– Ну-с, снимайте бурнус!

Голос был не просто ласковым. Он был бархатным. Томский открыл глаза и увидел склонившегося над ним доктора – в белом халате, шапочке, под которую, как и положено, были убраны волосы, и белоснежной марлевой маске, закрывавшей половину лица.

– Вот мы и очнулись. – Доктор подмигнул Томскому. – Чудненько. Сейчас мы посмотрим вашу ногу и… Больше чем уверен – операция пройдет успешно. Молодым козликом у меня запрыгаете, дорогуша.

В руке доктора сверкнул скальпель. Послышался треск разрезаемой ткани комбинезона. Анатолий оставался спокойным. Он не собирался вступать в диалог с галлюцинацией. Все, что он видел – белый потолок, голубой кафель на стенах, блики мощных люминесцентных ламп, – чушь собачья. На самом деле всего этого не существовало – по той простой причине, что благодушным хирургом был не кто иной, как профессор Корбут. Не мог он хозяйничать в своей секретной лаборатории на Красной Линии. Не мог больше ставить своих зловещих опытов, поскольку Толик собственноручно трудоустроил Корбута в адскую хирургическую службу.

Томский вспомнил, как профессор балансировал на тендере метропаровоза, проявляя чудеса эквилибристики. И как свалился на рельсы. Хрум! – вот каким был последний звук, изданный Корбутом под колесами. Чудное мгновенье, ничего не скажешь. Одним профессором тогда стало меньше!

Анатолий прикрыл глаза: «Нужно просто дождаться, пока вернется сознание. Я ведь на самом деле в плену у гипносов. В их подземном городе. А место покойного Корбута занял другой профессор-извращенец – Хмельницкий. Этот хоть не оправдывает свои действия высокими идеями, а просто каннибальствует – в отместку за нанесенные обиды».

– Профессор. Эй, профессор, обернись-ка! И опять ошибка в расчетах. Прав ты только в одном – я не хочу иметь ничего общего с людоедом, – раздался голос Садыкова. Затем – выстрелы из мультикомпрессионной винтовки. Еще одно воспоминание, которое норовило пробить брешь между прошлым и настоящим.

Толик устал ждать, когда все встанет на свои места. Открыл глаза. Картинка изменилась, словно дирижер, управляющий оркестром галлюцинаций, прочел его мысли. Теперь Томский оказался в логове Хмельницкого, а над его больной ногой колдовал уже не Корбут, а повелитель мутантов-телепатов – в своем неизменном зеленом фартуке патологоанатома и с хирургической пилой в руке.

Толик почувствовал, как зубья впиваются ему в ногу, разрезают кожу и начинают крошить кость. Боль была адской и не имела ничего общего с видениями. Дернулся и расплылся нависающий над головой потолок, а когда зрение восстановилось, Томский увидел испещренную следами босых ног мокрую глину. Пол и потолок пещеры поменялись местами из-за того, что Анатолий висел вниз головой. Левая нога его была обмотана веревкой и закреплена на толстом корне дерева. Стоявшие вокруг мутанты с интересом наблюдали за действиями своего главаря, Хмельницкого, для которого больная нога пленника стала, видимо, идеей фикс.

Профессор не торопился пускать в ход свою пилу. Он будто бы смаковал каждое мгновение, предшествующее ампутации. А в том, что Хмельницкий пытается отрезать ему ногу, Толик уже не сомневался. Времени оставалось мало. Прилившая к голове кровь вызывала звон в ушах и туманила взгляд.

– Хмельницкий, зачем тебе все это? Ты покончил с Садыковым, и я прекрасно понимаю, что он это заслужил. Вот только при чем здесь я? Разве я имею хоть какое-то отношение к вашим разборкам? Ты ведь один раз отпустил меня. Там, в машине…

Вместо ответа, профессор коснулся пальцем раны на ноге Толика и облизнул окровавленный палец.

«Отпустил. Было дело. Но поди разберись в логике сумасшедшего. Тогда Хмельницкого интересовал его главный враг – Садыков. А меня оставили на закуску как второстепенный персонаж. Переговоров не будет. Все ясно», – понял Томский, и его затопил приступ ярости. Он не в первый раз собирался продавать свою жизнь как можно дороже. И всегда судьба оказывалась к нему благосклонной. Но, похоже, не в этот раз. «Ну и хрен с ним, с сумасшедшим людоедом. Пусть делает свое дело, а я буду делать свое. Пусть не доставлю мучителю больших неприятностей, но мелкие неудобства – это уж нате вам, со всем удовольствием!» – принял решение Томский.

Улучив момент, когда Хмельницкий оказался совсем близко, Толик врезал свободной ногой ему в лицо. Положение для атаки было не самым удобным. Удар получился не ахти, и большого ущерба нанести профессору не удалось.

– А-а-ах! У-у-у-у! М-р-р-р!

Томский не мог понять, что вызвало у гипносов такую бурную реакцию. Мутанты, предпочитавшие общаться телепатически, вдруг завопили. В криках, наполнивших пещеру, слышались и удивление, и испуг.

Очертания метавшихся вокруг гипносов расплывались. Анатолию стоило большого труда сфокусировать взгляд на человеке в фартуке. Пришло время изумляться и Томскому. От полученного удара в лицо кожа профессора вдруг сползла вбок, обнажив еще один слой: другие губы, другой подбородок. Существо, имевшее, как оказалось, несколько лиц, вскинуло руку, вцепилось пальцами в складки кожи на шее и… Сорвало с себя маску!

Мутанты завопили еще сильнее. Они узнали в том, кого считали Хмельницким, одного из своих. Секрет ожившего профессора оказался прост, как кухонный табурет: самый властолюбивый из пучеглазов срезал кожу с лица мертвого Хмельницкого и напялил ее на себя, заставив всех поверить в то, что покойники могут оживать.

Сейчас разоблаченный гипнос вертел головой по сторонам, отчаянно жестикулировал, пытаясь восстановить свою подмоченную репутацию, но сделать это было не так-то просто.

– Эй вы, смотрите на него! – закричал Томский, чтобы подлить масла в огонь. – Он обманывал вас! Это маска! Всего лишь маска, недотепы глазастые!

Толик не был уверен в том, что гипносы понимали его, но решил воспользоваться суматохой. Он принялся раскачиваться на веревке. После нескольких тщетных попыток, вцепился пальцами в корень дерева, к которому был привязан. Ослабив веревку, стал распутывать узел. Сделать это было не просто. Не из-за того, что мутанты в совершенстве освоили науку вязания узлов, а потому, что веревка намокла, напитавшись сочащейся с потолка водой.

Несколько раз Толику казалось, что развязать узел без посторонней помощи не получится. Но когда рука в очередной раз соскользнула, веревка распуталась под весом тела Томского. От удара о землю Анатолий на несколько секунд отключился, но быстро пришел в себя, услышав хриплое рычание. Лжепрофессор, расталкивая собратьев, рвался к своему главному врагу. Толик тоже был не против дуэли один на один – у него скопилось много претензий к мутанту, скрывавшемуся под маской.

Несколько секунд, оставшихся до столкновения, Томский использовал для того, чтобы осмотреться. Пещера, в которой он оказался, была центром подземного города гипносов. Об этом говорили и размеры грота, и трон в глубокой нише, сооруженный из связанных веревками прутьев.

В дальнем углу Томский увидел небрежно сваленное в кучу оружие и снаряжение. Пределом его мечтаний сейчас было добраться до «калаша», но… Гипнос, размахивающий хирургической пилой, был гораздо ближе. Анатолий решил идти ва-банк. Он не собирался дать врагу шанс пустить в ход свои гипнотические способности. Томский просто ринулся на мутанта, наклонив голову. Вероятность встретиться с зубьями пилы была очень большой, но в любом случае Толик ничего не терял. И удача, наконец, повернулась к нему лицом. Скорость, развитая гипносом, в разы усилила удар, который Томский нанес головой в живот мутанту. Тот отлетел на несколько метров, по пути сбил с ног двоих соплеменников и шлепнулся в грязь, подняв тучу брызг.

Толик побежал к оружию. Теперь, когда цель была так близка, ничто не могло его остановить. Гипносы не пытались напасть, но мешали Анатолию. Пришлось пробивать себе дорогу кулаками. В конце пути Томского подвела больная нога. Он упал, но успел дотянуться до приклада «Крыса». Времени на то, чтобы встать, уже не было. Он перевернулся на спину, поднял винтовку и, почти не целясь, нажал на курок. Уверенности в том, что «Крыс» заряжен, у него не было. Да и выстрела Томский не услышал.

Однако гипнос остановился. На месте правого глаза у него появилась черная дыра. По грязной щеке зазмеился ручеек крови. Ноги мутанта подогнулись. Сделав несколько неверных шагов, он упал, уткнувшись лицом в землю. С узурпатором было покончено, но это вовсе не означало, что Анатолий выбрался из передряги. Он решил сыграть заключительный аккорд. Можно было взять автомат, но в голову Толика пришла другая, совершенно сумасшедшая мысль. Он бросил винтовку, на четвереньках добрался до поверженного врага, разжал его пальцы, вырвал скукоженную маску и натянул ее на себя так, словно это был противогаз.

Несмотря на то, что ошметки мяса с внутренней стороны скальпа успели высохнуть, Томскому едва удалось сдержать рвоту. Он встал, развел руки в стороны и завыл, подражая звукам, издаваемым гипносами.

Те перестали галдеть одновременно. Толик мог наблюдать за происходящим только одним глазом – маска села на лицо криво. Он увидел, что мутанты то смотрят на него, то переглядываются.

«Что дальше? Сообразили ли гипносы, что их вновь пытаются обмануть?» Толику вспомнился один из характерных жестов мертвого узурпатора. Он прижал руки к вискам. Толпа мутантов замерла. Очевидно, они ждали телепатического приказа. Томский, конечно, не мог его отдать, поэтому просто указал рукой на темное отверстие выхода. И, о чудо! Первым сдвинулся с места один гипнос. Он пошел в указанном Толиком направлении. За ним – второй, третий…

В кольце мутантов, окружавших Томского, образовались бреши. Ему поверили!

Но Анатолий не успел нарадоваться вволю. Пучеглаз в фартуке очухался, схватил Толика за ноги. Томский лягнул врага, но уже через секунду упал рядом с ним. Серия ударов в лицо не остановила живучего гипноса. Он сорвал с Томского маску и попытался натянуть на свое окровавленное лицо. Маниакальное стремление врага вновь превратиться в Хмельницкого позволило Анатолию выиграть пару секунд и завладеть хирургической пилой. «Хватит. Задрали. Сколько можно покойникам оживать?!» – яростно подумал он и, сам того не замечая, зарычал не хуже гипноса.

Желания обоих дерущихся сбылись: мутанту удалось надеть маску, а Томский успел в этот момент усесться ему на спину и опустить пилу на затылок врага. Вжик! И еще раз! Анатолий продолжал кромсать шею мутанта до тех пор, пока голова гипноса не отделилась от тела полностью.

Источник хитроумных планов иссяк. Томский поднял голову врага за волосы и швырнул ее в толпу гипносов. Мутанты принялись рассматривать подарочек, а Толик сел и просто следил за их реакцией. Те же, судя по всему, окончательно запутались. Прошло несколько минут, прежде чем самый инициативный гипнос решил, как поступить с трофеем. Он поднял брошенную Томским голову поверженного противника, отнес к нише в стене, бережно прижимая ее к груди, и поставил на трон. Король умер, да здравствует король!

Анатолию было больно двигать даже мускулами лица, но он не сдержал улыбки. Он все еще продолжал улыбаться, когда увидел в темном проеме выхода из пещеры знакомое лицо. Корнилов! Почему-то в черных очках. С суковатой дубиной в руке. За спиной Юрия появился толстяк Бронкс. Тоже в солнцезащитных очках. «Ладно – Бронкс. Мало ли, что взбредет в голову постаревшему рэперу. Но Корнилов… Неужели и он поддался веяниям постъядерной моды. Придумал тоже – нацепить очки там, где и без темных стекол достаточно темно», – недоумевал Толик, пытаясь найти объяснение появлению у товарищей непривычных аксессуаров.

Впрочем, теперь необходимо было срочно отвлечь гипносов и позволить Корнилову добраться до оружия. Томский встал.

– Эй вы, черти! Это же я отпилил голову вашему королю! Неужели не накажете убийцу?!

Мутанты вновь сосредоточились на Томском, и он, почувствовав, как их взгляды вонзаются в мозг раскаленными стрелами, слабеющим голосом обратился к Корнилову:

– Юрка! Оружие здесь, в углу! Покажи им кузькину мать…

Еще секунд десять Толик пытался сопротивляться телепатической атаке, а когда сил больше не осталось и сознанием, как футбольным мячом, завладели игроки чужой команды, он услышал треск автоматной очереди…

Очнулся он оттого, что его куда-то несли – от тряски ныла больная нога, а перед глазами сверкали разноцветные звездочки. Толик застонал и почувствовал, как его бережно кладут на землю. Ему стало гораздо лучше. Он смог рассмотреть склонившегося над ним Корнилова.

– Что за маскарад, Юра? На кой тебе сдались эти очки?

– Полезная штучка, Толян. Очки – поляризационные. Не позволяют гипносам влезать нам в голову.

– А-а-а… Где ты их достал?

– Нашелся тут у нас один поставщик. Борисом зовут. Он с гипносами давно знаком.

– Мы отбились?

– Можно сказать и так. С автоматами дела делать проще. Фонари, противогазы – все это мы тоже прихватили. Там, кстати, осталась еще куча всякой всячины. Кому-то повезло меньше, чем нам… В общем, диспозиция проста: они стараются держаться подальше от нас, но… Выбраться отсюда мы пока не можем. Кажись, заблудились. Да и немудрено – в этих норах сам черт ногу сломит. Повсюду трупы. У некоторых отгрызены руки и ноги. Мутанты убивают и жрут своих же.

– Похоже, я знаю, почему они это делают. – Томский с помощью Корнилова сел. – После того, как профессор Хмельницкий был убит, вождем этой банды телепатов стал самый продвинутый пучеглаз. Он срезал кожу с лица профессора, напялил ее на свою рожу и скопировал повадки патрона-людоеда. Раньше гипносы были травоядными. Теперь часть из них стала питаться мясом. Они разделились на два клана. Что будет дальше – не знаю. Я прикончил главаря плотоядных – отпилил ему башку…

– Садюга ты, Толян, ох садюга! – рассмеялся Корнилов. – Сам едва живой, а головы направо и налево рубишь! Идти сможешь?

– Попробую. – Анатолий встал, сморщился от боли, сделал шаг и покачнулся. – М-да, Юра. Намучаетесь вы со мной.

– Ерунда, прорвемся. Эй, Кальман! Поможешь Томскому. Ты все равно без очков.

– От него и в очках немного толку, – не преминул уколоть Телещагина Бронкс. – Только и думает о том, как зенки залить…

– Молчал бы, пузатый!

– А ну, прекратить склоки! – рявкнул Юрий. – Еще только не хватало, чтобы вы здесь передрались!

Спорщики затихли. И вовремя. В одном из боковых коридоров послышались звуки медленных, осторожных шагов. Корнилов приложил палец к губам, взял автомат на изготовку и жестом приказал всем оставаться на местах. Сам нырнул в коридор.

– Стоять! Стоять, сука!

Послышалась возня. Два глухих удара. Корнилов вышел из коридора, подталкивая стволом автомата пожилого, худого, как щепка, гипноса.

– Глаза не поднимать, урод!

Юрий заставил мутанта сесть и опустить голову.

– Так-так. – Томский приблизился к пленному. – А ну, Бронкс, одолжи мне свои очки… Эй, ты слышишь меня?

– Мр-р-р…

– Слышишь. А теперь постарайся понять. Нам нужно выйти отсюда. Если выведешь – отпустим на все четыре стороны. Нет – прибьем. Понимаешь меня?

Гипнос поднял голову и посмотрел на Томского сквозь спутанные, закрывающие половину лица, седые волосы.

– У-у-у…

– «У» понимаешь или «у» нет?

Мутант вытянул руку, указывая на коридор, из которого его привели.

– М-м-р-р…

– Все ясно! – Корнилов перехватил инициативу, легонько ткнул старика стволом автомата в плечо. – Вставай, дружок. Веди нас к выходу. Мне плевать – понимаешь ты меня или нет. Если выкинешь какую-нибудь штуку – пуля в затылок. Без разговоров и предупреждений.

– М-м-м…

Пленный пошел первым. Корнилов и Бронкс – за ним. Борис и Кальман помогали идти Томскому, который, несмотря на все старания не быть обузой, едва шевелил ногами.

Юрий внимательно следил за проводником, иногда напоминая ему о пуле в затылок за плохое поведение. Однако проверить истинные намерения гипноса и чистоту его помыслов было невозможно. Приходилось верить и надеяться, что старик не собирается примерять мученический венец Ивана Сусанина.

Когда группа свернула в очередной коридор, гипнос заметно ускорил шаг. Заурчал. Возможно, пытался объяснить, что выход близко. Или… Когда в темноте нового грота Юрий различил бледные лица, он на мгновение упустил из вида старика. И тот моментально этим воспользовался. Пленный оттолкнул Корнилова и нырнул в пещеру, к соплеменникам. Точнее, к соплеменницам. Кто-то включил фонарик и направил луч света на вход в пещеру. Там были самки и дети гипносов, которые по каким-то своим, племенным-родовым законам, держались отдельно от гипносов-самцов.

Вперед выступила одна самка. Она была очень похожа на обыкновенную нагую женщину. Но нагота эта не вызывала никаких ассоциаций с сексуальностью. Крупная, почти с мужскими формами тела и грязная, как триста кочегаров, она попыталась гипнотизировать Юрия, а когда поняла, что не может пробиться в его мозг, с воем бросилась в рукопашную атаку.

Юрий отреагировал молниеносно – сработала интуиция дзюдоиста: захват, подножка, бросок. Женщина врезалась в стену, но тут же развернулась. На этот раз Корнилов не мог пустить в ход борцовские навыки – из пещеры на четвереньках выскочил юный гипнос и обеими руками вцепился Юрию в ногу. Зубы малыша, выглядевшего ребенком лет четырех, впились в ткань защитного комбинезона. Самка была уже в двух шагах от Корнилова, пытавшегося стряхнуть детеныша с ноги, когда грохнул выстрел. Стрелял Борис. Женщина-гипнос упала на Юрия, придавив его весом своего тела, а из пещеры выбежали еще три самки.

Детеныш между тем, став свидетелем смерти матери, зарычал и перебрался от ног Юрия к его шее. Раздались новые выстрелы. Опять стрелял Борис. Он ранил одну самку, и та, одним взмахом руки, выбила у него пистолет.

Ситуация окончательно вышла из-под контроля людей, и всем бы пришлось плохо, если бы не Бронкс. Толстяк начал палить в женщин, причем делал это с закрытыми глазами. Пули летели мимо, пока одна из них не нашла себе цель: вдребезги разлетелся череп малыша. Кровь его смешалась с кровью матери, а Корнилов наконец выбрался из-под ее тяжелого тела, поднял автомат и выпустил очередь в верхний край входа в пещеру. На пол посыпались комья глины – один больше другого.

– Стоять, стервы! Или я вам устрою такой обвал, что мало не покажется!

Слова не расходились с делом. Юрий давил на курок до тех пор, пока одна отколовшаяся глыба не придавила самку, пытавшуюся скрыться в темноте грота. Корнилов уже не стрелял, но обвал продолжался уже и без его помощи и прекратился только после того, как глина завалила вход в пещеру наполовину.

Юрий посветил фонариком в темноту. Около полусотни самок и детенышей испуганно прижались к дальней стене грота. Потом направил свет на самку, придавленную глыбой. Она отчаянно извивалась, пытаясь выбраться.

– Я не воюю с женщинами. А с голыми – тем более. У меня к ним совсем другой подход. Джентльменский. Но тебе помогать не стану.