Глава 6

Тарнах был доволен, очень доволен. Такое с ним случалось не часто, и каждый раз для такого настроения была весомая причина. И этот раз не был исключением. Туронский маркграф оказался разумным человеком и, вместо того чтобы тратиться на содержание пленных фароссцев или попросту перебить их всех, заполучив вдобавок к изрядной экономии подпорченную репутацию и бесплатное приложение в виде прозвища «Кровавый», предпочел продать тех пленников, за кого не рассчитывал получить приличных размеров выкуп, Тарноху – известному и богатому купцу из достопочтенного рода потомственных ергетских работорговцев. Нет, подобный поступок все равно повлияет на репутацию маркграфа, но не так сильно, как расправа над пленниками, многие, если и будут осуждать на словах, мысленно признают его правоту, ведь данный ход экономически оправдан. Что же касается фароссцев… Какое маркграфу дело до их недовольства – он и так находится с ними в состоянии войны и может плевать на их мнение. Победителей не судят. Да. А умные люди, пользуясь случаем, повышают свое благосостояние. А что? Надо же как-то бедным ергетским работорговцам зарабатывать себе на жизнь. Тарнох был очень искушенным в своем деле торговцем и сумел первым предложить свои услуги туронскому маркграфу, причем ему удалось не только сбить цену, но и выторговать у Альгерда обещание предоставить в распоряжение купца охрану до границы с Ортом. Теперь мысленно подсчитываемая прибыль от сделки приятно грела душу купца. Конечно, он не обольщался по поводу солдат, обещанных маркграфом, – тот был еще тем изворотливым сукиным сыном и несомненно выделил в помощь почтенному Тарнаху самое что ни на есть отребье. Впрочем, купца это полностью устраивало. Вступать в бои он ни с кем не собирался, нападений разбойников он не слишком опасался, а помочь его молодцам приглядеть за живым товаром смогут и самые захудалые бойцы.

Купец, удобно развалившийся на мягкой перине, приоткрыл прищуренные глазки и перекатился в сторону, выглянув из шатра, установленного слугами ближе к кормовой надстройке баржи. Огляделся. Десяток мускулистых, раздетых по пояс охранников, чьи спины покрылись бисеринками пота, развалились неподалеку от шатра и лениво, без особого азарта, скорее просто для того, чтоб убить время, бросали кости. В сторону выглянувшего из шатра купца ни один из них не посмотрел.

Ленивые ублюдки! Может, плату им урезать?

Тарох посмотрел назад, но корма судна закрывала весь обзор, и он не смог увидеть остальные баржи. Никакого беспокойства у купца это не вызвало. Что может с ними случиться? Течение Нияза спокойное, кормчие умелые… Он и из шатра-то выглянул только для порядка. Показать, что хозяйское око не дремлет.

– Долго еще? – спросил он, обращаясь к кормчему.

Босой, без рубахи, в одних только закатанных до колен штанах, загорелый дочерна кормчий ответил:

– Скоро.

Тарох скривился: мог бы хоть «господин» добавить, морда немытая. В конце концов: кто кому деньги платит?!

Скандалить по такой жаре не хотелось, и купец нырнул обратно в шатер, успокоив себя тем, что ни одной монетки сверх обещанной платы он не накинет. Видит Всеотец, не накинет! Будут в следующий раз знать, как вести себя с уважаемыми купцами, мужичье неотесанное! В глубине души Тарох знал, что лукавит – в любом случае он никогда не платил денег больше обещанного, – но как ни странно, эта мысль его успокоила. Он поудобнее устроился на мягкой перине, почмокал губами и вскоре задремал.

Спал он удивительно чутко и, когда один из охранников заглянул в шатер, сразу проснулся.

– Прибыли, господин, – сообщил охранник.

Пробурчав что-то невнятное, Тарох потер пухлыми кулаками глаза и выбрался из шатра.

Баржа уже причалила к деревянным мосткам, и купец, прищурив глаза от яркого солнечного света, важно сошел на берег в сопровождении охраны. Встречающих было немало – поболее двух сотен. Придирчиво оглядев ближайших солдат, Тарох презрительно скривил губы – туронские бойцы его не впечатлили. Как он и думал, Альгерд выделил самых никчемных солдат. Ни выправки – держатся так, словно только вчера в строй встали, ни доспехов хороших – большая часть в кожаных панцирях да стеганых гамбезонах. То ли дело его охранники – все в добрых кольчугах, статные, плечистые…

– Кто командир отряда? – обратился купец к встречающим.

Вперед вышли двое солдат, выгодно отличавшиеся от большинства своих подчиненных. По повадкам было видно, что это умелые бойцы. Представились:

– Сотник Оноре.

– Сотник Сувор.

Потом, тот из них, который Оноре, сказал:

– Господин, капитан отряда ожидает вас в доме.

Тарох недовольно фыркнул, раздувая толстые щеки.

Ему не понравилось, что кто-то там его ожидает, когда должен был встречать такого человека на причале. С какой стати он – уважаемый купец – должен идти к какому-то капитанишке? Кто тут главный-то?

Тарох побагровел, щеки его затряслись, он собрался разразиться градом ругательств, но сотник его опередил. Почтительно поклонившись, он шагнул ближе к купцу и тихо сказал:

– Капитан хочет с вами наедине обсудить одно дельце. У него совершенно случайно, – тут сотник заговорщицки подмигнул Тароху, – образовалось полсотни пленников, и теперь он не знает, куда их деть.

Не знает он?! Как же! Тароха не проведешь!

– Что за пленные? Небось одни старики, старухи да бабы с детишками, – кислым голосом сказал купец, не желая показывать свою заинтересованность.

Сотник оскорбился:

– Как можно, ваша милость?! Только крепкие, здоровые мужчины! Это очень хороший… – говоривший сделал заминку, – товар.

Дело есть дело, и купец сменил гнев на милость. Да и обращение ему понравилось: «ваша милость». Так только к виконтам да баронам обращаются.

– Что ж, посмотрим, посмотрим.

– Идемте, ваша милость. Сейчас все покажем.

Тарох оглянулся на причал. Остальные баржи уже швартовались.

Купец, в сопровождении десятка охранников, важно последовал за вежливым сотником. Приказчики у него умелые – сами с разгрузкой справятся, – так что можно и отлучиться ненадолго. Второй сотник – хмурый, с резкими чертами лица, плотно сжатыми губами и неприятным взглядом – остался на причале.

Первым делом сотник подвел купца к длинному сараю и, распахнув дверь, предложил полюбоваться на товар. Любоваться Тарох не хотел – чай, не статуя и не картина! – но осмотреть собирался самым внимательным образом. Вошел в помещение. Действительно, товар оказался хорошим – не обманул сотник. Как Тарох ни старался, но никаких изъянов не нашел. Крепкие мужики в самом расцвете сил!

– Неплохо, неплохо, – покивал важно купец. – Сколько хотите?

– Это вам с капитаном нужно договариваться, – уклончиво ответил Оноре. – Я такие вопросы не решаю.

Тарох отреагировал спокойно. Он и сам предпочитал заключать сделки лично, не перепоручая их своим приказчикам. Видимо, и капитан принадлежал к той же породе людей.

– Ведите к капитану, – сказал он.

– Прошу в дом.

Вежливо придержав перед купцом дверь, сотник пропустил его вперед. Помимо Тароха в дом вошло шестеро охранников и сотник. Четверо купеческих бойцов остались на крыльце.

В доме за широким столом сидел молодой человек с красивым, аристократичным профилем, подперев голову кулаком. На голове у него был повязан яркий шелковый платок. На столе, рядом с левой рукой лежали два коротких меча. Услышав шаги, он поднял голову и пристальным взглядом посмотрел на вошедших. Помимо юноши, в комнате присутствовал еще один человек – молодой паренек возле окна, всецело занятый выковыриванием из-под ногтей грязи с помощью острия кинжала. Метнув короткий взгляд на пришедших, он вернулся к своему занятию.

Тарох в свою очередь внимательно посмотрел на сидящего за столом юношу, перевел взгляд на его товарища и удивленно цокнул языком – парень вовсе не оказался таким молодым, как показалось купцу. Ему было около двадцати пяти лет, не меньше. Ошибочное впечатление возникало из-за его худощавого телосложения и не слишком высокого роста. Тарох вернулся взглядом к сидящему за столом молодому человеку, снова посмотрел на его товарища. Ни один из них на капитана отряда не тянул. Растерянно посмотрел на сотника.

Сидящий за столом юнец улыбнулся, догадавшись о возникших у купца сомнениях, и сказал:

– Я капитан Глеб. Мы с моими дружками тезки, – он погладил лежащие на столе мечи, потом махнул рукой в сторону своего товарища: – Это Раон.

По первоначальному плану Волков должен был встречать прибывшего работорговца на причале, но Раон предположил, что купец может узнать в лицо наследника Фаросского престола, и тогда весь план пойдет насмарку. Вместо этого он предложил Глебу укрыться в одном из домов, а роль капитана доверить кому-то из них, например, Оноре. Тот ведь и вправду был капитаном.

Волков никогда не считал себя героем, уверенный, что герои долго не живут, но в этот раз запротестовал, не желая оставаться в стороне. Он хотел лично принять участие в намечающемся деле. Ну, что тут поделать – не любил он работорговцев, не любил! Вся его натура восставала против торговцев живым товаром. К тому же он подозревал, что высказанное Раоном опасение – не более чем предлог, чтобы удержать наследника престола подальше от места будущего боя. В самом деле, откуда какому-то работорговцу знать, как выглядит фаросский маркиз? В герцогстве их не любят и во дворец не приглашают. Вон, когда он гулял по столице в сопровождении Тханга, никто из горожан не узнал наследника престола. В том городе, где они резали с Сувором эльфов, тоже знатоков не нашлось. Почему сейчас все должно быть иначе? Дых и Миклос не в счет – случайность.

Глеб предложил заманить торговца в дом под предлогом встречи с капитаном. Спутники усомнились, что купец потащится на встречу с командиром отряда, а не потребует явиться самому, но Волков, хитро прищурившись, предложил воспользоваться идеей туронцев и сделать вид, что они собираются продать работорговцу захваченных пленников. Зная жадную натуру торговцев, он не сомневался, что прибывший купец согласится на встречу, а для большей реалистичности предложил вначале показать работорговцу товар, роль которого должны были сыграть выжившие крестьяне. Те, хоть и неохотно, но все же согласились.

Все получилось отлично. Представившийся сотником Оноре великолепно сыграл свою роль, так, что у купца не возникло ни малейших подозрений, и он сам поперся в заготовленную ловушку.

Волков хорошо подготовился к встрече. Голову он на всякий случай повязал платком, чтоб прикрыть светлые волосы, способные своим оттенком возбудить подозрения купца, мечи лежали рядом, так что он мог ими воспользоваться в любую секунду, крепкий стол можно было использовать в качестве заграждения, если придется туго, рядом находился Раон, согласившийся составить ему компанию, а в соседней комнате дожидались сигнала орки. На роль солдат они все равно не годились – было широко известно, что Альгерд Туронский терпеть не может их племя и уж тем более никогда не наймет их в качестве бойцов в свою армию.

Когда в комнату важно вошел осанистый, пухлощекий человек в сопровождении Оноре и шестерых угрюмых воинов в длинных кольчугах, то Волков сразу понял, кто к нему пожаловал. Забавляясь в душе над растерянностью купца, лицо которого выражало недоумение, Волков задавил ненужное сейчас веселье и, улыбнувшись открытой улыбкой, сказал:

– Я капитан Глеб. Мы с моими дружками тезки, – ласково провел кончиками пальцев по ножнам глебов, потом указал рукой на своего сержанта: – Это Раон.

Услыхав свое имя, Раон кивнул, не отрываясь от своего занятия.

Глеб видел, как опешивший вначале работорговец расцвел в улыбке и, усевшись напротив Волкова, сказал:

– Тарох, купец, – и протянул пухлую ладошку.

Будь на месте Волкова Сувор, он бы уже вспылил и схватился за меч, но Глеб был более выдержанным. Он пожал протянутую руку.

– Поговорим о наших делах, купец?

Улыбочка не сходила с лица Тароха. Несомненно, он считал, что легко сможет сбить цену. Не может же какой-то юнец тягаться в торговле с искушенным в своем ремесле купцом? Он ошибался. Торговаться Волков не любил, но умел. Лишних денег у него не водилось, и чаще всего одежду приходилось закупать на «китайке», а уж там приходилось торговаться до последнего, чтобы приобрести подходящую вещь по приемлемой цене. И это была задача отнюдь не из легких! Рыночные торговцы в России могли дать фору любому местному купцу. Пройдя закалку в словесных баталиях с ними, Волков мысленно благодарил их сейчас за науку, отвечая на каждое слово еще сопротивляющегося купца десятком своих, применяя любые аргументы в борьбе за каждую монетку.

Вспотевший купец, поминутно утирая льющий пот тонким, шелковым платком, медленно, но верно сдавал позиции. На Глеба, которого он первоначально воспринимал как легкую добычу, Тарох посматривал с растущим раздражением, к которому примешивалось еще и немалое уважение. Таких соперников купец еще не встречал.

Раон повертел перед глазами рукой с растопыренными пальцами, остался доволен увиденным и занялся приведением в порядок ногтей на другой руке.

Глеб играл с соперником, как кошка с мышью, то загоняя его в угол своими требованиями, то, когда купец готов был уже отказаться от сделки, сбавлял цену, и торг возобновлялся с новой силой. Если для Тароха совершить удачную сделку было основной целью, то Волков просто тянул время, дожидаясь, когда на причале разгрузят лодьи, и все – и рабы и охрана – сойдут на берег. Ему не улыбалось выковыривать, теряя своих людей, засевших на баржах караванщиков.

Увы, реальность часто вносит свои коррективы в самые надежные планы, и этот раз не оказался исключением из правил!

В распахнувшуюся с грохотом дверь всунулся один из охранников купца с испуганным выражением лица и крикнул:

– Туронцы нас предали! Они режут наших людей на пристани!

Отирающийся возле двери Оноре крутанулся волчком, раздался свист рассекаемого воздуха, и забежавший в дом караванщик осел, булькая перерезанным горлом.

До купца, занятого спором с Волковым, не сразу дошел смысл сказанного. Он удивленно округлил глаза, начал привставать с места.

Что ж так рано-то!

Но предаваться сомнениям было не время – пришла пора действовать, и Глеб резко выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, обхватил купца за жирный затылок и с силой приложил его лбом о стол.

Последнее, что увидел Тарох, была стремительно приближающаяся деревянная поверхность стола, а дальше глухой звук удара и темнота.

Стремительно перебросив свое тело через стол, Волков влепил с ноги в живот ближайшему охраннику, растерянно пялившемуся на сползающую на пол тушу своего нанимателя. Караванщика от удара отбросило назад на своего товарища, остальные купцовы подручные замешкались, Глеб ухватился за рукоятки лежавших на столе мечей и одним движением стряхнул ножны.

В воздухе рыбкой мелькнул брошенный нож и по рукоять ушел в глазницу самого резвого охранника. Раон расхохотался, радуясь удачному броску, и, выхватив из ножен меч, кинулся в бой.

Волков еще успел рубануть ближайшего противника по голове, и все закончилось. Истомившиеся ожиданием орки ворвались в комнату разъяренной стихией, круша все на своем пути. Минуло не больше десятка секунд, а все караванщики уже не подавали признаков жизни. Не задерживаясь, жадные до боя орки выметнулись на улицу – попавшихся им на дороге врагов можно было только пожалеть.

Раон зло выругался и сунул так и не испробовавший вражьей крови меч обратно в ножны.

Оноре срезал с убитых охранников ремни и связал по рукам и ногам беспамятного купца.

– Пошли, – равнодушно переступая через тела убитых, скомандовал Глеб. Мечи он держал наготове.

По плану командовать атакой на причале должен был Сувор, но только после того, как караванщики покинут баржи.

Первую баржу разгрузили очень быстро – терять зря время работорговцы не хотели. Из трюма вывели почти две сотни людей. Охранники придирчиво проверили кандалы каждого и, только убедившись в надежности оков, принялись загонять живой товар на ближайшее подворье.

Следом принялись разгружать вторую баржу, потом третью… Тут-то и произошла накладка! Худой, изможденный, с волосами, припорошенными сединой, с расчертившими кожу белесыми следами старых шрамов, невольник пошатываясь сошел на берег, прикрывая грязной ладонью слезящиеся от яркого света глаза. Подгоняемый окриками охранников, он шел, поднимая босыми ногами пыль и скользя равнодушным взглядом по лицам вооруженных солдат, пока не повстречался взглядом с Сувором. Вздрогнул. Остановился. Удивленно-недоверчиво окликнул рыцаря:

– Сувор, ты?! – бросился к нему. – Что ты тут делаешь?

Ближайшие караванщики напряглись, схватившись за оружие, подозрительными взглядами впились в лицо рыцаря. Будь на месте Сувора более выдержанный человек, он бы просто рассмеялся и нашел способ развеять возникшие у охранников подозрения. Рыцарь же не стал хитрить и изворачиваться. Выкрикнул:

– Бей!

Он схватился за меч, двумя прыжками подлетел к караванщикам и бешено заработал клинком, так, что только кровавые брызги полетели во все стороны.

Солдаты, повинуясь отданному приказу, бросились на работорговцев со всех сторон. Засвистели стрелы. Опешившие поначалу охранники каравана дали отпор. Они были неплохо обучены и лучше вооружены, но гибли один за другим, окруженные со всех сторон.

Молодой, неопытный новобранец, улучив момент, ударил отбивающегося от двоих его сотоварищей охранника копьем в спину. Кольца кольчуги не выдержали прямого удара и разошлись, острый трехгранный наконечник погрузился в живую плоть. Караванщик упал, с губ его срывалась кровавая пена. Он скреб скрюченными пальцами землю и сипло хрипел. Оказавшийся рядом Колон стремительным выпадом прекратил его мучения, укоризненно покачал головой, глядя на дыру в кольчуге, и сказал солдату:

– Что ж ты так доспех-то попортил? Бил бы лучше в шею. Хорошая броня, она нам самим пригодится.

Лучники Игеня и Лароша перенесли стрельбу на тех караванщиков, что еще остались на баржах, не давая им ни прийти на помощь гибнущим на причале товарищам, ни отчалить. Стрелки заставили выживших охранников жаться к высоким бортам и не высовываться из укрытий.

Горик Або – именно он был тем пленником, что узнал Сувора, – подхватил с земли меч, выпавший из руки мертвого охранника каравана, и ринулся в бой, мстя за все пережитое сразу: и за гибель товарищей в устроенной солдатами маркграфа засаде, и за плен, и за позорную для любого рыцаря продажу в рабство, и за издевательства охранников каравана. За всё! Первому работорговцу он с силой, какую сложно было ожидать от этого изможденного человека, срубил голову. Горячая струя крови ударила ему в лицо, но не зря говорят, что месть сладка, а кровь врага приятна на вкус! Зарычав, словно дикий зверь, Горик насадил следующего противника на меч, толчком сбросил его с клинка и бросился на нового врага. И так страшен был его лик, что и свои, и чужие отшатнулись от разъяренного рыцаря…

Сувор, покончив с четверкой противников, завертел головой, увидел, что солдаты успешно справляются с последними сопротивляющимися работорговцами – здесь его помощь не требовалась, – и бросился к баржам. Мимоходом рубанул подвернувшихся под удар противников, взбежал по сходням и, не обнаружив врагов, перепрыгнул на соседнюю палубу. С разных сторон на него бросилось, истошно вопя, с десяток противников. Двое рухнули пронзенные стрелами, еще один захромал, но остальные уже окружили рыцаря, и лучники вынуждены были прекратить стрельбу, опасаясь зацепить своего.

Численное преимущество противника Сувора не смутило. Раскрутив тяжелый меч, он достал лезвием плечо одного из нападавших, и отсеченная рука упала на деревянный настил палубы, мигом позже следом рухнул и ее владелец, оглашая окрестности истошным воем и заливая грязные доски струями крови. Орал он недолго и вскоре затих, свернувшись клубочком.

Перед носом рыцаря скользнула стрела – кто-то из лучников решил все же рискнуть и помочь окруженному рыцарю, – едва не срезав ему кончик носа, и воткнулась в плечо одного из врагов. Караванщик выругался, спрятавшись за спины рвущихся в бой товарищей.

Рыцарь тоже облегчил душу крепкими выражениями в адрес косорукого стрелка. Одними ругательствами Сувор не ограничился и погрозил кулаком в сторону берега. Хорошо бы он выглядел без носа! Каждой шлюхе пришлось бы доказывать с пеной у рта, что это не от дурной болезни.

Ага, так бы и поверили! Прощай походы по борделям! Хоть примерным семьянином становись, если бы еще нашлась идиотка, готовая выйти за безносого.

Крутанувшись вокруг себя, Сувор прочертил клинком линию на уровне колен, отгоняя подбиравшихся со спины врагов. Один оказался достаточно ловким, чтоб уклониться от свистящей смерти, отскочил назад. Его менее расторопный товарищ лишился ноги. Тяжелый полутораручный меч нугарца даже не заметил преграды, с легкостью перерубив и мышцы, и кость.

Охранники каравана были отнюдь не новичками в военном деле, но им ли было равняться с потомственным воином в…дцатом поколении, получившему свой первый меч в семь лет. И все же… Все же рыцарь переоценил свои силы, отбиваться от пятерых противников было все сложнее и сложнее. Несколько раз мечи врагов скользя царапали по его доспехам, но надежная броня пока держалась.

Заигрался!

Сувор помрачнел, когда с соседней баржи на подмогу своим товарищам перемахнуло еще трое бойцов. Низко пригибаясь от стрел, почти стелясь по палубе, они приближались к окруженному рыцарю. Узнали в нем одного из командиров и теперь стремились поквитаться за предательское нападение.

Зло оскалившись, Сувор взвинтил темп, окружив себя сверкающим стальным куполом, и ринулся на врагов, стремясь уменьшить их количество до подхода подкреплений. Караванщики понимали его задумку и уклонялись от атак, тянули время. Тем не менее рыцарю удалось зацепить одного из врагов, брызнула кровь, но работорговец ловко уклонился от следующего выпада нугарца, кошкой отскочил назад, хрипло выругался. Рыцарь последовал за ним, стремясь добить раненого. Второй караванщик прыгнул на Сувора сбоку – отвлекал внимание на себя! Сувор повернулся, пропуская скользом метивший в грудь клинок, с треском разошлась жесткая кожа доспехов, ей отозвались протяжным скрежетом кольца кольчуги, но выдержали, не поддались, не допустили чужую сталь до тела владельца… Караванщик оказался слишком близко от рыцаря, и тот не преминул воспользоваться ошибкой противника. Меч перебросить в левую сторону Сувор не успевал, поэтому влупил по зубам кулаком. Кулак у рыцаря оказался, что надо! Со всхлипом противник отлетел назад, брызгая кровью из разбитого рта, закхекал, выплевывая обломки зубов.

Но на этом успехи Сувора закончились, получив чем-то тяжелым по ногам, он покатился по палубе. Рыцарь увернулся от двух мечей, ударивших по нему с двух сторон, оставил на палубе обрывок доспеха, перекатился дальше, уходя от удара вдогон, и успел подняться на ноги, прежде чем враги подоспели.

Кормчим, видимо, надоела роль зрителей, и они – сдуру, не иначе! – пришли на помощь караванщикам. Один из них и изловчился достать тяжелой жердью рыцаря по ногам. Впрочем, он тут же поплатился за свою глупость, сзади сверкнул клинок и высунул свое жало из груди кормчего. Следующий удар достался второму рулевому, и он рухнул на палубу с разрубленными ребрами. Перескочив через трупы, одетый в грязные лохмотья, босой, с залитым кровью лицом Горик улыбнулся Сувору:

– Не ждал, дружище?

– Не ждал, – признался Сувор. – Но знал бы ты, как я рад тебя видеть?!

– Да уж догадываюсь, – усмехнулся Горик, махнув рукой в сторону приближающихся врагов. – Небось, умирать готовился?

– Не без того, – ворчливо ответил Сувор, отражая выпад наскочившего сбоку караванщика.

Друзья привычно встали спина к спине.

Враги окружили их кольцом, но нападать не спешили, чувствовали, что первый же нападающий рухнет под ноги рыцарей, и второй, и третий… Не щенки – матерые звери! Эти возьмут за свои жизни плату полной мерой. Пускай один из них одет в лохмотья, а второй смахивает струящийся по лицу пот, но мечи в руках обороняющихся не дрожат, и глаза зорко отслеживают каждое движение противников. Даже умирая, они способны будут совершить последний рывок, чтоб сомкнуть зубы на горле торжествующего победителя.

И караванщики медлили.

Нугарцы не обольщались медлительностью противников, знали, что выхода у тех не было: если караванщики не смогут покончить с рыцарями в ближайшие пару минут, то на подмогу попавшим в окружение товарищам придут остальные фароссцы, добивающие последних работорговцев на пристани.

Вот сразу четверо бросились на рыцарей с разных сторон.

Сувор отбил плоскостью меча прянувший со скоростью змеи коварный выпад одного противника, подставил меч под удар второго…

Горику было полегче. Первый нападающий споткнулся о труп кормчего и не смог отразить атаку рыцаря. Тяжелый меч рухнул на голову врага, расколов череп пополам. Видя молниеносную гибель своего товарища, второй нападающий замешкался, дав Горику несколько драгоценных мгновений, чтоб приготовиться к отражению атаки. Даже неожиданное нападение третьего врага не стало для рыцаря неожиданностью.

А вот Сувору приходилось нелегко: полностью занятый противостоянием с двумя оказавшимися не самыми плохими мастерами меча, он не сумел среагировать на атаку третьего противника. Меч караванщика стремительным уколом скользнул под мышку рыцаря и…

…Отлетел в сторону, столкнувшись с коротким клинком, второй такой же меч воткнулся в толстую шею охранника каравана. Кровь ударила струей из перерезанных жил, и с хриплым воем, переходящим в бульканье, работорговец рухнул на палубу.

– Тебе жить надоело?! – рявкнул на Сувора Волков, отражая быстрые атаки следующего врага.

Будь Глеб в одиночку – у караванщиков еще оставались бы шансы на победу, но следом за землянином в бой рвались орки.

Тяжелый фальчион ударил на уровне пояса, разрубив противника Глеба на две части. Верхняя часть туловища со стуком упала на деревянный настил судна, в то время как нижняя половина еще стояла на ногах, фонтанируя кровью. По инерции Гроха развернуло следом за тяжелым клинком, и он оказался к противнику боком. Караванщик не упустил подвернувшуюся возможность, быстро ткнув острием меча, но он недооценил реакцию своего противника: грузный, неповоротливый с виду орк гибко извернулся, пропуская хищное жало клинка мимо себя, а потом на лицо работорговца легла огромная лапища Гроха, толчком отбросив назад караванщика. Затылок летящего спиной вперед работорговца встретился с мачтой… Хрустнуло, и он безжизненно сполз на палубу, оставляя на мачте красную полосу – выдержанное дерево оказалось намного крепче хрупких человеческих костей.

Тхангу старое ранение не давало возможности рубиться тяжелым двуручником, и он орудовал коротким мечом, больше похожим при его комплекции на длинный нож, но обманчивая легкость и несерьезность его оружия не помешала орку ранить двоих противников. Тханг был счастлив: орк тяжело переживал невозможность участвовать в боях из-за своего ранения, но в этот раз Глеб, видя, как его телохранитель рвется в бой, позволил ему биться вместе со всеми, с условием, что тот не будет лезть в первые ряды. Скрепя сердце орк был вынужден дать слово и теперь тенью следовал за Волковым, прикрывая его со спины.

Кранг и Енг давили со всей своей мощью. Миг-другой и вокруг усталых нугарцев остались только трупы врагов. Азарт боя захватил их настолько, что в своем порыве орки перемахнули на следующую баржу, добивая укрывшихся там работорговцев. Следом за ними последовали Раон и Оноре, предварительно убедившись, что наследнику Фаросского престола не грозит неожиданное нападение.

Возле нугарцев остались только Глеб и нетерпеливо переминающийся Тханг, посматривающий в сторону соседней баржи, где, бешено крутя вокруг себя двуручные фальчионы, орки гоняли по всему судну последних караванщиков.

Сувор, жадно глотая открытым ртом воздух, мотнул головой, отбрасывая с лица мокрые пряди. Улыбнулся довольной улыбкой и сказал:

– Вовремя вы, маркиз. Еще пара минут, и от меня осталась бы только горка изрубленного мяса.

Раскрытая ладонь Волкова ударила в лоб рыцаря. От неожиданности Сувор откачнулся назад, запнулся о тело караванщика, но упасть ему не позволила рука Глеба. Смяв в кулаке ворот кольчуги, Волков подтянул рыцаря к себе и, бешено сверкая глазами, высказал наболевшее:

– Кретин тупоголовый! Идиот, только и умеющий, что пластовать своим мечом налево и направо! – Нугарец открыл рот, собираясь возразить, но Глеб не собирался слушать его оправдания. – У тебя голова для чего – только шлем носить?! Думать, видимо, ты никогда ею не пробовал?! – Сувор сник под яростным взглядом затянутых багровой пеленой глаз. Горик замер на месте, боясь обратить на себя внимание разъяренного маркиза, впервые старого воина сковал по рукам и ногам липкий страх. Но Глебу было не до него. Волков занимался воспитанием проштрафившегося соратника. Разжав побелевшие от напряжения пальцы, Волков выпустил ворот нугарца, притушил в глазах багряные сполохи и спросил неожиданно спокойным тоном: – Ты кто?!

Сбитый с толку резкими перепадами настроения маркиза Сувор ответил, поглаживая пальцами горло:

– Рыцарь.

Волков всплеснул руками:

– Рыцарь? Ты не только рыцарь, ты еще и заместитель сотника. Командир! Твоя задача была организовать нападение наших солдат на караван, а не лезть в бой в первых рядах! – Сувор опустил голову – упрек Глеба был справедлив. Он действительно забыл о своих обязанностях. – А если бы ты погиб? Думаешь, у меня так много умелых бойцов, имеющих способности к командованию? Думаешь, у меня охрененно большой выбор?! Оноре, ты, Капль, Нант, Грох, Раон, Миклос, Густав, Варон… Возможно еще: Кранг, Дых, Бравил, Игень и Тханг. И всё! Остальных выше десятников не поставишь! Не справятся потому что! И не думай, что все перечисленные – это много. Мало! Мало! Всего полтора десятка, а требуется куда больше. Не забывай про толпу вновь набранных крестьян, ни хрена еще толком не умеющих. Их еще учить и учить – каждый ветеран на счету, толковые сержанты, не говоря уж об офицерах, вообще на вес золота! – а он тут башку свою под вражеские клинки сунул. Мудак с золотыми шпорами!

Сувор все понимал, но по своей ершистой натуре не мог не возразить!

– Моя голова! Куда хочу туда и сую! – огрызнулся он.

В ответ получил еще один шлепок ладони по лбу.

– Нет! Твоя голова сейчас принадлежит мне, и только я могу решать, куда ее совать! Вот выберемся из этой передряги, тогда можешь что угодно делать! Хоть с обрыва вниз головой сигай! Все понял?!

– Понял я, понял, – проворчал Сувор.

В это время Тханг заорал, привлекая внимание Волкова:

– Господин, баржа! Господин, уйдут!

Волков оглянулся, выругался, облегчая бранью душу, и бросился вперед, перемахнув в прыжке через борт. Верный Тханг последовал за ним.

– Суров маркиз, – покачал головой Горик, с сочувствием поглядывая на приятеля.

– Может быть, и суров, – пожал плечами Сувор, – но я с ним вместе немало времени провел и готов за него голову сложить. Он настоящий командир!

Высказавшись, Сувор побежал вслед за Волковым. Горик не пожелал оставлять приятеля в одиночестве и тоже побежал.

Пока орки с присоединившимися к ним Раоном и Оноре увлеченно рубили последних караванщиков на соседней барже, обнаружили себя находившиеся на крайнем судне работорговцы. Воспользовавшись тем, что орки прикрыли их своими спинами от лучников с берега, они, вооружившись длинными баграми, отпихивали свою баржу от остальных суденышек. Тяжелая, неповоротливая баржа медленно поддавалась усилиям.

Волков перескочил на борт судна и крест-накрест взмахнул мечами. Полетели брызги крови. Один караванщик рухнул, зажимая пальцами открывшуюся рану, из которой торчали белоснежные обрубки кости. Вторая рука безжизненно болталась вдоль тела, плечо перекосилось. Другому работорговцу остро отточенное лезвие глеба снесло нижнюю челюсть. Кровь хлынула потоком. Глаза караванщика закатились, и он с предсмертным всхлипом сполз вдоль борта.

Третий караванщик хлестнул багром, норовя подсечь Волкова под колени. Глеб подпрыгнул, но четвертый противник ткнул его острием меча в грудь. Бахтерец с честью выдержал испытание на прочность, но от удара Волкова опрокинуло навзничь. Он свалился с борта, приложившись со всего маху затылком о жесткие доски палубы. Надетый на голову шлем смягчил удар. Тем не менее мало Волкову не показалось! Перед глазами плавали багровые круги, но клинки из рук Глеб не выпустил. Встряхнув головой, чтоб убрать застилающую взор муть, Волков, с упорством, достойным восхищения, после двух неудачных попыток поднялся на ноги. Разболтанной походкой изрядно набравшегося человека, покачиваясь из стороны в сторону, он двинулся к борту судна. Отмахнувшись от багра, Волков попробовал перебраться через высокий борт, но вновь отлетел назад, получив длинной жердью по плечу. Крутанувшись от удара волчком, он зацепился ногой за смотанную бухту каната и вновь растянулся на палубе. Вставать не хотелось. Теплые, нагретые солнцем доски казались самым уютным местом. Рядом с головой Волкова прогрохотали тяжелые сапожищи. Грох! Раздался яростный рев, свист огромного фальчиона и чей-то жалобный вскрик. Еще несколько теней промелькнуло мимо Глеба, и схватка разгорелась с новой силой.

Успели!

Волков с трудом перевернулся на бок, опираясь рукой о палубу, встал на одно колено. Огляделся по сторонам, морщась от боли, при каждом повороте головы резкий, болезненный импульс стрелял в затылок. Стиснув зубы, Глеб поднялся, подобрал свои мечи и поковылял к борту баржи.

К тому моменту как он все же перебрался на последнее судно, схватка там уже закончилась: на испятнанной кровью палубе лежало пять зарубленных работорговцев и двое матросов баржи, орки уже сбивали замки с трюма, Раон и Оноре сосредоточенно обыскивали кормовую надстройку, Сувор сидел на палубе, уперевшись спиной в мачту, а его изможденный приятель и вовсе растянулся на деревянном настиле в полный рост, заложив руки за голову.

Ухватившись рукой за мачту, Сувор поднялся на ноги и, указав в сторону своего приятеля, сказал:

– Маркиз, разрешите вам представить моего старого друга Горика Або.

Приятель Сувора, несмотря на усталость, тоже принял вертикальное положение и отвесил Волкову церемонный поклон.

Глеб смерил представшего перед ним рыцаря оценивающим взглядом. Грязный, худой, с волосами, изрядно побитыми сединой, с осунувшимся лицом, запавшими глазами и впалым животом – вылитый бомж, да и только! – тот не производил впечатления серьезного противника, но Волков помнил, как воин отбивался от наседающих караванщиков – опытно и расчетливо, – чувствовалось, что за плечами бойца огромный боевой опыт.

– Нугарец?

– Да, ваше высоче…

Глеб сморщился, словно раскусил лимон. Каждый раз одна и та же песня!

– Обращайтесь ко мне «маркиз» или «Данхельт», сэр Горик, мы сейчас не при дворе.

– Хорошо, маркиз, – покладисто согласился нугарец.

С берега закричал Капль:

– Маркиз, что делать с пленниками?

Пленники?! Откуда?! Волков удивился, видя, с какой яростью солдаты набросились на работорговцев, он думал, что в живых не осталось ни одного караванщика. Разве что глава каравана Тарох, если его никто под шумок не прирезал.

– Какие пленники? – крикнул Глеб в ответ.

– Ну, эти, что работорговцы на продажу везли. Их выпускать?

Волков обернулся к Горику и спросил:

– Сэр, наших в караване много было?

Горик задумался, наморщив лоб, сосредоточенно зашевелил губами, загибая пальцы. Видимо, вел подсчет.

– Точно не уверен, нас на берег всего раз высаживали на отдых, чтоб не передохли в тесноте, мало с кем пообщаться успели – слишком нервно охрана реагировала на разговоры. В пути переговаривались, конечно, но только с теми, кто на ту же баржу попал. В общем, человек восемьдесят с седьмого гарнизона будет. Наших – тех, что в засаду угодили, – человек тридцать: наемники да такие же, как мы с Сувором, рыцари, если с ополченцами считать, то человек шестьдесят-семьдесят. Столичных Альгерд при себе оставил, выкуп за них получить хочет. Еще с четырнадцатого гарнизона с пяток: те, что не сильно раненные были – всех тяжелых маркграф приказал добить. Может, еще с десяток-два бойцов наберется, кто откуда. Остальные сервы – мужики, конечно, здоровые, но как бойцы… – Горик сделал выразительную паузу. Волков понимающе покивал головой в ответ. – Ну и, помимо наших, у работорговцев с собой рабы были. Кажется, орков с дюжину. – На лицах зеленокожих бойцов Глеба появилось заинтересованное выражение, – Крестьяне, за долги проданные, ремесленники, горожане. Еще народец какой-то непонятный: не то конокрады, не то разбойники.

– Капль, выпускай всех, но пусть никуда не разбредаются. И еще, наших отдели от остальных, сэр Горик тебе поможет, – Глеб спросил у рыцаря: – Не возражаете, сэр?

– Ничуть, – ответил тот преувеличенно бодрым тоном. – Можете на меня рассчитывать, маркиз.

Горик, как и многие из нугарцев, хоть и был верен Фаросскому престолу, но имел не слишком высокое мнение о жителях столицы, в число которых вносил и Данхельта. Мнение – мнением, но не мог же бывалый воин не выполнить приказ представителя правящего дома, как бы он к нему ни относился! Пускай даже этот приказ прозвучал в виде просьбы. Да и отношение его ершистого, резкого и упрямого приятеля к маркизу Фаросс не могло не сыграть своей роли!

Горик Або отрывисто поклонился Волкову и отправился к дожидающемуся его сержанту.

Кто-то осторожно тронул Глеба за рукав. Волков обернулся и увидел смущенное лицо Кранга. Младший вождь сказал просительно:

– Господин, а мои сородичи? Могу я их принять на службу? Думаю, они не откажутся встать под ваши знамена.

– Бери, если они согласятся, – махнул рукой Глеб. Кранг радостно взрыкнул и помчался догонять сэра Горика. За ним последовал, ощерившись клыкастой улыбкой, Енг.

Грох, остановившись рядом с Волковым, сказал задумчиво:

– Встать под знамена… А они у нас есть?

Глеб расслышал только конец фразы и потому вынужден был уточнить:

– Что у нас есть?

Грох посмотрел на него несколько удивленно, но все же пояснил:

– Я говорю: у нас есть знамена?

– У герцогства есть.

– А у нашего отряда?

Глеб хмыкнул и почесал затылок. Как-то он о такой мелочи не задумывался. Уточнил:

– А оно нам надо?

На этот раз задумался Грох. Вопрос Волкова оказался для орка полной неожиданностью, и на какое-то время вогнал воина в ступор. Как может быть не нужно знамя?! У орка подобное просто не укладывалось в голове. По его мнению, любой крупный отряд должен иметь свой стяг. А отряд у них был немаленький – за две сотни бойцов! И, судя по всему, станет еще больше.

– Думаю – да, господин, – ответил Грох.

Волков посмотрел на орка, в глазах которого стояла непоколебимая уверенность в своей правоте, перевел взгляд на подошедших Раона, Оноре и Тханга, было видно, что они полностью поддерживают в этом вопросе Гроха. Глеб вздохнул. Мало ему заморочек, теперь придется еще что-то со знаменем придумывать! Как фанат римских легионов, он бы предпочел орла на древке, но интуитивно почувствовал, что такой символ здесь не прокатит. Обозревая окрестности, он наткнулся взглядом на бронзовую фигурку дракона с растопыренными крыльями, укрепленную на высоком шесте во дворе старосты деревни. Улыбнулся. Самое то! И символично: как-никак дракон – знак Фаросского герцогства, и чем-то схоже с аквилой легиона – потешить любовь Глеба ко всему связанному с военным делом Древнего Рима.

– Вот и знамя, – сказал он, указав на фигурку дракона.

Собравшиеся вокруг него бойцы проследили за его рукой, указывающей на шест, недоуменно переглянулись, в глазах их стоял немой вопрос: «Разве это знамя?»

– Господин, вы уверены? – осторожно спросил Раон. – Разве может быть знамя таким?

Волков тряхнул головой и задорно улыбнулся, блеснув ровным рядом белоснежных зубов:

– Конечно, уверен. А насчет необычности… Так это же просто отлично!

Полностью захваченный своей идеей, Волков, торопливо перебираясь с баржи на баржу, выбрался на берег и зашагал к дому старосты. Его спутники, все еще полные сомнений, последовали за ним. Встречающиеся на пути воины приветствовали радостным ревом своего командира, принесшего им уже вторую, практически бескровную победу. Волков махал рукой в ответ, отчего бойцы еще больше расцветали. С таким командиром хоть на самого маркграфа туронского!

Волков подошел к шесту, постучал ладонью по толстому древку, скептически глянул на свои мечи и огляделся в поисках более подходящего орудия для рубки, например, топора.

– Позвольте, господин, – сказал Грох, понявший причину затруднения Глеба.

Волков посторонился, и орк, размахнувшись, перерубил одним ударом фальчиона толстый шест. Раон подхватил падающую верхнюю часть шеста с фигуркой дракона и вручил ее Глебу, потом задумчиво обошел торчащий из земли обрубок, смерил его высоту – тот оказался почти с него ростом – и сказал:

– Сойдет, пожалуй.

– Что сойдет? – спросил Волков, заинтригованный странными действиями Раона.

Тот серьезным тоном ответил:

– Не нужно будет новый шест вкапывать – этот обрубок подойдет. Длина достаточная.

Волков по-прежнему ничего не понимал. Тем более что, судя по всему, остальные спутники Глеба все прекрасно понимали, одобрительно покачивая головами. Он переспросил раздраженно:

– Для чего достаточно-то, можешь толком сказать?!

Раон удивленно посмотрел на Глеба. Остальные смотрели на Волкова с тем же выражением на лицах, и он невольно почувствовал себя полным идиотом, не разбирающимся в самых простых вещах. Но ведь он действительно не понимал!

– Работорговца на кол посадить, – сказал Раон совершенно обыденным тоном.

Остальные поддержали его согласным гулом.

– Кхм! – прочистил горло Глеб.

– Вы против, маркиз? – удивленно спросил Раон.

Волков обвел взглядом окруживших его бойцов и понял, что сейчас лучше не пытаться оспорить их мнение. Конечно, он мог настоять на своем, но… Но стоит ли проверять на прочность верность своих соратников Фаросскому престолу из-за мерзавца, которого язык не повернется назвать человеком? В данном случае гуманизм Волкова не нашел бы понимания у бойцов. Он махнул рукой, решив действовать по принципу: «Не можешь остановить – отойди в сторону и не мешай», сказал:

– Делайте, как знаете.

Раздался ликующий вопль, исторгнутый несколькими десятками здоровых глоток. Аж в ушах зазвенело! Следом за ближайшими бойцами крик подхватили и те, кто расслышать слова Волкова никак не мог. Кто-то торопливо, будто опасаясь, что маркиз передумает, побежал к дому, где валялся беспамятный работорговец. Глеб, криво усмехнувшись, проводил их взглядом и, устало опираясь на обрубок шеста, пошел прочь – наблюдать за казнью у Волкова не было никакого желания, – у него были заботы поважнее, например, суметь вывести доверившихся ему людей в безопасное место, ну и, как максимум, победить в войне с туронским маркграфом.