Тяжелый буксир пригнал большой темно-зеленый вертолет «Пустельга» VH-71 на взлетно-посадочную площадку, расположенную с западной стороны горы Уайт Мэншн. Эта версия Борта № 1 несла на своем борту идентификационный номер «АА3». Края вертолетной площадки освещались небольшими синими лампочками. Поднялся северо-западный ветер, принесший с собой кислотный запах отравленного дождя. Облака сгустились, скрыв за собой последние солнечные лучи, после чего и без того слабый свет приобрел тусклый сероватый оттенок.

Пассажиры находились уже на борту. Наряду с президентом Билом и Вэнсом Дерриманом в это опасное путешествие решили отправиться Фогги Уинслетт, Итан, Дейв, Оливия, Джефферсон и двое морских пехотинцев, нашедших себе места в задней части салона вертолета. Они сидели на своих местах молча, в полной боевой амуниции, вооруженные автоматами фирмы «Кольт» с девятимиллиметровыми патронами.

Сидения были обиты бежевой тканью, а у левой стены стояло два дивана, обшитых тканью того же цвета. Окна закрывали синие плотные занавески. Светлые полосы пробегали вдоль потолка и исчезали в районе небольшого установленного в салоне столика с лампой, на абажуре которой — Итан заметил — все еще зачем-то сидел пылезащитный чехол. Специально для Била здесь находилось величественное кабинетное кресло с президентской печатью.

Вскоре в салоне завибрировало низкое рычание трех турбовальных запущенных двигателей. Шум все нарастал и нарастал.

Никто из пассажиров не осмеливался заговорить друг с другом. Они знали: это будет поездка, которая послужит мощной проверкой на прочность, поэтому никто не горел желанием ее обсуждать. Два морских пехотинца вызвались на это задание добровольно, а пилоты Гарретт и Нильсен охотно согласились на него, предварительно потренировавшись на симуляторах. Все присутствующие здесь военные знали, как выполнять свою работу, и были профессионалами своего дела. Пусть они уже давно не покидали стен Белого Особняка, они были готовы ко всему.

Дейв отдернул занавеску и посмотрел на улицу. За окном низко висело угрожающе мрачное небо, но, по крайней мере, в нем уже прекратилось световое шоу воюющих между собой инопланетных кораблей. Либо их битва закончилась поражением одной из сторон, либо сражение попросту переместилось на многие мили отсюда.

Все пассажиры были пристегнуты. Через интерком зазвучал голос Гарретта:

— У нас три минуты до взлета, леди и джентльмены. Добро пожаловать на борт, мы рады послужить вам и своей стране, — к его чести, его голос звучал как голос человека, полностью контролировавшего ситуацию. Казалось, этот морской пехотинец доставит Борт № 1 в любую указанную точку и зубами перегрызет глотку любому врагу, который осмелится помешать ему.

Лопасти начали вращаться. Их шум был немного приглушенным — над этим постарались еще при строительстве вертолета: звук не должен был быть слишком громким, чтобы не мешать президенту вести дела во время полета.

Хотя никто не произносил ни слова, Итан мог просто посмотреть на любого человека, уделить ему достаточно внимания и услышать их мысли, как слышал бы голос в темной комнате. Просканировав присутствующих, он почувствовал эмоциональную перегрузку. Какой человеческой эмоции не было на этом вертолете? Трудно сказать. Он сделал все, что мог, чтобы успокоить этих людей, но у него не получилось. Поэтому он откинул голову назад, закрыл глаза и оставил каждого наедине со своими мыслями. Для самого Итана это тоже была небольшая возможность отдохнуть.

Вертолет «Пустельга VH-71» поднялся в небо, оторвался от земли плавно и ровно, и вскоре возвысился над горой Уайт Мэншн. Держась чуть ниже облаков, он повернул на юго-восток и направился к месту назначения со скоростью в 170 миль в час.

Итан, Дейв и Оливия ходили в лазарет, чтобы навестить Ханну и Никки. Ханна выглядела изможденной и находилась под действием успокоительных. На вид ей можно было дать лет девяносто, но при этом в ее облике было что-то от потерянного сиротливого дитя. Лежа в постели и пытаясь выдавить из себя напутственную речь, она едва ли могла связать пару слов, но при этом, казалось, внимательно слушала, когда с нею говорила Оливия.

— Вы вернетесь? — тихо спросила Ханна, словно боясь, что слишком громкий голос может вернуть монстра из мира мертвых. Она взяла Оливию за руку и заговорила с заметным жаром. — Пообещай мне, что вы вернетесь. Мы без вас не выживем, понимаете? Мы без вас не сможем…

— Мы вернемся, — пообещала Оливия. Она сама отчаянно нуждалась в отдыхе и в очередной — удвоенной — дозе валиума, но она, следуя совету, который Дейв дал Джефферсону, решила «надеть свои яйца». Вне зависимости от того, что ждало впереди, она обязана была быть там, чтобы увидеть, чем все закончится. Ей казалось, что Винсент одобрил бы такое решение.

— Пантер-Ридж не сможет выстоять без тебя, — продолжила Ханна. Она вздрогнула, будто проскользнувшая в мозгу мысль ударила ее пулей, ее рука с силой сжала руку Оливии. — А где Джей Ди? Мне нужно увидеть Джей Ди.

— Он… где-то рядом, — выдавила Оливия. — Неподалеку.

— Ты наш лидер, — сказала ей Ханна. — Ты всегда была лидером, поэтому ты обязательно должна вернуться. Ты и Дейв. Вы оба должны. Это Итан? У меня что-то совсем плохо со зрением.

— Это я, — ответил Миротворец.

— Я видела тебя… как ты бежал через ту парковку. Рядом со школой. Я видела, что случилось с машинами и грузовиками, — она снова попыталась сфокусировать свой рассеянный взгляд на Оливии. — Они ожили, — сказала она, словно делясь самым страшным секретом на свете. — Дейв сказал мне держать рот на замке, и я так и делала, но… Итан?

— Да?

— Защити их. Они должны вернуться в Пантер-Ридж. Все вы должны.

— Я знаю, он сделает все, что сможет, — заверила ее Оливия. — А теперь тебе нужно отдохнуть. Просто постарайся поспать, ладно? Мы можем еще что-нибудь для тебя сделать, пока мы не уехали?

— Время… — слабо выдохнула старуха. — Хотелось бы… больше времени…

Она уже ускользала от них, ее сознание терялось в забытьи под действием успокоительных, но друзья предпочли остаться с ней, пока ее рука не ослабла и не отпустила руку Оливии. Лекарства усыпили ее и, по крайней мере, ненадолго она покинула этот страшный мир.

— Я должен увидеть Никки, — сказал Итан. — Я вернусь через несколько минут.

Он наше ее в другой палате, стены которой были выкрашены в бледно-зеленый цвет, а кое-где были нарисованы цветы. Никки лежала в постели, а рядом с ее койкой на столике горела лампа, здесь же стоял пластиковый стаканчик с апельсиновым соком и тарелка, на которой лежали остатки сэндвича с джемом и арахисовым маслом. Она просматривала старый выпуск журнала «Элль», когда Итан заглянул в ее палату.

— Привет, — поздоровался он, стараясь максимально подражать голосу пятнадцатилетнего мальчика. — Я могу войти?

Ее единственный карий глаз посмотрел на него. Стразы на ее повязке сверкнули под светом лампы, которая подпитывалась от энергии, намного старше ее самой. Ее лицо приобрело более здоровый оттенок, она приняла душ, и теперь ее волосы казались более светлыми и блестели. Миротворец решил, что то, что Никки ест, пьет и с интересом читает журнал — это хороший знак. По крайней мере, даже если она просто просматривает картинки, это уже хоть немного отвлекает ее от печальных мыслей.

Он знал, что она скучает по Итану. Она поехала с ним в эту поездку, потому что доверяла ему, а он покинул ее, даже не сумев попрощаться. В этом не было вины мальчика, такова была необходимость, таким был план Миротворца с момента его прибытия на Землю. Но ведь это действительно было несправедливо, жестоко и нечестно, какими бы благими ни были намерения инопланетянина. Миротворцу казалось, что он вполне понимает чувства Никки.

Он существовал долгое время — намного дольше, чем Никки Стэнвик. Ее разум даже не мог охватить и прочувствовать такое долгое время. И все же сейчас Миротворец был растерян. Он никогда прежде не сталкивался с такой ситуацией и не знал, что должен сейчас сказать.

Он мог почувствовать, захочет ли она видеть его в своей палате или нет, и он почти решился уйти, чтобы пощадить ее чувства, но затем она неуверенно произнесла:

— Конечно.

Он вошел.

— Милая палата, — неловко произнес он.

— Нормальная.

— У тебя есть все, что нужно?

— Наверное.

— Жутковато без окон…

— Жутковато, — согласилась она. — Хотя странно слышать это слово от тебя.

— Да… — он смутился, но все же продолжил, — да, я знаю, что странно.

— Не пытайся говорить, как он, — сказала она. — Ты — не он. Не притворяйся.

— Ох… да. Хорошо, — он кивнул. — Ты права, я никогда не смогу стать им.

— Ты пришел сюда по какой-то причине?

— Да. Дейв, Оливия и я должны уехать на пару часов. Мы отправимся с президентом Билом в его вертолете в Зону-51. Ну… в специальную лабораторию под названием S-4. Там находятся инопланетные артефакты, — он решил говорить как можно проще. — Вещи, которые когда-то находились на борту разбитых инопланетных кораблей. Я думаю — я надеюсь — что что-то оттуда может мне пригодиться.

— Ты хочешь сказать… как бы… пушка или что-то типа того?

— Я толком не знаю, что может помочь мне остановить эту войну, но почему-то уверен, что достать это я смогу именно там.

— Хм… — только и выдавила она. Прошло некоторое время, прежде чем она заговорила снова, и Итан слышал, как слова выстраиваются в цельные фразы в ее мозгу. — На самом деле… это довольно круто.

Итан не знал, на чем сосредоточить взгляд своих серебряных глаз. Он знал, что они пугают ее. Один глаз мог казаться ей «довольно крутым», но два… это было уже слишком.

— Что значат эти буквы у тебя на груди? — спросила она. — Почему они проступили? И почему, когда касаешься твоей кожи, под ней светится серебро?

Итан подумал: ответы на эти вопросы может знать только Великая Сила, создавшая меня. Он не знал ее, но незримо она напоминала ему о его долге, о способностях, о том, что он — даже нося этот человеческий «костюм» — не должен был верить, что стал человеком, даже на мгновение.

— Генерал Уинслетт носит на груди цветные полоски, чтобы обозначить сражения, в которых он побывал. И медали носит, — ответил Миротворец. — А мои выглядят вот так. Каждый символ имеет значение, а вместе они излагают мою цель. На вашем языке это значит «защитник».

— Но я ведь и раньше видела такие рунические буквы. Разве они не земного происхождения?

— Они очень древние. Похоже, они каким-то образом нашли свой путь в этот мир — возможно, на одном из разбившихся здесь кораблей. Либо одна из рас научила вас им в качестве подарка. Я уверен, что на эту землю проникала и другая письменность, но, возможно, она ныне забыта и утеряна. Извини… Я знаю, что говорю, как… — он замялся, подыскивая верное слово. — Чудик, — это было единственное, что он смог придумать. — Что касается моей кожи — точнее, переливов серебра на коже Итана — я считаю, что это лишь химическая реакция. Реакция живой ткани, внутри которой я присутствую, на меня и мою энергию, которая дает этому телу жизненную силу.

Он на миг задумался, что не стоило говорить этого Никки. Возможно, она не сумеет понять.

— Я понимаю, — сказала она. Затем нахмурилась. — Наверное. Вау, — выдохнула она, — и что бы мои приятели из боулинг-клуба Боул-А-Рама сказали на такое?

— Они бы никогда в это не поверили, даже если бы я стоял рядом с тобой в качестве доказательства. Они бы подумали, что я сбежал из… — он пожал плечами.

— Из фильма ужасов, — хмыкнула Никки.

Он слабо улыбнулся.

— Я настолько ужасен?

— С этими глазами ты пугаешь меня до чертиков, — ответила она, решив не врать.

— Лучше бы я пугал до чертиков Горгонов и Сайферов, и мог таким образом положить конец этой войне.

— Да, — кивнула она. — Так было бы лучше.

И снова он замолчал, пытаясь найти нужные слова. Беседа в этом мире, похоже, была способом выяснения отношений, но для нее требовались строго правильные слова, которые оказалось не так-то просто подобрать.

— Мне… мне жаль, что пришлось забрать его так скоропостижно, — наконец сказал он.

— Ты сказал, что время пришло и, наверное, он это знал. Так что тебе не нужно говорить мне, что тебе жаль. Так или иначе… ты — что-то… то есть, кто-то, я имею в виду, особенный. Ты пришел сюда из космоса. Кто я такая, чтобы читать тебе мораль?

— Но ведь иногда даже кто-то, пришедший из космоса, может делать ошибки. Ты согласилась на эту поездку, потому что доверяла ему. А я забрал его у тебя. У всех вас. Я должен был дать ему больше времени.

— Ну, — протянула она, — теперь ведь это невозможно сделать, не так ли?

— Так.

— Тогда я просто должна быть рада, что он сумел прожить чуть дольше, чем ему было в принципе отпущено. Но… мне его действительно не хватает. Он был очень классным парнем, — она подарила ему нежную, немного задумчивую улыбку. — И ты тоже классный, просто ты не он.

— Странный, страшный, но классный, — хмыкнул Миротворец. — Каких еще полномочий можно требовать от своей межзвездной организации?

Она посмеялась, и он решил, что это прекрасный звук. Ей было еще далеко до полного выздоровления, но она уверенно шла на поправку. Теперь Итану нужно было найти что-то, чтобы так же помочь Ханне, Оливии, Дейву… всем, кто боролся и жил с угасающей надеждой и продолжает это делать. И в память о тех, кто умер в бесплодных стараниях. Он хотел найти что-то и ради Джефферсона Джерихо, который исполнил свою роль, хоть ни он, ни Итан не осознавали ее полностью.

— Я могу принести тебе что-нибудь? — спросил он.

— Нет, у меня все есть.

— Что ж… тогда, наверное, мне нужно идти.

— Итан? — позвала она, когда он уже собрался уходить. Он остановился. — Я прощаю тебя, если ты хотел это услышать, — сказала она. — И хочу сказать, что ты поступаешь правильно.

— Спасибо тебе, Никки, — ответил он, потому что, пусть он и не был человеком, и ему вряд ли когда-либо понадобилась бы подобная поддержка, ему было приятно услышать эти слова — он и сам не знал, почему.

Затем он покинул палату Никки и направился туда, куда звала его судьба.

«Пустельга» VH-71 была в надежных руках. Вертолет влетел в сгустившуюся темноту, все его идентификационные стробы отключились, а шум роторов был совершенно не слышен из-за качественной звукоизоляции в салоне.

Полет длился уже больше часа. Итан открыл глаза и ощутил работу следящего устройства инопланетян. Он чувствовал его, как будто оно выжигало горящую точку у него на макушке. Трекер постоянно держал его в поле зрения, еще перед тем, как вертолет взлетел с площадки. А теперь к нему присоединились другие объекты. Итану потребовалось несколько секунд, чтобы обработать гармонические сигналы двух военных кораблей Горгонов — один находился на востоке, другой на западе, они следовали курсом, параллельным траектории полета. Они дрейфовали, следуя за чипом, встроенным в шею Джефферсона. Каждый корабль находился на расстоянии более ста миль, но это расстояние было пустяковым — Горгоны могли преодолеть его за несколько секунд, просто чуть прибавив скорости, но Итан чувствовал, что они специально двигаются медленно, не желая подлетать слишком близко. Разумеется, они знали о том, что он их чувствует. На борту каждого корабля даже могло находиться специальное устройство, которое знало, что Итан тоже следит за ними — возможно, у них был некий сенсор, настроенный на его гармоническую частоту.

Горгоны не спешили. Они тоже осторожничали: своим высокочувствительным внутренним взором он видел и движение кораблей Сайферов, пробиравшихся сквозь облака на большой высоте. Их было пять, и они соблюдали V-образное построение и также находились на расстоянии более ста миль, но могли преодолеть всю сотню раньше, чем Итан сказал бы Вэнсу Дерриману, что за ними установлена слежка.

Но Итан слышал: в мыслях Дерримана крутилась убежденность в том, что Горгоны и Сайферы уже близко. Впрочем, никто в вертолете не сомневался, что за ними следят. Поэтому Итан снова закрыл глаза и решил еще немного отдохнуть, но был уверен, что сумеет засечь и интерпретировать любое изменение на кораблях инопланетян. Бесполезно было сообщать о чем-либо кому-то из присутствующих, особенно Дерриману… впрочем, генералу Уинслетту, пилотам и президенту тоже ни к чему было излишне волноваться. Они знали о слежке, этого было достаточно.

Полет продолжался без происшествий. Каждый мог свободно встать, воспользоваться уборной, выпить воды или любой другой безалкогольный напиток из бара. В какой-то момент президент встал, потянулся и направился через дверь в кабину пилота, где оставался некоторое время. Дерриман и Уинслетт тихо зашептались. Итан решил не подслушивать ничего в их сознании, но прекрасно понимал, что они в ужасе. Никто не осмелился отодвинуть занавеску и посмотреть в окно с тех самых пор, как начался полет.

Дейв спал или притворялся, что спит, в то время как Джефферсон отправился в конец салона, чтобы поговорить с двумя морскими пехотинцами. Оливия поднялась и пошла в уборную. Через некоторое время она вернулась на свое место и молча села, сосредоточившись на своих раздумьях. Итан однажды проник в сознание Оливии, чтобы узнать, что там, и увидел в ее мыслях образ худощавого, красивого и загорелого человека с седоватой бородкой. Он улыбался, когда она открывала коробку с подарком. В комнате с прекрасной мебелью было много других счастливых людей, в камине потрескивали дрова. Праздничный торт с розовой глазурью возвышался на столе, рядом с вырезанной из белого камня лошадью. Оливия осторожно снимала золотистую подарочную бумагу. Она осторожничала даже с белой лентой, потому что считала, что упаковка — тоже часть подарка. Закончив с бумагой и лентой, Оливия достала из коробки черную сферу с номером «8», на которой был нарисован белый круг.

— То, что мне нужно! — воскликнула Оливия. — Шар, полный ответов на каждый вопрос!

В тот день она была заметно моложе, чем сейчас и весила футов на пятнадцать больше, при этом смотрясь здоровее. Она показала всем шар «Волшебная Восьмерка», Винсент поднял в честь этого подарка бокал белого вина и начал говорить тост. В тот момент воспоминание рухнуло, потому что образы ускользали от нее, она не помнила слова Винсента точно. Итан проследил за тем, как Оливия, пропустив слова тоста, задула свечи на своем любимом клубничном пироге, а после оставил ее разум.

Президент вернулся на свое место. Похоже, он занимался тем, что все это время перекидывался грязными шуточками с пилотами. Бил знал их великое множество. Итан заметил, что он побледнел, а под глазами все еще были видны темные круги, но он двигался с мрачной решимостью, которая была пробуждена этой миссией. Риск фактически активировал его. Итан рассчитал, что полет продлится еще полчаса. Сейчас его человеческое тело было расслаблено, и все продвигалось так, как было задумано.

В следующую минуту Итан сел прямо, и все его тревожные сигналы включились, потому что один из кораблей Сайферов вышел из построения, ускорился и направился прямо к вертолету на перехват.

Он шел с юго-запада. Миротворец почувствовал нечто похожее на то, что может чувствовать человек, когда огромное кучевое облако застилает солнце, и начинается шторм. Итан не мог сдержать то, что знал. Он резко поднялся, и два морских пехотинца сразу же потянулись за оружием. Не обратив на них внимания, Итан заговорил на ухо Вэнсу Дерриману.

— Идет корабль Сайферов. Очень быстро, с юго-запада. Он будет здесь раньше…

Чем я закончу свою речь, собирался договорить он.

Но на этот раз он просчитался.

Очень яркий красный свет заполнил салон с правой стороны, заставляя занавески казаться тонким, хрупким слоем туалетной бумаги. Своим высокочувствительным зрением Итан видел волны темно-красной, почти фиолетовой энергии, которая заставляла воздух искриться и дрожать. Стены «Пустельги» скрипели и трескались. Затем массивный толчок сбил Итана с ног и бросил его вперед так, что он врезался в дверь кабины пилотов. Он почувствовал вкус крови на губах, увидел перед собой звезды чужой вселенной и почувствовал сокрушительную боль в левом плече и вдоль ребер с того же бока. Стараясь не позволить своему сознанию ускользнуть во тьму забытья, он почувствовал, что вертолет словно схватила гигантская рука, замедлявшая его ход. Все остальные были пристегнуты ремнями безопасности, кроме морских пехотинцев, которые отстегнули ремни, когда Итан встал. Одного из них тоже швырнуло в стену, как бескостную тряпичную куклу и ударило о дальнюю переборку так, что он рухнул на пол сломанной кучей костей рядом с Итаном.

Лампа, подобно смертоносному оружию, сорвалась с места и полетела в стену, как и все остальные предметы, которые не были закреплены винтами и болтами. Банки с безалкогольными напитками вылетели из бара и полетели к противоположной стене. Врезаясь в переборку, они с шипением взрывались.

У Оливии было ощущение, что ремень безопасности вот-вот разрежет ее пополам. Дейв прерывисто дышал, от охватившей его паники ему казалось, будто он тонет под толщей воды. Джефферсон закричал, когда его потянуло вперед. Во время второго рывка он испытал такую боль, что ему показалось, будто ему переломали все кости.

Интерьер борта № 1 превратился в абсолютный хаос буквально за шесть секунд, и за это небольшое время каждый словно успел побывать в собственном филиале ада. Затем, в ошеломляющей тишине, последовавшей за оглушительным шумом, вертолет сбросил скорость в два раза… затем еще замедлился… а после резко замер в воздухе, удерживаемый красным лучом, несмотря на то, что лопасти все еще вертелись, а двигатели работали на полную мощность, от которой дрожали стены.

Итан поднялся на колени и понял, что его человеческое тело не в порядке. Некоторые кости у него были сломаны. Его левое плечо горело от боли и не подчинялось команде движения. Нижняя губа была изрезана его собственными зубами и кровоточила. Вокруг него воздух вспыхивал резкими энергетическими всплесками, которые могли видеть только его инопланетные трансформированные глаза. Затем он почувствовал, как вертолет начинает вибрировать. Двигатели все еще выкрикивали свои оборванные нотки отчаяния, но «Пустельга» начала неохотно двигаться по небу боком не в том направлении, куда ее вели пилоты.

Итан знал, что люди называют это тяговым лучом. Он попытался встать, но не смог. Вертолет издал такой звук, словно тысячи гвоздей заскоблили разом по огромной классной доске. Бешено верещал сигнал тревоги из-за двери кабины пилотов, и Итан слышал механический женский голос, монотонно произносивший: «Опасность… опасность… опасность…», но даже система, казалось, понятия не имела, о какой опасности пытается предупредить. Были ли пилоты живы и в сознании?

Итан все же поднялся на ноги и попятился к правой стене «Пустельги», сорвав шторы с ближайшего окна. Луч был ослепляющим. Он мог лишь чувствовать, но не видеть огромный черный корабль Сайферов в небе примерно в паре сотен ярдов. Само боевое судно не двигалось, оно лишь пыталось затащить вертолет внутрь себя. На лице Итана выступил пот, и Миротворца чуть не утянуло в темноту забытья. Его спина… неужели и в спине было что-то сломано? Он едва мог стоять на ногах. Ему нужно было действовать быстро, пока он не потерял сознание, вертолет не разлетелся на кусочки, а корабль Сайфера не поглотил его.

Он постучал указательным пальцем правой руки по окну. С кончика ногтя сорвалось нечто маленькое и светящееся, напоминающее миниатюрный энергетический шар, который разнес стекло вдребезги. Теперь между ним и кораблем Сайферов не было ничего, кроме тягового луча и ста восьмидесяти ярдов ночной тьмы.

Боль отвлекала его внимание. Левая рука этого тела теперь была бесполезна — она была сломана в двух местах: в локте и плече. Такого человеческий мальчик уж точно не смог бы вынести, но Миротворец мог.

Сейчас, подумал он, плотно стискивая зубы. Пот заливал ему лицо. Сейчас.

Он развел пальцы и сформировал в своем сознании нечто, которое хотел сотворить. Мгновенно пять светящихся белых шариков сорвались с кончиков его пальцев и полетели прочь по пути тягового луча. Он мог следить за их движением, если б захотел. Он мог сам быть в любом из них. Любое оружие, которое он создавал, было связано с ним напрямую, поэтому он полностью чувствовал эти пять смертоносных световых шаров, которые сияли все ярче и пульсировали от его гнева. Гнева, вызванного глупостью и жестокостью этих существ, считавших, что это они — хозяева вечности и вселенной… и теперь они получат за это сполна.

Каждый из шаров был в диаметре уже по десять футов, и они так ярко светились разрушительной энергией, что, если бы человеческий глаз мог из увидеть, он бы моментально ослеп, но, к счастью, их яростная интенсивность находилась вне спектра человеческого зрения.

Они попали точно в те точки, которые Итан намеревался поразить, и они нанесли удар в унисон, без малейшей задержки, врезавшись в корабль Сайферов со скоростью более 60 000 000 футов в секунду.

Если бы земной ученый сумел вычислить эффект, ему было бы интересно узнать, что результат, сравнимый по мощности во взрывом атомной бомбы в две мегатонны, был достигнут без пламени, излучения и звуковой волны. В одно мгновение корабль Сайферов парил на месте, устойчивый, как черная скала, восемьсот футов в длину, а в следующий миг… его просто не стало. Его разорвало на куски, растворило в пространстве совершенно бесшумно — разве что ветер чуть сильнее загудел за окнами «Пустельги».

Тяговой луч исчез. «Пустельга» снова рванулась вперед на четверти своей крейсерской скорости, ее поврежденные двигатели все еще выли, словно моля о пощаде. На землю вновь обрушился отравленный кислотный дождь. Только в этот раз вода была черной и странно пахла — словно раздавленный кузнечик в жаркий летний день. Черный ливень обрушился на красные скалы и был поглощен песком и низкими кустарниками, которые на протяжении веков покрывали пустыню Нью-Мексико, пролегавшую между Санта-Фе и Розвеллом.