благодаря специфическим знаниям он быстро стал сенсацией в магическом сообществе, сумел внести немалый вклад в развитие науки, взял на себя труд обучить наших магов своему родному языку, благодаря чему арсенал известных им заклинаний существенно обогатился. А еще дедуля прославился как великолепный теоретик и стал автором множества изобретений, чем особенно поразил помешанную на всем необычном бабулю.

Но вот то, что внутри у дедушки дремлет опасный дар, было для меня в новинку.

— У нас не рождаются женщины-маги, — признался дедуля, когда я решила, что все самое интересное уже выяснилось, и собралась потихоньку уйти. — А ведьмы магически несовместимы с магами, поэтому я полагал, что опасности нет. Ведь ты, Ижар, взял от Вивьен огненный дар, а значит, не должен был унаследовать мой.

— Просто твой дар находился в спящем состоянии, — буркнула бабуля. — И поэтому не конфликтовал с моим. А потом перешел к Лили и по достижении определенного возраста проснулся. Это ведь исключительно женский дар?

— Надо решить, что с ним делать, — озабоченно нахмурилась мама. — Если ты говоришь, что ведьмы с нами несовместимы, значит, магом Лили уже никогда не станет?

У меня от страха чуть коленки не подкосились.

Как это я не буду магом?! Бабушка же говорила, что у меня папин дар! Лет до пятнадцати он будет спать, так что мне еще семь лет ждать инициации. После чего я должна была стать такой же безбашенной огневицей, как бабуля, и планировала по выходным пугать соседей огненными драконами, как отец! А теперь что же получается… из-за того, что я на четверть ведьма, дар никогда не раскроется?!

— Возможно, — неохотно признал дедуля, когда папа, словно услышав мои мысли, задал вслух тот же вопрос.

После этого кабинете воцарилось тяжелое молчание.

— Ничего подобного! — неожиданно вскочила бабуля и заметалась по комнате, в волнении даже не замечая, как под ее туфлями начинает тихонько дымиться пол. — Я не допущу, чтобы моя внучка осталась без магии! Она родилась в огне! И жить будет тоже в огне! Даром клянусь, или я не Вивьен Деринэ!

— Вообще-то ты уже лет сто как дер Браас, — очень не вовремя напомнил дед, за что едва не получил по лбу горящей шишкой… да, у папы в кабинете было много ненужных вещей. И некоторые из них периодически сгорали.

— Замолчи, Эмильен, иначе я рожу тебе второго сына, — пригрозила бабуля, откинув со лба ярко-рыжие кудри. — И на этот раз менять пеленки и прожженные простыни придется тебе!

Мама с папой деликатно смолчали, когда дед поперхнулся воздухом, а я, не сдержавшись, тихонько хихикнула: угроза была старой, но еще действенной, поскольку в нашем мире женщины являлись не только магами, но могли и матерями стать в сто-надцать лет. Если очень хотели, конечно.

— Предлагаю разъединить оба дара Лили, чтобы они не влияли друг на друга, — сказала бабуля, убедившись, что глупостей больше никто не сморозит. — И сделать это надо до того, как они проснутся по-настоящему.

— Кажется, кто-то из твоих учеников занимался вопросами совмещения магического дара, — медленно проговорил отец и поднялся с облегченно вздохнувшего кресла. В кабинете стало сразу тесно, но папочка, запустив в бронзовые вихры могучую пятерню и едва не опрокинув при этом притулившийся сбоку стул, этого не заметил.

Бабуля кивнула.

— Ваалис и Серлина увлекаются этой темой. Думаю, если я попрошу, они не откажут в помощи.

— А что на это скажет руководство ОМС?

— Да мне плевать, что они скажут, — сердито отмахнулась бабушка Ви. — Старых пердунов давно пора подвинуть с их кресел, потому что они уже второй век подряд тормозят магический прогресс! А как они Эмильена приняли, помнишь?

Отец только скривился.

— Хорошо, давайте все сделаем по-тихому. Но имей в виду: если у нас получится поставить на один из даров Лили блок, его не удастся поддерживать вечно. Рано или поздно контроль все равно ослабнет.

— Можно сделать так, чтобы один дар стал основным и большую часть суток подавлял второй. Тогда он сможет быстрее развиваться и в конечном итоге задавит его окончательно, — предложила мама.

— Это не гарантирует, что в остальное время… например, во сне… ведьмин дар не активизируется снова.

— Значит, поставим защиту на детскую, — непреклонно заявила бабушка. — И амулет сделаем, чтобы Лили даже во сне не могла пользоваться вторым даром.

— А если она потеряет амулет?

— Сделаешь новый! Что ты, маленький, о таких вещах спрашивать? Сколько надо будет, столько и создадим, но она нигде не останется без присмотра! Хоть по сто штук в каждый ящик напихаем! Весь забор ими увешаем! Мне тебя учить, каким образом надо обеспечить безопасность твоей дочери?!

Отец смущенно кивнул.

— Эй, что там происходит? — внезапно раздался подо мной негромкий шепот, и я чуть не навернулась с ведра, на которое влезла, чтобы лучше видеть происходящее в кабинете.

— Лили, что ты натворила, что из-за тебя устроили военный совет? — прошептали с другой стороны, и из кустов выбрались исцарапанные, перепачканные в земле дети. Ирвику тогда было пять, Мие — всего два, но по уровню шкодливости она в разы превосходила нас с братом и являлась источником гораздо больших разрушений, чем могли бы подумать родители. Если бы я не убирала последствия ее выходок, нам троим доставалось бы на орехи гораздо чаще. А поскольку стоять в углу или перебирать фасоль в подвале я не любила, то обычно покрывала младшеньких. И они прекрасно об этом знали.

Прикрыв ладошкой дырку в стене, я грозно зыркнула на грязнуль.

— Ну-ка марш в постель! Время уже к ночи, а вы до сих пор по грядкам ползаете!

— Мы морковку искали, — возразила Мия и в качестве доказательства продемонстрировала рыжий огрызок с зеленым хвостиком. — Бабуля говорит, что она полезная.

— Для кроликов, — елейным голоском добавил Ир. — Я забыл об этом сказать, когда ты ела ее сырьем.

Я едва успела спрыгнуть с ведра и зажать Мие рот, прежде чем та подняла визг. Мелкая, разумеется, замычала, задрыгалась и, пока я не пообещала шепотом все рассказать маме, упрямо мотала головой, которую как короной венчали туго заплетенные и уложенные бубликами косы.

Наконец, она догадалась швырнуть в хихикающего брата огрызком и только после этого успокоилась. Правда, прогнать их от окна мне все равно не удалось, так что окончание военного совета мы подслушивали и подсматривали вместе, а разошлись далеко за полночь, когда мама спохватилась и сказала, что забыла проведать нас перед сном.

Сбежать мы от окна, конечно, успели и даже запрыгнули в постели до того, как мамочка по очереди заглянула в наши комнаты. Но Мия, как водится, забыла помыть перед сном ноги, так что, когда мамуля по привычке поправила одеяло, а оттуда вывалился грязный сапог, увенчанный тем самым морковным огрызком…

Одним словом, скандал вышел знатный. Мы три дня ходили смурные и обиженно потирали отшлепанные попы. Бабуля над нами беззлобно подшучивала. Дедуля втихаря смазывал пострадавшие части тела утащенной у бабушки мазью. Папа ворчал, мама сердилась. А я с тех пор запомнила одну простую истину: хочешь подглядывать — ищи себе уголок поукромнее. И никогда, ни при каких условиях не бери на дело неопытных малолеток, которые могут с легкостью спалиться перед родителями…

И вот мне десять. Чудесное, волшебное время, когда надо просто жить и радоваться жизни. Но вместо этого я стою посреди дотла спаленного сада и громогласно реву, держась за штанину встревоженного отца.

Фамильным садом, занимавшим большую часть призамковой территории, наша семья гордилась, и бабуля много времени потратила, чтобы сделать его не только красивым, но и полезным. Помимо обычных лука и морковки, там росло немало растений, из которых она потом варила сложные зелья. И по этой причине играть в нем с магическими артефактами нам было строго запрещено. Но честное слово — оно само получилось! И именно об этом я пыталась сказать обеспокоенному папочке в перерывах между рыданиями.

Растерянно оглядев догорающие головешки, еще недавно бывшие фруктовыми деревьями, отец бережно погладил меня по голове.

— Ну, и что ты натворила на этот раз, доча?

— Это не я, — всхлипнула я, представляя, что со мной сделает бабушка, когда узнает. Лягушкой как минимум обратит. А то, может, и кракозяброй какой.

— Не плачь, Лили, — попросил утирающий испарину папа. — Лучше покажи, что ты такое сделала, что бабулин сад превратился в золу.

Я зарыдала еще пуще, но папу бояться было не надо — он в лягушек не умел превращать, поэтому я развезла по всему лицу горькие слезы и протянула вперед закопченную ладошку. А потом шевельнула пальчиками и, горько всхлипнув, велела:

— Гори!

Папа чуть не подпрыгнул, когда у него под ногами расцвел громадный рыжий цветок. Самая обычная лилия… только сотканная из живого огня и пылающая всеми оттенками алого. Ее лепестки не поранили его — папа зря так дернулся. Да и я бы не позволила — моя лилия была разумной. Поэтому просто обогнула испуганно замершего отца и потянулась к солнцу, взмыв над фамильным замком ослепительно-ярким костром. А по пути один из лепестков изогнулся и ласково ткнулся мне в щеку, словно молча говоря: не плачь, дитя, все наладится, и мы с тобой еще поиграем…

Какой после этого поднялся шум — просто не описать словами. Папа целых два дня носился по саду взъерошенный и неверяще трогал оставшийся на земле пепел. Бабушка подняла жуткий крик. Дедушка, как водится, ее успокаивал. Дети, не понимая причин суеты, озадаченно бродили по изуродованным лужайкам, а крепко обнявшая меня мама сидела на обгоревшем крылечке и в шоке повторяла только одно слово: инициация…

Потом было множество гостей, десятки встреч и сотни навязчивых вопросов от посещавших наш замок незнакомых магов. Что я делала, как и когда… что при этом представляла… как, не достигнув нужного возраста, сумела договориться со стихией…

Но что им могла сказать десятилетняя девочка, у которой едва-едва раскрылся весьма неустойчивый и чрезвычайно сильный дар? Правильно: я не знаю. Поэтому через какое-то время поток посетителей сошел на нет, папочка перестал нервно вздрагивать всякий раз, когда я подходила к камину, а бабушка хоть и с трудом, но все же простила мне испорченный сад, особенно после того, как я придумала и вырастила для нее новый. Огненный. Просто потому, что моей лилии нужно было место для роста и она умела творить из пламени все, чего бы я ни попросила.

Убедившись, что огненное чудо не посягает на сохранившиеся грядки, но при этом является уникальным, постоянно меняющимся и не требующим дополнительной подпитки явлением, бабушка Ви постепенно оттаяла. А потом и сама начала экспериментировать с огненными цветами, с годами превратив наш замок в своего рода достопримечательность, благодаря которой я получила свое прозвище и теперь иначе, чем Огненная Лилия, меня уже никто не звал.

А еще через несколько лет инициация случилась у маленького Ира, и в нашем доме завелся первый воздушный дракон. Почти сразу после этого активировался дар Мии, и драконов в нашем замке стало два, причем один из них плевался огнем, после чего мама схватилась за голову, бабушка принялась срочно возводить вокруг своей башни усиленную защиту. А ОМС, куда с некоторых пор входил наш бедный папа, пожелало разобраться с происходящим.

Под строгим надзором бабушки нас несколько недель старательно изучали, тестировали, просили призвать воплощения наших стихий и пытались выяснить, как и почему те откликнулись на неумелый детский призыв. Но, насколько я знаю, так ничего и не поняли. А о том, что причиной столь быстрого развития дара могло стать дедушкино происхождение, им, разумеется, никто не сказал. Как и о том, что во всех трех случаях катализатором процесса послужила я. Вернее, я всего лишь подсказала отчаянно мечтающему о драконе братику, что стихию о нем можно просто попросить. Ну а Мии и подсказывать ничего не понадобилось — как только у Ира произошла инициация, она, недолго думая, подошла к камину и призвала себе еще одного дракона.

Поскольку родителей в тот момент дома не было, а у меня уже имелся опыт общения со стихией, то жертв нам удалось избежать. Поговорив с дракошками и успокоив детей, мне в конце концов удалось навести подобие порядка. Правда, к тому времени половина замка уже лежала в руинах, вторая нещадно обгорела, а остатки бабушкиного сада уцелели лишь потому, что вокруг него вздымалась выращенная мной огненная стена, которую разбушевавшийся Миин дракон при всем желании повредить не сумел.

Стоит ли вспоминать, что сказала мама, когда вернулась из города и застала на месте фамильного замка дымящиеся руины?

Наверное, нет. А вот папа, как ни странно, промолчал. И дедушка особым многословием не отличался. Однако то, что тем же вечером они заперлись в папином кабинете и долго в гнетущем молчании цедили чистый спирт из пузатой бутылки, я видела. И мне было ужасно стыдно, что при этом на их головы накрапывал мелкий дождик, потому что в кабинете больше не было потолка.

Потом все как-то само собой наладилось. Замок мы отстроили заново, благо семья никогда не бедствовала и зачатками строительной магии владели все, кроме дедушки. Защиту на стены и башни поставили тройную — от огня, от воздуха и еще одну — комбинированную, на всякий случай.

Потом мы подросли, и беспокойства от наших проделок стало на порядок меньше.

Меня отправили учиться в престижную школу, которую я вскоре окончила с отличием. Еще через несколько лет в эту же школу благополучно поступил Ир, заставив пару особенно нервных преподавателей грохнуться в обморок. А когда туда же приехала Мия, школу залихорадило, потому что вдвоем эти демоны могли учудить такое, что даже ректор потом замучился бы разгребать.

Он, впрочем, так и так с ними намучился. Ну а я к тому времени уже работала в лаборатории нашей грозной бабули и уверенно шла на должность руководителя одного из весьма перспективных проектов…

В тот день мы собирались на торжественный ужин в честь выборов руководства ОМС, о чем так давно мечтала наша любимая бабушка. Ради такого случая я даже прикупила роскошное алое платье, наколдовала не менее роскошную прическу и в кои-то веки стала походить на настоящую леди. Приехавшие на каникулы Ир и Мия тоже не отказались поучаствовать в празднестве. Правда, слегка расстроились, когда папа запретил призывать на мероприятии драконов и пугать своими выходками именитых гостей.

Вечер, надо сказать, начался прекрасно, и мы от души потанцевали в городской ратуше, радуясь, что в кои-то веки в состав нового руководства ОМС вошли адекватные и прогрессивные маги. Некоторых мы знали лично, о некоторых с большим уважением отзывался папа, так что итоги выборов невероятно меня порадовали.

Правда, впечатление заметно подпортили липнущие со всех сторон кавалеры, но флиртовать мне было некогда и, откровенно говоря, не с кем. К тому же я не ради развлечений приехала, поэтому, улучив момент, сбежала от очередного ухажера и, отыскав среди моря приглашенных нынешнего главу ОМС, бесцеремонно пригласила его на танец.

Правда, старик недолго радовался своей удаче. Когда я в лоб спросила, что он решил по поводу моего предложения организовать школу для одаренных детей с предположительно рано откроющимся магическим даром, его физиономия заметно вытянулась. Когда я напомнила, что уже трижды отсылала по этой теме запросы на его имя, но всякий раз получала невразумительные ответы, она еще и позеленела. А когда я процитировала статистику по количеству неудачно инициированных детей и задала вопрос, что руководство ОМС планирует с этим делать, холеная морда господина главы стала похожа на перезрелый помидор.

Когда же я вывалила на него результаты трехлетнего исследования, которое мы проводили с бабушкой и одним из ее ассистентов, затем доложила наши общие мысли, что инициацию следует начинать не в пятнадцать-семнадцать лет, как это принято, а гораздо раньше… и предложила взять разработку новой методики на себя, то с господином главой случился приступ плохо контролируемого раздражения, вылившегося в одно-единственное, но очень категоричное «нет». Которое, на его несчастье, услышал проплывающий мимо Ир, кружащий в медленном танце Мию, прекрасно знающей, как важен был для меня этот революционный проект, и…

В общем, вечер не задался.

Уже потом, по дороге домой, папа отчитал нас за скандал с высоким начальством, несанкционированный призыв стихий и поднявшуюся в ратуше панику. Мама была ужасно сердита, потому что мы не уследили за крышей, которая едва не похоронила гостей под своими массивными сводами. Бабушка больше беспокоилась за коллекцию уникальных растений, которую на время передала городскому совету и теперь гадала, будет ли этично забрать ее из догорающего здания раньше времени. Дедуля, по обыкновению, был прямолинеен и честно заявил, что старый идиот давно напрашивался. Я с этим мысленно согласилась, потому что загубленный проект было жалко до слез, но все же потупилась, когда мама поинтересовалась, зачем я спалила на господине главе роскошный камзол.

Ответить на это мне было решительно нечего, кроме того, что я, наверное, впервые в жизни не сдержалась. Столько сил в эту работу было вложено, столько времени потрачено, а старый индюк не захотел в нее даже вникать! Мои разработки с полгода провалялись в столе у одного из его заместителей, а до рассмотрения дело так и не дошло! Когда же этот лысый толстобрюх сообщил, что до сведения остальных руководителей проект доведен уже не будет, потому что, дескать, основан на домыслах и не имеет ни одного внятного доказательства, я, разумеется, вспылила. И, хотя всегда отличалась сдержанностью и завидным терпением, охотно испортила праздничную обстановку в ратуше, превратив упрямого старика в весело полыхающий факел.

Убить никого, разумеется, не убила — зачем мне проблемы с новым главой ОМС? Но костюмчик подпортила качественно. Вместе со зданием ратуши, собственной репутацией и, наверное, карьерой.

Домой я в итоге вернулась расстроенная и спать, разумеется, не пошла, а вместо этого отправилась в огненный сад и, усевшись под любимым деревом, с тоской уставилась на загадочно перемигивающиеся звезды.

Конечно, я помнила предостережение отца и засыпать рядом с активной стихией не планировала. Все, что мне было нужно, это капелька тепла, покой и родное, всегда готовое обнять пламя, от которого не надо ждать предательства.

Наверное, в ту ночь я все-таки задремала, убаюканная тихим пением стихии. А может, стремительно возникающие и тут же гаснущие в огне картинки сумели меня усыпить. Но, как бы то ни было, огонь — это последнее, что я помню из прошлой жизни. А потом — холод, незнакомое подземелье, огромный каменный гроб, на крышке которого посверкивает чей-то перстень. А затем — внезапно накатившая паника. Иррациональный страх, заставляющий мчаться куда глаза глядят. Богатый холл. Второй этаж. Третий. Чердак. Мертвенно-желтая луна, пытливо заглядывающая сквозь прозрачные стекла. И наконец, гулкий, пугающе громкий голос, раздавшийся, казалось, над самым ухом:

— Леди Цицелия ван дер Браас? Прошу прощения, но мне поручено вас убить…