Миротворец обнаружил место, которого раньше не замечал. Местные называли его «кофейником». Как только он сделал свой первый глоток обжигающего кофе, он решил, что это отличный напиток: горячий, черный, немного горький, что заставляло чувствовать бодрость, если сейчас было хоть сколько-нибудь уместно использовать это слово. Он прислушался к своим ощущениям, представил, как сила этого напитка течет по венам его присвоенного тела, пока сидел в кафетерии с Дейвом, Джефферсоном и Оливией.

Оливия присоединилась к ним после недолгого пребывания в лазарете. Доктор — бесстрастный военный с «ежиком» темных волос — замерил ее кровяное давление, проверил ее сердце и легкие, проверил реакцию зрачков на движущийся свет и, в конце концов, дал ей валиум и сказал, что она может отдохнуть в одной из палат, после чего поспешил на помощь к другим пациентам, которым после происшествия в гараже помощь требовалась гораздо больше. Оливия пролежала в кровати около получаса, но после поняла, что благодаря валиуму успокоилась и может покинуть лазарет. Прежде чем уйти, она проверила Никки и Ханну, которые занимали кровати в других палатах. Никки уже шла на поправку, но выйти из лазарета была пока не готова. Ханна спала и казалась спокойной, но она заметно постарела и выглядела уставшей и хрупкой женщиной. Оливия не решилась будить ее, поэтому попросила у медсестры бумагу и написала Ханне записку: «Не стала тебя будить. Зайду к тебе позже. Отдыхай, пока можешь, и ни о чем не беспокойся. Главное, не теряй веру. С любовью, Оливия».

Бело-сине-красные стены «кофейника» были ярко освещены и увешаны фотографиями сцен американской жизни. Здесь были изображения сияющей неоновыми огнями Таймс-сквер, первые лучи над мостом Сан-Франциско, гигантские леса секвойи, Бостон-Харбор в день праздничного парада красных, белых и синих лодок, пшеничные поля в Канзасе, простиравшиеся на многие гектары под пылающим солнцем и синим безоблачным летним небом, массивные дубы, между которыми бежала тропинка к большому особняку где-то на юге. Итан молча рассматривал эти сюжеты прошлого и задумывался над тем, как это помогало поднять моральный дух солдат и чиновников, которые вынуждены были скрываться здесь. Это был их последний оплот, думал он, последняя черта, отделявшая их от полного безумия. Это последнее место, где они пытались сохранить хотя бы воспоминания о том, что было до этой катастрофы… о том, что исчезло не только из этой страны, но и из своего мира.

В кафетерии сейчас находилось несколько десятков человек: солдаты, гражданские, часть чиновников. Все старались держаться как можно дальше от вновь прибывших. В «кофейнике» сегодня подавали куриный суп с лапшой в маленькой пластиковой миске, одно печенье из дрожжевого теста и один стакан апельсинового сока — всю посуду необходимо было утилизировать в строго определенные корзины. Дейв поднялся и попытался выпросить себе вторую порцию, совершенно не почувствовав насыщения, но угрюмый повар сказал, что больше положенного он не получит, и это не обсуждается.

Так или иначе, кофе было в достатке. Держа в руках пластиковый стаканчик, Дейв задумывался, не подмешивают ли туда каких-то наркотиков или лекарств. Он не понимал, как кто-то мог продержаться здесь без какого-либо стимулятора или антидепрессанта. Без окон это место было похоже на тюрьму. Мужчины и женщины здесь двигались медленно, словно пребывая в полусне (кроме агентов секретных служб), и выражения их лиц были почти пустыми. Все они потеряли целые семьи, лишились множества друзей и родственников и сейчас вели себя так, словно уже получили свой собственный смертный приговор и ждут казни.

Итан не знал, как долго они могут еще продержаться здесь. Инопланетные атаки вскоре должны были сравнять это место с землей. Военные, разумеется, делали все возможное, чтобы привести гараж в порядок, но Итан сомневался, что им удастся снова запечатать вход. Тем не менее, эта работа давала им сконцентрироваться, она ставила перед ними цель. Может так они и выживали здесь день ото дня, думал Дейв, выполняли задачи, которые вставали перед ними сиюминутно, и больше ни о чем не думали, исправно отрабатывая свои восьмичасовые смены.

Группа ела молча. Итан слышал их мысли, но не комментировал, не желая вторгаться в личное пространство своих друзей. Оливия все еще была бледна, и иногда ее мысли возвращались к смерти Джона Дугласа. Каждый раз, когда она вспоминала об этом ужасном событии, все дальнейшие мероприятия по спасению мира казались ей безнадежными. Она обманывала себя, старалась убедить себя в том, что после успокоительного почувствовала себя лучше. На деле же она готова была забиться в угол и воздвигнуть пред собой дополнительные стены для защиты. Итан видел, что в ее сознании снова и снова воскресали две картины: молодой агент Секретной Службы, лежащий на полу в коридоре с раздавленным черепом, и безголовый монстр, труп которого дымился в гараже. Оливия была на пределе своих сил. Итан не знал, что бы мог ей сказать, чтобы хоть немного утешить. И в глубине души он знал, что подходящих слов не существует, поэтому решил не говорить ничего.

— Посмотрите, кто пожаловал в гости, — нарушил молчание Джефферсон.

К их столу приближался Вэнс Дерриман. Он остановился перед другим столом, чтобы перекинуться парой слов с мужчиной в серой полосатой рубашке с закатанными рукавами. Во время разговора Дерриман указал на вновь прибывших, и мужчина кивнул, переведя на них свой взгляд. Лицо его было жестким и изможденным, выражение его оставалось бесстрастным. Затем Дерриман продолжил свой путь и, когда добрался до их стола, то замер, достал из кармана белый платок и протер линзы очков.

— Он хочет нас видеть, — сказал Итан, прочтя это в его разуме.

— Верно.

— Зачем он хочет с нами встретиться? — спросил Дейв.

— Не со всеми нами, — покачал головой Итан. — Только с Джефферсоном и со мной.

— Снова верно, — подтвердил Дерриман, снова надев очки. — И, разумеется, я буду присутствовать при вашем разговоре.

— Ну, конечно. А на нас просто не обращайте внимания, — едко заметил Дейв, — мы просто подождем здесь, как сторожевые псы.

Итан и Джефферсон молча встали и направились за Дерриманом в сторону лестничной клетки. На четвертом уровне они вошли в гостиную президента, но не с той стороны, с которой думали, а с другого входа. Молодой сержант Эйкерс ждал их там, вооруженный винтовкой, и приготовился сопровождать гостей.

Они прошли по небольшому коридору к двойным дверям, которые Джефферсон уже видел.

— Спасибо, сержант, — сказал Дерриман, тем самым отпуская морского пехотинца. Затем надавил на белую кнопку дверного звонка, и внутри раздался тихий звуковой сигнал.

— Я ожидал услышать «Hail to the Chief», — нервно усмехнулся Джефферсон, но Дерриман никак не отреагировал на его замечание.

Одна из дверей открылась почти сразу после того, как прозвучал звонок. Аманда Бил стояла в дверном проеме — все еще рассеянная, но чуть более стабильная, чем была час назад. На ней была все та же одежда: коричневые брюки и белая блуза, которая уже начала тускнеть от множества стирок.

— Входите, — сухо произнесла она, тут же отвернувшись. На этом ее работа была закончена.

Дерриман шел первым. Они пересекли порог и попали в уютную квартиру с темно-синим ковриком на паркетном полу, обставленную хорошей, прочной американской мебелью. На стенах висели картины, выполненные на заказ — Джефферсон Джерихо счел их ширпотребом, который можно было приобрести на любой воскресной распродаже барахла. Он не мог не оценить аппетитные бедра Аманды Бил, когда она удалилась от двери, и задался вопросом, как у президентской семейной пары обстояли дела с постельными играми, когда начался конец света. Если судить по состоянию Била, то вряд ли на этом фронте все обстояло хорошо. Он был бы не прочь сделать пару выстрелов, если уж на то пошло.

А затем он почувствовал на себе взгляд пронзительных серебряных глаз, и стыдливо опустил голову.

— Добрый день, — поздоровался президент, появившись в коридоре на их пути. Он улыбался, но улыбка казалась страшно вымученной, а в глазах его стоял целый омут боли. Он снял галстук и пиджак, но создавалось впечатление, что его до сих пор что-то душит. Президент не предложил руку для рукопожатия. — Спасибо, что пришли. Пройдемте в студию.

Студия располагалась дальше по коридору. На одной стене красовались фотообои с изображением Вашингтона с высоты птичьего полета, с помощью которых, вероятно, пытались восполнить недостаток окон. На другой стене висела огромная карта США и несколько региональных карт, на которых было множество булавок и стрелок. Джефферсон понял, что это размеченное движение войск, которых никогда не было в тех регионах с момента начала инопланетной войны. На полках стояли книги, которые, казалось, держались здесь больше как украшение — вряд ли их кто-то читал. В центре комнаты стоял огромный антикварный стол, на котором был вырезан американский флаг и герб. У стола располагалось два кожаных стула, с другой стороны находился третий. В углу стояло массивное черное кресло, а рядом — довольно старый диван, покрытый грубой матерчатой тканью, цвет которой трудно было идентифицировать точно между серым и зеленым. Джефферсон решил, что этот диван доставили сюда из Гудвилла, когда закончились деньги налогоплательщиков, которые можно было тратить на мебель с отделкой из черной кожи.

— Закрой дверь, Вэнс, — Бил сел на стул, располагавшийся через стол от других двух, а Итану и Джефферсону указал на два места напротив себя. — Здесь достаточно прохладно? Если хотите, можем включить кондиционер.

— Я не из ледяного мира, — с легкой улыбкой отозвался Итан.

— О… верно. Просто твои глаза… они холодного цвета.

Дерриман присел на диван, закинул ногу на ногу и приготовился ко всему, потому что он понятия не имел, о чем Бил собирался говорить с этими двумя, ведь ему он не сказал ничего, кроме «они мне любопытны».

— У нас есть фруктовый сок, — предложил Бил. — Яблочный и апельсиновый. Я бы предложил вам что-то более крепкое, но у нас… ограничены запасы, — по большей части это замечание было адресовано Джефферсону.

— У вас есть кофе? — спросил Итан. Впрочем, затем он подумал, что если будет так много пить, то его человеческому телу придется облегчиться в уборной президента. Отчего-то это показалось ему неправильным. — Хотя не стоит. Мне ничего не нужно.

— Как скажешь, — Бил откинулся на спинку стула и уставился в потолок, словно нечто очень важное привлекло его внимание. Казалось, что он ускользал прямо на глазах. Джефферсон проследил за его взглядом, чтобы понять: быть может, он просто увидел паука или что-то в этом роде, раз так внимательно смотрел на что-то на потолке.

— Извините, я просто задумался, — сказал Бил, возвращаясь к собеседникам. — Джефферсон Джерихо. Я тебя помню, да. Потребовалось некоторое время, чтобы припомнить, но… знаешь, просто сейчас в голове столько информации. Всего при всем желании там не сохранить.

— Понимаю.

— И все же мы не собираемся сдаваться, — вдруг сказал президент. Легкий нервный тик начался в углу его левого глаза. Тревожный знак, подумал Джефферсон. Рука Била поднялась — осознанно или нет — и потерла глаз, словно старалась остановить тик. — Слишком много человек уже погибло. Храбрые мужчины и женщины сражались за нас. И дети… они тоже умерли. Как думаешь, можем мы после этого сдаться, просто лечь и умереть? Ради чего тогда это все?

— Мы не собираемся сдаваться, — поддержал его Дерриман, словно успокаивал нервного ребенка.

— Да. Города возвращаются к нам. Вы слышали мою речь, не так ли?

Джефферсон осторожно кивнул.

— Сообщения, которые я получаю… там остались люди… не солдаты, а обычные гражданские… и они сражаются, дают отпор. Слава Богу, у них есть оружие. А ведь два года назад я не думал, что когда-нибудь поблагодарю Бога за то, что люди умеют стрелять и знают, как изготовить бомбы.

— Верно… — пробормотал Джефферсон.

— Мы, в конце концов, победим. Сайферы и Горгоны… они не смогут сломить нас. Я скажу вам, что произойдет. Оно происходит уже в эту самую минуту. Стоит ли мне рассказать им о G-бомбах, Вэнс?

Итан и Джефферсон заметили, что по лицу Дерримана пробежала тень. Итан прекрасно знал, что это произошло, потому что президент говорил о несуществующих победах, и в его сознании было множество дыр. Однако Итан решил промолчать.

— Если хотите, сэр, — ответил Дерриман едва слышным голосом.

— В Кентукки собираются особые бомбы. В некоторых пещерах, — начал Бил свой рассказ, сосредотачиваясь на Джефферсоне. — Когда проект будет завершен, у нас будут тысячи G-бомб. Это начало мощной оборонительной войны. Мы собираемся сбросить эти бомбы на цитадели Горгонов и Сайферов. Обычные земные бактерии, безвредные для нас, потому что мы привыкли к ним, мы невосприимчивы к ним. Но инопланетяне… они не будут даже знать, что их поразило. Тысячи бомб, падающих на них. Вы понимаете?

Никто не ответил.

— Так Земля была спасена в «Войне Миров», — сказал Бил. — Мы можем сделать то же самое. А затем мы сожжем трупы и пригоним бульдозеры, чтобы похоронить то, что останется. Трупы, — повторил он и нахмурился. — Или лучше говорить «туши», Вэнс? Как ты думаешь?

Миротворец должен был заговорить.

— Сэр, где их крепости?

— Прости?

— Их цитадели. Крепости, — Итан почувствовал, что Дерриман собирается прервать его, поэтому поднял указательный палец, чтобы заполучить еще один момент. — Где они, на карте?

— Неважно, где они сейчас, — оборвал Дерриман. — К моменту завершения проекта нам придется переоценить их диспозиции.

Итан повернул голову, чтобы заставить этого человека взять ответственность за свои действия.

— Вы действительно считаете, что поступаете правильно?

Снова повисла тишина. Джефферсон нервно поерзал на стуле и прочистил горло, почувствовав, что атмосфера в комнате вдруг стала неуютно тяжелой.

— Джефферсон Джерихо! — воскликнул президент, выдавив еще одну мучительную улыбку. — Я несколько раз смотрел твои трансляции. Ну… дважды. Аманда наслаждалась музыкой. У вас был хор из Атланты, кажется. Должен сказать… я бы никогда тебя не узнал. Даже сейчас это трудно сделать.

— Мне просто нужно побриться и принять душ. Это поможет.

— И… ты сказал, тебя звали Леон Кушман. Я все пытался вспомнить. Так много людей, так много лиц. Но потом я припомнил. Вечеринка в квартире Джинджер Райт в Литл-Роке в мае 1992-го. Кампания Клинтона. Конечно, я тебя помню. Боже мой, это было так давно!

— Целую жизнь назад, — согласился Джефферсон.

— Мы снова встретились. Вокруг нас происходит столько всего, всё вокруг сходит с ума, а мы снова встретились. Я помню… ты казался мне парнем, который собирался идти очень далеко. У тебя были огромные амбиции. И ведь ты многого добился, не так ли?

— Я старался.

— Ты не просто постарался, Леон. Но, я так понимаю, теперь надо называть тебя Джефферсон, верно?

— Это имя записано в моих водительских правах.

После этого комментария снова повисла тишина. Президент резко повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть на стену с фотообоями. Прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил. Возможно, эта студия — единственный островок безопасности, который остался у него в целом мире.

— Какой величественный город, — протянул он, и его голос показался тихим и далеким. — Все эти грандиозные здания… памятники ушедшим героям. Я думал прошлой ночью… просто лежал в постели и думал… в Библиотеке Конгресса в Смитсоновском. Эти сокровища… эти великолепные памятные вещи… что с ними стало, Вэнс?

— Я уверен, что они все еще там, сэр.

— Но их может там уже и не быть. Они могли сгореть. И тогда все ушло. Некоторые здания горели, когда мы уходили. И к настоящему времени… там мог остаться лишь пепел.

— Не беспокойтесь, Джейсон. Вам нужно думать не об этом. Держать голову ясной.

— Моя голова, — сказал он, и задохнулся на этих слова. Его лицо было все еще обращено к фотообоям. Руки с силой вцепились в подлокотники, костяшки пальцев побелели. — Итан, — обратился он.

— Да, сэр?

— Я хотел бы задать тебе столько вопросов. Но я знаю… знаю, что не смог бы понять всех ответов. Может быть, даже ни одного бы не смог понять. Или ты можешь не захотеть дать мне эти ответы, потому что ты понимаешь, насколько скуден мой ум по сравнению с твоим. Люди для вас, словно дети, ведь так?

— Скорее, подростки, — поправил Итан.

— Я хочу, чтобы эта страна выжила. Боже милостивый, я хочу, чтобы этот мир выжил!

— Джейсон? — обратился Дерриман. — Я думаю, вам надо…

— Помолчи, — вдруг оборвал его президент, хотя он и говорил мягко, в его голосе послышался налет строгости. — Я слышал достаточно сообщений, — он повернулся, чтобы посмотреть в серебряные глаза. И хотя нервный тик по-прежнему перекашивал его лицо, Бил теперь выглядел спокойнее, увереннее и… старше, чем мгновение назад. — Скажи мне, почему ты считаешь, что тебе нужно попасть в S-4?

— Джейсон! — Дерриман начал подниматься, но президент отмахнулся от его возражений и жестом велел ему сесть.

— Я сам разберусь, Вэнс. Сам. Я сижу здесь, как какой-то гребаный манекен на коленях чревовещателя! Конечно, я знаю, что говорят командиры о G-бомбах и обо всем остальном, но я должен вынести решение сам. Итак… продолжай, Итан. Почему тебе нужно попасть в S-4?

— Я протестую, — резко сказал Дерриман. — Это необязательно…

— Сядь на место и помолчи или уходи. Я серьезно, Вэнс. Клянусь Богом, я серьезно. Еще одно слово, и я выставлю тебя за дверь.

Дерриман ничего не сказал, он приложил руки к вискам и, казалось, готов был вот-вот разразиться отчаянным криком.

— S-4, — кивнул президент. — Рассказывай.

— Как я уже говорил, сэр, я здесь, чтобы остановить эту войну. Но я не могу сделать это самостоятельно, без посторонней помощи. Я верю, что меня послали сюда, чтобы встретиться с вами и убедить вас использовать ваш отпечаток руки, чтобы отвести меня на этот объект. Один из артефактов, который хранится там, может быть мне полезен…

— Но ты в этом не уверен, — Бил не спрашивал, но утверждал. — Почему?

— Я могу читать человеческий разум и многое могу чувствовать. Я более могущественный в своем истинном облике, чем в этом, но мне нужен… назовите это камуфляжем, если хотите, чтобы пребывать в вашем мире и находиться среди вас. Есть многое, что мне уже известно, и многое, что я могу сделать, но есть и то, чего я делать не могу — я не умею предсказывать будущее. Эта книга еще не написана, — Итан сделал паузу, чтобы президент полностью понял, что он сказал. — Я с радостью сказал бы вам, что наши лучшие шансы победить в войне зависят от Gбомб, как говорят ваши командиры, но… боюсь, что с инопланетянами нужно бороться инопланетными технологиями. У вас есть доказательства их силы, учитывая то, что именно инопланетную установку вы используете здесь. Мне нужно попасть в S-4, чтобы увидеть, что там, и возможно, я смогу остановить эту войну раз и навсегда.

— Трехчасовой полет на вертолете, — посмел вставить свое слово Дерриман. — Через небеса, которые контролируются Горгонами и Сайферами. И все это ради сомнительной поездки? — его подбородок с вызовом поднялся, сообщая, что он готов к любой битве, чтобы защитить Патрона своей страны. — Джейсон, вы осознаете риск? Этот… кем бы они ни был, признает, что инопланетяне хотят его уничтожить. Они последуют за вертолетом и убьют нас всех.

— Они пойдут за нами, — согласился Итан. — У Сайферов есть следящее устройство в атмосфере, оно нацелено на меня. Они будут знать, где мы, когда мы взойдем на борт, и они проследят за нами до самого конца. Им будет любопытно узнать о нашем пункте назначения, так же, как и Горгонам. Я считаю, что это помешает им убить нас в полете.

— Ты считаешь! Это предположение, — воскликнул Дерриман. — Я пока не вижу никаких гарантий!

— Трудно предсказать наверняка. Пока что шансы, как вы сами бы сказали, работают против нас. Но я могу дать два предсказания: это убежище будет атаковано снова, и следующая атака будет более яростной. И без каких-либо средств защиты вы не сможете выстоять. В этом случае, если меня здесь уничтожат, ваш мир погибнет. Но это неважно для вас, сэр, потому что никто из вас в этом случае не доживет даже до завтра. Никто не увидит гибели мира.

— Но ведь им нужен ты! Если ты просто уйдешь отсюда, они оставят нас в покое.

— Они могут, но я уверен, что вы уже знаете, что ни одна из конфликтующих сторон не задумывается о сохранности вашей цивилизации. Причина, по которой они хотят уничтожить меня, мистер Дерриман, уже является достаточной, чтобы вы захотели отвести меня в S-4.

— Нет. Ошибаешься. Мы должны оставаться там, где мы есть. В безопасности, — сказал он. Лицо его, казалось маской из твердой кожи. — В безопасности, — повторил он отчаянно, и глаза его яростно посмотрели сначала на Била, потом на Итана, и увлажнились от слез гнева и безумия.

Президент опустил голову. Нервный тик все еще беспокоил его. Он снова потер участок в углу левого глаза. Итан чувствовал путаницу в его мыслях, чувствовал, как он хочет действовать против обстоятельств, нагонявших такой неконтролируемый страх, а еще он неминуемо чувствовал, что его страна гибнет. Это было самое худшее из того, что мучило его ум — знание о том, что при всей его власти он был почти беспомощен против могущества Горгонов и Сайферов.

Наконец, Бил поднял глаза.

Не на Итана, а на Джефферсона Джерихо.

— Ты Божий человек, — сказал президент. — Я доверяю тебе. Скажи, что мне делать?

Впервые в жизни Джефферсон Джерихо потерял дар речи.

Он это увидел. Понял, зачем ему нужно было оказаться здесь. Реальная цель всей его жизни. Ему дали второй шанс, возможность искупления и, возможно, Миротворец и не умел предсказывать будущее, потому что «эта книга еще не написана», но он точно увидел, почему Джефферсона Джерихо нельзя было бросать на милость Горгонов.

По крайней мере, в это Джефферсону хотелось верить всеми силами своей души. Он почувствовал, как что-то придавливает его к спинке стула, а затем в душе его зародилась небывалая легкость из-за веры в собственную правоту.

—Ты должен довериться Итану, — сказал он. — Сделай то, что он просит.

Президент сидел молча, глядя в глаза Джефферсону.

— Джейсон, — голос Дерримана ослабел. — Вы не можете отправиться туда. Если мы потеряем вас, все будет кончено…

— Когда может быть готов вертолет? — спросил Бил.

— Пожалуйста… вы должны понять… вы не обязаны…

— Вертолет. Когда он будет готов?

Ответ заставил себя немного подождать, потому что Вэнс Дерриман упрямо встал, скрестив руки на груди, и не желал сдаваться. Однако президент ждал, и его намерение было твердым.

— Два часа, — наконец, сказал Дерриман. Внутри него происходила жестокая борьба, но он понимал, что обязан подчиниться приказу. — Гарретт и Нильсен давно не летали. Я бы сначала посадил их в симулятор.

— Сделай это, — кивнул Бил. Ни у кого не возникло сомнений, что это был официальный приказ.

— Если я не смогу отговорить вас в ближайшие два часа, — качнул головой Дерриман, — то я полечу с вами. И это не обсуждается.

— Не буду спорить, но свое мнение я высказал. Заправьте вертолет, подготовьте пилотов, сделайте все необходимые приготовления. И давайте узнаем, что там, в S-4.

— Спасибо, сэр, — сказал Итан. — И спасибо, — это было адресовано Джефферсону Джерихо, который тоже решил лететь. Джефферсон зашел слишком далеко, чтобы теперь пропустить развязку. Удивительно, но сейчас его даже не волновало то, насколько это будет опасно. Он думал, что Дейв почувствует то же самое… и, возможно, Оливия тоже.

Итак, приготовления шли быстро. Президент Бил отпустил всех на сборы, и они покинули его апартаменты, чтобы подготовиться к путешествию в неизвестность.