Глава 8

– Благодарю, мастер, вы нас поистине выручили, – сказал Раон, устало опустившись на стул. – Ваше искусство вытащило нескольких наших товарищей буквально с того света. Я ваш должник, мастер… Кстати, совсем забыл, разрешите представиться – Раон… Префект лагеря первого фаросского легиона, – последнюю фразу он выговорил не только с некоторой заминкой, так как еще не привык к новым званиям, вводимым в обиход наследником престола, но и с заметной гордостью. Тщеславие? Возможно. Но ведь каждому человеку присуще стремление хоть как-то выделиться из общей безликой массы. Зачастую даже неважно как: богатством, одеждой, титулом, положением в обществе, родовитостью, на худой конец, должностью или профессией. Так было и так будет. И Раон не исключение. Да ему и вправду было чем гордиться, ведь в отличие от немалого количества фаросской столичной аристократии, он свою должность занял не за родовитость или по ходатайству родственников, а исключительно за свои личные… Конечно, с ними ему не равняться – дворяне! Но… сколько в герцогстве баронов да графов? Десятки. А вот префект легиона в одном-единственном числе. Он. Раон. – А это мои соратники: сэр Густав Брэй и Кранг Орм, младший вождь своего рода. Вы, мастер…

– Мастер Гольбрейн, – представился лекарь, правильно поняв заминку собеседника. – Лекарь-универсал второго класса… Бывший лекарь…

Раон удивленно поднял брови. Таких не часто встретишь! Это тебе не бабки-знахарки, кои чуть ли не в каждом селе имеются. Толку с них – чуть. Только и могут, что: кровь затворить да зуб больной заговорить. Ну и, по женским делам – того… Маг-врачеватель второго класса – совсем другое дело! Это – фигура! Таких в любом крупном городе хорошо если с пяток наберется. А уж универсал… Универсал – он ведь и снадобье какое не хуже профессионального аптекаря изготовит, и в травах целебных разбирается, и в магии лекарской человек не последний. Такие профессионалы – вот не покривить душой! – на вес золота. И вдруг…

– Бывший?!! – казалось, Раон ушам своим не верит.

И не он один…

– Бывший?!! – эхом отозвались Кранг и Густав.

– Да, господа, – грустно улыбнулся Гольбрейн. – И такое случается.

– Но как?

– О, господа, это грустная история…

Печально покачав головой, лекарь подхватил с выставленного трактирщиком на стол подноса кружку, сделал глоток и обвел взглядом слушателей. Троица фароссцев была не прочь выслушать его историю, но продолжить свой рассказ Гольбрейн не успел.

– Трофеи собраны, – отрапортовал подошедший к столу Миклос.

Пока командиры беседовали с лекарем, солдаты бережно отнесли своих перевязанных товарищей наверх, устроив их со всем удобством, потом сноровисто обыскали поверженных горожан, невзирая на слабые попытки протеста, собрали оружие, кошельки и все более-менее ценное, после чего выставили всех нападавших за дверь. А что еще с ними было делать, по домам под ручки отводить? Не маленькие – сами доберутся! Не сильно-то и пострадали!

В отличие от горожан, фароссцы действовали аккуратно, оружием не махали и своих противников старались вывести из строя без особого травматизма. Синяки и шишки – не в счет!

Не ограничившись одним сбором трофеев с проигравших, солдаты пришли на помощь трактирщику, быстро расставив опрокинутые столы, стулья и лавки…

Густав пошевелил ножнами меча трофейное оружие, презрительно сморщился и сказал:

– Дрянь!

Мечи и кинжалы, конфискованные у молодых отпрысков уважаемых трисских горожан, выглядели роскошно: позолоченные и посеребренные рукояти, драгоценные и полудрагоценные камни в эфесах, обтянутые дорогой тисненой кожей ножны, но для профессионального воина – а именно таким и был, несмотря на молодость, сэр Густав, – ценящего в первую очередь суровую простоту отделки, удобство оружия и качество металла, эти клинки были лишь вычурными поделками.

– Дареному коню в жопу не смотрят, – наставительно произнес Раон.

Сэр Густав, сделавший добрый глоток темного пива из своей кружки, услыхав подобную интерпретацию одного из высказываемых время от времени маркизом Фаросс выражений, которое, впрочем, в устах его высочества звучало более приятственно для слуха потомственного дворянина, поперхнулся и закашлялся.

Откашлявшись, молодой рыцарь укоризненно взглянул на Раона. По его мнению, человек, ставший одним из ближайших помощников маркиза, не должен позволять себе подобных выражений. Пускай благородных дам не наблюдается в пределах видимости, если не считать же за таковых трактирных подавальщиц, являвшихся единственными представительницами слабого пола в данном заведении, но ведь это не повод вести себя столь грубо, не так ли?

Конечно, если судить непредвзято, то Раон не слишком выходил за рамки приличий. Грубое военное время, простецкие солдатские нравы – что тут поделаешь…

Тот же маркиз Фаросс часто пренебрегает дворянскими условностями, ведет себя зачастую так, что его немудрено спутать с каким-нибудь наемником. Но восхищавшийся наследником престола юный рыцарь прощал своему кумиру все нарушения общепринятых правил, оправдывая его тем, что истинное благородство может позволить себе некоторую эпатажность, не роняя при этом своего достоинства.

О том, какие выражения лились из уст самого Густава во время прогулки по улицам города, молодой рыцарь благополучно позабыл.

Раон не замечал укоризненных взглядов молодого дворянина. Являясь столичным жителем, он тем не менее рано познал все прелести уличных взаимоотношений, а также на собственном опыте убедился, что хорошо подвешенный язык и творческий подход к построению неожиданных словесных конструкций могут позволить поднять настроение окружающих, вовремя избежать неприятностей, успешно торговаться с продавцами или получить плату сверх оговоренной. Прослужив в наемниках, Раон впитал жесткую дисциплину вольных отрядов и беспрекословное подчинение командирам, но сумел органично совместить их с ранее приобретенными навыками, что и позволило ему, человеку незнатному, занять в свое время одну из высокопоставленных должностей в столичном ополчении, где хорошо подвешенный язык являлся немалым подспорьем для выполнения распоряжений начальства…

– Нашим оно, конечно, не подойдет, – Раон пихнул сапогом кучу трофейного оружия. – Зато его можно будет неплохо продать. Думаю, найдется немало желающих. Горожане, они как сороки – падки на все блестящее.

– Сами продавать будем? – спросил Кранг.

– Зачем? – удивленно посмотрел на него Раон. – У нас других дел полно. Попросим Черкана.

Сэр Густав рьяно поддержал это предложение. Еще не хватало, чтоб они сами занимались распродажей! Они, как-никак, воины, а не торговцы.

Раон развязал кошели и высыпал на стол их содержимое, сдвинув в сторону мешающие кружки.

– Ого! – удивленно воскликнул Кранг, разглядывая внушительную горку монет. Наряду с медяками там было немало золотых и серебряных монет. – Богатый улов! Я даже не знал, что с таким богатством кто-то может ходить по подобным… э-э… заведениям. Что здесь может стоить хотя бы один золотой?

– Смотря как гулять, – коротко ответил Раон, рассортировывая монеты.

Отсчитав двадцать золотых, он сдвинул их в сторону лекаря.

– Раон… префект…

– Можно просто – Раон.

– Раон, я благодарен вам за вашу щедрость, но я не могу взять эти деньги. Я не имею больше права зарабатывать лекарским делом.

– Тогда возьмите в подарок, – не растерялся Раон и, видя, что Гольбрейн по-прежнему сомневается, добавил: – От чистого сердца. Не отказывайтесь.

Лекарь замялся, но потом все же сгреб монеты и пересыпал их в поясной кошель.

Раон отделил от общей кучки еще три монеты, задумался, постукивая пальцами по столешнице, и добавил еще два золотых. Остальные деньги разделил на две части. Одну убрал к себе, а вторую передал Миклосу с наказом разделить между солдатами. Также он вручил сержанту отложенные пять золотых, попросив передать их трактирщику. Конечно, трактирщику он мог вообще ничего не платить – по правилам все расходы ложились на плечи нападавшей стороны, – но решил не ссориться с владельцем трактира – неизвестно, как долго им придется задержаться в городе.

– Сотник, – послышался от дверей голос одного из солдат. Получив урок трисского гостеприимства, фароссцы сделали из него правильный вывод и выставили у трактира караул. – Стража городская явилась.

– Центурион, – решил по примеру Раона щегольнуть своей образованностью сэр Густав. – Центурион, а не сотник, солдат.

– Так точно, центурион, – вытянулся во фрунт боец.

Переглянувшись, командиры встали из-за стола и вышли на улицу.

Возле трактира отряд городской стражи препирался с несколькими фароссцами, вставшими у них на пути. Сколько ни ярился полусотник стражи, взбешенный тем, что, получив сообщение о массовых беспорядках, вынужден был лично тащиться в какой-то трактир, вместо спокойного дежурства в здании кордегардии, но подчиненные Раона вовсе не собирались уступать. Раздухарившиеся бойцы, и с той и с другой стороны, принялись хвататься за рукояти мечей. Недалеко было до кровопролития, но тут как раз объявились командиры отряда, и возглавлявший фароссцев ветеран со вздохом облегчения подал солдатам знак пропустить начальство.

– Что вы тут устроили?! – напустился полусотник стражи на выдвинувшихся вперед предводителей отряда. – Вы что себе позволяете?! Я требую выдать для разбирательства виновников нападения на добропорядочных жителей города! Грязные наемники, думаете, вам это с рук сойдет?! Не-е-ет… отвечать будете по всей строгости закона!

Сбившись по привычке в плотный строй, фароссцы зароптали, но стоило Раону на них покоситься – замолчали.

Полусотник стражи продолжал сыпать ругательствами вперемешку с угрозами, не давая фароссцам и слова вставить в свое оправдание. Впрочем, Раон и не собирался оправдываться, так же как и покорно выслушивать оскорбления. Он знал, как нужно правильно действовать в подобных ситуациях.

– Молчать! Имя? Звание?

Резкий, начальственный окрик заставил большинство стражников подпрыгнуть на месте от неожиданности, а сбившийся полусотник вытянулся в струнку и отрапортовал:

– Тирольд, полусотник городской стражи.

– А я – Раон. Префект лагеря первого фаросского легиона.

Полусотник вздрогнул. Звание фаросского командира было ему непонятно, но по уверенному виду Раона и демонстрируемой тем непоколебимой уверенности в праве повелевать Тирольд сделал вывод, что его собеседник имеет в фаросской армии высокий чин. Тем не менее уступать он не собирался. Что с того, что этот префект лагеря – язык можно сломать, пока выговоришь! – не последний человек в Фаросском герцогстве? Сейчас-то он не у себя дома – нечего свои порядки устанавливать! Но и раздувать конфликт полусотник не решился. В случае чего начальство по головке не погладит. Удержался от дальнейших оскорблений.

– На вас поступила жалоба от жителей Триса. По их словам, ваши люди без всяких причин набросились на вошедших в трактир горожан, избили их, покалечили и ограбили. Оскорбленные люди требуют вашего наказания… То есть не вас лично, а вашего отряда.

Раон ответил, подбирая вежливые выражения:

– Тирольд, видимо, вас неправильно информировали. Именно эти горожане, вломившись в трактир огромной толпой, набросились на моих солдат. Более того, используя оружие, они нанесли тяжелые раны многим моим подчиненным… Скорее, это мы должны требовать их наказания… ну и заодно компенсации ущерба.

– Но…

– Вы подвергаете мои слова сомнению? – грозно нахмурился Раон. – У меня есть и доказательства: раненые товарищи, оружие нападавших… Есть свидетели. Например, хозяин этого славного заведения, введенный в немалый разор вашими так называемыми мирными гражданами. Мои слова могут подтвердить и остальные командиры нашего отряда: сэр Густав Брэй, сержанты Миклос и Кранг. В конце концов, за нас может поручиться уважаемый купец вашего города – Черкан из дома Никса.

Полусотник растерялся. Дело оказалось не таким простым, как представлялось. Были бы сейчас перед ним обычные наемники, он бы и церемониться с ними не стал! Но регулярный отряд соседнего государства – совсем другое дело! Да и сами по себе фароссцы не так просты. Один – немалый начальник, второй – дворянин. Так просто в темницу не бросишь. Узнает правитель города – можно головы не сносить! Он вед тоже из благородных, вполне может заступиться за фароссцев… хотя бы из дворянской солидарности. Еще и Черкан здесь замешан! Человек он влиятельный, очень влиятельный. Врагу не пожелаешь такого врага… Но и отступиться… Как отступиться? Обвинители, они ведь тоже не последние люди в городе… Озлобятся, начнут искать, на ком злость выместить. А кто крайним окажется?.. Вот то-то и оно!

Раон, сочувствуя в душе попавшему в переплет служаке – все же почти собрат по ремеслу, – сказал сочувственно:

– Непростая ситуация, да, Тирольд? – Полусотник вскинул голову, смерив собеседника гневно сузившимися глазами, хотел дать резкую отповедь, но, поняв, что командир фароссцев не насмехается над ним, сразу же успокоился, кивнул покорно. Раон продолжил: – Советую вам доложить все обстоятельства дела вашему начальнику. Если у него возникнут к нам какие-либо вопросы, то он может задать нам их лично.

Предложение Раона пришлось Тирольду по вкусу. Действительно, пускай глава трисской стражи сам примет решение по столь запутанному делу, в случае чего и спрос будет уже с него.

Повеселевший полусотник уже собирался откланяться, как в него клещом вцепился горестно заламывающий руки трактирщик. Вопя, что вконец разорен, хозяин «Пьяной радости» потребовал возместить нанесенный его заведению ущерб и примерно наказать погромщиков. Отстал трактирщик от полусотника, лишь изрядно вымотав ему нервы, так что, когда Тирольд развернулся, скомандовав своим подчиненным двигаться обратно в кордегардию, настроение у него было далеко не радужным. А тут еще на глаза ему попался вышедший из трактира лекарь…

– Ба! Мастер Гольбрейн, а вы-то здесь какими судьбами?! – воскликнул он.

Ксан, выскочивший вслед за учителем, испуганно зыркает на солдат и тянет своего наставника обратно, но тот останавливает его и спокойно отвечает ищущему, на ком бы сорвать свою злость полусотнику:

– Случайно, мой друг, чисто случайно.

На слове «друг» командир патруля скрипит зубами и угрюмо спрашивает:

– Надеюсь, уважаемый мастер помнит, что ему запрещено заниматься врачебной деятельностью.

Насмешка звучит в каждом слове, бьет наотмашь, как хлыст погонщика, но «уважаемый мастер» и бровью не ведет, говорит снисходительно, словно взрослый, вынужденный общаться с капризным ребенком:

– Мастер и не занимается. Мастер оказывает помощь пострадавшим. Без-воз-мезд-но! – последнее слово он произносит по слогам.

– А это мы еще проверим. Пройдете с нами добровольно, или нужно применить силу?

Подчиняясь приказу начальника, стражники двинулись к лекарю.

– Мастер Гольбрейн останется с нами, – сказал Раон, встав у трисских солдат на пути.

– Что?! – хоть Тирольд и был благодарен ему за подсказку, но, как и любой представитель стражи, не любил тех, кто осмеливается препятствовать служителям правопорядка.

– Мастер остается с нами, – упрямо повторил Раон. – Я не позволю оставить своих раненых без надлежащей врачебной помощи.

Полусотник зло сплюнул. Тон фаросского префекта не оставлял сомнений в том, что ради своих солдат он будет стоять до конца. Может, это и правильно. Тирольд подавил возникшее раздражение. Ему хотелось надеяться, что случись подобное с ним или с кем-то из его подчиненных, начальник трисской стражи будет столь же предупредительным, хотя… вряд ли. Своего командира полусотник знал хорошо. Тем большего уважения заслуживает этот фароссец. Счастливы солдаты, имеющие такого командира…

Кивнув на прощание, Тирольд резко развернулся на каблуках, так, что земля комьями брызнула из-под сапог, и зашагал прочь. Стражники последовали за своим командиром.

Раон проводил взглядом уходящих и предложил всем вернуться в трактир. На робкие возражения мастера Гольбрейна, настаивающего на том, что лучше бы им держаться от него подальше, поскольку у его новых знакомцев и без того полно проблем, а если еще недображелатели лекаря узнают, что они оказывают ему покровительство, то могут усугубить и без того незавидную участь гостей, Раон вновь ответил, что не может позволить лишить своих бойцов лекаря из-за каких-то надуманных опасений уважаемого мастера, и вообще все будет нормально. И, действительно, Раон оказался прав…

В Трисе фароссцы пробыли еще целую декаду. Как бы ни хотелось командирам отряда поскорее вернуться к своим товарищам, но быстро управиться со всеми делами не получилось.

Вначале пришлось разбираться с главами влиятельных трисских семейств, вздумавших требовать возмещения за нанесенные в пылу драки повреждения их сыновьям, внукам, племянникам, но заявившийся на следующий день к фароссцам младший сын Черкана с ходу просек ситуацию и подключил к разбирательству своего отца. Раон, при поддержке Черкана, выкатил трисским семействам ответные претензии, резонно указывая на то, что именно молодые отпрыски этих семейств напали на мирно отдыхавший отряд безо всяких причин, да еще и с применением оружия. К соглашению прийти не удалось – стороны остались при своем мнении. Глава стражи, одинаково опасаясь недовольства и влиятельных семейств, и не менее влиятельного Черкана, лишь беспомощно разводил руками. Горящие праведным – ну, им так казалось! – негодованием горожане вынуждены были обратиться к городскому главе. В итоге разбирательство затянулось на три дня: пока графу доложили о произошедшем, пока он соизволил ознакомиться с делом, пока вынес решение…

Справедливости ради следует отметить, что правитель города основательно изучил все тонкости дела, прежде чем огласить вердикт, в результате граф приговорил виновников к выплате пострадавшей стороне денежной компенсации в размере ста золотых. Пострадавшей стороной признавался фаросский отряд. Горожане оказались недовольны таким решением, но были вынуждены подчиниться.

Чем руководствовался граф, принимая такое решение, а ведь он сильно рисковал, настраивая против себя влиятельных и богатых людей своего города – неизвестно. Горожане недоумевали.

Возможно, Тирольд был прав, считая, что городской глава учтет при разбирательстве дворянское происхождение фаросского центуриона, возможно, повлияла политика правительства, на протяжении многих лет направленная на поддержание дружественных отношений с Фаросским герцогством – граф, как человек, близкий к придворным кругам, вынужден был это учитывать, – возможно, свою лепту внесло заступничество Черкана. И только сам граф понимал, что таким непопулярным для сограждан решением он отводит от города беду. Страшен гнев Ортского короля, но намного страшнее месть фаросских драконов, не спустят они обиду, ведь безвинно осудить приближенных маркиза – все равно, что лично его оскорбить. Неважно, что сейчас он находится в незавидном положении, вынужденный скрываться от солдат туронского маркграфа, не стоит делать поспешных выводов – неизвестно, что будет после. Граф Триса даже немного сочувствовал Альгерду Туронскому, решившему помериться силой с Фаросским престолом. Возгордившийся сверх меры маркграф забыл историю. Сколько раз такое бывало, сколько раз враги фароссцев празновали победу, и всякий раз поверженный было фаросский дракон расправлял крылья, уничтожая всех покусившихся на его земли. Достаточно вспомнить отца нынешних маркизов – еще каких-то сто-двести лет назад он водил своих непобедимых рыцарей на забывших страх соседей…

То было страшное время. Страшное и кровавое… Пылали пограничные крепости, рушились крепкие стены замков, равнялись с землей родовые гнезда, опустошались города. Штурмом брались стены Орта, дважды входили войска Тормахилласта в столицу Эфесского герцогства, вольные города засыпали подножие фаросского трона богатыми дарами, верным сторожевым псом свернулся у ног дракона Турон, устрашенные эльфы укрылись под сенью своих лесов. На протяжении сотни лет шли кровопролитные войны. Первым не выдержал король Орта, устрашенный военной мощью герцогства, он поспешил дипломатическим путем урегулировать все разногласия с грозным соседом, опередив своих собратьев-правителей почти на полсотни лет. Полсотни лет мира! Неразумные еще пытались сопротивляться натиску фароссцев, а в Орте уже принялись восстанавливать разрушенное. Через пятьдесят лет дошло и до самых тугодумных, что с крылатыми владыками лучше не враждовать, принялись договариваться. Тормахилласт не стал выдвигать непомерных требований, ограничился малым и стал обустраивать отошедшие под его власть по договору ближайшие земли – Турон, восточный Эфес, северную часть вольных городов, пограничные с эльфами области – по фаросскому образцу. Казалось бы, война окончена, можно вздохнуть свободно, но многие соседи со страхом и ненавистью смотрели на Фаросс, им чудилось, что мир – лишь затишье перед грядущей бурей, что Тормахилласт на этом не остановится и, укрепившись в новых землях, через пятьдесят, сто лет или двести – жизнь драконов длинна, и он может позволить себе не торопиться – вновь поведет войска в наступление, стремясь возродить великую Империю Дракона. Были у герцога Фаросс подобные планы, или это ложь, придуманная завистниками, – уже не узнать. Но противники герцогства сполна воспользовались отведенным временем: росло скрытое недовольство на присоединенных областях, несмотря на всю разумную политику, проводимую Тормахилластом и Амирессой в этих землях, в отличие от предшественников, бывших верными сподвижниками фаросского герцога, начал посматривать на сторону туронский маркграф – отец Альгерда, – тяготившийся своим подчиненным положением, начали предъявлять свои права на спорные земли эльфы, возобновились пограничные стычки – следует отметить, что Орт благоразумно не стал участвовать в подобных авантюрах. Фаросские правители не были глупцами. Это, скрипя зубами, признавали даже самые заклятые враги герцогства – служители Всеотца. Драконы должны были отреагировать, и реакцию их никто не мог предсказать… Должны, но не успели – несколько лет назад правящая чета погибла при весьма странных обстоятельствах. А после пришел черед Данхельта, чудом выжившего после тяжелого ранения, – священнослужители объясняли такую невероятную живучесть помощью злых сил… Но оставим воспоминания о прошлом и вернемся к событиям не столь отдаленным…

…Мастеру Гольбрейну повезло. Мало того что глава городской стражи не стал преследовать его за незаконную врачебную деятельность, узнав, что лекарь находится под защитой фароссцев, которые, в свою очередь, пользуются покровительством графа, так еще Раон, восхищенный умением Гольбрейна, предложил целителю отправиться вместе с отрядом, пообещав ему достойную оплату. Возобновить врачебную практику в городе – надежд не было, переезжать в другой город без уверенности, что его примут – не хотелось, так что, немного поразмыслив, лекарь принял предложение Раона.

Приказчики торгового дома Никсов под руководством Сола, младшего сына Черкана – серьезного молодого человека с задатками настоящего купца, – развернули бурную деятельность по закупке всего необходимого, сформировав за семидневье большой обоз. Телеги были доверху заполнены мешками с мукой, зерном, крупами и прочим провиантом. Также были закуплены доспехи, оружие и походное снаряжение.

Передав все дела по торговой части в руки Сола, Раон с помощниками тоже не сидели без дела, занимаясь наймом отдельных бойцов и целых отрядов, правда, не слишком преуспели. За то время, что понадобилось торговцам для формирования обоза, они сумели набрать чуть больше двух сотен желающих, в основном одиночек и малых группок по десять-двадцать человек. В Амели, Туроне или западных городах Орта можно было за день набрать в два раза больше бойцов. Что поделать, Трис – не самый привлекательный город для наемников. Слишком малый спрос на солдат удачи.

Впрочем, ничего удивительного. Со стороны Пустошей сроду не было никаких угроз. С Фаросским герцогством мир уже более полутора столетий и нарушать его никто в королевстве не планировал. Нет, время от времени в Орте раздавались призывы о том, что драконов следует изгнать с исконных человеческих земель – пускай, мол, убираются к своим сородичам. Особенно ярились святоши, ведь им не достается ни крохи тех богатств, что оседает в казне фаросских правителей, но… Орт во главу угла всегда ставит выгоду, и до тех пор, пока доходы от торговли с соседом регулярно пополняют королевскую казну – все фанатики могут вопить сколько угодно, пока не охрипнут. Да и память о походах отца Данхельта еще жива в Орте. А если учесть, что помимо собственной торговли королевство вовсю пользовалось своим транзитным положением между Фароссом и северными гномами…

Тишь да гладь в Ортском королевстве. Только на западной границе все время происходят пограничные стычки… Но какое Трису до этого дело? Слишком далеко город от западных границ. Вот и наемники в нем чаще всего проездом.

Одиннадцатым днем, в полдень, тяжело груженный обоз выехал за ворота города. Вместе с фароссцами и свеженабранными наемниками в путь отправились мастер Гольбрейн с учеником и Сол с несколькими помощниками. На все вопросы сын купца отвечал, что это его первое самостоятельное дело, и он должен лично убедиться, что обоз благополучно добрался до места назначения, кроме того, он должен вернуть обратно телеги с возчиками, ну и, если будет такая необходимость, договориться с Данхельтом Фаросс о последующей поставке. Поверили ему или нет – неизвестно, но отстали.

Зарывшись в душистое, приятно похрустывающие сено, Щерн расслабил гудящие от усталости члены и облегченно вздохнул. Вот уже который день, после большой драки с фароссцами, жизнь его превратилась в каторгу. Прознавший об участии в том побоище любимого сыночка – результат, как говорится, на лице, – глава семейства понял, что мягкими вразумлениями тут не обойтись, и в этот раз воспользовался витым кожаным кнутом, отходив своего отпрыска так, что тот несколько дней отлеживался. Преимущественно на животе, чтоб не тревожить исполосованную в кровь спину. Впрочем, долго так бездельничать отец Щерну не позволил. Стоило парню подняться с постели, как новая напасть – отец нагрузил его работой так, что вечерами он и не помышлял о гулянках с приятелями, с трудом доползал до постели, совершенно выбившись из сил. Пробовал возражать, но отец оставался непреклонным, и даже мать – вечная заступница за любимое чадо – была на стороне мужа.

Щерн злился, не задумываясь по молодости, что подобным образом родители пытаются уберечь и сына от увечий, и семью от разорения. Ну и что, что серьезно покалеченных в драке не было? А если бы фароссцы тоже воспользовались оружием, по примеру молодых недоумков? То-то же! Да и безоружными могли натворить немало дел… Воины – не абы кто! Голыми руками могли на тот свет отправить… Не иначе пожалели супротивников по молодости их и беспутству. А узнав о решении суда, глава семейства побледнел и вознес хвалу Всеотцу, что граф ограничился наложением штрафа только на зажиточных горожан, чьи детишки как раз и были вооружены. Сто золотых – сумма немалая, но они хотя бы в силах выплатить такой штраф, в отличие от других участников драки. Отец Щерна, например, и десятую часть от той суммы не сумел бы осилить…

Повернувшись на бок, Щерн зашипел сквозь плотно стиснутые зубы – подзажившие рубцы на спине еще давали о себе знать. Незаметно парень задремал. Разбудил его громкий шепот и нетерпеливое постукивание по дощатой перегородке. Спросонья Щерн не узнал голос своего приятеля и недовольно спросил:

– Кто там?

– Не узнал, что ли? Это я – Хвель.

– А-а, – протянул Щерн, протирая слипающиеся глаза кулаками. – Чего тебе?

– Что, не рад?

Щерн выкарабкался из уютного лежбища, стряхнул налипшие соломинки и вышел наружу.

– Не дави так, – сказал он, когда приятель радостно его обхватил, оторвав от земли. Рубцы на спине снова заныли. – Решил из кузнецов в палачи перейти? А что – работа как работа. Опять же переучиваться сильно не понадобится – с клещами, молотками да огнем работать умеешь.

Хвель выслушал монолог приятеля, почесал в затылке и миролюбиво спросил:

– Не с той ноги встал, что ли?

Щерн хотел ответить резкостью, но пересилил себя и рассказал приятелю об отцовом наказании.

– Ну, извини, – сказал Хвель виновато, – я же не знал. Удивлялся еще, что ты и носа за ворота не кажешь, а тут вон оно что.

– А, ладно, – махнул Щерн рукой. Долго сердиться на друга он не умел. – Рассказывай, чего среди ночи пришел?

Хвель как-то странно замялся, бросая на приятеля испытующие взгляды, долго тянул что-то невразумительное:

– Ну… это… мы тут с ребятами поговорили… многие, того… согласны… А, что?.. Чем мы хуже других-то?.. Не вечно же в кузне молотом махать, грузы тягать, с глиной там возиться, или как Ростин – пыль каменную глотать?.. Сидим сиднем, а жизнь-то проходит, того-этого… скоро в землю уже врастем… угу… Так хоть побываем везде… Интересно же…

Щерн из его сбивчивых, сумбурных объяснений так ничего и не понял, начал терять терпение и, наконец, не выдержав, сказал:

– Да скажи ты толком, чего вы там с ребятами придумали?

Хвель опустил голову, поковырял носком сапога землю. Щерн ждал ответа. Наконец, Хвель поднял голову, глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду и, глядя приятелю в глаза, решительно сказал, взмахнув рукой:

– К фароссцам хотим присоединиться.

Такого Щерн точно не ожидал. Он выпучил глаза и удивленно приоткрыл рот. Прочистил мизинцем ухо и переспросил, чтоб убедиться – не ослышался ли он:

– Чего-о-о?!

– К фароссцам хотим в отряд вступить. – Щерн фыркнул. – Думаешь, не примут? – обиженно сказал Хвель. – Зря! Они, вон, все эти дни желающих набирали. Больше двух сотен наемников к ним присоединилось.

– Так то наемники! – сказал Щерн с насмешкой.

Воодушевившегося Хвеля этим было не пронять.

– А мы чем хуже? Видел бы ты, кого они понабрали! Там одних новичков только, отродясь меч в руках не державших – половина.

Щерн хотел съязвить, что его приятель тоже меч в руках не держал, но промолчал – понял, что переубедить друга уже не получится, тот, что называется, «закусил удила».

Удивительное дело! Щерн всегда считал своего друга здравомыслящим человеком. Да и тот же Ростин, при всей своей бесшабашности, дураком не был. Ну и что же с ними случилось? Или им в драке настолько отбили мозги, что они совсем разучились думать? Раньше они, вместе с Щерном, только посмеивались на все призывы вербовщиков, заявлявшихся в Трис время от времени, потому как хорошо понимали, что все обещанные золотые горы – просто замануха для легковерных дурачков.

– Так ты с нами? – спросил Хвель.

Щерну хотелось сказать твердое «нет», но вместо этого он уклонился от прямого ответа, будто опасаясь обвинения в трусости:

– Кто меня отпустит?

Обрадовался. Действительно, реши он пойти в наемники – отец ему такое устроит… Небо с овчинку покажется!

Потом обрадовался вторично. У его приятелей ведь тоже имеются родственники, которым точно не придутся по вкусу планы парней. Не отпустит их никто, а значит, и ему не придется расставаться с друзьями. Щерн улыбнулся, но его веселье как рукой сняло после ответа Хвеля – дураками его приятели не были и все хорошо продумали:

– Нас тоже никто отпускать не собирается, так что мы и спрашивать никого не будем. Фароссцы завтра днем уходят, но присоединиться к ним не получится – догоним их по дороге. Собираемся завтра в полночь у дома Ростина. С воротной стражей договоримся – пропустят. Ну, а дальше – ноги в руки и вперед!

Радости от такой находчивости приятелей Щерн не высказал, и Хвель это понял. Он куда-то вдруг заторопился, наскоро попрощался с приятелем и ушел, бросив напоследок:

– Передумаешь – подходи.

Щерн тоже не стал задерживаться на улице. Взглянув на небо, он вернулся в сенник, зарылся в траву и попытался уснуть.

Сон не шел. Переворачиваясь с боку на бок, Щерн размышлял по поводу предложения Хвеля. Если в присутствии приятеля он высказывался категорически против, считая его идею безумной, то сейчас уже не был столь уверен в своих словах. Поступившее предложение казалось все более привлекательным. Щерн злился, называл себя мысленно придурком и безумцем, но не мог ничего поделать. Возможно, сыграла свою роль боязнь показаться трусом в глазах друзей, возможно, присущая молодости склонность к авантюрам или нежелание отрываться от общества. Успокоила его мысль, что фароссцы могут их не принять, и тогда он вместе с друзьями сможет вернуться домой. И никто из приятелей не посмеет его упрекнуть! Не самая умная мысль, но – странное дело! – она его успокоила, и Щерн заснул.

Утром он принялся вновь терзаться сомнениями – правильный ли выбор он сделал? Все буквально валилось из рук. Кое-как, боясь привлечь внимание родных, он собрал в мешок запасную одежду и запас продуктов на пару дней, запрятав собранные пожитки на сеновале. Добавились и новые страхи. Щерну казалось, что отец обо всем догадался, что сейчас он вытащит из сенника запрятанный мешок и вновь примется за воспитание сына. И в то же время парень мечтал, чтоб его разоблачили и сняли с его плеч тяжесть выбора. Однако никто из родных так и не догадался об его задумке, а легкую нервозность и неуклюжесть списали на усталость. Мать пожалела непутевое – а как иначе, если родная кровиночка только и знает, что искать приключений на свою… ну, скажем, голову? – дитятко и мягко, но настойчиво попеняла отцу. Тот сменил гнев на милость и не гонял Щерна столь сурово, как в прошедшие дни…

Не стоит делать поспешного вывода, исходя из долгих терзаний Щерна, что он был робок и не уверен, может быть даже труслив. Отнюдь, парень был в меру уверен в себе, иной раз даже чересчур, смел, не бегал от опасности, неоднократно принимал участие в кулачных забавах сверстников, будучи бойцом не из последних, не пасовал перед трудностями в некоторых рискованных, в чем-то дерзких и авантюрных, выходках своей компашки, пускай, и не был заводилой – эта роль по праву принадлежала Ростину, – зато участником довольно активным. Страхи его объяснялись просто: как и большинство людей, он не мыслил себя отдельно от рода, от семьи, где главенствующая роль по праву принадлежала отцу. И вдруг решиться пойти поперек родительской воли?! Речь ведь идет не о мелких шалостях и молодецком задоре. А ну, как проклянет отец непокорное чадо?! Редкость, конечно, но… всякое бывало.

Да и не только в родительском проклятии дело. Каждый человек незримыми, но крепкими нитями спутан по рукам и ногам: родительским домом, городом или деревней, в которых проживает (например, во время войн, когда пограничные территории переходят из одних рук в другие и вокруг рыщут жадные до добычи отряды, крестьяне остаются там, где и жили, вместо того чтоб податься в более спокойные земли), ремеслом своим или общим семейным делом, знакомыми и соседями. Даже решения за молодых членов семьи – на ком жениться или за кого выходить замуж, пойти по отцовым стопам или поступить в обучение к мастеру какому, – и то зачастую принимаются родителями. Не так часто, как еще пару столетий назад – теперь их собственное мнение имеет вес, по крайней мере, принимается во внимание главой семьи, – но все же, все же… Что поделать – средневековье, патриархальное общество…

Существует несколько путей оказаться в рядах солдат или наемников.

Во-первых, всегда существуют люди, недовольные своим положением и желающие с помощью службы его поправить, возвыситься в глазах окружающих, легко подзаработать. Те же дворянские дружинники занимают высокое положение в глазах своих земляков, с точки зрения крестьян, они – особы, приближенные к господину. Многие деревенские парни стараются попасть на службу к своему сеньору, в этом случае им не приходится окончательно отрываться от своих корней. Городские же в такой ситуации стараются устроиться в стражу, служба там не слишком обременительная.

Во-вторых, на военную службу можно попасть по государственному набору, когда правителям срочно требуется увеличить армию. Находятся добровольцы, поверившие посулам вербовщиков, но их чаще всего оказывается недостаточно, и в этом случае вербовщики гребут всех подряд – хотят ли те послужить короне, их не интересует. На время войны вдобавок организуют сбор ополчения, а с окончанием военных действий их распускают по домам, как и большую часть армии. Однако многие потом, вместо того чтоб вернуться к мирному труду, подаются в наемники. Впрочем, при сокращении дружин, если сеньор приходит к выводу, что содержать такое большое количество бойцов нет смысла, те также принимаются продавать свое умение желающим.

В-третьих, в наемники или солдаты подаются безработные, разорившиеся, желающие помочь семье расплатиться с долгами, изгнанники, преступники или люди авантюрного склада характера.

Наконец, в-четвертых, отряды пополняются за счет детей воинов, решивших пойти по стопам отцов, младших детей небогатых рыцарей или незаконнорожденных дворянских отпрысков.

И все равно своих граждан для пополнения армии Орту не хватало – не каждый день находятся такие безумцы, как приятели Щерна, готовые сменить мирную жизнь на военное ремесло, – приходилось вовсю пользоваться услугами иностранцев, благо войны велись постоянно, и немало людей привыкли жить за счет оружия.

Другое дело – Фаросс. Герцогство не хуже Орта давало своим гражданам возможности для мирного процветания, но желающих стать солдатами там было в разы больше. Может быть, от того, что военное дело там всегда было в большем почете? Но и там существовали свои трудности… Фаросское герцогство не бедствовало и могло себе позволить строгий отбор, предпочитая вместо двух слабых бойцов нанять одного опытного, пускай он и обходился дороже этих двоих. Плата была щедрой, и многие наемники соглашались перейти с временной на постоянную службу, ими пополнялись гарнизоны, частично городская стража – в городах, принадлежащих непосредственно короне, – и даже охрана дворца. Поэтому многим желающим послужить своей родине фароссцам, перед тем как поступить на службу в регулярные войска, приходится по нескольку лет отвоевать в наемных отрядах. Примером здесь служат нугарские дворяне, по праву считающиеся одними из лучших бойцов герцогства. Чуть не каждый год небольшие отряды дворян Нугары, если их служба на тот момент не требуется короне, разъезжаются по соседним странам, продавая свое мастерство за звонкие монеты любому, кто способен оплатить их мечи, за одним исключением – они никогда не воюют против своего герцогства, всегда скрупулезно оговаривая это условие в договоре найма. Если взять в качестве примера ближайших помощников Волкова, то все они побывали в наемных отрядах. Тот же Капль отслужил больше десяти лет в вольном отряде, прежде чем вернуться на родину и поступить в Дворцовую Стражу. Нант перешел на фаросскую службу вместе со своим капитаном и большинством соратников, пополнив четырнадцатый гарнизон. Кай – его командир, – занял должность главы гарнизона, после того как тот был переведен ближе к территории Туронского маркграфства и стало понятно, что отряда численностью около сотни бойцов недостаточно для надежной охраны границы, и он был пополнен профессионалами из числа наемников. Раон… Сувор…

Хотя были и свои недостатки. И главная из них – малая численность армии, недостаток профессиональных бойцов. Только пограничные гарнизоны, состоящие из бывших наемников, дворцовая стража и нугарские дворяне могли считаться умелыми воинами. Гвардия – элита вооруженных сил герцогства – превратилась в сборище придворных шаркунов. Большая часть рыцарей подзаплыли жирком, обленились, превратились в сытых, довольных мирной жизнью землевладельцев, предпочитающих тяготам и лишениям войны блеск турниров. От грозной рыцарской конницы времен Тормахилласта осталась только память… Городских стражников манил уже не грозный высверк клинков, а тусклый блеск монет. Ополчение, составляющее большую часть армии, вовсе разучилось за минувшее столетие держать оружие в руках – зачем себя утруждать тренировками, если никаких войн давным-давно нет? – служба для них превратилась всего лишь в возможность увильнуть от уплаты налогов…

…Дождавшись, когда родные уснут, Щерн выкопал из сена собранный в дорогу запас, тихо пробрался к воротам, долго не решаясь выйти со двора, наконец, упрямо прикусил губу, поклонился родному дому, прощаясь, забросил на плечо мешок и решительно зашагал к месту сбора.

К тому моменту как Щерн добрался до дома Ростина, там уже собралось с десяток парней. Среди них парень с удивлением обнаружил не только самого инициатора всей этой авантюры и своего приятеля, но и молотобойца Троста, неторопливого и рассудительного, всегда старающегося отговорить своих дружков от разных безумных выходок, случалось, что и вовсе отказывался принимать в них участие – странно, что он здесь оказался. Рядышком, пересмеиваясь, словно отправлялись на веселую прогулку, подначивали друг дружку старшие сыновья Гелеба-кожевенника, все четверо: Орин, Нил, Керн и Грам.

– Что так долго? Я уж думал – не придешь, без тебя уйдем, – воскликнул Хвель. Хотел хлопнуть приятеля по плечу, но вспомнил про не до конца зажившие рубцы и, смущенно хмыкнув, опустил занесенную руку.

– Задержался, – ответил Щерн. – Так получилось. – Оправдываться и объяснять, что вначале долго мешал младший братишка, требуя рассказать сказку, а после отец, словно предчувствуя что-то, какое-то смутное беспокойство тревожило вещее родительское сердце, долго не мог уснуть, часто выходил во двор, парню не хотелось. Он повернулся к кожевенникам и спросил: – Вы что, все четверо собрались?

– А то! – сказал, задорно тряхнув головой, Орин. – Чего всю жизнь на одном месте сидеть?

Братья его согласно закивали, подтверждая сказанное.

– А как же отец ваш?

– А что отец? У отца и без нас помощников в достатке. Младшие уже подросли – где надо, помогут, – ответил Орин.

И впрямь – детей у Гелеба хватало. Помимо четверых старших, имелось еще трое сыновей и две дочери. Да и сам кожевенник – мужчина еще крепкий, в полном расцвете сил… Небось, не только ремесло свое нескоро забросит, долго сопротивляясь старческой немочи, но и детишек успеет в семействе прибавить!

– Ну, а ты? – повернулся Щерн к Тросту.

Я ничего, я – как все…

Вмешался Ростин:

– Щерн, хватит парней терзать, пока все не раздумали да не разбежались.

Весело ему… Щерн еле сдержал рвущиеся с языка ругательства – негоже перед дорогой лаяться.

– Ростин, долго еще стоять будем, кого ждем? – вмешался Хвель, почувствовав, что еще немного, и его приятели вдрызг разругаются.

– Да вроде все собрались, – сказал Ростин, оглядывая собравшихся. Их было уже четырнадцать. Вслед за Щерном подтянулось еще трое парней.

– Ну, так идем, что ль?

– Пошли.

И они пошли.

На подходе к воротам их строго окликнули. Ростин отозвался, попросил позвать десятника. Стражники поворчали немного для порядка, но просьбу выполнили. Заспанный десятник выполз из караулки, хриплым ото сна голоса поинтересовался:

– Кого там принесло среди ночи?

Ростин попросил парней подождать и подошел к стражникам. Переговорил с десятником. Тот недовольно морщился, бурчал себе под нос ругательства, грозился выпороть Ростина ремнем, говорил, что может хоть таким образом ума тому прибавит, но все же уступил. Распорядился открыть ворота. Стражники без особой охоты, хмуро поглядывая на подошедших парней, отворили левую створку ворот.

– Быстрей проходите! – подгонял их десятник. – И чего вас посередь ночи на рыбалку понесло? Нешто с вечера не могли пойти? – тут начальник караула приметил плотно набитые мешки за плечами парней, он расплылся в хитрой улыбке и сказал: – Может, и нам пару кувшинчиков оставите? Все легче ночку коротать…

Парни запереглядывались, замешкались. Нил буркнул:

– Нету с собой.

– Как же – нету! А что тогда в мешках тащите?

Хвель не зря говорил, что Ростин все продумал.

Может, и не все, но как миновать ворота позаботился. И что дядька его родной нынче возглавляет стражников воротных, учел, и историю про рыбалку выдумал, и пару кувшинов вина прихватить не забыл… Подбежал. Вручил.

– Держи, дядько!

Стражники оживились.

– Вот то добро! – десятник передал вино подчиненным и строго погрозил пальцем: – А ты гляди, племянничек! Много не пей, и по девкам деревенским не думай гулять, а то вас парни их так отходят дубьем, что фаросские удары вам лаской покажутся, – стражник решил, что парни собрались в одну из деревень, густо понастроенных вокруг города, многие совсем близко. А что такое для молодых ног одна-две версты? – Покалечат тебя, дурня, – что я отцу твоему скажу?

– Дядька, да какие девки, что, мне городских мало? – обиженным тоном ответил Ростин. – Одну-двух всегда найду – чай, не урод какой!

Знал бы десятник, как будет корить себя после, что позволил уговорить себя – не то что не отворил бы ворота, а как бы и вовсе не приказал их гвоздями забить крепко-накрепко! Но сейчас он не почувствовал фальши в голосе племянника, сказал благодушно:

– Ладно, это я так… Беспокоюсь. Беги уж, вертячка нетерпеливая.

Ростина не пришлось долго упрашивать, и он припустил вслед за товарищами.

Парни чинно, стараясь не торопиться, направились к реке и, лишь удалившись подальше от ворот, побежали по дороге. Молодые ноги резвы! Через три часа – где бегом, где быстрым шагом, – они приблизились к фаросской стоянке. Действительно, медлительный обоз недалеко ушел за полдня. Одного лишь не учли парни: не крестьянские телеги догоняли, не горожан беспечных – воинов! И близко не удалось им подобраться к мирно спящему лагерю. Воинская наука сурова – беспечных не щадит! Где бы ни шли солдаты – по родной земле, по дружественной или вражеской, – всегда выставяют дозоры.

Как призраки поднялись из травы вооруженные бойцы, разом кинулись на парней – те и пикнуть не успели! – скрутили, заткнули рты и поволокли в центр лагеря. Кто-то из трисцев, придя в себя, попробовал взбрыкнуть, но вынужден был смириться, почувствовав холодное прикосновение острой стали. Дозорные церемониться с незваными гостями не собирались. Дотащили, бросили возле костра, приставили охрану и вернулись на свои посты. Откуда-то появился десятник, оглядел сбившихся в кучку оробевших парней, выслушал негромкий доклад подчиненных, задумался.

– Приглядите тут, пойду командирам доложу, – решил он чуть погодя.

Отсутствовал десятник недолго. Появился в сопровождении четверки командиров. И одного бы хватило, но чуткие ветераны проснулись одновременно – стоило только десятнику приблизиться. Им стало интересно: кто это шарится среди ночи вокруг лагеря?

Костер давал достаточно света, и парни узнали в командирах отряда своих бывших противников. Даже как звать их, узнали в городе. Раон. Густав. Кранг. Миклос.

Раон прошелся острым, пронизывающим взглядом по лицам пленников. Хмыкнул. Узнал! Бросил негромко:

– Развяжите.

Негромко, но его услышали. Плох тот командир, что только криком может добиться послушания! Но это не про него сказано…

Пленников развязали. Парни принялись растирать руки, переглядываться. Решимость ушла, словно ее и не было, никто не осмеливался сказать, с какой целью пришли. Даже заводила Ростин смущенно отводил глаза. Чего испугались? Может, боялись отказа, может, смутил холодный прием. Хотя чего они ожидали – распростертых объятий?

Фароссцам ждать надоело.

– Кто такие, не спрашиваю – узнал уже, – чуть усмехнулся Раон, но затем голос его построжел: – Зачем явились?

Ростина подтолкнули плечом, и он непроизвольно шагнул вперед. Оказавшись с предводителем отряда один на один, парень заробел еще больше, но впившийся в него взгляд чуть прищуренных глаз требовал ответа, подстегивал, и он сказал:

– Хотим вступить в отряд.

За спиной Раона, со стороны остальных командиров, раздалось приглушенное фырканье, словно кто-то пытался подавить рвущийся из груди хохот.

Чувствуя, как жарким стыдом полыхают щеки, понимая, что еще немного и их презрительно погонят прочь – хорошо если пинка не отвесят для ускорения! – Щерн сделал шаг, встав рядом с Ростином. Казалось, что ему бы радоваться надо, ведь теперь он сможет вернуться домой и жить спокойной жизнью, но оскорбленная гордость толкала вперед.

– Мы – не солдаты! Но мы станем ими, мы выучимся! Дайте нам шанс, и мы не подведем вас, командир.

– Когда выучитесь – тогда и приходите, – равнодушно ответил Раон. Громкие слова парня его не впечатлили. Что слова?! Слова – прах! Мужчину судят по поступкам. – Бестолочей и без вас хватает.

Душа ухнула вниз. Щерн понял, что командира фароссцев со странным званием «префект» не переубедить. Понурились и остальные парни.

Помощь пришла, откуда не ждали. Вмешался орк – зеленомордая страхолюдина, коих и за разумных существ-то многие в Орте не почитали. Говорили, что живут те звериным порядком, жилищ не строят и сырым мясом питаются. Но ведь заступился!

– Будет тебе изгаляться, Раон. Парнишки славные. Выйдет с них толк.

– Толк выйдет, бестолочь останется, – пробурчал командир.

Орк не отступился. Они отошли в сторону, заспорили. Втянулись в спор остальные предводители, ранее предпочитавшие отмалчиваться. Парни стояли тихо, стараясь не привлекать внимания, понимали, что сейчас решается их судьба. Спорили командиры негромко, без криков. До парней долетали только обрывки фраз:

– …сдурел, дети…

– …на смерть…

– …упрямые. Откажем – к другим уйдут. Только погибнут зря…

– …а с нами?..

– …выучим…

– …собой, что ли, закроешь?..

– …а стоит жалеть? Сколько у нас таких… Всех разгонишь по домам? А воевать с кем будем?..

– …а что маркиз скажет?..

– …всех подряд гребли и не жалели. Чем эти лучше?..

– …будто не посылал никого…

– …не хочу…

– …война твоего желания не спрашивает…

Спор окончился. Видно, переубедить остальных Раону не удалось, он зло пнул подвернувшийся под ноги камень и подошел к трисцам.

– Не передумали?

– Нет! – радостно выдохнули парни. Все разом, в едином порыве.

– Скажу прямо – ваша затея мне не по душе. Более того, будь моя воля, – Раон бросил злой взгляд на остальных командиров, – гнали бы вас до самого города. Еще и отцам бы посоветовал, чтоб дурь всю из вас выбили. Война – не развлечение. Там убивают! А уж в той, что нам предстоит… Хорошо если один из десяти новичков выживет. Ветеранам не всем повезет. Насчет себя и то не уверен. – Парни решили, что он их просто запугивает, и упрямо набычились. Не удалось остальных командиров переубедить, так решил за них взяться, чтоб сами отказались. Не выйдет! – Вот ты, – Раон ткнул пальцем в грудь Щерна. – Помню, как ты мне помог. Благодарствую. Не хочу на добро злом ответить. Откажись. И приятелей уговори. Нечего вам соваться в нашу с туронцами свару.

– Наемников же набирали? Чем мы хуже? – спросил Хвель. – Что вы их не отговаривали?

– Дурачье! Щенки безмозглые! – сплюнул Раон. – Хотел как лучше… Что ж, сами выбрали! Кранг, забирай их.

– Да куда я их? У меня полный комплект.

– А я знаю?! Сам за них ратовал, – огрызнулся Раон. – Вот и возись теперь! Вернемся к маркизу – решим, куда распределить, а пока на твоем попечении будут.

Желание трисских парней исполнилось. Они попали в отряд. Не пришлось бы только жалеть!