Глава шестая
Сын полка в зеленом аду
Ненависть к воронам передалась от Хэта. Тот не просто их ненавидел. Хэт уничтожал каркаронов при любой возможности. Не старайся сейчас сталкеры и один мальчишка не отсвечивать, Урфин не отказался бы пострелять. Особенно вон по тем трем, сидевшим совершенно нахально над их головами. И каркающим.
– Сможешь на Большой земле связаться с родными? – Урфин посмотрел на рыжего. – А?
– Да погоди ты… – Баркас протянул мальчишке банку и дал свою ложку. – Чего насел-то? Пусть поест сперва. Ешь давай, рассиживаться некогда.
Урфин пожал плечами. Тоже ведь верно, дружище прав. Сколько он там просидел, в той дырявой цистерне? Оголодал, наверное. Сколько ему? Пятнадцати-то нет ни фига, если разбираться. Натурально щенок-подросток. Ноги-руки длиннющие, лицо еще детское, ушастое. Рыжий, как костер прямо. Нос торчит уточкой, веснушки, губищи само лицо переросли. Подростковый возраст, чего уж. Прыщи скоро попрут.
– Спасибо. – Пацан взялся за ложку и начал есть. – Фкуфно.
Вкусно ему… Урфин похлопал по карманам, хотя помнил все содержимое. И развернулся к Баркасу. Приподнял бровь, кивнув на пацана, ткнул в тот самый, заветный карман.
Напарник сделал вид, что не понимает и весь занят слежкой за подлетевшей стаей оголтелых ворон чуть в стороне. Пришлось пнуть по ботинку. Баркас нахмурился, скривил рот. Мол, чего тебе, старче?..
Урфин мотнул головой в сторону заветного. Баркас вздохнул. Грустно и отчасти тоскливо. Ну да, да, братишка, так и есть. Доставай сокровище. Пацан устал, замучился и… сам знаешь, что у него за беда. Дружище, не скупись, доставай. Все же знают, что подростки, пусть и корчат из себя взрослых, внутри все еще дети. А когда ребятишкам плохо, то точно поможет простое и надежное средство…
– Шоколадка, – буркнул Баркас, достав заветную плитку, сберегаемую до цели рейда. – Вкусная.
Мальчишка шмыгнул носом, оторвавшись от банки. Почти пустой, кстати. Здоровый молодой организм желал есть. Так что десерт оказался вовремя. Фольгой он зашелестел чуть позже. И смог удивить даже циничного Баркаса, совершенно не огорченно смотревшего в сторону. Только почему-то не на воронью стаю.
Шоколадку, двадцатиграммовую плитку, рыжик разломил на три части. И протянул спасителям. Урфин благородно отказался. А вот Баркас, прихватив кусочек фольги, спрятал свою долю обратно в карман. И съел предложенную Урфину. Вот такой крутой сталкер, что и говорить.
– Как тебя зовут?
– Андрей.
Андрей, держи бодрей…
– Не то, да? – Баркас глотнул воды. – Надо как-то… короче.
– Рон. – Урфин кивнул. – Будешь Роном.
– Почему Роном? – Мальчишка удивленно уставился на него.
– Потому что Уизли.
Неизвестно, какие мысли роились у спасенного в голове, но вряд ли они бы понравились Урфину. Вот только объяснять что-то ему не хотелось. Старший сказал Рон – значит так и будет.
– У него «Грач» остался, братишка, – Баркас незаметно вытянул у пацана пистолет. – О, и еще три магазина есть в кармашках.
– Отдай! – вскинулся Рон. – Зачем взял?
– Для урока, – невозмутимо ответил Баркас. – Чтобы не зевал. И всегда был начеку. Настоящий сталкерский урок, оценил?
– Да. – Рон вздохнул. – Отдай, пожалуйста.
– Держи. – Баркас протянул ему «Грач». – Крепче держи.
Урфин кивнул. Занятие на остаток пути к Копатычу Баркас точно нашел. Ему даже стало жаль пацаненка. Что-то подсказывало об ожидающей того нелегкой судьбе. Хорошо, хоть ненадолго. Наверное.
– Пошли, что ли? – Баркас покосился на мальчишку. – Эй, родной, знаешь, что делать?
– Что?
Беда-а-а… Урфин качнул головой. Пока еще паренек в прострации. Наверное. В детской и подростковой психологии Урфин разбирался даже хуже, чем свинья в апельсинах. То есть никак.
– Так, сынок, давай договоримся. – Он поправил на пацане чехол противогаза. Повесил чуть удобнее. Совершенно автоматически. – Я иду первым. Ты вторым. Злой лысый дядя Баркас замыкает. Всосал?
– На дебила похож?
О! Урфин кивнул собственным мыслям. Пацаненок и впрямь хорош. После всего случившегося зубы скалит, как хороший стаффорд-подросток.
– Нет. Ты похож на самого обычного салагу. Ничего не понимаешь, ничего не видишь и не слышишь. Потому все проговариваем медленно и внятно. И повторяем, запоминая. Ясно? Если ясно, так повтори.
Рон повторил. Или Уизли? Урфин пока не определился. Ему нравились оба варианта.
– Так. Теперь дальше, капитан Сорви-голова.
Он возмутился. Натурально, вскинул конопатое лицо и прямо-таки сжег сталкера взглядом.
– Стоп! – Урфин хохотнул. – Угомонись, отрок. До капитана Сорви-головы ты еще и близко не дорос. Но уже где-то рядом. Таким темпом дорастешь дня за три.
– Надеюсь, нас с ним рядом не случится. – Баркас, поправляя ремни, шмыгнул. – Но все равно буду рад. Напишешь про это письмо. Красиво так, с завитушками… отправь с совой. Они к нам завсегда письма приносят.
– Кто? – Уизли косился то на одного, то на другого как-то чересчур подозрительно.
– Совы, епта! – рявкнули оба сталкера.
– Понял…
Понял он… Баркас еле сдержался, чтобы не гоготнуть по-лошадиному. Нет, ни он, ни Урфин не были идиотами или бездушными кретинами. Просто стоило держать пацана вот так, чуть зло, чуть ошеломленно. Не давать погружаться в темноту мыслей о семье. Доберутся до Привала – тогда сколько угодно. Там безопасно, там можно даже пореветь. Но в уголке и тихо.
– Уизли… – Мальчишка неожиданно улыбнулся. – Это у меня настоящее сталкерское прозвище?
– Позывной. – Урфин прищурился, вглядываясь вперед. – А там посмотрим. Уизли? Не Рон?
– Уизли.
Урфин кивнул. Вот и определились.
– Почему нашего проводника звали Сноу? Потому что ничего не знал?
Урфин задумчиво двинул бородой. Вернее, двинул-то челюстью. По своей глупой привычке. Но оттопырился именно вороной веник.
– Потому что баба у него рыжая была. Да и…
– Не знал он ни хрена. – Баркас кивнул. – Ходил только и гривой тряс. Хорош трындеть, поцыки. Потопали отсюда. Зона не любит тормозов.
Это напарник подметил верно. Урфин не мог не согласиться. Зона не любит тугодумов, хотя не принимает и торопыг. Взвешенно, спокойно и ровно. Три главных правила для чертова поганого болота, жаждущего крови каждого, запершегося за Периметр.
Дорога лежала в стороне магистрали из Пулково. Махины аэропорта чуть виднелись с левой стороны. Полосу трассы не видно. Из-за высоченных зарослей борщевика, облепивших обочины и тянущихся все дальше. Климат подходил, или просто этой дряни накласть на сырость, непонятно. Но вот им сейчас от этого только хуже.
Добраться до магистрали можно только через подрагивающее кронами чудовищное скопление фауны и флоры. Именно так. Порой Урфин не мог понять – кто или что перед ним. В этой мешанине, занявшей огромный кусок болотистой земли, куст мог обернуться плотоядным насекомым, а насекомое оказаться семенной коробочкой, вдруг отрастившей ножки. В одном Урфин уверился точно. Тянувшееся на несколько гектаров нечто, лежавшее впереди, – хреновое место. Если не сказать больше. Натуральная преисподняя всех оттенков изумруда, кишащая собственными демонами и монстрами.
Переться через зеленый ад… неприятно. Особенно с пацаном, грузом севшим на их с Баркасом плечи. В волнующейся впереди поросли хватало сюрпризов, живущих исключительно локально. Именно здесь. И таких гадостных, что просто мама не горюй.
Хотя пройти им надо всего ничего. Полтора колхозных поля и три дачи, если мерить гектарами и сотками. Только вот здесь мерили другим. Хотелось верить, что не придется мерить своими кровью и мясом. Но не обойдешь, к сожалению. Разве что срезать бы… Но срезать тут порой хуже, чем идти долгой дорогой.
Урфин, чуть помедлив у первых, важно раскачивающихся на ветру зеленых уродцев, сделал самый важный шаг. Первый. Прямо в шелестящие настоящими кронами, разросшимися из соцветий, джунгли хренова сорняка. Под густой покров растений, растущих как на анаболиках. На плохо видимую тропу, оставленную недавно кем-то. С чего-то стоило начинать, а мачете у них с собой не случилось. Не планировали напарники идти сюда. Оставалось только пользоваться ножами. Пусть и длинными, но для боя, а не для рубки жестких пружинящих стеблей.
Верить каким-то неизвестным тропинкам нехорошо. Только Урфин не особо и верил. Деваться некуда, иди как выходит. Смотри, крути головой, ищи стежку, проложенную раньше. И не забывай про вешки.
Вешки оставляли сталкеры. Вешки могли оставить местные, живущие только за счет бедолаг, вынужденных идти через зеленый ад. Вешки заметны, бросаются в глаза, когда их вешают мутанты. Вешки расположены аккуратнее и почти спрятаны, если сделаны бродягами. Вешки как фигуры на шахматной доске, если противник неизвестен, а правила изменены. Вернее, правил нет. Думай сам, анализируй. За тебя никто этого не сделает.
Правил в густейшей поросли немного. Не шуми. Иди медленно. Стреляй быстро. А больше никак. Начнешь говорить, шуршать, громко прорубаться – тебя услышат. Набегут, загонят и схарчат. Все просто.
Пойдешь быстро – напорешься на ловушку Зоны, на переплетенные вьюны, на… да на что угодно. Запутаешься, сломаешь или вывихнешь ногу, растянешь связки, заорешь… смотри пункт первый. Налетят, стреножат и сожрут. Снова ничего сложного.
Стреляй на звук. Бродяга, прущий навстречу, успеет заорать. КПК здесь не работают, только голос. А все прочее… все прочее ломится к тебе. Догнать, обложить и захавать. Как обычно, короче. Никакого изменения финального аттракциона.
Сзади донесся странный шум. Урфин, ругнувшись про себя, глянул. Баркас зажал рот Уизли. Что хотел спросить пацан, осталось тайной. Все верно, первое правило никто не отменял. Урфин приложил палец к губам… тс-с-с, спасеныш, нам еще далеко до спокойствия. И развернулся, нутром чуя какие-то изменения.
Он не знал, каково в амазонской сельве. И даже не любил смотреть канал «Вокруг света». Урфин обожал пробовать жизнь на собственный прикус, впиваясь в нее клыками и резцами. Своими и сделанными взамен выбитых. После зеленого ада, выросшего у трассы, его как-то не тянуло интересоваться джунглями. Появившись год назад крохотным пятачком, чертова зелень захватывала все больше, не умирая даже в зиму. Обитателями она обзавелась через пару месяцев после появления. Когда расширилась на пару-тройку соток. В первую же неделю зеленый ад смог дотянуться и пожрать нескольких бродяг, опрометчиво шедших поблизости. Следующей весной оказалось, что гущу высоченных растений теперь хрен обойдешь.
Ветер сюда не прорывался. Здесь царили шелест, шорох, влажное чавканье и странные звуки странных обитателей. Местные уродцы практически не выбирались на открытое пространство и к техногенным останкам рядом. Они просто ждали, когда зеленая влажная кормилица сама доползет до аэропорта или окраин города. Урфин тоже ждал. Учитывая скорость разрастания, стоило прокладывать новые маршруты уже сейчас.
Он усмехнулся мыслям. Как тут не усмехнуться, если думаешь уже о следующем годе. Так же как о текущем. Что будешь здесь, а не где-то далеко. Ну-ну, посмотрим. Тут до вечера бы дожить.
Тропка выпала вчерашняя. Шел кто-то из бродяг, скашивая длинным и острым все попадающееся на пути. Иди они за ним хотя бы часа через три, проблем бы не возникло. До трассы добрались бы через час и магазина полтора… Пусть два. Оставшихся часов и патронов вполне хватило бы дотянуть до Привала. Причем спокойно и не напрягаясь.
Но за прошедшую ночь и кусок дня пуща взяла свое. Вьюнок наплел узлов-капканов, молодые поросли борщевика забросили первые усы и торчали размочаленными головками. Старые, упругие до стальной гибкости, занимали свободную часть, выбросив отростки с листьями. Ствол АС служил палкой, отодвигая в сторону особенно наглые и жадные до места.
Урфин ткнул Уизли на листья. Вытянутые, острозубые по краешкам, алые снизу, сочащиеся несброшенной росой и токсином, растворяющимся на воздухе. Респираторы и шлемы они нацепили сразу, еще не войдя под тень местных джунглей. Пацану пришлось обвязать голову сразу двумя банданами и затянуть капюшон куртки. Шлема у него не оказалось. Остался лежать в бойлерной, пробитый и раскрошенный аномально твердыми лапами-пиками паука. Хорошо, маска работала.
Урфин врубил бы замкнутый цикл, но не стал. Баллон с дыхательной смесью один, а идя в Третий круг, желательно тащить два. Да и запахи некоторых аборигенов пробиваются через респиратор, такова уж аномальная сила чертовых скотов. Но оно к лучшему. Порой успеваешь среагировать быстрее, чем увидишь. Попробуй не почуй смесь дохлятины, перечной мяты и уксуса. А именно так воняли основные жители зеленого ада… Бурые.
Новое поколение Красных. Чертова природа Зоны корежила все законы генетики и эволюции. Матушке-природе нужны миллионы лет? Херня-война, скроим за пару месяцев. Изуродуем, склеим-сошьем бульдога с носорогом и закусим бывшей человеческой особью. На выходе среди лениво-опасно волнующихся зарослей жили твари, приспособленные к любой сельве или каким другим тропическим дельтам. Незаметные, неслышные, опасные и… разве что воняющие. Плата за искореженные железы секреции и механизмы регенерации.
Только даже такой сильный запах здесь растворяется. Пропадает в сотне других и в тысячах их же оттенков. Гниющий компост под ногами, резь созревающих соцветий зеленых великанов, сырая илистая земля, мириады жутко неземных насекомых, останки погибших бродяг-бедолаг, пот редких крупных теплокровных обитателей, сухой едкий шелест гадов. Зеленый ад благоухал жарким влажным ароматом тропических лесов Берега Слоновой Кости или Амазонии. Редкие вкрапления едва выживающих цветов не радовали. Любой из них оказывался ядовитым и рос, убивая любое создание, живое или псевдоживое, оказывающееся рядом.
Урфин отвел наглый огромный лист, закрывающий даже обзор. Вляпался в особенно густую грязь, влажно плюхнув в стороны жирными брызгами. Выругался про себя, стараясь понять – что же поменялось, когда он отвернулся к Уизли? Что?!
Едва уловимый миг, когда меняется что-то непонятное. Не успеешь понять и сообразить – готовься защищать себя. Смерть здесь порой играет в поддавки, подсказывает из жалости к слабому человечку посреди изумрудных джунглей. Как сейчас… Только разберись в ее несказанных словах.
Что?! Смотри вокруг, Урфин, готовься. Приклад в плечо. Знак ведомым. Дульником и прищуренным глазом, не торопясь и спокойно, вокруг. Не дергайся, старик, все в норме. Ищи. Нюхай. Слушай. Не впервой…
Тропку не пересекали чьи-то следы, только наполняющиеся вездесущей пленкой воды.
Не волновались тонкие молоденькие кустики, по неопытности или специально тронутые прошедшим существом.
Не тянуло едва уловимым звериным шлейфом из старой подсохшей крови, въевшейся грязи и паразитов, живущих на нем.
Ничего. Абсолютно. Только… только нутро Урфина волновалось. Исходило предвкушением мерзкой ненужной беды, шляющейся рядом. Секунды бились толчками пульса. Текли крохотной слезой пота, ползущей от виска в бороду. Тишина. Никого.
Урфин махнул ладонью, двигаясь вперед. Может, показалось. Креститься не станет. Старику на небе есть чем заняться, кроме как приглядывать за отморозками в проклятой им же дыре. Спасение утопающих только их собственное дело. МЧС здесь нет.
Чавкало, цепляясь за подошвы. Хреновы новые ботинки все же натерли левую ногу. Пластырь, наклеенный недавно, помогал плохо. Но то хрень, собственная жизнь стоит, чтобы потерпеть.
Острые крючки на листьях проходились по комбинезону. Легонько терлись, едва поскрипывая твердыми кончиками зубчиков. Пробовали на прочность, явно желая попробовать на вкус. Заросли гигантов никогда не отказывались от свежей плоти. На ней же так клево разрастаться ввысь и вширь. Самое, мать его, лучшее удобрение из всех органических.
Впереди закраснелось. Урфин покосился на первую вешку, прикидывая: настоящая или как? Тропинка расходилась надвое, алая жестянка из-под колы пряталась понизу. Зажатая в расхождении матерого ствола, крестном папке местных уродцев. Направо? Урфин лизнул верхнюю губу, ощутив въевшийся в усы пот. Выбирай, выбирай, старик. Быстрее. Что у нас тут есть?
Налево просвечивает больше. Направо… направо еле заметно. Ну, сучата, все же вы глупые. Если начало тропки заросло, то разве продолжение, уходящее в самую чащу, останется свободным? Гребаные идиоты… Господь благослови ваши свихнувшиеся мозги. Логика явно не конек Бурых. И хорошо.
Придется продираться. Урфин оглянулся. Уизли шел ровно, держа «Грач» наготове. Молодец, пацаненок ему нравился. Баркас показал «оʼкей, братишка» и кивнул. Мол, не стой столбом, балбес, херачим дальше. И то верно.
Зачавкало. Давно привычно, знакомо и вообще. Родимый звук, говорящий, что ты жив. Заросли сомкнулись теснее, шершаво терлись почти о лицо. Не окажись масок, Урфин не рискнул бы соваться сюда. Потратили день и все патроны, обошли бы стороной. Но без маски-респиратора и верхней части из бронепластика в Зону уже давно не ходили даже самые-самые из упертых «стариков». Время бандан и камуфляжа прошло без возврата. Зона, никогда не бывшая ласковой и нежной, превратилась в злобную сукостерву. Грызла сталкеров так, что скелеты потом блестели как полированные. Хоть режь из них поделки для извращенных любителей эстетики смерти. Оставалось надеяться на удачу, что Уизли дотянет и без них. Лишь бы голову наклонял ниже и прикрывал руками.
Листья дергались как живые. Вцеплялись в поверхность маски, скребли, стараясь дотянуться до кожи. Один колючий поцелуй, одно смазанное касание… капец, пиши пропало. Хорошо, если окажешься слепым или наполовину парализованным. Хотя хренушки. Лучше сдохнуть сразу, пусть и в корчах и не имея возможности нажать дергающимися пальцами на спусковой крючок. Оставаться здесь, не двигаясь или не видя, что может быть хуже?
Хорошо только одно. Токсин, не вступая в соприкосновение с кожей, выветривался. Оставалась легкая желтоватая пыльца, стряхиваемая руками. Перчатки, правда, потом хрен ототрешь быстро. Даже если флакон моющего употребишь.
Каша под ногами светлела. Чем дальше, тем больше охры и разводов крем-брюле. Борщевик сбрасывает лишний яд постоянно, капая им вниз. Перемешиваясь с сочащейся жижей, почва становится желтой. Бродяг, выходивших из зеленого ада, легко вычислить по следам. Неопытных бродяг, само собой. Отпечатки так и манят, ведут желтеющей дорожкой, крошась ссыхающейся землей и илом, оставленными бедолагой.
Позади сопели. Уизли, прущий следом, устал. Дышал громко, чуть ли не язык высунул. Видеть Урфин не мог, но предполагал. Знаем, проходили, терпи, пацан. И не такое случается, и хреновее бывает. Лишь бы совсем не вымотался. Есть из-за чего, даже ему или Баркасу. Главное, мальчишке виду не показать. Пусть смотрит и завидует, костерит на чем свет стоит двух упертых ветеранов, несгибаемых и несокрушимых, ломящихся по жиже аки двузвенный бронированный вездеход «Витязь». Пусть хоть ненавидит, но идет. Смотрит в ровно качающийся рюкзак Урфина, на неспотыкающиеся ноги и идет. Тянись за мной, пацан, терпи и иди. Только через боль и пот, только через мат и тягучую слюну. Больше никак не выйдет, ни шиша не прогулка в парке… Лишь бы самому не сдать.
Урфин шагал, втягивал воздух и не опускал АС. Чуть подрагивали руки и совсем уж неприлично взмокло все, что могло. Пить хотелось неимоверно. Но вот воду теперь расходовать надо совсем экономно. Уизли свою выглотал за ночь в цистерне. А новую тут не наберешь. Нигде.
Следующая вешка попалась как надо. Неожиданно и сразу. Притянутая к длинному… суку, а не побегу, уходящему в сторону. Ветка хлестнула прямо по забралу, оставив тягучий стекающий след. И стукнула вешкой. Урфин оценил иронию.
Незаметный, буро-зеленый, из пластика. Фигурка супергероя из детства. Как так вышло, что именно она стала вешкой, подвешенной каким-то бродягой на проволоку? Но она и стала, указав на спрятанный проход, что не заметишь, если не взглянешь в сторону, показанную вытянутой рукой фигурки. Спасибо… «Я есть Грут». Спасибо, неизвестный, но правильный брат.
Уизли фигурка Грута стукнула по макушке. Пацан ойкнул и чуть присел. Баркас явно фыркнул от смеха, умудряясь найти что-то хорошее даже здесь. Урфин с ним не согласился. Прогулка выходила какая-то неопасная… обманчиво неопасная. Значит, жди беды в самом конце. Ай-ай…
Смешного здесь маловато. Урфин замер. Снова замер, понимая, что не может справиться с собой. Чутье кричало «караул!», но ничего не обнаружилось. Совсем. То ли отголоски вчерашнего боевого трипа, то ли все же нервы. То ли, что еще хуже, зеленый ад обзавелся важной составляющей. Пока в нем случались лишь каннибалы, растения-каннибалы и зверье-каннибалы. Ну и немножко прочих гадостей. Сейчас, скорее всего, пуща обзавелась необходимым для джунглей шаманом. Мутантом-псиоником, ломающим рассудок, заставляющим вести себя как нужно ему. Прав Урфин или нет, проверить выпадет скоро. Так уж думалось.
Он махнул, призывая Баркаса. Напарник возник рядом, как полагается. Бесшумно. На то он и бывший морпех.
– Аномалия или псионик.
Баркас, прислонивший шлем к респиратору Урфина, кивнул. Да так, что стало ясно: напарник поддерживает мысль. Ему, судя по всему, тоже прилетело.
– Не многовато?
Что? А, ясно. Урфин мотнул головой. Да, многовато. Сперва в Овраге, теперь здесь. И это за сутки. Зона явно меняется, накапливая силы для чего-то.
– Идем дальше. Уизли!
А где этот обормот? Где он?!
Баркас выругался, закрутил головой. Ткнул пальцем в сходящиеся сбоку стебли. И отпечаток ботинка пацана, уже затягиваемый желтой жижей. Твою-то мать…
В борщевик они вошли, как атомный ледокол в паковый лед. Неудержимо и быстро. Медлить тут нельзя. Пацан оказался слабым звеном, и его стоит спасать. Нормальные бродяги человека просто так не кинут. Даже если тот турист. Или совсем даже обуза.
Уизли как подменили. Какая усталость, какие еле волочащиеся ноги?! Догнать паренька, горным козлом скачущего между колючих мясистых гвардейцев, росших в глубине, не получалось. Урфин, матерясь все яростней, еле успевал заметить то мелькнувший и раскачивающийся подсумок, чуть светлее обычных, то заметить след, затягиваемый «слизью» и илистой грязью. Баркас, проламывающийся в метре сбоку, ругался, сопел медведем и обещал надрать уши, выпороть шомполом или надавать тумаков. И явно хотел прекратить погоню только в этом случае.
Бежать среди изумрудной преисподней, шумно живущей почти у Пулково, ни фига не утренняя пробежка. Пытаться угнаться за Уизли, удержать, не сорвав, подсумки и прочую амуницию, искать след и крутить головой по сторонам тяжело. Да еще пойди, при таких раскладах и без тесака, прорвись как можно быстрее.
Юркий и тонкий подросток, увлекаемый неведомой тварью, легко оставлял за спиной друзей-ветеранов. Скользил между совсем непотребно огромными и плотно стоящими кустами, больше напоминающими бамбук. Мелькал все дальше и дальше, замечаемый на самом краю зрения, беззвучно уходя все глубже. Урфин, спутанный по голеням вьюнком, ляснулся, чуть не раскрошив передние зубы друг о друга. Баркас замедлился, прянув к нему. Пришлось махнуть, чтобы не упустил.
Плюнув на грязь, густо покрывшую рукав и ноги, Урфин встал. Хрустнул спиной, выгнувшись. И замер. В какой уже раз застыл, понимая: шевелиться не стоит. Пока-то уж точно, совсем чуть-чуть… Вот гадство, а… Да еще какое!
Ящерки водятся везде. Даже в условиях вечной мерзлоты. А уж здесь им сама Зона велела заводиться. Пусть и не таким, как хотелось бы видеть Урфину. Он совершенно не отказался бы полюбоваться какой-нибудь гребенчатой розово-сизой игуаной с псевдокрыльями и привычкой питаться листочками. Такой вариант устраивал полностью. Только устраивал он именно Урфина, а не Зону. Зоне нравились другие питомцы. Или любимцы, тут как посмотреть.
Зона обожала опасных и уродливых выродков. Порой старушка лепила что-то красивое, но даже в красоту вкладывала отвратительное. Как в аспида. В черного аспида. Хотя выглядел тот воистину потрясающе. Чертова длиннолапая гибкая дрянь, благородно отливающая чешуей истинно изумрудного оттенка. Полосы, гребень и половина лап, ну и, само собой, хвост, да-да. Вот они отливали немного другим цветом. Или совсем другим. В этих местах ящерица блестела вороным. Так же как и вытянутыми миндалинами глаз. Своим единственным слабым местом. Не то чтобы попасть в глаз аспиду было легко, вовсе не так. На памяти Урфина такой фокус если кто и мог провернуть, то только Рысь.
Зрение твари реагировало на движение. Уловила, замерла, покрылась мутными пятнами, сливаясь с растительностью, дождалась, утекла в сторону и напала. А нападала сволочь всегда по-разному. Одно не менялось: в гуще ее не победить. Одному так точно. Скорость и природный зеркальный камуфляж помогали сволочи на все сто. Сливаясь в неуловимых пируэтах, стремительная, молнией растекающаяся по и под зелеными гигантами, ящерица всегда добиралась до спины жертвы. И била наверняка, хвостом ломая ноги, обвиваясь им же вокруг груди, стискивала ребра, заставляя те лопаться, разрывая сосуды и пищевод, пробивая осколками легкие. Хорошо, хоть не ядовитая скотина. Но хорошо это звучало… так, оправдательно. Мол, хотя маленький, но плюсик.
Аспид нежно перебирал когтистыми кочерыжками толстенные стебли, зависнув на них. И пялился точно на удалявшуюся спину Баркаса. Такой вот немудреный расклад. Урфин, чувствуя какую-то дрянь на правой ноге, стоял столбом. Ждал, пока аспид выберет уже тактику и рванет. Стрелять ему вслед так себе затея, учитывая скорость твари, но… Шансов у Баркаса немного.
Аспид рванул вперед, как обычно с ними бывает. Резко, смазанно и неудержимо. Как такая акробатика проходит на высоте в два метра и по гнущимся ни хрена не деревьям? Урфин знать не знал, да и ладно. Важнее оказалось догнать и решить вопрос с нападением на друга. Куда важнее.
Черные полосы, веером стелющиеся в воздухе, мелькали вверху. Урфин, скинув что-то мерзкое с ноги, бежал следом. Переговорник не работал. Зона любила играть в такие шутки. Но не удивила, чего уж. Здесь, в топях, радиоволны никогда не проходили. Именно из-за них только зрительный контакт.
Стрелять пришлось с ходу, вскинув АС под не самым лучшим углом. Зацепить Баркаса можно легко. Но аспид уже летел вниз, и спасти могли только считаные доли секунды.
Урфин попал. Семь шестьдесят два – это не пятерка. Встретив на пути что-то прочное – не уйдет в сторону. Разрежет, проходя как нож через масло, прошьет, как гвоздь гипсокартон. Аспида он зацепил, попал прямо в самое начало хвоста, сбив ящера с курса. И предупредив шарахнувшегося в сторону Баркаса.
Ящерица выгнулась, стараясь уйти в спасительную зеленую глубину. Баркас продырявил ее сбоку. Раскидал попаданиями тянущиеся резинки внутренностей. Урфин, сместившись в сторону от линии огня, добавил, расстреливая и добивая скотину. Аспид, получив порцию прямо в голову, вздрогнул, вбиваемый прямо в липкую почву. Раскидал длинные, почти человеческие лапы. И замер. Не шевелясь.
– Сука… – Баркас потянулся к респиратору, желая отстегнуть. Опомнился, выдав руладу. – Вовремя, братишка.
– Это точно. Где рыжик?
– Да хрен его знает, если честно. Может, ну его к чертям собачьим?
– Не стыдно?
– Да еще как… – Баркас выпрямился, заворочал головой, ища следы. – Куда ж ты делся, паскудник, а?
Вопль долетел справа. Метров тридцать, не больше. Урфин, встав с колена, люто хрустнувшего, помотал головой.
– Чего-то выдохся я…
– Такая же херня. Не молодеем, чего уж. Пошли?
– Есть варианты лучше? Или без нашего участия?
– Может, пока дойдем, он помрет? Не будем торопиться?
Урфин постучал по шлему. Звук вышел не особо деревянный, но Баркас явно понял. Хотя, скорее всего, дружище прав. После таких воплей вообще стоит валить к чертовой матери назад и… И куда назад?
Зеленая стена гордо окружала со всех сторон. И откуда они сюда забрались, Урфин не понял. Следов уже не осталось. Ровная жирная желтая грязь. Приплыли.
Баркас махнул рукой. Верно, разберемся потом. Сперва найдем Уизли. Или что там от него осталось. Там и посмотрим. Может, и выбираться не придется. Хотя пожить еще немного хотелось очень сильно.
Таиться смысла не было. Совершенно. Так что спасать – или собирать останки, или помирать, тут как выйдет, – они отправились гордо и несгибаемо. Один черт, у врагов огнестрела нет, пулю не схлопочешь. Иди, как в тупых старых фильмах про войну, когда немцы ровно так атаковали дзоты.
Загадка ожидала впереди. Прямо посреди небольшого чистого участка. Где, сидя на вросшем в землю «Кавасаки», красовался Уизли. Совершенно ошалевший и смотрящий вокруг себя дикими непонимающими глазами. И никого.
– И что это было, курсант? – поинтересовался Баркас, подходя ближе. – Кто орал?
– Как я здесь…
– Ты попал под чье-то воздействие. Это как раз нормально. Орал, говорю, кто?
– Я. Так это вот та дрянь меня идти заставила?
Уизли ткнул за мотоцикл. Урфин, осторожно и не веря глазам, глянул.
Это оказалась Белая. Странная, практически срощенная с верхом от Бурой. Буробелая, мать ее. Тонкая и явно женская фигура, от пояса отрастившая себе огромный бурдюк вместо ног, перекатывающийся как желе. А прямо посреди груди у Буробелой лепестками, сейчас разорванными и кровоточащими, выступала странная хрень. Но это оказалось ерундой по сравнению с замеченной форменной, мать ее, хренотенью.
Буробелую убили не выдиранием чего-то из ее утробы. Ей развалили головешку, от макушки и до ключиц. Ударом такой силы, что та не казалась разрубленной. Рассеченной, как хорошим ланцетом хирурга можно чикнуть пополам картофелину. И такие удары в Зоне раздавал лишь один ее обитатель. Вернее, лишь редкие экземпляры ее самых опасных жителей.
– Здесь был здоровяк? – Урфин повернулся к Уизли. – Ты орал из-за него?
– Подожди. – Баркас внимательно присмотрелся к следам, на сухой практически земле четким и ясно видимым. – Да тут прямо хороводы хороводили, что ли…
И он оказался прав. Кривые грубые следы Бурых ни с какими другими не спутаешь. Невысокие охотники-каннибалы, несчастные бывшие жители, топтались здесь в большом количестве. Такого Урфин еще не видел. Как и того, чтобы те удирали разом, спасаясь в зарослях всем скопом. И причина…
– Это не здоровяк. – Баркас поманил его, показывая на отпечатки. – Нога обычная, по размеру, в смысле.
Друг, как и обычно разбирающий все увиденное, оказался прав. Сорок третий где-то размер, как у самого Урфина. Стандартные армейские ботинки. Не здоровяк.
– Ты орал из-за того, что очнулся?
– Да. – Уизли покрутил головой. – Пистолет сперли и выкинули.
– На. – Баркас сунул ему запасной, парный к основному «Грач». – Кто убил сучку и куда делся?
– Длинный, худой. Думал, сталкер. Только глаза у него желтые.
Баркас покосился на Урфина. Тот кивнул.
– Да уж… Буги.
Бугимен здесь. В зеленом аду. Небывальщина какая-то, сюрреализм.
– У него нет левой руки. Протез какой-то.
– Чего?! – Баркас удивился. Даже больше Урфина. – Руки нет?
– Ни хрена себе… – пробормотал Урфин. – Вот это расклад, мать его. И где же он?
– Ушел. – Уизли кивнул куда-то в сторону. – Взял и ушел. А это что?
Урфин обернулся. Хотелось выть и пытаться разобраться в происходящем. Однорукий бугимен, спасая человека, оставил за собой прорубленную просеку. И, если верить интуиции и хотя бы каким-то приметам с памятью, вела она к трассе. Мол, дружки, вперед-вперед, шевелите ножками.
– Урфин… – Баркас кашлянул. – Не нравится мне все это. Если нам выбраться и повернуть назад, а? Что думаешь?
Что он думает, ага…
– Если это та тварь, что убила Ветра, то я назад бы не пошел.
– Почему?
– Он нас вел. Он ищет меня, хочет поквитаться.
– Кто? – Уизли явно устал слушать и решил поучаствовать. – Это был бугимен? А почему…
– Рот закройте, юноша. Помолчите, пока старшие ведут умные речи и думают о спасении наших и твоей, никчемной, жизни. – Баркас поднял ствол, наведя на заросли, прятавшие в себе Бурых. – Тут нельзя торчать. Выберемся по просеке. Анекдот помнишь про тонущего чувака, вертолет и лодку, что его забрать хотели? И типа – меня Бог спасет.
– Помню, – буркнул Урфин, – а потом Господь и говорит: а кто ж тебе все это посылал, дебил? Нельзя идти назад. Он явно заготовил там что-то интересное. Пойдем в Привал. Если, конечно, буги нас прямо на выходе не ждет.
А их никто и не ждал. И выбралась троица как раз к трассе, ведущей в сторону Московской. Куда и направились, здраво решив воспользоваться подарком Зоны. А размышлять по поводу того, ловушка это все или наоборот, стоит после. Если «после» случится.
Урфин не оглядывался на шелестящие за спиной чужие даже Зоне растения. Дорога лежала открытая. И никакого высокого худого силуэта он не наблюдал. Привкус опасности стал еще сильнее, не отпуская. Ну… пусть так и будет. А пока пора двигаться вперед.
– Ты ровно как теленок, – авторитетно заявил Баркас, – прешь дуроломом куда ни попадя, как так можно? Ты, случаем, впрямь не телок, э? Как будто от сиськи оторвали.
Уизли не ответил. Шел сразу за Урфином, вновь ставшим ведущим. А Баркас нудел, вбивая в юную голову совершенно вроде бы ненужные прописные истины.
– Щас бы молока хлебнуть, – Урфин обернулся, – а?
– Надоить, что ль? – Баркас повертел головой. – Легко, епт!
– Ну да… по сиськам ты у нас точно специалист. И как за них дергать – тоже.
Уизли прыснул. И заработал подзатыльник.
– Ты мне курсанта не расслабляй, товарищ ветеран, ага?
Урфин не ответил. Остановился, заставил замереть остальных. Покрутил головой, пытаясь разобраться со странным привкусом чего-то нехорошего.
Вообще, само собой, ходить по открытым пространствам Зоны… себе дороже. Даже после хреновых джунглей. Да-да, оно же как здесь? Из огня да в полымя. По этой самой причине, выбравшись к магистрали, до Московской решили добираться все же огородами-перелесками. В смысле, что Прорыв оставил от инфраструктуры и нагромождения всяких торгово-складских зданий со стороны Пулково. Несомненно, идти по остаткам асфальта было бы клево. Знай себе топай и топай. Но, опять же, ответственность за пацана, только-только спасенного, заставляла делать это совершенно по-другому.
Вот и пришлось заново месить чавкающую землю, изредка выбираясь куда посуше. В какой раз Урфин помянул недобрым словом царя-реформатора, втюрившегося в болота на самом краешке страны? Вот оно, нате получите, все спрятанное до поры до времени вылезло наружу.
Прорыв, вывернувший город наизнанку, придал воде под Питером просто ядерного пинка. Так и перло отовсюду, радостно жамкая, шлепая, плюхая и позванивая весенней капелью. И хорошо, что идти им не к Заливу. Там бы вообще потребовались болотные сапоги до самого паха, а в них особо не разойдешься. Да и жившие в странной смеси соленой морской и пресной речной вод жители… короче, ну его на хрен шляться к Заливу. Даже если ты сталкер-ветеран.
Впереди, высясь над окраиной города, торчал очередной терминал какой-то всеконтинентальной гиперкомпании. Сине-желтый, если судить по остаткам краски на панелях стен и кровли. Урфин планировал добраться до него и передохнуть. Пацан того гляди выдохнется. Но, честь по чести, Урфин ждал этого раньше. И даже поразился силе воле Уизли, першему наравне с ними.
Если бы только мальчишка не втыкался куда не надо… Ну да. Знал бы, где падать, соломки подстелил.
Зона решила не жалеть новичка. Понятно, после смерти всей его семьи говорить про «не жалеть» заведомо глупо. Но Урфин как-то не ожидал такого… Пусть и с такой долей везения, как будто мать-кормилица решила повеселить сама себя. С помощью, мать его, незадачливого несчастного пацана и двух сталкеров, решивших, что они типа Деды Морозы или еще какие персонажи добрых сказок.
Баркас ругался в первый раз, матерился во второй, молчал в третий и дальше только веселился. Только веселье казалось похожим на истеричное. Было с чего.
Уизли вперся в небольшую и разрядившуюся «микроволновку». Натурально наступил, застыл, подергавшись в припадке от остаточного разряда, получил пинок от Баркаса и потопал дальше. Лишь изредка, прямо на ходу, вздрагивал и странновато-конвульсивно дергал то рукой, то головой, то еще чем.
Уизли свернул в сторону от бдительного, но рвущегося в кустики Баркаса в то время, как Урфин залез на замерший «Катерпиллер» и высматривал дорогу. Решив взглянуть на мельтешащие над заливом разряды Бури, прошел между двух ошалевших псов и наступил на хвост третьему. Пес, размером с теленка, ошалел не хуже самого пацана и его провожатых, если не сказать больше. Вместо резкого-дерзкого, как у еврея одесского, оттяпывания половины конечности пес задал стрекача, подвывая и ежесекундно оглядываясь. Компаньоны проследовали за ним же.
Уизли, послушно протянув руку за питательным концентратом для перекуса на ходу, сделал лишь одну неправильную вещь. Оглянулся в сторону Баркаса, присвистнувшего из-за небывалого зрелища с участием Красного и, возможно, тех самых псов, удравших недавно. Красный в одиночестве гонялся за местными лютоволками, имея вместо оружия не более не менее как поварской огромный половник. На людей, как ни странно, никто внимания не обращал.
Уизли, оглянувшись на Баркаса, протянул руку к Урфину. А тот не успел сказать ни слова, как в руку к пацану сиганул с земли огромный питерский кузнечик. Кузнечик, токсичный от шеи и до прыголяжек, жаждал человечьей плоти куда больше собак и Красного. Вот только Уизли откусил, не глядя, его единственную неядовитую часть… голову. И выплюнул только после оклика Урфина.
Дезинфицировать пришлось стандартно. Поблевать, прополоскать спиртом рот, принять внутрь. Не позеленеет за полчаса, так выживет. Баркас, жалея о половине фляжки спирта, грустно молчал и поддерживал Уизли. Того ощутимо покачивало.
Потом Уизли… Дальше Урфину вспоминать не хотелось. Гребаный фарс в Зоне легко превращался в фантастический слэшер, стоило зазеваться. Так что к вполне сохранившемуся терминалу со вторым этажом и несколькими относительно защищенными комнатками он пер с удвоенной силой. Планы быть у Копатыча к вечеру перехеривались на раз-два.
И ведь все, без слов говорила физиономия Баркаса, из-за его, Урфина, гуманизма и жалости к слабым. Только вот сам компаньон за последний час стал похож на курицу-наседку, оберегавшую единственного цыпленка, выжившего в выводке. Разве что курица не делает нескольких вещей с завидной постоянностью. Не отвешивает люлей, пинков, подзатыльников и прочих, включая устные, способов унизить неопытную личинку человека. Тем более лишь недавно потерявшую семью.
Ну а как по-другому? Вот и Урфин не знал как. Здесь Зона, волшебника в голубом вертолете из МЧС хрен позовешь. Так что, хотелось верить, пацан их потом простит. Обоих.
Ангар-склад-терминал становился ближе и ближе. И пока, судя по всему, Зона, возжелавшая трагикомедии с их участием, угомонилась. Больше никто не покушался на Уизли, и, что куда важнее, сам Уизли тоже перестал покушаться на все вокруг.
Но в воздухе висел привкус чего-то нехорошего, вот в чем беда. Урфин, отстегнув ненужный респиратор, ловил воздух. Как хорошая легавая, разбирал его на составляющие, пробовал отыскать причину. Чуть ли не по языку катал неосязаемого подсказчика. Толку не оказалось.
Зона была самой собой, сукой, легко обманывающей в несколько ходов и заставляющей верить в свое превосходство на ней. И бьющей точно когда расслабишься. И ни шиша не наугад. А в цель, раскаленной и закрученной в ярости выстрела снайперской пулей.
Окраина города пахла остатками гари, оставленной за спиной. Сыростью и лезущим наперекор жесть-траве мхом. Бурей, близящейся о стороны Залива и грозящей пройти близко к нужной им Московской. Смертью и растекшейся красной влагой после злобы Красного, догнавшего одного из псов. Озоном от ярившихся в ста метрах «микроволновок», огрызающихся на жадно жрущего и плевавшего на всех мутанта.
И потом недавно прошедших людей, висевшим в воздухе. От борта вросшего в землю фургона «Фольксвагена», где кто-то прислонялся, меняя выброшенный носок. Порохом выброшенной из заклинившего «калашникова» гильзы. Антисептиком и остатками крови с бинта, присохшего к остаткам резины машины, больше напоминающей холм, обросший лишайником и вязкими порослями зарождавшегося кислокуста.
– Кто-то из наших сюда собирался?
Урфин оглянулся на Баркаса. Тот мотнул головой.
– Бульба с Шефом только приперлись. Но хотели завтра. Чума… так он вроде больничный взял. Говорит, суставы болят. Ага… а вот носок мне этот знакомый.
Уизли, вроде бы обвыкавший, уставился на Баркаса снова дико, непонимающе и даже с грустью. И не пойми с чего, то ли из-за жалости к себе, непутевому, то ли переживая за психику своего мучителе-учителя.
– Внимательность к деталям, курсант, залог успеха. Хоть на войне, хоть с бабами, хоть… да где угодно. Видишь носок. Какого цвета?
– Красного?
– Ни шиша. Алого. С белым. Видишь белое?
– Угу.
– Глазастый, да, Урфин? Трогать его даже вон той палкой не советую, немудрено получить анафилактический шок от одного запаха. Там Сталин, на носке.
– И?
Урфин кивнул. Пунктик Графа многие знали. Граф, сука, ненавидел коммунистов. Истово и аристократично. Винил во всех грехах, включая исчезновение из свободной продажи спайса во времена его далекой юности. Юность, как ни странно, Граф провел ни фига не в пансионе при Кембридже. А вовсе даже в профессиональном лицее номер чего-то там и где-то в Гомеле. То есть Граф, весь из себя белая кость и голубая кровь, по происхождению и прочим моментам оказывался самым настоящим пролетарием. Учившимся на слесаря в «каблухе», созданной треклятыми коммуняками. А, да, носок…
Носки и впрямь приметные. Продавались они только в одном маркете Периметра, и привозили их специально для Графа. Мол, топтал он своими благородными и не особо приятно пахнущими авантюристскими ногами самого отца народов. Пикантности добавляла страна происхождения чулочно-носочных изделий алого цвета. Делали их, опять же несложно догадаться, в Китайской Народной Республике. Коммунисты.
Графа здесь не оказалось. Граф явно ушел дальше. Его почерком на относительно чистом куске стены значилось высокодуховное и очень грамотное «меняю жратву на сигареты в складе».
