Книга: Странное путешествие мистера Долдри
Назад: 7
Дальше: 9

8

В десять утра в комнату Алисы постучали. И хотя она кричала, что открыть не может, потому что принимает душ, стук не прекращался. Алиса накинула халат, распахнула дверь ванной и в зеркале увидела удаляющуюся горничную. На кровати она обнаружила какую-то вещь в чехле, обувную коробку и шляпную картонку. В чехле было вечернее платье, в обувной коробке — пара туфель, а в круглой картонке — восхитительная шляпка и записка от Долдри: «До встречи вечером. Жду вас в холле в восемнадцать часов».
В восхищении Алиса сбросила халат и, не удержавшись, тут же устроила примерку.
Платье превосходно облегало талию, ниже переходя в пышную юбку. С военных лет Алисе ни разу не удавалось раздобыть отрез ткани, чтобы сшить себе платье. Она покружилась по комнате, и годы лишений как будто испарились. Забылись жесткие юбки и потертые пиджаки. Платье открывало плечи, делало талию стройнее, округляло бедра, а длинная юбка кокетливо прикрывала ножки.
Алиса села на кровать, чтобы примерить туфли, а надев их, почувствовала себя великаншей, так высок был каблук. Она надела короткую накидку, шляпку и открыла дверцу шкафа, чтобы посмотреться в зеркало. Взглянула и не поверила своим глазам.

 

Алиса аккуратно развешивала наряд в ожидании вечера, когда раздался звонок администратора. Он сообщил, что ее ожидает посыльный, чтобы проводить в парикмахерскую неподалеку, на той же улице.
— Вы, наверное, ошиблись номером, я не записывалась в парикмахерскую, — ответила Алиса.
— Мисс Пендлбери, подтверждаю, что вас ждут у Гвидо через двадцать минут. Когда прическа будет закончена, нам позвонят из салона, и мы пришлем за вами сопровождающего. Желаю приятного дня, мисс.
Администратор попрощался, а Алиса все сидела, глядя на трубку телефона, как на лампу Аладдина, из которой вот-вот появится лукавый джин.
* * *
После маникюра и мытья головы Алиса пересела в кресло к Гвидо, настоящее имя которого было Онур. Он учился в Риме, откуда вернулся совершенно другим человеком. Мастер рассказал Алисе, что рано утром приходил мужчина и оставил строгие инструкции — волосы высоко зачесать и уложить, чтобы они «под шляпкой идеально держали форму».
Укладка заняла час. Когда Алиса была готова, за ней явился посыльный и проводил обратно в отель. Когда она вошла в холл, администратор сообщил, что ее ждут в баре. Там она увидела Долдри, который пил лимонад и читал газету.
— Обворожительно, — сказал он вставая.
— Даже не знаю, что сказать. С самого утра я чувствую себя принцессой из волшебной сказки.
— Прекрасно, такой вы и должны быть сегодня вечером. Мы должны очаровать консула, но на меня в этом не рассчитывайте.
— Не знаю, как вам это удалось, но мне все прекрасно подходит.
— Знаю, по мне не скажешь, но все-таки я художник. Что поделать, у меня прекрасное чувство пропорций.
— То, что вы выбрали, великолепно. Никогда не носила такого красивого платья. Я постараюсь быть очень осторожной, чтобы его не испортить. Вы же его напрокат взяли?
— А вы знаете, как называется этот новый фасон? «New Look». Придумал его французский кутюрье! Что до военного искусства, наши соседи никогда этим не блистали, но, должен признать, в кулинарии и моде они непревзойденные гении.
— Надеюсь, вам понравится, когда вы вечером увидите меня в этом New Look.
— Ни секунды не сомневаюсь. Прическа — то, что нужно. Она открывает ваш затылок, мне очень нравится.
— Затылок или прическа?
Долдри протянул ей гостевую карточку.
— Вам надо поесть, а то вечером в буфете развернется настоящая баталия, а ваш наряд не предназначен для сражений.
Алиса заказала чай и пирожные. Чуть погодя она вернулась в номер, чтобы подготовиться.
Войдя в комнату, она достала платье из шкафа и разложила его на постели, чтобы полюбоваться.
Крыши Стамбула мокли под проливным дождем. Алиса подошла к окну. Издали слышались гудки пароходов. Босфор терялся за серой пеленой. Алиса взглянула вниз, на улицу. Прохожие спешили укрыться от непогоды в трамваях, прятались под козырьками подъездов, над тротуарами, сталкиваясь, колыхались зонтики. Алиса знала, что она частичка этой жизни, бурлящей под ее окнами. Но в тот момент, спрятавшись за мощными стенами роскошного отеля в дорогом районе, в номере, где на кровати ее ждал вечерний наряд, она почувствовала, что перенеслась ненадолго в другой мир, в высший свет, обычаев которого она не знала, и от этого испытывала еще большее нетерпение.
* * *
Алиса позвала горничную, чтобы та помогла ей застегнуть платье. Надев шляпку, она вышла из номера. Долдри, увидев ее в стеклянном лифте, с восторгом обнаружил, что она просто сногсшибательна — такого он не мог даже вообразить.
— Обычно я испытываю священный трепет перед высшим светом, но собираюсь нарушить правило. Вы…
— Очень New Look, — сказала Алиса.
— Можно и так сказать. Машина ждет. Нам повезло: дождь кончился.
Такси доехало до консульства за пару минут: входные ворота находились всего в пятидесяти метрах от отеля, на другой стороне улицы.
— Знаю, это нелепо, но мы не могли пойти пешком — положение обязывает, — пояснил Долдри.
Пока он обходил машину, чтобы помочь Алисе выйти, подоспел швейцар в форменном костюме, распахнул дверцу автомобиля и подал руку гостье.
Долдри с Алисой медленно поднялись по ступенькам крыльца: Алиса боялась оступиться на высоких каблуках. Долдри протянул секретарю приглашения, сдал пальто в гардероб и повел Алису в парадный приемный зал.
Мужчины оборачивались, некоторые даже замолкали на полуслове. Дамы с головы до ног разглядывали Алису. Ее платье, накидка, прическа и туфли были воплощением самой современной моды. Супруга посла задержала на ней взгляд и дружески улыбнулась. Долдри направился к ней.
Он поклонился важной даме, поцеловал руку и по правилам протокола представил ей Алису.
Жена посла осведомилась, что привело такую красивую пару в столь далекие от Англии края.
— Духи, ваше превосходительство, — ответил Долдри. — Алиса — один из талантливейших парфюмеров королевства, некоторые из ее творений продаются в лучших магазинах Кенсингтона.
— Как интересно! — воскликнула супруга посла. — Когда мы вернемся в Лондон, я непременно приобрету их.
И Долдри тут же пообещал прислать ей несколько флаконов.
— Вы передовая личность, моя дорогая, — восхитилась достойная дама. — Женщине, создающей новые духи, требуется мужество, ведь бизнесом правят мужчины. Если вы еще задержитесь в Турции, приезжайте навестить меня в Анкару. — И добавила шепотом, слегка покраснев: — Я там смертельно скучаю. — Затем продолжала: — Я с удовольствием представила бы вас моему супругу, но, увы, он очень занят беседой, и боюсь, это на целый вечер. А сейчас я вынуждена вас оставить, мне было очень приятно с вами познакомиться.
Жена посла перешла к другим гостям. Все видели, как она беседовала с Алисой, гости смотрели на девушку во все глаза, отчего та почувствовала себя неловко.
— Только не говорите, что я упустил редкий шанс, я же не настолько глуп! — прошипел Долдри.
Алиса не отрываясь смотрела на жену посла, которая разговаривала с небольшой группой гостей. Оставив Долдри, девушка пошла через зал, стараясь ступать уверенно, невзирая на каблуки.
Присоединившись к кружку жены посла, она заговорила:
— Сожалею, миледи, кажется, я нарушаю все приличия, позволяя себе заговорить с вами напрямую, но нам необходимо побеседовать, это займет всего несколько минут.
Долдри наблюдал эту сцену разинув рот.
— Она поразительна, не правда ли? — шепнул ему Джан.
Долдри вздрогнул от неожиданности:
— Вы меня напугали! Я не слышал, как вы подошли.
— Знаю, я это сделал нарочно. Итак, вы довольны своим прекрасным гидом? Прием большой исключительности, не правда ли?
— На таких вечерах я умираю от скуки.
— Это потому, что вы не интересуетесь людьми, — ответил Джан.
— Вы помните, что я нанял вас гидом, а не духовным наставником?
— Я считал, что иметь духовность в жизни — это привилегия.
— Вы меня утомляете, Джан. Я обещал Алисе не притрагиваться к алкоголю, и меня это жутко нервирует, так что будьте добры, не подливайте масла в огонь.
— Вы тоже не подливайте, если хотите сдержать слово.
Джан исчез так же незаметно, как появился.
Долдри подошел к буфету, достаточно близко к Алисе и жене посла, чтобы слышать, о чем они говорят.
— Мне искренне жаль, что война лишила вас обоих родителей, и я понимаю ваше желание побольше узнать об их прошлом. Завтра же я позвоню в консульскую службу и попрошу, чтобы для вас навели справки. Как вы думаете, в каком именно году ваши родители могли посетить Стамбул?
— Понятия не имею, миледи. Совершенно очевидно, это произошло до моего рождения, потому что родителям не на кого было меня оставить, разве что на тетю, но она бы мне рассказала. Они познакомились за два года до моего рождения, думаю, они могли поехать в романтическое путешествие между 1909 и 1910 годами, а потом мама уже не могла путешествовать, потому что носила меня.
— Навести справки будет нетрудно, если только после падения империи и двух войн не были уничтожены нужные нам архивы. Но как говорила моя мать, которой, к сожалению, уже нет в живых, «отрицательный ответ вы уже получили, теперь попробуйте добиться положительного». Итак, перейдем к делу: придется потревожить нашего консула, я вас ему представлю, а вы в обмен сообщите мне имя вашего портного.
— На этикетке внутри платья значился некий Кристиан Диор, миледи.
Жена посла поклялась, что запомнит это имя, взяла Алису за руку, представила ее консулу и рассказала ему о просьбе, которая очень важна для нее, потому что касается ее новой подруги. Консул пообещал принять Алису на следующий день ближе к вечеру.
— Ну а теперь, — сказала жена посла, — когда ваше дело в надежных руках, вы разрешите мне вернуться к своим обязанностям?
Алиса сделала реверанс и удалилась.
* * *
— Итак? — спросил Долдри, подходя к Алисе.
— Завтра у нас встреча с консулом во время чаепития.
— Это невыносимо. Вы одерживаете победу везде, где я проигрываю. Хотя главное, конечно, результат. Вы счастливы, я надеюсь?
— Да, и до сих пор не знаю, как вас отблагодарить за все, что вы для меня делаете.
— Может, начнете с того, что отмените наказание и разрешите мне пропустить стаканчик? Только один, обещаю.
— Один-единственный? Даете слово?
— Слово джентльмена, — ответил Долдри и помчался в бар.
Вернулся он с бокалом шампанского, который вручил Алисе, и полным стаканом виски.
— По-вашему, это один стаканчик? — спросила Алиса.
— А вы разве видите здесь второй? — ответил Долдри, уличенный в жульничестве.
Оркестр заиграл вальс, и глаза у Алисы загорелись. Она поставила бокал на поднос официанта и посмотрела на Долдри:
— Вы согласитесь потанцевать со мной? Я в таком платье, что отказывать мне нельзя.
— Дело в том… — пробормотал Долдри, покосившись на свой стакан.
— Виски или девушка, выбирайте.
Долдри с сожалением поставил стакан, взял Алису за руку и повел в танцевальный зал.
— Вы хорошо танцуете, — заметила девушка.
— Моя мать научила меня танцевать вальс, она его обожала. Отец музыку терпеть не мог, тем более танцы…
— Что ж, ваша мама была прекрасным учителем.
— Это первый комплимент, который вы мне говорите.
— А вот и второй: вам очень идет смокинг.
— Забавно! Когда я в последний раз надевал смокинг, это было на вечеринке в Лондоне, очень скучной, кстати, где я встретил бывшую подругу, за которой настойчиво ухаживал несколько лет назад. Увидев меня, она воскликнула, что смокинг мне очень к лицу и что она меня едва узнала. Из этого я заключил, что в том, что я обычно носил, я, наверное, смотрелся не слишком привлекательно.
— У вас уже кто-нибудь был, Долдри? Я имею в виду, тот, кто очень много значил для вас.
— Да, но я предпочел бы об этом не говорить.
— Почему? Мы друзья, можете мне довериться.
— Мы подружились не так давно, и пока еще рано так откровенничать. Тем более что признание было бы не в мою пользу.
— Значит, это она вас бросила? Вы очень страдали?
— Не знаю, возможно. Наверное, да.
— И вы еще о ней думаете?
— Бывает.
— Почему вы расстались?
— Потому что мы по-настоящему и не были вместе. В общем, это длинная история, а я, кажется, намекнул, что не хотел бы об этом говорить.
— Должно быть, я не расслышала, — сказала Алиса, набирая темп.
— Потому что вы никогда меня не слушаете. Кстати, если мы будем кружиться так быстро, я начну наступать вам на ноги.
— Никогда не танцевала в таком красивом платье в таком большом зале, да еще с таким замечательным оркестром. Умоляю, давайте кружиться побыстрее.
Долдри улыбнулся и стремительно закружил Алису.
— Вы странная женщина, Алиса.
— Да и вы, Долдри, странная личность. Знаете, вчера, когда я прогуливалась в одиночестве, пока вы трезвели, я набрела на перекресток, от которого вы были бы в восторге. Проходя мимо, я даже представила, как вы его пишете. Там была коляска, запряженная двумя великолепными лошадьми, трамваи сновали туда-сюда, были еще штук десять такси, старая американская машина, такая красивая, довоенная, и пешеходы повсюду, и даже телега, которую толкал какой-то человек. Вы были бы на седьмом небе.
— Вы вспомнили обо мне, переходя перекресток? Как приятно думать, какие мысли вызывает у вас скрещение дорог.
Вальс отзвучал, гости зааплодировали музыкантам и танцорам. Долдри направился к бару.
— Не смотрите на меня так, тот стакан не считается, я его едва пригубил. Ну ладно, слово есть слово. Вы невыносимы.
— У меня идея, — сказала Алиса.
— Даже боюсь себе представить.
— Что, если нам уйти?
— Ничего не имею против. А куда мы пойдем?
— Пройдемся, погуляем по городу.
— В этих нарядах?
— Да, именно.
— Вы еще более ненормальная, чем я думал. Но если это доставит вам удовольствие, то, собственно, почему бы и нет?
Долдри забрал в гардеробе пальто. Алиса ждала его на верхней ступени крыльца.
— Хотите, покажу вам тот перекресток? — предложила Алиса.
— Я думаю, ночью он будет не так интересен, давайте отложим это удовольствие на светлое время суток. Лучше дойдем до фуникулера и спустимся к Босфору в Каракёе.
— Я не знала, что вы так хорошо знаете город.
— Я тоже, но за два дня, что я провел в своей комнате, я столько раз перечитал путеводитель, лежавший на тумбочке, что выучил его почти наизусть.

 

Они прошли по улицам Бейоглу до станции фуникулера, который соединял эту часть района с прибрежным кварталом Каракёй. Прибыв на маленькую площадь Тюнель, Алиса вздохнула и села на каменный парапет.
— Давайте не пойдем гулять вдоль Босфора, а лучше зайдем в первое попавшееся кафе. Наказание отменяется, можете пить сколько влезет. Вон там вдалеке вижу симпатичное кафе, кажется, ближе ничего нет.
— Вы о чем? До него метров пятьдесят. И вообще мне понравился этот спуск на фуникулере, он один из старейших в мире. Погодите минутку, я не ослышался, вы отменяете наказание? С чего вдруг такое великодушие? Вам туфли жмут, я угадал?
— Ходить по мощеным улицам на высоких каблуках — это китайская пытка.
— Обопритесь на мое плечо. На обратном пути возьмем такси.

 

Контраст между парадным залом в консульстве и маленьким кафе оказался разительным. Здесь играли в карты, смеялись, пели, пили за дружбу, за здоровье близких, за прошедший день, за день грядущий, когда дела непременно пойдут в гору; поднимали бокалы за нынешнюю на удивление мягкую зиму на Босфоре, благодаря которому сердце города бьется уже много веков; ругали пароходы, слишком долго стоявшие у причала, бесконечное удорожание жизни, бродячих собак, заполонивших пригороды; упрекали городские власти за то, что сгорел еще один старый дом из-за бессовестных застройщиков, пускавших по ветру национальное наследие; потом снова произносили тост за братство и за Большой базар, где всегда много туристов.
Люди за столами на мгновение забыли про карты, увидав вошедших иностранцев в вечерних костюмах. Долдри не обратил на это ни малейшего внимания, выбрал столик на самом виду и заказал два стакана ракии.
— На нас все смотрят, — прошептала Алиса.
— Все смотрят на вас, моя дорогая. Ведите себя как ни в чем не бывало и пейте.
— Думаете, мои родители гуляли по этим улицам?
— Кто знает? Очень возможно. Быть может, завтра мы это выясним.
— Мне нравится думать, что они были в этом городе, нравится ходить по тем же улицам, что и они. Может, они тоже были очарованы панорамой, открывающейся с высот Бейоглу, может, тоже ходили по мощеным улочкам вокруг старых виноградников, гуляли рука об руку по берегу Босфора… Знаю, это глупо, но я скучаю по ним.
— Ничего глупого в этом нет. Я вам открою секрет: мне тоже чего-то отчаянно не хватает с тех пор, как я не могу обвинять отца во всех своих бедах. Я никогда не осмеливался задать вам вопрос, но как…
— Как они погибли? Это было в пятницу вечером, в сентябре сорок первого, пятого числа, если точнее. Как обычно по пятницам, я спустилась к ним на ужин. В то время я жила в студии над их квартирой. Мы с папой разговаривали в гостиной, мама спала у себя: она болела, сильно простыла. Завыли сирены. Отец велел мне спускаться в убежище и пообещал, что они скоро ко мне придут, он только поможет маме одеться. Я хотела тоже остаться, но он уговорил уйти, наказав занять удобное место в бомбоубежище, чтобы было где уложить маму, если налет затянется. Я послушалась. Первая бомба упала, когда я переходила улицу. Так близко, что ударной волной меня сбило с ног. Когда я пришла в себя и обернулась, наш дом горел. После ужина я хотела зайти поцеловать маму, но не решилась, боялась ее разбудить. Больше мне не суждено было ее увидеть. Я с ними даже не попрощалась. И не смогла их похоронить. Когда пожар потушили, я бегала по развалинам. Ничего не осталось, ни малейшего воспоминания о нашей прошлой жизни, о моем детстве. Я уехала к тетке на остров Уайт и прожила там до конца войны. Мне понадобилось почти два года, чтобы собраться с духом и вернуться в Лондон. На острове я жила отшельницей, знала каждую бухту, каждый холм, каждый пляж. И наконец тетка заставила меня встряхнуться. Она убедила меня поехать навестить друзей. Только они у меня и остались. Мы выиграли войну, был выстроен новый дом, следы трагедии исчезли, как и жизнь моих родителей, как жизнь многих других. Те, кто теперь там живет, ничего об этом не знают. Жизнь вступила в свои права.
— Мне искренне жаль, — проговорил Долдри.
— А вы чем занимались в войну?
— Я работал в армейской интендантской службе. На фронт меня не взяли из-за опасной формы туберкулеза, от которого остались рубцы в легких. Я рвал и метал, подозревал, что отец использовал свои связи среди военных врачей, чтобы меня признали негодным к службе. Я делал все, чтобы меня призвали, и мне удалось попасть в интендантскую службу MI-44.
— Значит, вы все-таки участвовали в войне, — сказала Алиса.
— Служил обычным чиновником, гордиться особенно нечем. Но лучше поговорим о другом, не хочу портить вечер. Сам виноват, не надо было лезть с расспросами.
— Это я начала вас расспрашивать. И то правда, поговорим о чем-нибудь повеселее. Как ее звали?
— Кого?
— Ту, что вас бросила и заставила страдать.
— А это, по-вашему, веселая тема?
— Что вы туману напускаете? Она была гораздо моложе? Ну расскажите, какая она — блондинка, брюнетка или рыжая?
— Зеленая, она была зеленая, с огромными выпученными глазами, с огромными волосатыми ногами. Поэтому я и не могу ее забыть. Если вы снова будете меня о ней спрашивать, я закажу еще ракии.
— Закажите и мне, выпьем вместе!
* * *
Кафе закрывалось, времени прошло много, и на ближайших к площади Тюнель улицах не видно было ни одного такси или долмуша.
— Дайте подумать, должен быть какой-то выход, — произнес Долдри, когда у них за спиной гасла вывеска заведения.
— Я могу пойти домой на руках, только, боюсь, платье испорчу, — сказала Алиса, пытаясь сделать колесо.
Долдри вовремя подхватил ее, не дав упасть.
— Господи, да вы совершенно пьяны!
— Не надо преувеличивать, я немного навеселе, но не пьяная. Что вы на меня накидываетесь?
— Вы хоть себя слышите? У вас даже голос изменился, вы говорите как базарная торговка.
— И что? Очень даже почтенное занятие — овощами торговать. Два огурца, два помидора и одну весну, и побыстрее! Сейчас все взвешу, любезный господин, и продам по рыночной цене плюс десять процентов. Мне этого на автобус едва хватит, но у вас такое доброе лицо, и вообще я закрываюсь, — сказала Алиса, удивительно искусно подражая простонародному говору.
— Ну, пошло-поехало. Она и правда пьяная в дым!
— Она совсем не пьяная! Кстати, учитывая, сколько вы залили в себя с тех пор, как мы здесь, не вам меня поучать, ясно? Вы где?
— Рядом с вами… С другой стороны!
Алиса повернулась.
— А, вот и он! Пройдемся вдоль реки? — предложила она, опираясь на фонарь.
— Не получится. Босфор — пролив, а не река.
— Не важно, у меня ноги болят. Который час?
— Вероятно, уже за полночь. И сегодня вечером не карета, а принцесса превратилась в тыкву.
— Я совсем не хочу в отель, хочу в консульство, танцевать… Что вы там сказали про тыкву?
— Ничего! Ладно, против большого зла нужны сильные средства.
— Что вы делаете! — завопила Алиса, когда Долдри поднял ее, собираясь перекинуть через плечо.
— Провожаю вас до отеля.
— Вы доставите меня к дверям в конверте?
— Как хотите, — ответил Долдри, возводя глаза к небу.
— Только не оставляйте меня у администратора, ладно?
— Конечно, а теперь давайте помолчим, пока мы не пришли.
— У вас на спине седой волос. Интересно, как он туда попал? И вообще, кажется, у меня шляпа упала, — пробормотала Алиса и отключилась.
Долдри обернулся и увидел, как шляпа, катившаяся по улице, угодила в канаву.
— Боюсь, придется купить другую, — проворчал он.
Улица шла в гору, дыхание Алисы щекотало ему ухо, но он ничего не мог с этим поделать.
* * *
Обнаружив постояльцев, входящих в отель несколько необычном образом, администратор «Пера Палас» подскочил.
— Мисс очень устала, — с достоинством пояснил Долдри. — Не дадите ли мне ключи от обоих номеров — моего и ее…
Администратор предложил свою помощь, но Долдри отказался.
Доставив Алису в номер, Долдри уложил ее на кровать, снял с нее туфли и накрыл одеялом. Задернул шторы, некоторое время смотрел на спящую, потом погасил свет и вышел.
* * *
Они прогуливались вместе с отцом, он делился с ним планами на будущее. Ему хотелось написать большую картину, а на ней обширные поля, окружавшие дом. Отец ответил, что идея прекрасная. Надо вывести трактор, чтобы и он попал на картину. Ему только что доставили из Америки пароходом новенький «фергюссон». Итан был озадачен. Ему представлялись наклоненные ветром колосья, огромное желтое пространство на половину холста, контрастирующее с целой гаммой оттенков ясного неба. Но отец был так рад, что его трактор окажется в центре внимания… Надо подумать, может, изобразить его снизу красной завитушкой, а сверху поставить черную точку, как будто это фермер.
Поле с трактором под голубым небом — и правда прекрасная мысль. Отец улыбался и махал ему рукой, его лицо возникало среди облаков. Зазвенел звонок, странный звонок, который все не унимался…

 

Телефонный звонок выдернул Долдри из сна об английской деревне и погрузил в тусклый свет, заливавший его гостиничный номер в Стамбуле.
— Боже ты мой! — вздохнул он, поднимаясь.
Потом повернулся к тумбочке и снял трубку:
— Долдри слушает.
— Вы спите?
— Уже нет… ну разве что кошмар продолжается.
— Я вас разбудила? Простите, — извинилась Алиса.
— Я собирался писать картину, которая сделала бы меня величайшим пейзажистом второй половины двадцатого века, и лучше мне было поскорее проснуться. Который час в Стамбуле?
— Почти полдень. Я сама только встала. Мы что, так поздно вернулись?
— Вы правда хотите, чтобы я рассказал вам, чем закончился вечер?
— Я ничего не помню. Не хотите пообедать в порту перед визитом к консулу?
— Глоток свежего воздуха не помешает. Какая там погода? Я еще шторы не открывал.
— Солнце светит вовсю, — ответила Алиса. — Скорей собирайтесь, встретимся в холле.
— Буду вас ждать в баре, мне нужно кофе выпить.
— С чего вы взяли, что первый туда придете?
— Шутить изволите?
* * *
Спускаясь по лестнице, Долдри увидел Джана, сидевшего в холле и пристально смотревшего на него.
— Вы давно здесь?
— В восемь часов утра, сами извольте считать, ваше сиятельство.
— Извините, я не знал, что у нас встреча.
— Вполне нормально, чтобы я появлялся на работе с утра. Ваше сиятельство помнит, что заказал мои услуги?
— Вы еще долго меня так называть будете? Что за нелепость?
— Это затем, что я сердит за вас. Я организовал встречу с другим парфюмером, но сейчас уже после полудня…
— Я пойду выпью кофе, а после будем выяснять отношения, — сказал Долдри, уходя прочь от Джана.
— У вас есть какие-то особенные притязания на остаток дня, сиятельство? — крикнул ему вслед Джан.
— Оставьте меня в покое!
Долдри сел у стойки, но невольно следил глазами за Джаном, который ходил взад-вперед по холлу. Тогда он встал и подошел к нему.
— Я не хотел вам грубить. Чтобы загладить свою вину, на сегодня я вас отпускаю. Я все равно собирался повести мисс Алису обедать, а потом у нас встреча в консульстве. Давайте встретимся завтра в какое-нибудь приличное время, ближе к полудню, и отправимся к вашему парфюмеру.
Попрощавшись с Джаном, Долдри вернулся в бар.
Алиса пришла туда через четверть часа.
— Знаю, — сказал Долдри, не дав ей открыть рта, — я пришел раньше, но моей заслуги в этом нет, у вас не было никаких шансов.
— Я опоздала, потому что искала шляпу.
— Ну и как, нашли? — Долдри хитро прищурился.
— Само собой! Как и положено, лежит в шкафу на полочке.
— Надо же, какая удача! Так как насчет обеда на побережье, не передумали?
— Планы меняются. Я пришла за вами, в холле ждет Джан, он предложил прогуляться на Большой базар. Так мило с его стороны! Я просто в восторге, это же моя мечта. Поторапливайтесь, — сказала Алиса. — Жду вас на улице.
— Я тоже рад, — процедил Долдри сквозь зубы, глядя вслед Алисе. — Если повезет, подвернется какой-нибудь укромный уголок, где я придушу этого гида.
Выйдя из трамвая, они направились к северной стороне мечети Баязидов. Путешественники пересекли площадь и свернули на узкую улочку, по обе стороны которой теснились лавочки букинистов и граверов. Они уже час бродили по улицам Большого базара, а Долдри еще не сказал ни слова. Счастливая Алиса с предельным вниманием слушала рассказы Джана.
— Это самый большой и старый крытый рынок в мире, — с гордостью провозгласил гид. — Слово «базар» происходит из арабского. В старые времена его называли Бедестен, потому что «бедес» по-арабски шерсть, а это именно здесь продавали шерсть.
— А я баран, бредущий за пастухом, — пробурчал Долдри.
— Вы что-то сказали, ваше сиятельство? — обернулся Джан к Долдри.
— Вовсе нет, я почтительно слушал вас, дорогой, — отвечал тот.
— Бывший Бедестен находится в центре Большого базара, но теперь там продают старинное оружие, бронзу и очень исключительный фарфор. Изначально он был целиком построен из дерева. Но он, к несчастью, сгорел в начале восемнадцатого века. Это почти целый город, закрытый от неба большими сводами. Вы увидите их, если поднимете голову, вместо того чтоб надуваться, если кое-кому понятно, что я имею в виду! Вы найдете здесь всего, украшения, меха, ковры, предметы искусства, много, конечно, копий, но некоторые экземпляры очень великолепные для экспертного глаза, который сможет выхватывать их из середины…
— Этого огромного бардака, — снова буркнул Долдри.
— Какая муха вас укусила? — возмутилась Алиса. — Он так интересно рассказывает, а вы вечно всем недовольны.
— Вовсе нет, — отвечал Долдри. — Просто я голоден, вот и все.
— Чтобы изведать все эти улочки, вам понадобится два полных дня, — невозмутимо продолжал Джан. — Чтобы облегчить вам гуляние в несколько часов, знайте, что базар делится на части, которые содержатся в замечательно хорошем порядке, как вы можете убеждаться, и в каждой части свой род товаров. Мы даже можем пойти поесть в превосходное место, потому что только там мы найдем еду, способную угодить его сиятельству.
— Странно он вас называет. И заметьте, вам это подходит — сиятельство. Даже забавно, не находите? — шепнула Алиса на ухо Долдри.
— Нет, не очень, но раз вас обоих это так веселит, не буду портить вам удовольствие и не дам ни единого повода заподозрить, будто эта ирония меня задевает.
— Между вами что-то произошло? Вы как кошка с собакой.
— Ничего подобного! — возразил Долдри тоном ученика, которого поставили в угол.
— Все-таки у вас ужасный характер! Джан так старается нам угодить. Если вы уж так проголодались, пойдемте обедать. Я отказываюсь от прогулки, если это вернет вам хорошее настроение.
Долдри пожал плечами и, ускорив шаг, оставил далеко позади Джана и Алису.
Алиса остановилась у магазина музыкальных инструментов, ее внимание привлекла старая медная труба. Она попросила разрешения посмотреть ее поближе.
— Такая же была у Армстронга, — обрадовался торговец. — Уникальный экземпляр, я не умею на ней играть, но один друг попробовал и очень хотел ее купить. Вещь исключительная.
Джан осмотрел трубу и наклонился к Алисе:
— Это дешевка. Если хотите купить хорошую трубу, могу вам показать одно место. Оставьте эту, и идем.
Долдри с раздражением наблюдал, как послушно Алиса следовала за Джаном и внимательно слушала его советы.
Джан привел ее к другой лавке музыкальных инструментов в соседнем ряду. Он попросил торговца показать его приятельнице самые красивые экземпляры, но не самые дорогие, но Алиса уже приметила одну трубу на витрине.
— Это настоящий «Конн-Селмер»? — спросила она, беря ее в руки.
— Абсолютно подлинный, попробуйте ее, если сомневаетесь.
Алиса осмотрела раструб:
— Серебряная, четырехвентильная! Она, наверное, безумно дорогая?
— На базаре нужно не так торговаться, мисс, — засмеялся торговец. — Могу еще предложить Винсента Баха, это Страдивари среди труб, она единственная в Турции.
Но Алиса смотрела только на «Селмер». Она помнила, как Антон часами простаивал на холоде перед той же моделью в витрине магазина «Баттерси», как автолюбитель, застывший перед «ягуаром»-купе или красивой итальянской машиной. Антон рассказал ей о трубах все: о разнице между помповыми и цилиндрическими, медными и серебряными, о том, как важен состав сплава, как он влияет на звучание инструмента.
— Я могу продать вам ее по разумной цене, — предложил торговец.
Джан что-то произнес по-турецки.
— По очень хорошей цене, — поправился торговец. — Друзья Джана — мои друзья. Я даже подарю вам футляр.
Алиса вручила торговцу деньги и на глазах Долдри, который еще сильнее насупился, удалилась с покупкой.
— Не знал, что вы знаток труб, — сказал он, следуя за Алисой. — Похоже, вы в них разбираетесь.
— Вы не все обо мне знаете, — насмешливо отвечала Алиса, ускоряя шаг.
— Никогда не слышал, чтобы вы играли, а ведь, как известно, наши стены очень тонкие.
— А вы так и не играете на пианино, верно?
— Я вам уже говорил: это соседка снизу. Так что? Вы ходите трубить под железнодорожными мостами, чтобы не докучать соседям?
— Долдри, вы, кажется, голодны? Потому что впереди я вижу, как вы изволите выражаться, какую-то забегаловку, с виду она вполне приличная.
Джан вошел в ресторан первым. Не обращая внимания на других клиентов, ожидавших своей очереди, ему быстро подыскали хороший столик.
— Вы акционер этого рынка или ваш отец был его основателем? — спросил Долдри, усаживаясь.
— Я просто гид, ваше сиятельство.
— Знаю, лучший в Стамбуле…
— Я ослеплен, что вы наконец это искренне признаете. Пойду закажу для вас, а то время крутится, а у вас скоро встреча с консулом, — заявил Джан и направился к стойке.
Назад: 7
Дальше: 9