Глава 10

Кавалеристы выстроились ровной шеренгой. Всадники в блестящих доспехах сидят в седле прямо, не шелохнутся, словно оловянные солдатики. Ветераны! Среди фаросских конников новичков и полутора десятков не наберется. И это хорошо! Кавалеристы – не пехота, хороших всадников годами нужно готовить, не зря лучшей конницей считается рыцарская, дворянских детей сражаться верхом на коне с детства учат.

В кавалерийской сотне за исключением двух командиров, рыцарей нет, зато опытных бойцов больше восьми десятков. Костяк отряда составляют бывшие солдаты барона Кайла – больше полусотни. Остальные набраны из лучших кавалеристов четырнадцатого и пятнадцатого гарнизонов и бывших пленников.

Копья упираются нижним концом древка в стремя и направлены вертикально вверх. Солнечные блики не играют на отполированных до зеркального блеска наконечниках – их вообще нет, сняли заранее. Предстоит не бой – тренировка.

На правом фланге, на могучем рыцарском коне сидит командир сотни. Густав Брэй. Повернувшись в сторону небольшой группы наблюдателей, он ждет сигнала. Ждет, но стоящий во главе ликторов Данхельт Фаросс не торопится дать разрешение на атаку.

Волков выглядит внешне совершенно спокойным, но в душе Глеба кипит буря сомнений, он успел несколько раз пожалеть, что вообще согласился на эту авантюру, и еще больше он злится на самого себя, ведь это с его подачи Граул загорелся идеей провести обкатку новобранцев кавалерией. Вернее, речь шла о танках, но, чтоб собеседнику было понятнее, Волкову пришлось изворачиваться – сам виноват, что язык распустил! – подстраиваясь под реалии этого мира, заменив танки кавалерией. Всадникам до земных танков как до луны пешком, но и они могут натворить немало дел, врезавшись на всем скаку в ряды пехоты. Еще не хватало перекалечить на тренировках сотню бойцов!

Граул с рассуждениями Волкова в общем-то соглашался, но упирал на то, что все равно новобранцев нужно учить, а задумка Глеба поможет подготовить их к атаке вражеской кавалерии. Иначе страшно представить, что может произойти, если они побегут в бою. А такое вполне может случиться. Граул знал, о чем говорит – за свою долгую карьеру наемника он не раз наблюдал, как слабо подготовленная, морально неустойчивая пехота в панике бежит, едва завидев набирающую разбег кавалерию. Словно от всадников можно убежать!

Решившись, Волков взмахнул рукой и выкрикнул:

– Бой!

Густав отсалютовал Глебу копьем и проорал команду.

Конница начала разбег. Медленно, но все ускоряясь и ускоряясь. Завораживающее в своей устрашающей красоте зрелище!

– Сомнут, – выдыхает Сплит. Его всегда насмешливый голос сейчас непривычно серьезен.

Волков недовольно дергает плечом. На Сплита зашикали со всех сторон, и он вынужден был замолчать. Глеб, затаив дыхание, глядит на разворачивающееся действие, судорожно стиснутые кулаки побелели от напряжения, губы сжались в тонкую, узкую полоску, все его внимание обращено туда, где с оглушающим лязгом и грохотом, с лихим посвистом и азартными воплями, вздымая пыль сотнями копыт, железная стена несется вперед. Казалось, нет такой силы, что может ее остановить!

И точно так же думают стоящие на другом конце поля новобранцы из двух отдельных сотен. Напрасно сержанты, надрывая глотки, орут, требуя стоять на месте, – их уже никто не слышит. Все видят, как всадники разом, одним слитным движением, опускают копья, нацеливаясь в попятившийся строй. И что с того, что на копьях кавалеристов нет хищно отточенных стальных жал! Об этом никто и не вспоминает, скованный животным ужасом перед надвигающейся смертью. И этот ужас берет верх, и бойцы, не слушая команд сержантов, разрывают строй и бегут, бросая щиты и копья. Немногочисленные ветераны пытаются остановить их, но куда там!

– Ха-ха-ха! Ну и грозные же бойцы! Так… ха-ха… так драпануть, едва завидев противника, это… ха-ха… это уметь нужно! – раскатисто громыхнул Дор. Фыркнул, давясь с трудом сдерживаемым смехом, Картаг. Коротко хохотнул Сплит.

Граул побагровел, захрипел себе под нос что-то нелицеприятное по поводу «подзаборных шавок, понапрасну воображающих из себя великих героев древности, не способных в действительности сдержать самый жалкий из всех когда-либо виденных наскоков кавалерии и только позорящих своих командиров».

– Уймись, старина, – хлопнул Граула по плечу Сплит. – Бывает и не такое, сам знаешь.

– Ага, бывает и хуже, – поддакнул Картаг и вновь фыркнул. – Но такого единодушия я давненько не видел. Как они разом драпанули, а?

– Да, хорошо драпанули, – протянул нарочито серьезным голосом Сплит. – Пожалуй, что всадники бы их и не догнали.

– И правильно сделали, что не погнались, – вновь вмешался Картаг.

– Да ну?

– Точно тебе говорю, – отстаивал Картаг свою точку зрения. – Ну, ты сам посуди, вон видишь, где они сейчас? – Ликтор указал на остановившихся в отдалении новобранцев. – Остановились, когда сообразили, что их никто не преследует, иначе бы все еще драпали без оглядки. Лови их потом по всей пустоши!

Ликторы вновь расхохотались, исподволь бросая короткие взгляды на Упыря.

Граул зашипел, как рассерженный кот, ожег насмешников пылающим яростью взглядом и ринулся с пригорка в сторону сбившихся в кучку на дальней стороне поля пехотинцам. Струсившим новобранцам можно было только посочувствовать – за все насмешки, что обрушили ликторы на голову своего приятеля, он сполна отыграется на своих подопечных.

– Смотри, как разогнался…

– Граул, смотри не запнись, – продолжали веселиться насмешники.

Впрочем, веселились они не долго. Хватило одного короткого слова, брошенного Волковым:

– Уймитесь.

Было хорошо видно, как Граул подлетел к опозорившимся пехотинцам и первым делом навернул в ухо ближайшему, да так, что тот покатился кубарем, теряя снаряжение. Кипящий возмущением ликтор на этом не остановился и принялся орать на боязливо вжимающих головы в плечи бойцов. Намотанная в несколько слоев повязка на лице мешала Граулу, и он раздраженно сдернул ее с лица. Многие солдаты в первых рядах принялись непроизвольно отворачиваться, лицо ликтора, не прикрытое тканью, вызывало у солдат брезгливость пополам с затаенным страхом, что и с ними может случиться нечто подобное.

Граул понимал, что лицо его не эталон красоты, но он терпеть не мог, когда его подчиненные, вместо того чтоб внимательно слушать, вертят головами, и навел дисциплину испытанным армейским методом. Нахватавшись увесистых оплеух, солдаты вынуждены были преодолеть вызываемое отвращение и, следя за расхаживающим вдоль строя ликтором, лишь опускали глаза в землю, когда он поворачивался к ним лицом.

Издалека лицо Граула сложно было рассмотреть, но Глеб знал, ЧТО скрывала повязка, и мысленно сочувствовал бойцам. Волкова сложно было назвать брезгливым человеком – и не того насмотрелся в свое время! – но даже у него, когда он увидел обезображенное шрамами и ожогами лицо ликтора с обрезанными губами, выставляющими на всеобщее обозрение кривые желтоватые зубы, это вызвало некоторый дискомфорт. Не слишком сильный, но аппетит все же испортился.

Граул вскоре навел в смешавшихся рядах порядок и вновь погнал бойцов на поле.

Развернувшись, четко как на параде, кавалерия отъехала на свой конец поля и выстроилась для новой атаки.

– Командир, стоит ли? – осторожно заметил Сторх, видя, как Глеб готовится дать отмашку Густаву Брэю.

– Верно, – прогудел Дор, – зачем тратить понапрасну свое время. И так ясно, что вновь разбегутся.

Картаг фыркнул:

– Значит, посмотрим на еще один забег.

– А потом еще на один, и еще, и еще, – подхватил Сплит. – И так до тех пор, пока нашей «доблестной» пехоте не надоест бегать.

– А если не надоест? – ехидно осведомился Картаг.

– Значит, пока у них не останется сил бегать, и они вынуждены будут встретить атаку кавалерию лицом, а не задницей.

– Ох-хо, – притворно застенал Картаг под приглушенные смешки остальных офицеров. – Ты разве не знаешь, что в процессе спасения своей шкурки многие проявляют редкую выносливость? Нам что, здесь ночевать теперь?

– Ну-у-у, – задумчиво протянул Сплит, – настолько их не хватит. Побегают максимум еще пару часов, не больше.

Пока офицеры обменивались язвительными замечаниями, Глеб, рассеянно теребя мочку уха, с легким прищуром смотрел на выстроенных Граулом новобранцев. Волков не был уверен, стоит ли сейчас повторять кавалерийскую атаку. Он испытывал сильное сомнение, что на толпу недавних крестьян и горожан – по крайней мере, именно эти категории населения составляли основную массу новобранцев – вот так сразу подействовали внушения ликтора, и они смогут преодолеть подсознательный страх перед несущейся во весь опор лавиной всадников. Нет, Граула они, несомненно, боялись, но атакующей кавалерии боялись еще больше, даже… даже если это всего-навсего учебная атака.

Тут Волков рассерженно рубанул рукой воздух и…

– Впере-е-ед! – раздался звонкий голос Густава Брэя и следом громкий, все убыстряющийся топот копыт набирающей разбег кавалерии.

– Стоим! – почти в то же время прозвучал еще один знакомый голос. Это Граул пытался воодушевить своих подопечных.

– Б…! – только и смог сказать Волков.

Он же не предполагал, что его взмах примут за сигнал атаки. Но остановить разогнавшихся всадников было уже невозможно. Оставалось только смотреть, как конная лава стремительно сближается с неровной, вздрагивающей стеной щитов. И чем она ближе, тем чаще пробегает дрожь по рядам пехоты. Первые ряды начинают пятиться назад, напирая на своих стоящих позади товарищей, и те, опасаясь быть сбитыми с ног и затоптанными, в свою очередь начинают отступать. Кто-то норовит укрыться за спинами соратников, кто-то, испуганно выпучив глаза, вертит головой во все стороны в поисках лазейки для бегства, кто-то трясется от страха, но пока еще никто не бежит – окрики сержантов и ругань Упыря, обещающего лично разобраться с дезертирами, пока еще удерживают новобранцев в строю. Пока удерживают… Удерживали…

У кого первого не выдержали нервы – неизвестно. С холма этого было не разглядеть. Да и не запомнил Волков всех новобранцев в лицо. А вот Граул своих подопечных знал. И первого беглеца он запомнил – в этом можно было не сомневаться, как, впрочем, и в том, что впоследствии беглецу не поздоровится. Другое дело, что вслед за первым побежали еще несколько слабых духом новичков, а за теми еще с десяток – так сорвавшийся с горы маленький камушек вызывает всесокрушающую лавину, – и воспрепятствовать им ликтор никак не мог. Оставалось только одно – попытаться удержать оставшихся, уже готовых последовать примеру своих товарищей. И сделать это можно было только одним способом! По крайней мере, шанс был, и ликтор им воспользовался.

Граул вырвал из рук перепуганного пехотинца копье и встал в первом ряду бойцов. Да, именно так! Только таким способом, собственным примером можно было попытаться остановить ширившуюся со скоростью лесного пожара панику.

Понимали это и сержанты, и несколько более-менее опытных бойцов, попавших в это подразделение. Просочившись, а где и силой проложив себе дорогу через ряды новобранцев, они выстроились рядом с ликтором. Теперь им хотя бы не грозило быть сметенными поодиночке бегущей от кавалерии толпой. А может, и кто из новичков последует их примеру. Пускай не рядом, но во втором-третьем ряду за их спинами – уже будет неплохо.

– Стоим! – рычит Граул, и ему вторят сержанты:

– Стоим!

Тоненько верещит молодой боец в первом ряду, но деваться ему некуда. Справа бешено орет ликтор, слева слышится ругань сержанта, в спину, не давая бежать, упирается щитом кто-то из ветеранов, попытка свалиться в обморок прерывается живительным пинком под зад.

Разогнавшаяся во весь опор кавалерия разбивается на два отряда, обходя ощетинившуюся копьями полусотню. У кого-то из стоявших в строю солдат выпадает из дрожащих рук копье, другого подводят ослабевшие ноги, и он плюхается на утоптанную землю пятой точкой, судорожно глотая воздух широко открытым ртом, третий, бледный как привидение, с такой силой стиснул древко, что находившемуся рядом ветерану пришлось силой разгибать сжатые пальцы. Оказавшийся волей случая в первом ряду новичок бьется в истерике, пока одной рукой ликтор не вздергивает его на ноги, второй отвешивая несколько пощечин. Вопли прекращаются. Граул выпускает из пальцев воротник, и солдат, лишившись поддержки, едва не заваливается обратно, но вовремя среагировавший сержант подхватывает его, шепчет на ухо что-то ободряющее.

– Молодец. Так держать. Боялся, но строй не покинул, – бросает скупую похвалу ликтор. Он понимает, что солдат, зажатый с трех сторон, не задал стрекача лишь по одной причине – ему просто некуда было бежать, но счел необходимым не заострять на этом внимание и высказать благодарность, поднимая боевой дух оставшихся в строю.

– А то! Годный боец. Малость еще подучить и хоть в гвардию, – подхватывает с готовностью сержант. Снимает с пояса флягу с водой и, свернув пробку, подсовывает солдату. – Освежись, боец. Заслужил.

Новобранец вцепляется во фляжку обеими руками и подносит ко рту. Выбивающие барабанную дробь зубы стучат по горлышку, вода струйками стекает на грудь, но все же ему удается напиться. Сержант забирает ополовиненную емкость, прикладывается сам и движется вдоль строя, кого-то похвалив словесно, кого-то отечески похлопав по плечу. Остальные сержанты занимаются тем же самым.

Граул охватывает отряд цепким взглядом и, убедившись, что младшие командиры занимаются своими делами, решительно направляется к сгрудившимся в отдалении беглецам. Еще издалека он отмечает, что забег не прошел для них даром – многих изрядно помяло в давке, когда они, превратившись в напуганное, бесконтрольное стадо, рвались оказаться как можно дальше от накатывающих стеной кавалеристов. Кто-то умудрился подвернуть ногу и теперь сидит на земле, баюкая пострадавшую конечность. Части беглецов повезло еще меньше – догнавшие их всадники решили преподать побегушникам урок, отходив их древками копий.

С хищным оскалом – жалости к бросившим своих товарищей трусам у не страдающего всепрощением ликтора нет – Граул приблизился к беглецам, когда послышался резкий свист. Повернув голову, он увидел, как Сплит активно машет руками, показывая, что маркиз призывает его к себе. Бросив на прощание полный тоски взгляд хищника, которого отвлекли от уже загнанной добычи, ликтор поспешил на зов.

Пока Граул, придерживая ножны меча, взбирался на холм, Волков мучился извечным русским вопросом «Что делать?». Алгоритм подготовки был понятен – нужно действовать постепенно, внушая бойцам уверенность в своих силах, вырабатывая у них «чувство локтя», приучая действовать совместно. Можно еще дать новобранцам возможность понаблюдать со стороны за действиями более опытных товарищей, чтоб они поняли, что хорошо обученная пехота способна отбить любую атаку кавалерии, ведь на самом деле атакующие «в лоб» всадники намного более уязвимы, чем укрывшиеся за щитами пехотинцы. Они и сами об этом прекрасно знают, не зря же стараются во время атаки напугать противника, сломить его волю, обойти, ударить во фланг, заставить побежать и, если это им удастся, то заняться самым любимым делом кавалерии – резней убегающих.

Вот только на практике выяснилось, что затраченного на подготовку времени оказалось недостаточно, солдаты дали слабину, а все эти доводы о преимуществах плотного пехотного строя – правильные, взвешенные, логические – уже не имеют никакого значения. Важно то, что бойцы струсили, побежали, и сейчас нужно любыми способами выбить из них этот страх, пока он не укоренился в душах солдат окончательно на уровне рефлексов. И действовать нужно быстро. Отложи тренировки на потом, и настоящих бойцов из этих новобранцев уже не выйдет, при встрече с вражеской кавалерией первой и единственной мыслью будет – бежать…

– Вызывали, маркиз?

– Как тебе результат, ликтор? – ехидно спрашивает Волков, но усилием воли гасит накатившее раздражение.

Не дело перекладывать свою вину на подчиненного, даже если тот и был инициатором учебной кавалерийской атаки. В первую очередь виноват он сам. Он здесь главный, и вся ответственность тоже на нем, и выход из сложившейся ситуации в первую очередь искать тоже ему.

– Удавлю щенков ссыкливых! – практически рычит ликтор. Я им такую жизнь устрою, что через декаду они сами у меня на кавалерию бросятся!

Бросив короткий взгляд на свою свиту, Глеб предлагает:

– Отойдем.

Отделившись от остальных офицеров, они спустились с холма.

Убедившись, что отдалились на достаточное расстояние и услышать их разговор никто не сможет, Волков повернулся к идущему следом Граулу. Уже открывшему рот, чтобы вновь пройтись по опозорившимся новобранцам, ликтору Волков выкладывает свои размышления.

Граул в ответ машет рукой и самонадеянно заявляет, что неправильные рефлексы, где бы они ни укоренились, он быстро поправит:

– Забью десяток беглецов палкой до смерти, остальные сразу научатся выполнять приказы командиров, – и добавляет: – Метод проверенный, на собственном опыте убедился.

– Не слишком ли?

– Только так и надо! – рубит ладонью воздух Граул. – Все наставления до этого сборища нужно подкреплять ударом дубины – быстрее дойдет. А десяток-другой трупов вообще поднимет обучаемость на порядок. И если позволите сказать откровенно… – он вопросительно смотрит на Волкова и, дождавшись разрешения, выкладывает: – Маркиз, я вас уважаю не только как наследника Фаросского престола, но и как бойца и командира. По рассказам ваших спутников – а их мнению я доверяю, так как некоторых из них знаю не первый год, – вы проявили себя хорошим бойцом, не прячась за спины своих солдат. Как командир вы разработали великолепную военную структуру, ваши идеи, которые позволят победить врага с намного меньшими потерями, гениальны, но ваше излишнее мягкосердечие может вам обойтись очень дорого.

– Кхм, мягкосердечие?

– Именно, маркиз. Полумеры здесь не пойдут – одними словами трусов не пронять. Если страх в них сильнее долга, то я сделаю так, что они будут бояться своих командиров больше врагов. И еще одна ошибка, маркиз. Помните посаженного на кол работорговца?

– И в чем я ошибся? – доброжелательно спрашивает Глеб, но это лишь ширма, скрывающая истинные эмоции. В груди взрывается жаркий ком огня, в глазах багровые отблески, но усилием воли он удерживает рвущееся на свободу бешенство под контролем.

– Следовало казнить всех его людей, попавших в плен, – наглядный пример того, что никому не позволено покушаться на жизнь маркиза Фаросского. НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО! – вновь переходит на рык ликтор и тут же сменяет тон, почувствовав происходящие с Волковым метаморфозы: – Прошу прощения, маркиз, если мои слова вас оскорбили. Моя судьба в ваших руках. Если решите меня разжаловать в рядовые – ваше право. Решите казнить – приму, как положено.

Высказавшись, Граул чуть склонил голову, ожидая приговор. И это не было показухой. Он действительно был готов принять наказание. И наследника престола искренне уважал, но вот некоторые слова и поступки маркиза вводили его в недоумение. Впрочем, не только его. Ветераны, бывшие с Данхельтом с самого начала, отзывались о наследнике престола с теплотой, но также отмечали странности характера и некоторую эмоциональность.

– Если таким образом решил уйти от ответственности, то заявляю – не удастся! Кому я должен буду перепоручить ваших подопечных? Так что идите, ликтор, и занимайтесь новобранцами – они должны научиться противостоять кавалерии. И, Граул, постарайся все же обойтись без трупов, лишних солдат у нас нет.

– Постараюсь, – кивнул тот, – но обещать ничего не могу.

– Ступайте и не забудьте – вечером у меня совещание, – сказал Глеб, подступающая на смену бешенству апатия убила всякое желание спорить.

– Слушаюсь, – козырнул ликтор и умчался тиранить новобранцев дальше.

Проводив его взглядом, Волков задумался о том, что формирующиеся под влиянием общества жизненные ценности местных и привычного ему мира различаются куда больше, чем ему казалось. Если уж образующиеся в процессе подготовки трупы – рутинный процесс тренировок.

Глеб с трудом разлепил глаза и уставился на нависший над ним силуэт.

– Просыпайтесь, господин, – голосом Тханга произнес тот, убирая руку с плеча Волкова и делая пару шагов назад. – Скоро ваши офицеры подойдут.

Глеб уселся на лежанке и со стоном схватился за голову. От резких движений тяжелая ото сна голова словно разлетелась на осколки.

– Бли-и-ин, – жалобно проскулил он себе под нос. – Да с бодуна иной раз состояние бывало лучше.

Тханг предпочел тактично сделать вид, что ничего не услышал.

Волков осторожно передвинулся, усаживаясь поудобнее, но даже так голова отозвалась отголоском боли. Аккуратно массируя легкими прикосновениями пальцев виски, он полным страдания взглядом посмотрел на орка и попросил:

– Принеси воды попить.

Тханг словно того и ждал, повернулся к столику за спиной, подхватил большую металлическую кружку и протянул ее Волкову. Тот принял ее и начал цедить маленькими глоточками. Наконец, напившись, Глеб приложил наполовину опустошенную кружку ко лбу.

Прикосновение холодного металла приносит ноющей голове облегчение, и Волков начинает мысленно перебирать события этого дня. Привычная побудка, пробежка, занятия по фехтованию, обход лагеря, обкатка новобранцев кавалерией во второй половине дня – надо признать, не слишком удачная, последующий разговор с Граулом, с трудом подавленная вспышка раздражения, после которой он чувствовал себя как выжатый лимон, и все дальнейшие действия совершал чисто механически. Закончив с делами, он с облегчением сбросил сапоги и завалился на лежанку, чтобы хоть немного отдохнуть, и сам не заметил, как уснул. Все равно непонятно, с какого перепугу его так колбасит.

Глеб допил залпом оставшуюся в кружке воду, вернул ее Тхангу, потом натянул сапоги и, поднявшись на ноги, потопал к выходу. Отодвинув полог, он вышел наружу и застыл, глядя прищуренными глазами на солнечный диск, наполовину скрывшийся за горизонтом. Волкову захотелось в раздражении постучать кулаком, но мягкая стенка шатра для этого не годилась, а стучать по собственному лбу – голова и без того болела. Зато теперь он выяснил причину собственного ужасного состояния. Виной всему был закат. Такое и на Земле с ним случалось несколько раз, когда, заснув днем, он просыпался на заходе солнца с гудящей, налитой свинцом головой и аморфным по своему ощущению телом. Хорошего мало, теперь как минимум ближайшие полчаса он будет ни на что не способен. Даже мозги толком не будут работать.

Прикрыв глаза, он растер виски, помассировал надбровные дуги, медленно и осторожно размял наклонами и поворотами шею, сделал несколько глубоких вдохов и вернулся в шатер. Следовало до прихода офицеров привести себя в порядок, чтобы не светить заспанной физиономией и мятой одеждой.

За время его недолгого отсутствия Тханг успел зажечь несколько ламп и поставить на самодельный, неказистый с виду, но крепко сколоченный табурет наполненный водой таз. Благодарно ему кивнув, Волков сбросил куртку, тут же утащенную орком, стянул следом помятую, пропитавшуюся потом рубаху и с видимым наслаждением плеснул водой в лицо, смывая остатки сна. Следом пришел черед шеи, потом, черпая воду горстями, окатил спину, грудь и бока.

Освежившись, он почувствовал себя гораздо лучше и двигался более уверенно, хоть и осторожничал, стараясь по-прежнему не совершать резких движений. Вытерся куском полотна, надел свежую рубаху, куртку, уже очищенную заботливым Тхангом от пыли, и присел возле стола, плеснув себе в кружку еще воды из кувшина.

Оставшееся до прихода офицеров время тянулось ужасающе медленно, и, чтобы отвлечься, Волков задал вопрос единственному соратнику, который был в курсе его иномирного происхождения, и не удивился бы его незнанию:

– Слушай, Тханг, я никак не могу понять логику некоторых действий офицеров. Когда я выступал за более качественную подготовку бойцов и, как следствие, повышение их шансов выжить в этой войне – ветераны меня поддержали. Это логично. Они сами солдаты, и данные действия будут и в их интересах. Я и сам бы в свое время не отказался… Впрочем, не важно, вернемся к нынешним событиям. Итак, желание сберечь бойцов понятно. И тут же Граул предлагает для устрашения остальных забить до смерти пару десятков новобранцев. Не кажется ли, что одно противоречит другому? Или это я чего-то не понимаю?

– Ну, противоречий тут действительно нет. Каждый солдат будет поддерживать все начинания командования, если оно не будет стремиться использовать их в качестве мяса. Любой здравомыслящий офицер, особенно из числа выслужившихся из низов и на своей шкуре познавший солдатское бытие, будет стремиться сохранить как можно больше военных жизней. Но для любого ветерана новобранец – не боец. По крайней мере, пока не переживет хоть пару боев. А значит, и жизни их, по разумению любого ветерана, ничего не стоят.

– Поня-а-а-атно, – протянул Глеб, в растерянности. – А что…

О чем он хотел спросить, так и осталось неизвестным, потому что именно в этот момент в шатер, отодвинув закрывающий вход полог, шагнул прибывший раньше остальных Раон, и Волков вынужден был отложить расспросы на потом.

Поприветствовав командира, префект устроился поближе к горящей лампе, разложил перед собой ворох притащенных бумаг и закопался в них с головой. Лишь время от времени раздавалось его невнятное бурчание да слышался скрип пера по бумаге, когда он принимался что-то яростно строчить.

Нехорошо, конечно, злорадствовать, но когда тебе хреново, настроение могут поднять страдания ближнего твоего. Это в природе человека, и этого не изменить. Даже самый высокоморальный и сострадательный человек хоть раз да испытывал подобное чувство. Вот и Волков не избежал подобного. Несмотря на уважение и дружескую симпатию к Раону, он, зная нелюбовь префекта к бумажной работе, но вынужденному заниматься ей в силу должностных обязанностей, почувствовал, как настроение резко пошло вверх, и даже головная боль утихла. Стараясь удержать лицо, Глеб сжал губы, так и норовившие растянуться в ехидной ухмылке, но занятый борьбой с одной непослушной частью лица, с удивлением отметил, что другие части тела тоже решили поучаствовать в веселье, и уже пальцы правой руки выстукивают по столу бодрый мотивчик.

Раон бросил на него быстрый взгляд, но промолчал и вернулся к работе, разве что движения пера стали более дерганые.

Чертыхнувшись про себя, Глеб прекратил стучать пальцами. Повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь шорохом бумаги да скрежетом пера. Неловкий момент был прерван громким спором Капля и Гроха – за что Волков был им благодарен, – ввалившимися в командирский шатер.

Зато Раон нашел на ком сорвать накопившееся раздражение:

– Заткнулись оба! Чего раскудахтались?!

Не только Глеб был в курсе самой нелюбимой работы Раона, так что, не вступая в споры, обменявшись понимающими взглядами, центурионы тихо заняли места за столом.

Следом заявились Трамп и Кай со своими заместителями, тенью просочился в шатер Зан, скромно пристроившись в уголке, потом подошел Оноре в сопровождении Сувора Тампля и Игеня – последнего из своих центурионов, возглавляющего стрелковый отряд, и почти сразу за ними толпа ликторов с Густавом Брэем и его помощником.

Волков оглядел присутствующих и сказал:

– Все собрались? Тогда начнем, господа офицеры. И начнем со снабжения. Раон?

– Слушаюсь, легат, – поднялся тот со своего места. – На сегодняшний день легион полностью укомплектован пехотными глебами, щитами – часть из них изготовлена кустарным способом здесь, в лагере, – копьями, стрелковые отряды – луками, имеется запас стрел. Шлемы и доспехи самые разнообразные, от дешевых кожаных до самых дорогих, изготовленных по индивидуальному заказу, имеются у каждого бойца. Каждый солдат имеет кружку, миску и ложку. С провиантом… Запас имеется, хватит еще дней на семь-восемь, если экономить, то и на полторы декады можно растянуть. Очередной обоз с продовольствием должен прибыть через три дня. Даже в случае задержки должно хватить. Хуже дело обстоит с обмундированием: не хватает запасного белья, штанов, курток – многое неоднократно чинено и находится не в лучшем состоянии, – недостаток походно-бытовых мелочей. Случается, что чуть ли ни всей центурией бегают в поисках иголки с ниткой. Пуговицы… Ну, тут умельцы имеются – из дерева выточат. Неказисто, но практично. Сапоги… Все, потребное для ремонта, я заказал, с починкой опять же сами управятся. Мастер Гольбрейн сетует на недостаток перевязочного материала, запасов лечебных трав, настоек и мазей. Набрал себе с десяток помощников и гоняет их по всей пустоши. Кое-что, конечно, пришлось заказать, но получим все это, лишь когда прибудет обоз. Что еще? Шалаши… – префект почесал кончиком пера нахмуренную бровь. – Шалаши желательно заменить на нормальные палатки. Теплые плащи, одеяла… Все это можно будет обсудить предметно, после того, как будут известны дальнейшие наши планы. Касательно ремонтной мастерской – качественного угля для походного горна здесь не найти, так что придется везти из Ортского королевства, либо не рассчитывать на ремонт сложнее, чем заклепать разошедшееся кольцо на кольчуге или сковать пару гвоздей. И еще желательно заказать на замену пару точильных кругов. Подковы… – он бросил быстрый взгляд в свои записи. – Густав, вы что, специально их теряете? – не дожидаясь ответа, продолжил: – Запас подков тоже необходимо будет пополнить – если они будут теряться с той же частотой, то остатков хватит не более чем на месяц. Далее…

Докладывал Раон еще около пятнадцати минут, вываливая на собравшихся все накопившиеся проблемы. Мелкие, но зато сколько их было! И в основном хозяйственно-бытового характера. Сам Волков вначале видел лишь три основные проблемы: вооружение, провиант и обустройство лагеря. Две из них были благополучно решены, а с третьей можно было не заморачиваться, до наступления холодов спать можно было и в шалашах, да и вымотанным на тренировках бойцам было не до того, чтобы предъявлять какие-либо претензии – место для ночлега есть, сверху не капает, ну и достаточно. Раньше Глеб не задумывался над тем, сколько трудностей, причем небоевых, пришлось преодолевать Спартаку, когда он формировал свои легионы. Даже представить страшно! Каким бы провальным ни был итог, но вот упорству бывшего гладиатора можно только позавидовать.

Волков взглянул на собравшихся. Внимательно доклад Раона выслушали только Оноре и трибуны второй и третьей когорт со своими заместителями, но бывшему капитану дружины барона Кайла, как, впрочем, и командирам гарнизонов, по должности раньше приходилось сталкиваться с вопросами снабжения, а вот остальные…

Зан слушал внимательно, но было видно, что его интересы лежат в несколько иной плоскости, а проблемы с обеспечением для него являются актуальными лишь в тех случаях, когда пересекаются с его должностными обязанностями. Но сейчас хищений нет, а значит, нет и компромата на лицо, несущее материальную ответственность, которое можно было бы, используя привычные методы, сделать зависимым от Тайной Стражи.

Горячий Густав Брэй с трудом может усидеть на месте, ведь слушать про недостачу подков, портянок и иголок – это же так скучно.

Сувор и Горик более сдержанны, но и им подобные вещи малоинтересны. Они о всевозможных бытовых проблемах и без того в своих поместьях наслушались. Оттого и в поход сорвались. Первый с радостью переложил все заботы на плечи уже не ходящего в походы отца, второй – на сына и его жену.

Центурионы первой когорты не лучше… Грох больше интересовался разглядыванием трещин и царапин на столешнице, словно надеялся узнать с их помощью все тайны мироздания. Игень, судя по остекленевшим глазам без единого проблеска мысли, ушел в себя и возвращаться как минимум до окончания доклада не собирался. Капль и вовсе решил незамысловато вздремнуть. Видимо, эта троица решила не заморачиваться лишними проблемами, ограничившись лишь боевой подготовкой вверенных им бойцов.

Ликторы также не отличаются внимательностью, но им подобное простительно. Занимались они не только охраной Волкова и тренировками солдат, но и выполняли многочисленные поручения Раона, как штабные офицеры, так что и без доклада были в курсе большинства проблем.

Признаться, докладу префекта недоставало четкости. В некоторых вопросах он излишне углублялся в детали, другие затрагивал поверхностно, иногда перескакивая с одной проблемы на другую, но тут Глеб мало чем мог помочь своему заместителю, поскольку опыта настоящих штабных совещаний у него не было – сержантов на них, увы, не приглашают, – да и у местных вояк подобные навыки отсутствовали. Сам Раон, исполняя схожие вроде бы обязанности в качестве мастера тысячи, также оказался не готов к тем трудностям, что легли на его плечи вместе со званием префекта: решать вопросы снабжения столичного ополчения в той же самой столице в мирное время, причем большинство бытовых мелочей ополченцы должны были делать самостоятельно и за свой счет, и заниматься обеспечением в военное время, да еще и в отрыве от основных сил – совершенно разные вещи. Но он старался! Несмотря на сумбурность изложения и растянутость самого доклада, Раон обозначил все хозяйственно-бытовые проблемы, отчитался по принятым мерам по устранению большинства из них или предоставив варианты решения.

– Благодарю за доклад, префект. Все верно. Теперь заслушаем доклады по боевой подготовке. Итак, господа, кто первый?

Все оживились. Капль проснулся, Грох прекратил взглядом гипнотизировать столешницу, сбросил оцепенение Игень, проявили интерес и нугарцы. Быстрое переглядывание, и слово взял Оноре, как старший по званию после Раона и самого Глеба.

– Первая когорта полностью боеспособна. В строю шестьсот двадцать пять бойцов, включая командиров и меня самого. В первой центурии под командованием примипила сто семьдесят солдат и младших командиров, разделенных на пять полнокровных взводов. Двое заместителей. – Сувор Тампль гордо расправил плечи, всем своим видом подчеркивая, чья это заслуга. – Бойцы хорошо экипированы и имеют отличную подготовку. Четвертый взвод под командованием Кранга сопровождает ушедший в Трис обоз. Вторая центурия, – пришел черед Гроха надуваться самодовольством, – сто тридцать шесть бойцов – четыре полных взвода плюс старшие командиры. Третья – аналогично. Четвертая стрелковая – численность, как в первой когорте.

– Насколько я помню, ни новобранцев, ни наемников с последнего пополнения вы не брали. Так?

– В стрелки приняли тринадцать солдат, чтобы доукомплектовать четвертый и пятый взводы. А в остальные, вы правы, маркиз, никого не брали.

– Причина?

– Недостаточная подготовка претендентов. Мои ребята уже притерлись друг к другу. Посмотришь – душа радуется. Работают как единый организм. На бегу строй держать могут, при перестроениях ни единой заминки, стена щитов как монолит, «черепаху» вашу отработали на отлично. Разбавлять их кем-то – все боевое слаживание похерить к чертовой матери.

– Хорошо. Ваши резоны понятны. Поддерживаю. Кто следующий?

Сувор отрицательно качает головой, и отвечать берется следующий по старшинству.

– Вторая когорта, – говорит Трамп, – в строю триста восемьдесят пять солдат и офицеров. Раненых, больных и дезертировавших нет. Снаряжение в полном порядке. Первая центурия – три взвода. В наличии сто пять бойцов и офицеров. Вторая – восемьдесят семь человек. Первый взвод укомплектован полностью, второй и третий насчитывают по двадцать пять бойцов, в каждом десятке по восемь человек. Третья – девяносто шесть человек. Первый, второй взводы доведены до полного состава, третий насчитывает двадцать пять бойцов. В четвертой – девяносто шесть солдат и офицеров, в каждом взводе по тридцать одному бойцу. До полного состава недостает тридцать шесть человек.

– Третья когорта, – рапортует Кай, – первая, четвертая центурии – сто пять бойцов в каждой. Вторая, третья – по восемьдесят семь. Взводы одинаковы по численности. В каждом по двадцать восемь человек. Всего – триста восемьдесят четыре бойца и я.

– Восемьдесят семь бойцов, включая командиров. Один неполный десяток также ушел с обозом. Недостает одиннадцать человек, – отвечает, с трудом дождавшись своей очереди, нетерпеливый Густав Брэй. И с некоторой обидой добавил: – При разделе мне досталось пятнадцать бывших пленных из числа нугарских дружинников. Могло быть больше, если бы Сувор с самого начала не сманил к себе тринадцать нугарцев, в том числе десятерых рыцарей.

В ответ на подобное обвинение Сувор самодовольно ухмыльнулся, а вот Волков неподдельно удивился. В отличие от столичных дворян, старающихся всеми способами обратить на себя внимание наследников престола, нугарцы не пытались заполучить себе привилегий. Никто из них в лагере не пытался напроситься к Волкову на прием и обозначить свой рыцарский статус, чтобы пристроиться на должность повыше. Глеб думал, что среди освобожденных нугарцев только Горик Або имел дворянское звание, так как ни Сувор, занимающий одно из ключевых мест в создаваемой армии, ни тот же Горик не пытались обратить внимание Волкова на своих земляков. Не откладывая на потом, Глеб сразу поинтересовался судьбой рыцарей и узнал, что четверо из них честно тянут лямку десятников, пятеро служат сержантами и лишь один занял место опциона в третьей центурии. Выяснилось, что нугарскими дворянами, – Густав в своей претензии их не упоминал, – оказались и трое из ликторов, но опять же свои должности они получили не благодаря протекции, а как одни из лучших бойцов. Те самые любители поспорить – Картаг и Сплит, – а также незабвенный Граул.

Продолжили совещание.

От лица всех ликторов выступил Граул, чаще остальных занимавшийся с новобранцами:

– Двести тридцать два солдата. В строю – двести одиннадцать бойцов. Остальные, – тут он хищно оскалился, – находятся на попечении мастера Гольбрейна и в ближайшие дни будут не способны к тренировкам. – Обещание, данное Волкову, он выполнил – трупов не было. Жалости, впрочем, тоже. Урок новобранцы должны были запомнить. Для тех, кто забудет, он пообещал повторить. – Подготовка неудовлетворительная. До сих пор путаются в простейших перестроениях. Единственный приемлемый вариант их использования – это вывести их в поле и поставить в оборону. Смогут отбиться, если не побегут. А побегут – сдохнут. У меня всё.

Неожиданно вмешался Зан, который тихо сидел в своем уголке и не отсвечивал, так что все давно забыли о его присутствии.

– Ликтор, почему вы забыли упомянуть о попытке саботажа и трех попытках дезертирства из лагеря ваших подопечных?

– Такие мелочи не стоят упоминания, – небрежно отмахнулся тот. – Мы с ребятами уже разобрались и вправили кому надо мозги.

«Ребята» дружно закивали головами.

– И все же, может, вы более подробно расскажете об этих событиях, – проявил Зан настойчивость. – Думаю, большинство старших офицеров не в курсе произошедшего, исключая, конечно, наших командиров кавалерии, чьи подчиненные как раз и поймали дезертиров.

Волков о попытках дезертирства знал и даже в чем-то сочувствовал взятым в жесткий оборот новобранцам, но что он мог сделать? Отпускать из лагеря их было нельзя. Облегчить тренировки? Так необученные бойцы для своих соратников представляют опасность большую, чем для врагов. Сегодня был наглядный пример. А вот по поводу саботажа он, как и большая часть собравшихся, был не в курсе, так что был не прочь узнать о подобном.

– Да что там рассказывать? В первом случае возмутились девять наемников, попавших в сводный отряд. Бойцы они не лучшего качества, иначе бы их трибуны по своим когортам растащили, зато гонору выше головы. Вот у них и взыграло ретивое. Орали, что они не новобранцы, и не нанимались целыми днями перестроения и простейшие приемы отрабатывать. В общем, послали своего сержанта с его приказами далеко и надолго, а тот прямым ходом к нам. Мы вчетвером тогда туда и… объяснили им физическим способом всю их неправоту. После того как эта девятка отлежалась, мы повторили нравоучения для их лучшего усвоения. С тех пор они взялись за ум, демонстрируют удивительную исполнительность и по полной выкладываются на тренировках. Что касается попыток побега из лагеря, то неудавшиеся дезертиры также полны раскаяния. Второй попытки никто не совершал. Так что и здесь все под контролем.

Зан недовольно покачал головой, но препираться с Граулом не стал.

Подвел итог обсуждению численности их отряда Раон. Перечислил солдат, не входивших в линейные соединения. Пятнадцать ремонтников-кузнецов, восемь добровольных помощников мастера Гольбрейна, десяток помощников самого префекта, выполняющих обязанности счетоводов, вестовых, писарей.

Следующим вопросом было планирование их дальнейших действий. Как Волкову ни хотелось отложить решение на потом, продолжив подготовку бойцов, но следовало не затягивать, пока не начались с приходом осени проливные дожди. Постоянная сырость и пришедшие ей на смену заморозки, выкосят их армию вернее неприятеля. Раон утверждал, что декад пять-шесть у них точно имеется, но следовало поторопиться. Тащиться, утопая по колено в грязи, не хотелось. Знать бы еще, в какую сторону? Вариантов было два: прорываться в сторону Каоры через отряды туронского маркграфа или выйти на соединение с основными силами через территорию Ортского королевства.

Мнения разделились.

Сувор выступал за прорыв. Его поддерживали Густав Брэй со своим заместителем, Грох, Приск – пилцентурион второй когорты и пятеро ликторов.

Кай и Трамп проголосовали за обход. Такое же мнение высказали Капль, Нант, Игень и, что удивительно, Сторх – единственный орк, вошедший в число ликторов. К ним же после длительных раздумий присоединился Оноре.

Зан не поддержал ни одну из сторон.

Промолчал и Раон.

Сам Волков также не мог выбрать наилучший вариант. Прорыв или обход? Обход или прорыв? Свои плюсы и минусы были у каждого. Как не хотелось рисковать! Однако Глеб все больше склонялся к силовому решению. Почему? Без учета новобранцев и, вспоминая подготовку засадного отряда туронцев, Волков мог смело заявить, что три когорты легиона смогут потягаться с троекратно превосходящим противником. Это касательно пехоты. Опасность в большей степени представляла тяжелая кавалерия маркграфа. С учетом того, что в подготовке своих всадников никаких нововведений не было, неполная сотня Густава Брэя точно не смогла бы их остановить. Впрочем, туронскую конницу, разбросанную по всей захваченной территории, нужно еще успеть собрать в один кулак, а на это нужно время, и немалое. Также тревогу вызывали эльфийские стрелки, но вряд ли их было много в составе армии маркграфа. В общем, шансы на успех были. Во многом все зависело от них самих, а вот второй вариант…

Обход… Тут их судьба находилась в руках ортского короля, только он мог позволить провести через свои земли фаросскую армию, что вряд ли осуществимо. Одно дело небольшой отряд, сопровождающий обоз, и совсем другое армию. Кому понравится, если по его землям будут шарахаться многочисленные неподконтрольные воинские отряды? А значит, что потратив длительное время на переписку с правителем Орта, они будут вынуждены вернуться к первому варианту. А если каким-то чудом им удастся договориться? Шансы на подобное развитие невелики, но все же… В любом случае это будет не бесплатно. Глеб предполагал, что тогда правитель Орта может потребовать за проход по своим землям с него, как наследника Фаросского престола, плату, и, естественно, речь будет идти не о какой-то банальной денежной сумме. А он? Сможет ли он согласиться? И как на это посмотрят в Фароссе? Не решат ли настоящая наследница престола и глава Тайной Стражи, что он влез туда, куда лезть ему не следует – в политику? И какова будет их реакция? Проверять на собственной шкуре не хотелось. Да и вероятность того, что пострадает не только Глеб, но и доверившиеся ему люди велика. Для Волкова и для его окружения будет безопаснее, если его будут воспринимать как прямолинейного вояку, а не в качестве хитроумного дипломата, тем более что до настоящего дипломата ему далеко. Выход один – прямое столкновение с туронцами, как бы ни хотелось избежать напрасных потерь.

Обстановка между тем накалялась. Разделившиеся на два лагеря офицеры затеяли между собой перебранку. Одни обвиняли своих оппонентов в излишней осторожности, если не в трусости, вторые – в сумасбродстве и безответственности. Крови никто не боялся и обиды спускать не привык, так что если их вовремя не остановить, то вполне возможен переход от общих фраз на конкретные личности, а там и до физического воздействия недалеко. Сувор уже положил руку на рукоять меча. Оноре теребит пояс, а то, что оружие рядом, разумеется, чистая случайность.

– Тихо! – рявкнул Раон, заметив намерение Глеба вмешаться. – Маркиз говорить будет.

Ругань как отрезало. Спорщики повернулись к Волкову.

Он не всегда понимал их, они – он это чувствовал – его, но сейчас собравшиеся были готовы внимать каждому его слову и идти за ним до конца, какое бы решение он ни принял. Власть над людьми приятна? Бред! Власть – это прежде всего ответственность перед людьми и перед собой. Ответственность, что давит тяжким грузом, терзает сомнениями, морально ломает человека, но переложить ее не на кого. Для собравшихся он – маркиз Фаросс, и повелевать – его право. А что у него на душе – никому не интересно. И он принял предписанные правила игры. Какая бы буря ни бушевала внутри, внешне Глеб вынужден был сохранять спокойствие и демонстрировать уверенность. Даже Тхангу он старался не показывать всего, и лишь наедине с самим собой мог позволить эмоциям взять верх. Решение принято, и назад дороги нет.

– Мы будем прорываться.