7
Долдри осторожно закрыл дверь и пошел по коридору, стараясь не шуметь, проходя мимо номера Алисы. Он спустился в холл, надел плащ и попросил портье найти такси. Гид не обманул: стоило произнести название кондитерской «Лебон», как шофер уверенно тронул с места. Машин уже было много, и поездка заняла не меньше десяти минут. Джан ждал его за столиком с вчерашней газетой в руках.
— А я думал, вы не придете, — сказал он, вставая, чтобы пожать руку Долдри. — Есть хотите?
— Я голодный, — ответил Долдри. — Еще не завтракал.
Джан сделал заказ, и официант принес Долдри тарелку, на которой лежали кружочки огурца, крутые яйца с паприкой, оливки и фета, кашар и зеленый сладкий перец.
— А можно попросить чай с тостами? — спросил Долдри, покосившись на свою тарелку.
— Должен ли я заключить, что вы решили меня принять как переводчика? — спросил Джан.
— Меня волнует один вопрос. Только не поймите неправильно… Вы Стамбул знаете так же хорошо, как говорите по-английски?
— Я лучший и там и там, а что?
Долдри поглядел на Джана и глубоко вздохнул.
— Хорошо, перейдем к делу и поглядим, сможем ли мы сработаться, — сказал он.
Джан вытащил пачку сигарет и предложил Долдри.
— Натощак не курю, — ответил тот.
— Что именно вы ищете в Стамбуле? — спросил Джан, ломая спичку.
— Мужа, — прошептал Долдри.
Джан закашлялся, подавившись дымом.
— Извините, но это вы не по адресу. Мне уже делали странные просьбы, но эта всех перепрыгнула! Я такими делами не занимаюсь.
— Не глупите, это не для меня, а для одной женщины, с которой я хочу заключить сделку.
— Какую сделку?
— Речь идет о недвижимости.
— Если вы хотите купить дом или квартиру, я могу вас легко направить. Скажите ваш бюджет, и я вам представлю сильно интересные предложения. Прекрасная мысль, вам сюда вложить деньги. В данный момент у экономики обидный период, но Стамбул скоро станет как настоящая роскошь. Это великолепный и значимый город. Его картографическое положение уникально, а у населения таланты во всех специальностях.
— Спасибо за вашу лекцию по экономике, но сделка будет совершаться не здесь, а в Лондоне, где я хочу выкупить соседнюю квартиру.
— Что за пространная мысль! В данном случае более хитро будет произвести сделку в Англии, верно?
— В том-то и дело, что нет. А иначе я не летел бы в такую даль и не потратил бы столько денег. Нужную мне квартиру занимает женщина, которая не желает ее освободить, до тех пор пока…
И Долдри рассказал историю своей поездки в Стамбул. Джан слушал внимательно и перебил только один раз, когда попросил повторить предсказания гадалки из Брайтона, которые Долдри передал слово в слово.
— Понимаете, подвернулся удобный случай увезти ее подальше, а теперь необходимо, чтобы она тут осталась.
— Вы не верите в предсказание? — спросил Джан.
— Я слишком образован, чтобы придавать ему хоть малейшее значение. Честно говоря, никогда не думал об этом, да и повода не было: я сам никогда не ходил к гадалкам.
Но, когда сомневаешься, почему бы не подыграть судьбе.
— Вы тратите слишком много энергии на ничего. Извините меня, но стоит просто предложить этой женщине астрономически правильную сумму, и она не сможет отрекаться. Все имеет цену, поверьте мне.
— Знаю, вам трудно будет это понять, но деньги ее не интересуют. Ей чужда корысть. Впрочем, мне тоже.
— Так вы не хотите выгодно нажиться на этой сделке?
— Вовсе нет, тут вообще дело не в деньгах.
Я вам сказал, что я художник, а в той квартире есть стеклянная крыша, там просто изумительный свет. Я хочу устроить там мастерскую.
— А в Лондоне только одна квартира со стеклянной крышей? Оказывается, я могу вам представить такие в Стамбуле, когда хотите. Есть даже на улицах с перекрестками.
— Это единственная такая крыша в доме, где я живу! Мой дом, моя улица, мой район — мне вовсе не хочется оттуда уезжать.
— Я не понимаю. Вы делаете сделку в Лондоне, а зачем брать меня в Стамбуле?
— Чтобы вы нашли мужчину, умного, честного и одинокого, который мог бы увлечь женщину, про которую я вам сказал. Если она в него влюбится, то захочет остаться здесь, как мы с ней договорились, и я сделаю из ее квартиры мастерскую. Видите, все очень просто!
— Все выворот на шиворот, вы хотите сказать.
— Мне здесь принесут чай, хлеб и яичницу — или мне ехать завтракать в Лондон?
Джан повернулся, чтобы переговорить с официантом.
— Это моя последняя добровольная услуга, — заявил он. — Ваша жертва, это та женщина, которая была в вашем окружении вчера, когда вы бросили меня в баре?
— Не надо громких слов! Никакая она не жертва, совсем наоборот, я убежден, что оказываю ей большую услугу.
— Манипулируя ее жизнью? Вы хотите отправить ее в руки мужчины, которого я должен вам обнаружить за деньги. Если вы так изображаете себе честность, тогда я убежден попросить у вас значимое увеличение моих гонораров и заранее обеспечение моих расходов, потому что потребуются, неспорно, необходимые расходы, чтобы добыть вам такую исключительную жемчужину.
— В самом деле? Какого рода расходы?
— Расходы! А теперь введите меня в курс о предпочтительностях этой женщины.
— Резонно. Если вы спрашиваете, какие мужчины ей нравятся, то я понятия не имею. Для начала попытайтесь представить полную противоположность мне. Давайте обсудим ваше вознаграждение, чтобы я решил, нанимаю я вас или нет.
Джан пристально посмотрел на Долдри:
— Извините, но я не награждаюсь.
— Все еще хуже, чем я боялся, — пробормотал себе под нос Долдри и продолжал: — Я имею в виду ваш гонорар.
Джан снова воззрился на Долдри. Потом достал карандаш из внутреннего кармана, оторвал уголок бумажной скатерти, нацарапал цифры и подвинул бумажку к Долдри. Тот, увидев сумму, вернул бумажку Джану:
— Ваша цена неприемлема.
— Ваша просьба за пределами стандартной нормальности.
— Не будем преувеличивать!
— Вы сказали, что деньги вам непривлекательны, а делаете как урожденный торговец.
Долдри снова взял бумажку, еще раз взглянул на сумму, поворчал и, сунув ее в карман, протянул Джану руку.
— Ладно, договорились. Но я оплачу расходы, только когда дело будет сделано.
— Договор как уговор, — сказал Джан, пожимая руку Долдри. — Я разыщу вам этого предсказанного мужчину в момент, когда понадобится, потому что, если я хорошо понял ваш слишком сложный ум, у вас должны быть другие встречи, чтобы предсказание совершилось.
Официант наконец принес завтрак, о котором мечтал Долдри.
— То, что нужно, — сказал он, с удовольствием взирая на яичницу, — я вас нанимаю. Сегодня я представлю вас этой женщине как гида-переводчика.
— Этот титул очень гармонирует с моей личностью, — великодушно улыбнулся Джан.
Затем он встал, попрощался с Долдри, но, прежде чем уйти, обернулся:
— Может получиться, что вы заплатите мне зря, а может случиться, что эта предсказалка имеет большую силу ясновидения, и вы ошибаетесь, когда не верите.
— Это вы к чему?
— К тому, что я человек, практикующий честность. Кто вам говорил, что я не второй человек из тех шести, о которых сказала ваша гадалка? И разве не судьба так придумала, чтобы наши дороги пересеклись?
С этими словами Джан удалился.
Долдри задумчиво проследил за ним взглядом, пока тот не перешел улицу и не вскочил в трамвай. Потом отодвинул тарелку, попросил счет, заплатил и покинул кондитерскую «Лебон».
Он решил вернуться пешком. Войдя в отель, он заметил Алису, сидевшую в баре с английской газетой. Долдри подошел к ней.
— Где вы были? — спросила она, увидев его. — Я звонила вам в номер, никто не ответил. Потом дежурная сказала, что вы ушли. Могли бы оставить мне записку, я же волновалась.
— Приятно слышать, но я просто ходил гулять. Хотелось подышать воздухом, а будить вас не хотелось.
— Я почти не спала. Закажите что-нибудь, мне нужно с вами поговорить, — твердо сказала Алиса.
— Прекрасно, мне как раз пить хочется, и я тоже должен вам кое-что сообщить, — ответил Долдри.
— Тогда сначала вы скажите, — предложила Алиса.
— Нет, давайте вы. Хотя ладно, давайте я. Я подумал над вашим вчерашним предложением и согласен нанять гида.
— Я же предлагала как раз не брать гида! — возразила Алиса.
— Как странно, наверное, я плохо понял. Не важно, мы сэкономим драгоценное время. Я подумал, что ехать сейчас за город смысла нет, пора цветения еще не настала. А гид мог бы легко отвезти нас к лучшим парфюмерам города. Их работа могла бы вас вдохновить.
Алиса слегка растерялась, она почувствовала себя в долгу перед Долдри за его хлопоты.
— Ну если так на это смотреть, то идея хорошая.
— Очень рад, что вам понравилось. Я попрошу администратора устроить нам встречу с гидом после полудня. Теперь ваша очередь: что вы хотели сказать?
— Да так, пустяки, — ответила Алиса.
— Вам, наверное, спать было неудобно? По-моему, матрас слишком мягкий, я как будто на куске масла спал. Могу попросить, чтобы нас переселили в другой номер.
— Да нет, кровать ни при чем.
— Опять приснился кошмар?
— Нет, — соврала Алиса. — Просто обстановка необычная, я привыкну.
— Вам бы надо пойти отдохнуть. Надеюсь, после обеда мы начнем поиски, вы должны быть в форме.
Но у Алисы были свои планы, отдыхать она не хотела. Она спросила Долдри, не против ли он, пока нет гида, снова сходить на ту улицу, куда они свернули вчера.
— Я уже не помню, как туда идти, но можно попробовать, — согласился Долдри.
Алиса прекрасно помнила дорогу. Выйдя из отеля, она уверенно повела за собой своего спутника.
— Пришли, — сказала она, заметив большой дом, ненадежные консоли которого опасно кренились, грозя обрушиться на дорогу.
— В детстве я часами разглядывал фасады домов, воображая, что происходит за их стенами, — сказал Долдри. — Не знаю почему, но жизнь других меня завораживала, я хотел знать, похожа она на мою или от нее отличается. Я пытался представить, как живут такие же дети, как я, как они играют и все разбрасывают по дому, который с годами станет для них центром вселенной. Вечером, глядя на освещенные окна, я представлял себе званые ужины, праздники. Похоже, в этом доме давно никто не живет, раз он в таком запустении. Что стало с его обитателями? Почему они его покинули?
— Мы играли почти в одни и те же игры, — сказала Алиса. — Помню, когда я была маленькой, в доме напротив жила пара, за которой я наблюдала из окна своей комнаты. Муж всегда возвращался в шесть вечера, когда я начинала делать уроки. Мне было видно, как он снимает в гостиной пальто и шляпу и усаживается в кресло. Жена приносила ему аперитив и забирала пальто и шляпу. Он разворачивал газету и читал до тех пор, пока меня не звали ужинать. Когда я возвращалась к себе, шторы в окне напротив были задернуты. Я ненавидела этого типа, который принимал заботу жены, не говоря ей ни слова. Однажды, когда мы с мамой гуляли, я увидела, что он идет нам навстречу. Чем ближе он подходил, тем сильнее у меня колотилось сердце. Он поравнялся с нами и остановился поздороваться. Широко улыбнулся, как будто хотел сказать: «А, это ты, маленькая нахалка, шпионишь за мной из окна, думаешь, я ничего не заметил?» Я была уверена, что он проболтается, и мне стало еще страшнее. И я не поздоровалась с ним и не улыбнулась, а только потянула мать за руку. Она упрекнула меня в невежливости. Я спросила, знает ли она его. Она ответила, что я не только невежлива, но и невнимательна. Он держал бакалейную лавку на углу. Я постоянно ходила мимо и даже заходила туда, но за прилавком стояла молодая женщина. Это его дочь, сказала мне мама, она работает вместе с отцом и ухаживает за ним с тех пор, как он овдовел. По моему самолюбию был нанесен чувствительный удар, ведь я считала себя королевой шпионов…
— Когда воображение сталкивается с реальностью, иногда это может ранить, — сказал Долдри. — Я всегда думал, что молоденькая служанка моих родителей в меня влюблена, мне казалось, все доказательства налицо. А на самом деле она любила мою старшую сестру. Сестра сочиняла стихи, и служанка тайком их читала. У них был бурный роман, о котором никто не знал. Чтобы скрыть эту непристойную идиллию, служанка притворялась, будто увлечена мной.
— Ваша сестра любит женщин?
— Да, и, как бы это ни противоречило морали ограниченных людей, так все же лучше, чем совсем никого не любить. Может, теперь нам исследовать эту таинственную улицу? Мы же за этим сюда пришли.
Почерневший от старости деревянный дом, казалось, молча наблюдал за пришельцами. Однако в конце улицы никакой лестницы не оказалось и ничто не напоминало Алисе сцены из ее кошмара.
— Простите, — сказала она, — мы только зря потратили время.
— Вовсе нет, от прогулки у меня разыгрался аппетит, а в конце проспекта я приметил кафе, которое показалось мне более живописным, чем обеденный зал в отеле. Вы против живописных мест ничего не имеете?
— Нет, скорее наоборот, — сказала Алиса, беря Долдри под руку.
В кафе было полно посетителей, в воздухе плавали густые клубы сигаретного дыма, так что зал едва можно было разглядеть. Однако Долдри приметил в глубине маленький столик, к которому и повел Алису, расчищая себе дорогу. Алиса села на банкетку, и за едой они продолжали говорить о детстве. Долдри происходил из буржуазной семьи и рос вместе с братом и сестрой. Алиса была единственным ребенком, а ее родители занимали более скромное социальное положение. В юности оба чувствовали себя одинокими — не от недостатка любви или внимания, а в силу их натуры. Оба любили дождь, но ненавидели зиму, оба мечтали за школьной партой, оба впервые влюбились летом, а первое расставание пережили осенью. Он ненавидел отца, она своего боготворила. В январе 1951 года Алиса угостила Долдри его первым кофе по-турецки. Долдри засмотрелся на дно чашки.
— Кажется, здесь принято гадать на кофейной гуще. Интересно, что пророчит ваша?
— Можно сходить к гадалке, специализирующейся на кофейной гуще. Посмотрим, совпадут ли ее предсказания с тем, что говорила гадалка в Брайтоне, — задумчиво сказала Алиса.
Долдри взглянул на часы:
— Это было бы интересно. Но позже. Нам надо вернуться в отель, у нас встреча с гидом.
* * *
Джан ждал их в холле. Долдри представил его Алисе.
— На вас, мадам, вблизи смотреть еще приятнее, чем вдали! — воскликнул Джан, покраснел, поклонился и поцеловал ей руку.
— Вы очень любезны. Надеюсь, я правильно поняла смысл? — сказала она, повернувшись к Долдри.
— Безусловно, — ответил тот, раздраженный фамильярностью Джана.
Однако, судя по пунцовым щекам гида, комплимент сам собой сорвался у него с языка.
— Приношу вам свое прощение, — сказал Джан. — Я не хотел сделать вам неприятность, просто вы неизбежно гораздо очаровательней при свете дня.
— Думаю, смысл мы уловили, — сухо прервал его Долдри. — Продолжим?
— Совершенно прекрасно, ваше сиятельство, — отвечал Джан, окончательно запутавшись.
— Долдри мне сказал, что вы лучший гид в Стамбуле, — сказала Алиса, чтобы разрядить обстановку.
— Это точно правда, — ответил Джан. — И я в вашем всеобщем распоряжении.
— И лучший переводчик?
— Одинаково, — ответил Джан, и его лицо еще гуще побагровело.
Алиса расхохоталась.
— По крайней мере, нам не будет скучно, вы мне очень нравитесь, — сказала она, успокоившись. — Идемте! Посидим в баре и обсудим наши общие дела.
Джан пошел вперед, Долдри последовал за ним, испепеляя его взглядом.
— Я могу вам сделать встречу со всеми парфюмерами Стамбула. Их немного, но они абсолютно превосходные в своем деле, — заявил Джан, выслушав долгую повесть Алисы. — Если вы останетесь в Стамбуле до начинания весны, я вам также покажу сельскую местность, у нас есть заросли роз чрезвычайно пышные, на холмах примечательные смоковницы, липы, цикламены, жасмин…
— Не думаю, что мы задержимся так надолго, — сказала Алиса.
— Не говорите так, кто знает, что вам даст будущее? — ответил гид, и Долдри пнул его под столом ногой.
Джан подскочил и сердито взглянул на Долдри.
— Мне нужно половина дня, чтобы организовать для вас знакомства, — сказал Джан. — Я выполню несколько телефонных звонков и завтра утром смогу забрать вас прямо отсюда.
Алиса пришла в радостное возбуждение, как ребенок накануне Рождества. Ей не терпелось познакомиться с турецкими коллегами и увидеть, как они работают, и она напрочь забыла, что еще совсем недавно хотела вернуться домой.
— Как чудесно! Благодарю вас! — воскликнула она, пожимая Джану руку.
Джан поднялся и спросил, не мог бы Долдри проводить его до холла: он хотел сказать ему пару слов. Остановившись у вращающейся двери, Джан наклонился к Долдри и тихонько сказал ему на ухо:
— Мои тарифы только что возросли!
— С чего это вдруг? Мы же договорились о цене!
— Это было до того, как я с жестокостью получил вашим ботинком в мою ногу. Из-за вас я, наверное, завтра выйду из формы, и это меня задержит.
— Бросьте! Не стройте из себя неженку, я вас совсем легонько стукнул, просто чтоб вы лишнего не сболтнули.
Джан смотрел на Долдри очень серьезно.
— Хорошо, — согласился Долдри, — извините меня. Простите, я поступил дурно, хоть и по необходимости. Однако признайте, вы тоже повели себя неловко и едва не проговорились.
— Я не увеличу свои тарифы, но только потому, что ваша подруга полная очарования, и моя работа будет легка.
— Что вы имеете в виду?
— Что я смогу найти за день сотню мужчин, которые захотят ее завлекать. До завтра, — произнес Джан и вышел.
Долдри постоял несколько секунд в задумчивости, потом вернулся к Алисе.
— Что он сказал такого, чего мне нельзя было слышать?
— Ничего особенного, мы обсуждали его вознаграждение.
— Я хочу, чтобы вы вели счет вашим расходам, Долдри. Отель, еда, гид, не говоря уж о перелете. Я вам все верну…
— …до последнего шиллинга, знаю, вы мне это уже сто раз повторили. Но хотите вы того или нет, за столом я вас угощаю. Сделка сделкой, а я должен вести себя как джентльмен, и я от этого не отступлю. Кстати, может, выпьем, чтобы это отпраздновать?
— Что отпраздновать?
— Не знаю. Разве обязательно нужен повод? У меня в горле пересохло. Мы можем, например, отметить знакомство с нашим гидом.
— Мне кажется, еще слишком рано. Пойду отдохну, а то всю ночь глаз не сомкнула.
Алиса оставила Долдри в баре. Глядя, как она поднимается на лифте, он криво улыбнулся ей, а когда девушка исчезла из вида, заказал двойной скотч.
* * *
У края деревянного понтона на волнах качается лодка. Алиса залезает в нее, усаживается в самой середине. Какой-то человек отвязывает веревку, которой лодка привязана к причалу. Берег удаляется, а Алиса думает о том, почему все так чудно устроено, почему кажется, будто в черноте ночи маку гики сосен смыкаются, когда проходишь мимо.
Течение сильное, лодка угрожающе качается на волнах, бурлящих за кормой уходящего парохода. Алиса хочет ухватиться за оба борта, по ее маленькие руки до них не достают. Она сует ноги под доску, на которой спиной к ней сидит перевозчик. Каждый раз, когда лодка зарывается носом в волну, его присутствие успокаивает, и она вновь ухитряется удержаться и не выпасть за борт.
Налетевший северный ветер разгоняет облака, лунный свет льется не с неба, а из глубины вод.
Лодка причаливает. Моряк берет ее на руки и выносит на берег.
Она поднимается по холму между кипарисами, потом начинает спускаться в темную долину. Она идет по сырой земле в холоде осеннего вечера. Цепляется за кусты, скользя на крутом склоне, но не выпуская из виду маленький огонек вдали.
Алиса идет мимо руин древней крепости или дворца, заросших диким виноградом. Аромат кедра смешивается с запахом дрока, а чуть дальше — с благоуханием жасмина. Алисе хочется навсегда запомнить эти сменяющие друг друга запахи. Огонек уже ярче, масляная лампа, подвешенная на цепочке, освещает деревянную дверь. Она ведет в сад, где растут липы и смоковницы. Алисе хочется сорвать плод, она голодна. Хочется надкусить красноватую мякоть. Она протягивает руку, срывает два плода и прячет в карман.
Алиса входит во двор какого-то дома. Незнакомый ласковый голос просит ее не бояться, все позади, она может умыться, поесть, попить и лечь спать.
Деревянная лестница ведет на второй этаж. Ступеньки стонут под ногами Алисы, она держится за перила, стараясь ступать как можно легче.
Она входит в маленькую комнату, где пахнет пчелиным воском. Снимает одежду и аккуратно складывает на стул. Она подходит к железному тазу, ей кажется, она видит свое отражение в теплой воде, но поверхность мутнеет.
Алисе хочется выпить эту воду, ее мучит жажда, а в горле так пересохло, что больно дышать. Щеки горят, а голову словно сжимает в тисках.
— Уходи, Алиса, Тебе не надо было возвращаться. Вернись домой, еще не поздно.
* * *
Алиса открыла глаза, встала. Ее лихорадило, тело отяжелело, руки и ноги сделались словно ватными. Почувствовав тошноту, она бросилась в ванную.
Выйдя оттуда, Алиса, дрожа в ознобе, позвонила администратору, попросила поскорее вызвать врача и предупредить мистера Долдри.
Врач определил пищевое отравление и прописал лекарство, Долдри помчался в аптеку. Алиса должна скоро поправиться. Такие неприятности часто бывают с туристами, волноваться не о чем, сказал доктор.
Ближе к вечеру в номере Алисы раздался звонок.
— Не надо было кормить вас морепродуктами! Мне так стыдно, — сказал Долдри, звонивший из своей комнаты.
— Вы тут ни при чем, — ответила Алиса, — вы же меня не заставляли. Не обижайтесь, но вам придется ужинать одному. Я не могу выносить запах еды, от одного упоминания внутри все переворачивается.
— Тогда не говорите о еде. Я тоже сегодня поголодаю из солидарности. Мне это будет очень полезно. Стаканчик бурбона — и в постель.
— Вы слишком много пьете, Долдри, и пьете без причины.
— Вы сейчас не в том состоянии, чтобы заботиться о моем здоровье. Не сочтите за злорадство, но я сейчас в лучшей форме, чем вы.
— Сегодня — разумеется, но что будет завтра и в последующие дни?
— Лучше вам отдыхать, а не обо мне волноваться. Примите лекарство, поспите подольше, и, если врач не обманул, завтра я буду иметь удовольствие видеть вас здоровой.
— Есть новости от гида?
— Нет еще, — сказал Долдри, — но я жду от него звонка, поэтому должен освободить линию и дать вам поспать.
— Спокойной ночи, Итан.
— Спокойной ночи, Алиса.
Девушка повесила трубку, и ей стало не по себе при мысли, что нужно выключать свет. Она оставила лампу включенной и вскоре уснула. В эту ночь ни один кошмар не потревожил ее сон.
* * *
Мастер-парфюмер жил в Джихангире. От его дома, стоявшего на пустыре в верхней части квартала, тянулась бельевая веревка к дому соседа, на ней сушились халаты, штаны, рубахи, подштанники и даже какая-то униформа. Подниматься по мощеной улице в дождь было задачей не из легких: долмуш сделал уже две попытки, и все напрасно. «Шевроле» буксовал, воняло жженой резиной. Водитель, который ни за что на свете не признался бы, что всему виной истертые покрышки, проклинал всех и вся. Зря он согласился, в верхнем Джихангире туристам совершенно не на что смотреть. Долдри, сидевший спереди, положил на сиденье старого «шевроле» банкноту, и шофер замолчал.
Когда они шли по пустырю, Джан держал Алису за руку, «чтобы она не угодила в яму с водой», пояснил он.
Легкая изморось, сеявшаяся на город, промочила бы землю лишь к концу дня, но Джан желал проявить предусмотрительность. Алиса чувствовала себя лучше, хотя и была еще слишком слаба, чтобы по достоинству оценить заботу Джана. Долдри предпочел воздержаться от замечаний.
Они вошли в дом. Комната, где работал парфюмер, была просторной. Под большим самоваром краснели угольки, от их жара пыльные окна мастерской запотели.
Мастер, не понимавший, зачем к нему явились двое англичан из Лондона, хотя и был этим польщен, предложил им чаю со сладостями, пропитанными сиропом.
— Это моя жена печет, — сказал он, и Джан тут же перевел, что у жены парфюмера лучшая выпечка в Джихангире.
Алису подвели к рабочему столу мастера. Он дал ей понюхать несколько своих композиций. Сочетания, над которыми он работал, были яркими, но гармоничными. Хорошо составленные восточные ароматы, хотя и ничего оригинального.
На краю длинного стола стоял сундучок с флаконами, вызвавший любопытство Алисы.
— Можно? — спросила она и взяла склянку с жидкостью странного зеленого цвета.
Джан еще не успел перевести ее просьбу, как мастер выхватил флакон из рук девушки и поставил на место.
— Он говорит, тут ничего интересного, просто опытные образцы, с которыми он забавляется, — сказал Джан. — Такое его развлечение.
— Хотелось бы попробовать эти запахи.
Мастер пожал плечами и согласился. Алиса сняла крышку и была поражена. Она достала полоску бумаги, смочила ее в жидкости и поднесла к носу. Потом поставила флакон, проделала то же самое со вторым, третьим и в изумлении повернулась к Долдри.
— Ну что? — спросил Долдри, до сих пор хранивший молчание.
— Это невероятно, в этом ящике он воссоздал целый лес. Мне бы никогда такое в голову не пришло. Понюхайте сами, — предложила Алиса и макнула очередную бумажку во флакон, — кажется, будто лежишь на земле у корней кедра.
Она положила пробник на стол, взяла другой и, окунув во флакон, помахала им, затем протянула Долдри.
— Здесь запах сосновой смолы, а в другом, — продолжала она, снимая крышку, — запах влажного луга, нотки безвременника вперемешку с папоротником. И вот еще, попробуйте, лесной орех…
— Я не знаю никого, кто захотел бы надушиться орехом, — проворчал Долдри.
— Это не для тела, а для создания атмосферы.
— Вы серьезно думаете, что духи для создания атмосферы будут иметь спрос? И что это вообще такое?
— Подумайте, как приятно ощущать дома природные запахи. Представьте, что мы могли бы распылять у себя в квартире ароматы всех времен года.
— Времен года? — удивился Долдри.
— Продлить осень, когда наступает зима, создать в январе весну с ее цветами, летом брызнуть запахом дождя. В столовой будет пахнуть лимоном, в ванной — апельсиновым цветом. Ненавязчивые ароматы для дома — это неслыханная идея!
— Ну, если вы так говорите, нам нужно подружиться с этим господином, который не меньше меня удивлен вашим восхищением.
Алиса повернулась к Джану.
— Вы не могли бы спросить, как ему удается добиться такой устойчивой ноты кедра? — попросила Алиса, нюхая пробник с палитры ароматов.
— Какой нотки? — переспросил Джан.
— Спросите, что он делает для того, чтобы аромат так долго сохранялся на воздухе?
И пока Джан старательно переводил разговор Алисы с парфюмером, Долдри отошел к окну и стал смотреть на Босфор, воды которого сквозь запотевшие стекла выглядели серыми и мутными. Хотя он и ехал в Стамбул совсем не за этим, но очень возможно, что однажды Алиса принесет ему целое состояние, и, каким бы странным это ни могло показаться, ему это было глубоко безразлично.
* * *
Алиса, Джан и Долдри поблагодарили мастера за то, что он посвятил им целое утро. Алиса пообещала в ближайшее время опять его навестить. Она надеялась, что они скоро работать вместе. Парфюмер никогда не думал, что его тайная страсть может когда-нибудь кого-то заинтересовать. Но сегодня он сможет сказать жене, что те вечера, когда он допоздна засиживался в мастерской, те воскресные дни, когда он бродил по холмам, лесам и долинам в поисках трав и цветов, были не прихотью старого дурака, как часто упрекала его жена, а серьезной работой, которая покорила парфюмера из Англии.
— Не то чтобы мне было скучно, — проговорил Долдри, выходя на улицу, — но я со вчерашнего полудня ничего не ел и не отказался бы перекусить.
— Вы довольная этим визитом? — спросил Джан Алису, не обращая внимания на Долдри.
— Я просто счастлива! Парфюмерный орган этого мастера — просто пещера Али-Бабы. Вы устроили такую чудесную встречу, Джан!
— Я восхищен вашей радостью, которая меня радует, — отвечал Джан, в очередной раз покраснев.
— Раз-два, раз-два-три! — сказал Долдри, свернув ладонь трубочкой. — На связи Лондон, вы меня слышите?
— Однако, мисс Алиса, должен вас информировать, что некоторые слова из вашего лексикона от меня ускользают и очень трудны для перевода. Например, я не видел в доме этого человека никакого хорошо пахнущего музыкального инструмента, который был бы похож на пещеру, — продолжал Джан, совершенно игнорируя Долдри.
— Извините, Джан, это профессиональный жаргон, я вам как-нибудь объясню все эти слова, и вы будете лучшим переводчиком Стамбула в области парфюмерии.
— Такая специальность мне бы понравилась, я буду вам всегда благодарен, мисс Алиса.
— Так, — заворчал Долдри, — я, вероятно, лишился голоса. Никто не слышит, что я говорю! Я хочу есть! Не могли бы вы посоветовать нам, где поесть, чтобы мисс Алису опять не отравили?
Джан пристально посмотрел на него:
— Я имел намерение вас направлять в место, которые вы не готовы забывать.
— Ну наконец-то он меня заметил!
Алиса подошла к Долдри и шепнула ему на ухо:
— Вы с ним не очень любезны.
— Серьезно? А он, по-вашему, со мной любезен? Я проголодался. Напоминаю вам, что я голодал из солидарности, но, если вы заодно с нашим замечательным гидом, солидарности конец.
Алиса удрученно посмотрела на Долдри и вернулась к стоявшему в стороне Джану.
По крутой улочке они спустились в нижнюю часть Джихангира. Долдри остановил такси и спросил Алису и Джана, поедут ли они с ним или возьмут другую машину. Потом демонстративно уселся на заднее сиденье, и Джану ничего не оставалось, как сесть рядом с шофером.
Джан назвал по-турецки адрес и за всю поездку ни разу не обернулся.
* * *
На парапете набережной неподвижно сидели ленивые чайки.
— Мы идем туда, — сказал Джан, указывая на деревянную лачугу в конце причала.
— Не вижу тут никакого ресторана! — запротестовал Долдри.
— Потому что вы не умеете хорошо смотреть, — учтиво сказал Джан, — это место не для туристов. Оно не сияет роскошью, но вы будете наслаждаться.
— А нет ли чего-нибудь такого же многообещающего, но более симпатичного, чем эта забегаловка?
Долдри указал на высокие дома, подножие которых омывал Босфор. Алиса не отрываясь смотрела на одно из зданий, непохожее на другие.
— Что, опять видение? — насмешливо спросил Долдри. — У вас такое лицо!
— Я вам сказала неправду, — пробормотала Алиса. — Прошлой ночью мне опять приснился кошмар, еще больше похожий на реальность, чем прежние, и в нем был дом, совсем как этот.
Алиса напряженно всматривалась в белое здание. Джан не мог понять, что вдруг так взволновало его клиентку.
— Это ялис, — важно сказал гид. — Такие дома для загородного отдыха, остатки роскоши великой Османской империи. Они очень ценились в девятнадцатом веке. Сегодня меньше, хозяева разорены расходами на зимний обогрев, и большинство нужно чинить.
Долдри взял Алису за плечи и повернул к Босфору.
— По-моему, возможны только два объяснения: либо ваши родители все-таки заехали дальше Ниццы, но вы были слишком маленькой и не помните, как они об этом рассказывали, либо у них была книга про Стамбул, которую вы прочли в детстве, а потом забыли. Одно не исключает другого.
Алиса совершенно не помнила, чтобы отец или мать говорили ей о Стамбуле. Она деталь за деталью восстанавливала в памяти родительскую квартиру. Спальня с большой кроватью под серым покрывалом, тумбочка отца с кожаным очечником и маленьким будильником, тумбочка матери с забранной в серебряную рамку фотографией пятилетней Алисы, сундук в изножье кровати, коврик в коричнево-красную полоску. Столовая, а в ней обеденный гарнитур красного дерева, буфет, где бережно хранился парадный фарфоровый сервиз, которым никогда не пользовались, диван честерфилд, на котором семья располагалась по вечерам и слушала радио, маленький книжный шкаф с книгами, которые читала мать… Ничто из этого не было связано со Стамбулом.
— Если ваши родители въезжали в Турцию, — заметил Джан, — возможно, остались следы их пребывания у нужных властей. Завтра британское консульство организует церемонный вечер: ваш посол сам приезжает из Анкары, чтобы принять долгую военную делегацию и столько же офицеров моего правительства, — с гордостью провозгласил он.
— А откуда вам это известно? — спросил Долдри.
— Потому что я очевидно лучший гид в Стамбуле! Ладно, хорошо, сегодня об этом была статья в газете. А поскольку я таким же образом лучший переводчик города, то меня реквизировали для церемонии.
— То есть вы имеете в виду, что завтра вечером нам придется обойтись без ваших услуг? — спросил Долдри.
— Я собирался предлагать сопровождать вас на этот праздник.
— Не преувеличивайте, консул не станет приглашать всех англичан, которые сейчас в Стамбуле, — осадил его Долдри.
— Я не очень понимаю, как можно говорить с увеличением, я об этом потом подумаю. А до этого молодая секретарша, которая занимается списком приглашенных, с удовольствием окажет мне услугу вписать туда ваши фамилии. Она ни в чем не может отказать Джану… Я пришлю вам пропуска в отель.
— Поразительный вы человек, Джан! — изумился Долдри. — В конце концов, если вы не против, — продолжал он, обращаясь к Алисе, — мы могли бы представиться послу и попросить помощи у консульской службы. Зачем еще нужны чиновники, как не затем, чтобы к ним обращаться за помощью! Ну, что скажете?
— Мне нужно все прояснить, — вздохнула Алиса. — Я хочу понять, почему мои кошмары такие реалистичные.
— Обещаю вам сделать все, чтобы приподнять завесу этой тайны, но только сначала что-нибудь съем. Иначе уже вам придется обо мне заботиться: я на грани обморока. И умираю от жажды.
Джан указал пальцем на рыбацкий ресторан в конце причала. Затем отошел и уселся на бетонный парапет.
— Приятного аппетита, — холодно сказал он, скрестив руки, — жду вас здесь и не двигаюсь с этой набережной.
Долдри заметил уничтожающий взгляд, которым наградила его Алиса. Он шагнул к Джану.
— И что вы будете делать, сидя тут? Вы же не думаете, что мы оставим вас тут на холоде?
— Я не намерен вам докучать, — сказал гид, — и я прекрасно вижу, что я вас беспокою. Идите принимать пищу, я привык к зиме в Стамбуле и к дождю.
— Ну, бросьте дуться! — начал уговаривать Долдри. — И потом, если это местный ресторан, как меня тут поймут, если рядом не будет лучшего переводчика Стамбула?
Джан растаял от похвалы и принял приглашение.
Гостеприимство хозяев и прекрасная еда превзошли все ожидания Долдри. Когда подали кофе, он вдруг погрустнел, что удивило Джана и Алису. Немного выпив, он наконец признался, что ему ужасно стыдно. Напрасно он с предубеждением отнесся к этому замечательному заведению. Простую, но восхитительную еду могут подавать в скромных стенах, заявил он, выпивая четвертый стакан ракии и глубоко вздыхая.
— Я расчувствовался, — сказал он. — Этот соус к рыбе, изысканный десерт — кстати, я себе еще закажу, — они просто потрясающи. Пожалуйста, — продолжал он умоляющим тоном, — передайте мои искренние извинения хозяину, а главное, обещайте, что в самом скором времени сводите нас в другие подобные заведения. Сегодня вечером, например.
Долдри поднял руку, призывая официанта наполнить его стакан.
— По-моему, вы уже достаточно выпили, Долдри, — сурово проговорила Алиса, заставив его опустить стакан.
— Признаю, ракия слегка ударила мне в голову. Все потому, что я был голоден и страшно хотел пить.
— Научитесь утолять жажду водой, — посоветовала Алиса.
— Вы в своем уме? Хотите, чтобы я заржавел?
Алиса попросила Джана ей помочь. Вместе они взяли Долдри под руки и повели к выходу. Джан попрощался с хозяином, который посмеивался над незадачливым клиентом.
От свежего воздуха у Долдри закружилась голова. Он присел на парапет, и, пока Джан искал такси, Алиса следила, чтобы Долдри не свалился в воду.
— Видимо, немножко поспать мне было бы кстати, — проговорил Долдри, глядя на море.
— Да уж, без этого не обойтись, — ответила Алиса. — Я думала, это вы будете меня опекать, а не наоборот.
— Прошу прощения, — простонал Долдри. — Обещаю, завтра ни капли алкоголя.
— Вам лучше сдержать свое обещание, — сурово сказала Алиса.
Джану удалось остановить долмуш, он вернулся к Алисе, помог устроить Долдри на сиденье в салоне, а сам сел спереди, рядом с водителем.
— Мы сопроводим вашего друга до дверцы отеля, а потом я поеду в консульство заниматься вашими приглашениями. Я представлю их администратору завернутыми, — сказал он, опустив щиток на ветровом стекле и глядя на Алису в зеркальце.
— Доведем до дверей отеля, вручу приглашения в конверте… — машинально подсказала Алиса.
— Я догадывался, моя фраза плохо составлена, но не знал точно. Спасибо, что меня поправили, я больше никогда не произведу этой ошибки, — сказал Джан, поднимая щиток.
Долдри, который уснул во время поездки в долмуше, ненадолго очнулся, пока Алиса с помощью портье помогала ему добраться до номера и лечь в постель. Проспал он довольно долго, а проснувшись позвонил Алисе в номер, потом справился у администратора, где она, и узнал, что его соседка ушла. Удрученный своим поведением, он сунул ей под дверь записку, извиняясь за невоздержанность и сообщая, что ему лучше не ужинать.
Алиса воспользовалась одиночеством, чтобы погулять по кварталу Бейоглу. Администратор посоветовал ей посетить Галатскую башню и подсказал, как туда добраться пешком. Алиса прошлась вдоль магазинчиков улицы Истикляль, купила сувениры друзьям и, продрогнув на холоде, окутавшем город, зашла в небольшой ресторан, где решила поужинать.
С наступлением вечера, вернувшись в отель, она села за стол и принялась писать письмо Антону.
Антон!
Сегодня утром я познакомилась с человеком, который занимается тем же, чем и я, только гораздо более талантливым. Когда вернусь, надо будет рассказать тебе о его оригинальных находках. Я часто жалуюсь, что у меня дома холодно, но если бы ты побывал в мастерской этого парфюмера, то сказал бы, что мне не на что жаловаться. Поднявшись в Джихангир, я увидела совсем не тот город, что виден из окна моего номера. Удаляясь от центра, застроенного многоэтажными домами, похожими на те, что возводят на лондонских развалинах, неожиданно сталкиваешься с бедностью. Сегодня я видела на узких улочках Джихангира мальчугана, шлепавшего босиком по зимнему холоду, торговцев, сидевших с понурыми лицами под дождем на набережной Босфора; женщин на причале, пытавшихся всучить какое-то барахло горожанам, выстроившимся в длинную очередь в ожидании парохода. Но как ни странно, это унылое зрелище вызвало у меня в душе теплые чувства. Чужое место показалось родным, сердце сжалось от непонятного одиночества, когда я проходила по площадям, где погибают старые церкви. Я поднималась по истертым ступеням крутых лестниц. В верхней части Джихангира почти у всех домов обшарпанный вид, даже бродячие коты какие-то жалкие, и эта жалость переполняет меня. Почему мне так грустно в этом городе? Грусть охватывает меня, стоит мне выйти на улицу, и не покидает до самого вечера. Но не обращай внимания на мои слова. В кафе и небольших ресторанах жизнь кипит, город красив, и ни пыль, ни грязь не портят его великолепия. Люди здесь радушные, гостеприимные. Признаюсь, мне даже стыдно за свои глупые переживания по поводу богатого культурного наследия, растраченного понапрасну.
Сегодня днем я гуляла возле Галатской башни и за кованой решеткой увидела тихое кладбище, прямо посреди города. Я смотрела на покосившиеся надгробные памятники и неведомо почему вдруг почувствовала, что принадлежу этой земле. С каждым часом, проведенным здесь, во мне нарастает неодолимая любовь.
Антон, прости за этот бессвязный рассказ, который наверняка тебе неинтересен. Я закрываю глаза и здесь, в вечернем Стамбуле, слышу звуки твоей трубы. Слышу твое дыхание, представляю, как ты играешь где-то далеко в каком-нибудь лондонском пабе. Интересно, как там Сэм, Эдди и Кэрол? Мне не хватает вас четверых, надеюсь, что и вы по мне тоже немного скучаете.
Целую тебя, глядя на крыши города, который, я уверена, ты бы полюбил всей душой.
Алиса