Глава 8
Взрыв
По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.
Гипотеза Марка Твена
Около трех ночи звякнул будильник. Иван захлопал рукой по тумбочке. Сел, зевнул, потянулся. Нашарил шлепанцы. Встал. Прислушался к дыханию Федора. Накинул халат и отправился в ванную в конце коридора. Вернулся, благоухая лосьоном, свежий и бодрый, бесшумно оделся, взял камеру и помчался в гостиную на ночное рандеву.
Федор слышал сквозь сон Иванову суету, слышал, как осторожно открылась и закрылась дверь комнаты и наступила тишина. Но ненадолго. Не успел он снова погрузиться в сон, как был вырван из него внезапно и резко.
— Федя! Федя! Вставай! — Иван тряс Федора за плечо. — Господи, да вставай же ты!
— Иван? Что случилось? — Федор вскочил с кровати.
— Пошли, Федя! На, возьми! — Иван ткнул в руки Федору какую-то одежду. — Накинь!
— В чем дело?
— Тише! Пошли!
Иван вытолкал Федора из комнаты и побежал по коридору. Федор невольно ускорил шаг. Они влетели в гостиную. Картина, представившаяся глазам Федора, была зловещей. Там царил полумрак, разбавленный светом трехсвечного шандала с каминной доски — он стоял на полу, справа от кресла с Марго-дубль; оранжевые огоньки фитилем метались от сквознячков. С чувством мгновенной оторопи Федор увидел, что женщин было две! Одна, в черном, сидела в кресле; другая, в красном, сидела на полу, прислонившись к креслу, концы длинного белого шарфа лежали на полу… обе пугающе неподвижны, с закрытыми лицами: у той, что в кресле, полями шляпы, у той, что на полу, длинными светлыми волосами. Сверкающая серебряная сумочка на цепочке лежала рядом.
— Она мертвая! — шепотом закричал Иван. — Я пришел, думал, буду первым, подготовлю все… смотрю, горит один подсвечник, стоит на полу. Что, думаю, за хрень, опоздал! Нескладуха получилась… и она сидит, прислонилась к креслу, светотень — фантастика! Кричу: «Привет! Извини, что опоздал, больше не повторится, с меня бутылек!» — пошутил вроде, подхожу к камину, достаю зажигалку, зажигаю второй подсвечник, несу к креслу, она ни слова, молчит… я еще подумал: удачная задумка. Спросил, как удалось проснуться и что сказал Мишка, и вообще, может, сбежим отсюда на фиг, а она опять молчит. Тут меня как по голове шарахнуло… и вроде как шерсть дыбом и холодом обдало… тронул за плечо, а она возьми и повались на бок. Я ее придерживаю, а она валится, валится…
Ивана несло, он говорил и не мог остановиться. Федор тронул его за плечо, и он умолк на полуслове.
— Включи свет, — сказал Федор. — И закрой дверь.
…Зоя была мертва. Федор осторожно отвел волосы с ее лица, рассмотрел белый шелковый шарф и под ним багровую полоску на шее. Рука ее была еще теплой; выпущенная Федором, она безвольно упала ей на колени; он задержал взгляд на длинных кроваво-красных ногтях — на указательном пальце ноготь был сломан.
— Что делать, Федя? — Иван стоял рядом, его трясло. — Может, «Скорую»?
— Поздно, Иван. Да и дороги завалены. Нужно вызвать местную полицию, составить протокол, поговорить со всеми.
— Да тут такой полицейский… мальчишка! Мы журналиста все вместе искали. И помощник такой же.
— Неважно, существует процедура. Телефон есть?
— Прямо сейчас? У дяди Паши есть, надо разбудить.
— Прямо сейчас. Может, фельдшера… есть у них больница или на худой конец какой-нибудь медпункт?
— Они лечатся у бабок вроде Саломеи… не знаю насчет медпункта.
— Как я понял, она пришла раньше? Или ты опоздал?
— Я пришел вовремя. Она… наверное, она перепутала время. Она сказала, что поставит будильник, у нее маленький дорожный будильник… она говорила…
— Ты выходил в ванную комнату, ты что-нибудь слышал? Шаги, шорох, треск пола… любой звук? Может, дверь открылась?
— Ничего, было тихо. Не помню… Понимаешь, я был… как тебе сказать… Она мне нравилась, и я думал… мы вдвоем, ночью, понимаешь? Я был на взводе, как после бутылька, я вообще ничего не слышал, одна мысль долбила: мы вдвоем ночью…
— Понимаю. В коридоре горел свет?
— Горел ночник.
— Ты знаешь, где комната дяди Паши?
— Знаю. В конце налево.
— Нужно разбудить. Займись снимками, а я схожу к нему, пусть вызовет полицию. Потом к Рубану, посмотрю, как он.
— Народ будить?
— Пока не нужно. — Федор посмотрел на часы. Было без двадцати четыре.
— Что это, Федя?
— Убийство.
— За что?
— Скорее почему. Не знаю. Мотив нам пока неизвестен.
— Федя, это Мишка! Он ревновал! Он так на меня смотрел… сожрал бы заживо! Дрянной тип!
— Не знаю, — повторил Федор. — Ты ее сфотографировал?
— Господи, нет! Конечно, нет!
— Нужно.
— Рубану скажешь?
— Если он спит, будить не стану. Попрошу дядю Пашу посидеть. Сказать придется, сам понимаешь.
— Я не понимаю, при чем здесь она?
Иван то ли намеренно, то ли случайно избегал называть Зою по имени.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… все! Всю эту чертовщину! Ты же сам говорил… что-то варится вокруг! Журналист, собака, письма! Теперь… она. Каким боком она? Она вообще случайный человек, ее Мишка привез. Ей здесь не нравилось, она хотела уехать… Лучше бы она уехала! А теперь сидит около куклы… теперь их две… неживых! — Иван, вытаращив глаза, смотрел на Федора. — Почему около куклы? Никто не знал, во сколько мы договорились встретиться… вроде Мишка мог проснуться, проследить… больше некому! Или убийца ожидал ее, или она застала его врасплох… что-то он там делал…
— Не думаю, — сказал Федор. — Она бы окликнула того, кто там был, ты бы услышал голоса… хоть что-то.
— Не факт, Федя. Она вошла, увидела, сказала что-нибудь, принимая за игру, шепотом… ну вроде: «Ты тоже на фотосессию?» Могло так быть? Понимаешь, ее поза вполне естественна, поверь… ее туда не принесли, понимаешь? Я же вижу… Когда ее… она сидела, понимаешь? Она сама уселась у ног куклы… — Он вдруг ахнул: — Убийца стоял за креслом! Когда она вошла, она никого не заметила! За портьерой!
— А кто зажег свечи?
— Она! Пришла, зажгла, села рядом с креслом. А он сзади…
Федор с сомнением покачал головой:
— Не факт, что сама. Не мог он стоять за шторой. Она курила?
— Нет!
— Значит, зажигалки у нее не было, спичек я тоже не вижу.
— Почему он не мог стоять за портьерой?
— Потому что первым мог прийти ты, а не Зоя. И ему пришлось бы стоять за шторой все время, что вы там были. То, что ты опоздал, случайность.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! Откуда он знал, что я опоздаю?
— Он не знал, или… стоп! Дай-ка твой мобильник! Ты поставил будильник на два тридцать, так?
— Так, я же говорил. — Иван достал из кармана брюк мобильный телефон, протянул Федору. Тот посмотрел, протянул обратно Ивану. Тот вытаращил глаза:
— Что за черт! Три часа! Этот чертов будильник стоит на три часа! Я не опоздал… то есть опоздал… не понимаю, как я мог так облажаться!
— Ты когда выставил будильник?
— После ужина.
— Мобильник был все время с тобой?
— Черт его знает! Помнишь, мы потом еще пошли прогуляться, светила луна, прояснилось…
— Или ты, по твоим словам, облажался, или убийца выставил другое время. Кто еще ходил гулять под луной?
— Да все вроде. Кроме тебя, ты сказал, что пойдешь к Рубану. Знаешь, Федя, если ты прав и убийца переставил время, то неважно, кто ходил. Все пошли одеться и выходили кто раньше, кто позже. Если я оставил мобильник в гостиной, кто угодно мог, а потом пошел гулять.
— Ты прав. Если предположить, что убийство было подготовлено, то часы переставили. Если нет… то убийца рисковал и очень спешил. Я думаю, он ожидал ее за дверью, и когда она вошла, он накинул ей на шею шарф… сразу. — Он помолчал, потом добавил: — Он мог сразу уйти, но он зажег свечи и перетащил ее к креслу… на платье сзади хвойные иголки, они налипли, когда ее тащили через гостиную. Зачем так рисковать? Похоже, он придавал какой-то смысл антуражу.
— Не заметил иголок, — пробормотал Иван. — А свечи она могла зажечь сама. А перетаскивать зачем? Ты уверен? Поза естественная…
— Я заметил. Поза естественная, потому что… — Федор взглянул на бледного Ивана и замолчал.
— Потому что не наступил ригор мортис…
— Верно. Ей можно было придать любую позу. И если он это проделал, значит, не торопился. Он знал, что у него есть минут двадцать до твоего прихода.
— Я мог прийти раньше…
— Мог. Убийца рисковал, согласен. Это говорит о том, что у него крепкая нервная система или он был, как говорится в старых книжках, одержим чувством. Ты не помнишь, когда ты пришел, дверь в гостиную была открыта или закрыта?
Иван задумался.
— По-моему, закрыта. Не помню. Черт! — Он яростно потер затылок. — Прикрыта! Точно! Не закрыта, а прикрыта.
— Случайно не знаешь, чей шарф?
— По-моему, ее… она носила его с шубой.
Федор кивнул и сказал:
— Не будем терять времени. И начинай снимать.
…Рубан спал. Федор слышал его тяжелое дыхание. Он постоял на пороге мастерской и бесшумно закрыл дверь. Подождал в коридоре дядю Пашу. Тот прибежал с ружьем, взглянул вопросительно.
— Паша, звоните в полицию, у нас чэпэ, убита Зоя.
— Убита? — Дядя Паша вытаращил глаза. — Мишкина невеста? Как это — убита?
— Ее задушили. Нужно вызвать полицию.
— Задушили? — Дядя Паша потрясенно помолчал, раздумывая. — Полиция… да с них толку как с козла молока. Им только кур гонять. Где… ее?
— В гостиной. У них с Иваном на три ночи была назначена фотосессия, он пришел, а она… там. Надо закрыть дверь, чтобы никто туда не совался.
— Кто-то из своих. Сделаем, Федя. Я так и знал, что добром это не кончится.
— Что добром не кончится?
— Иван вокруг нее так и вился мелким бесом, а Мишка злился. Лиза сказала, что они сильно ссорились после ужина. Он ей выговаривал, а она его матом! Артистка эта носатая тоже ее не жаловала, сам слышал, как они с Марго ей кости мыли: и дура, и необразованная, только и радости, что денег немерено. А Мишка дурак, мол, если женится. Понимаешь, она тут чужая была… тут все свои, а она чужая. И адвокатишка этот так и шныряет вокруг, присматривается. Тоже чужой. Хозяину надо бы сказать, а как скажешь? Он из-за собаки убивается, а тут человек. Она ему нравилась, говорил, красивая женщина, похожа на его вторую жену. Горе-то какое… Он последнее время сдал, никого не хочет видеть, сидит один… раньше с ружьишком ходили… в прошлом году еще, а теперь не хочет. Я предлагал, говорю: пойдем к леску, погода хорошая… до снега еще, зайцев полно, а он говорит: отходился я, Паша, все. Может, врачи нашли чего, вот он и переживает… сам не свой. Лиза говорит, приехал сюда вроде как попрощаться…
Он продолжал говорить, вспоминая прошлое житье, про одиночество мастера — даже друг не приехал, сломал ногу, а что дальше… видать, ничего хорошего. Старость не радость. А теперь еще и это…
…Полицейский и его помощник прибыли в пять утра. Молодые необтертые парни, оба местные. Постояли над жертвой, явно не представляя, что делать. Иван снова повторил свой рассказ. Федор сказал, что нужно написать протокол; упаковать в полиэтиленовый пакет подсвечник — тот, что, возможно, зажег убийца. Хотя может и жертва. И шарф. А также проверить время на будильнике…
…Миша спал или делал вид, что спит. Федор тронул его за плечо. Он открыл глаза, уставился на них, в глазах его было изумление. Рывком сел на кровати, забормотал:
— В чем дело? Что вам нужно? Что случилось?
— Ваша подруга была убита сегодня ночью, — сказал Федор, глядя на него в упор.
— Убита… что вы несете? Как убита? Зоя? Где она?
— В гостиной. Вы знали, что у нее ночная фотосессия?
— Знал! Она сказала. Я был против, но она… Я могу ее увидеть? Что с ней?
— Она была задушена. Вы выходили из комнаты ночью?
— Нет… — Лицо у него было перевернутое. Не то хороший актер, не то действительно потрясен. — Я даже не слышал, как она ушла.
— Вы слышали будильник?
— Нет, я принял снотворное. — Он потер лицо руками. — Совсем не могу спать в этом проклятом доме. Лучше бы мы уехали… ушли пешком! Зоя просила…
— Я могу взглянуть на будильник?
Миша кивнул на тумбочку. Федор достал из кармана носовой платок, осторожно взял изящную вещицу — часы в виде шара на тонкой ножке, похоже, золотые. Будильник был поставлен на два тридцать…
…В семь Федор попросил Лизу собрать всех в кухне. Гостиная была закрыта. Они собрались — недоумевающие, сонные, ничего не понимающие. Недовольные. Федор рассматривал их лица и медлил; ему казалось, что он заметит! Должен заметить. Выражение лица, гримасу, отведенные глаза, уклончивый взгляд… что угодно! То, что укажет на убийцу. Убийца был единственным, кто знал, что случилось. Но он ничего не заметил. Они все таращили на него глаза и перешептывались. Елена криво ухмылялась…
— Я попросил вас собраться, чтобы сообщить, что ночью в доме произошло убийство.
Федор видел, как улыбка на лице Елены сменилась растерянностью. Как побледнела и облизала мгновенно пересохшие губы Марго. Как они переглянулись и тут же отвели взгляд. Как беззвучно охнула Стелла. Дим пристально всматривался в его лицо, словно боялся пропустить хоть слово. Наташа-Барби сидела с опущенными глазами, ее руки были сложены на коленях; на ее лице не отразилось ровным счетом ничего…
— Позвольте! Как — убийство? — поднялся Артур. — Что вы… как это понять? Кто убит?
— Зоя! — выпалила Елена. — Ее здесь нет. Это Зоя?
— Иван, это Зоя? — спросил Дим. — Она говорила, что у вас ночная сессия! Что случилось?
— Она была мертвая, когда я пришел, — сказал Иван.
— Какой ужас! — вскрикнула Стелла.
— Как ее убили? — спросил Артур.
— Она была задушена, — сказал Федор. — Постарайтесь припомнить, возможно, вы слышали что-то ночью, шаги, голоса…
Они переглянулись. И… промолчали.
— Кто знал о фотосессии?
— Я знала! — Елена подняла руку. — Мы с Марго знали, нам Зоя сказала. Все знали! Она рассказывала в гостиной, все там были.
— Все знали, — повторила Марго.
— Мы ничего не знаем, — прошелестела Стелла. — Наша комната на втором этаже.
— Я не выходил. Принял вечером и провалился… — сказал Дим. — И мы тоже на втором. Правда, Натка?
Наташа-Барби промолчала.
— А где Миша? — спросила Елена.
И наступила тишина. Они не смотрели друг на дружку. Пауза затягивалась. Федор рассматривал их лица. Похоже, они уже нашли убийцу…
— Они вчера ссорились, — сказала Елена. — Как я понимаю, из-за фотосессии. Миша был против.
— Это ни о чем не говорит, — сказал Артур. — Я тоже был бы против.
— Они ссорились вечером, — сказала Стелла. — Я тоже слышала, перед ужином.
— После ужина!
— Я ничего не слышала, — сказала молчавшая до сих пор Наташа-Барби. — Когда мы шли на ужин, было тихо.
— Какая разница! — резко сказала Елена. — Господи, да что же это творится! И не убраться отсюда из-за проклятого снега. И ведь не хотела ехать, как чувствовала… Марго уговорила!
— Ты сама напросилась! — выпалила Марго. — Сказала, пригласить для тебя стоящего мужика.
Елена вспыхнула:
— Я шутила! Шуток не понимаешь? Нужно позвонить ее родным, Миша должен знать…
— Отец знает? — спросил Дим.
И снова настала тишина. Они переглядывались и молчали…